Восстание рыбаков в Санкт-Барбаре. Транзит. Через океан — страница 2 из 90

Сложной и несколько загадочной личностью возникает перед читателями вожак бунта Гулль. Писательница искусно, постепенно вводит его в действие. Нам не сразу понятно, зачем Гулль приехал в Санкт-Барбару и почему он настораживается, когда Мари в кабачке Дезака заводит песенку об «Алессии». Оказывается, он и есть организатор бунта на корабле «Алессия» — человек, о котором ходят легенды. В момент, когда Гулль появляется в повести, его — потерпевшего поражение — преследует полиция, ему ежеминутно грозит опасность. Отчасти этим мотивируется его сумрачность, подчас нерешительность, приступы почти болезненной рефлексии. Однако он вносит в массу рыбаков ту искорку революционной страсти, которой недоставало, чтобы развязать их сопротивление хозяевам.

На исходе 20-х годов — тогда же, когда создавалась первая повесть Анны Зегерс, — Бертольт Брехт написал свою известную песню «Хвала революционеру» (она вошла в его пьесу по мотивам романа Горького «Мать»). Образ революционера и у Брехта овеян некоторой таинственностью, он — скиталец, вечно гонимый и всюду вносящий дух мятежа:

Там, куда его гонят,

Бунт идет за ним следом,

А откуда его изгнали,

По-прежнему неспокойно.

Таков и Гулль. В последующих произведениях Анны Зегерс образы профессиональных революционеров даны убедительнее, они превосходят Гулля и душевным обаянием, и силою мысли — уже роман «Спутники» (1932), опубликованный накануне фашистского переворота, знаменовал быстрое движение Зегерс в глубь революционной темы.

Однако есть своя художественная правда и в том, как показана судьба и деятельность Гулля. Можно понять, почему он сразу, без видимых усилий завоевывает авторитет среди рыбаков: ведь он приносит в Санкт-Барбару не только свою боевую энергию, но и опыт тех классовых битв, в которых ему уже довелось участвовать. Вместе с тем он терпит неудачу как вожак восстания — уже хотя бы потому, что среди обитателей Санкт-Барбары он чужой, посторонний, даже не знающий как следует тех людей, которых пытается вести за собой.

Восстание завершается поражением. Но — напрасны ли жертвы, понесенные рыбаками, гибель Кеденнека, гибель Андреаса? Автор-повествователь с самого начала сообщает, что восстание осталось в Санкт-Барбаре и после того, как рыбаки ушли в море на прежних условиях. На последних страницах эта мысль конкретизируется: жены рыбаков увидели в глазах мужей нечто новое — выражение твердости, решимости. Труженики Санкт-Барбары еще не сказали своего последнего слова.

В «Восстании рыбаков» впервые проявилось свойственное таланту Зегерс умение строить повествование прочно, слаженно и по-своему. Об исходе событий говорится с первых же строк, но это не приглушает читательского интереса, а скорей пробуждает его (кто такой Гулль, которого доставили в порт Себастьян? И кто такой Андреас и почему он погиб при попытке к бегству среди скал?). В финале возникают те же ситуации, те же мотивы, но читатель воспринимает их уже иначе — он обогащен знанием всего того, о чем он узнал из книги. (Подобное же «кольцевое» строение находим мы и в ряде других книг Зегерс, в частности в романе «Седьмой крест».)

При всем спокойствии, даже кажущемся бесстрастии авторского голоса Анна Зегерс не скрывает своей симпатии к рыбакам и комментирует их действия немногословно, сдержанно, но отчетливо. Перед нами автор-повествователь, который стоит вне изображаемой им среды, однако имеет свое суждение о ней, намного превосходя своих героев проницательностью, ясностью зрения.

В «Транзите» мы тоже находим единство повествовательной интонации. Однако на этот раз мы не слышим авторского голоса: Анна Зегерс передоверила нить рассказа рядовому немецкому рабочему-эмигранту, который вместе с другими эмигрантами терпит всяческие мытарства в Марселе, в неоккупированной зоне Франции, в дни второй мировой войны.

За те двенадцать-тринадцать лет, которые прошли со времени выхода «Восстания рыбаков в Санкт-Барбаре» до написания «Транзита», в жизни автора произошло множество событий. Начало политической деятельности в рядах Коммунистической партии Германии и первая поездка в СССР на Международную конференцию революционных писателей в Харькове; выход романа «Спутники», где действуют коммунисты пяти стран: Венгрии, Италии, Польши, Болгарии, Китая; эмиграция в Париж после гитлеровского переворота; активное участие в антифашистской немецкой печати и в конгрессах писателей в защиту культуры; поездка в Испанию, где шли бои с фашизмом; напряженная творческая работа, художественное исследование немецкой действительности, углублявшееся от книги к книге, — выход повести «Оцененная голова», романа «Спасение», завершение работы над «Седьмым крестом»… Даже этого краткого перечня достаточно, чтобы понять, насколько интенсивной и насыщенной была жизнь Зегерс в эти годы, насколько богаче стал ее политический и писательский опыт.

С начала второй мировой войны для Анны Зегерс наступило время тревог. Французская полиция арестовала ее мужа, антифашистского деятеля и ученого, — вызволить его из концлагеря оказалось очень нелегко. Сама Анна Зегерс с великим трудом и опасностями сумела перебраться вместе с детьми из Парижа, куда пришли гитлеровцы, в неоккупированную зону, на юг Франции. В течение нескольких месяцев она жила в Марселе и, подобно многим другим эмигрантам — и подобно герою «Транзита» Зайдлеру — обивала пороги в иностранных консульствах, собирая подписи и визы, необходимые для того, чтобы уехать с семьей за океан. В Марселе она начала работать над «Транзитом» и продолжала эту работу уже по пути в Мексику. Там книга и была впервые издана.

В «Транзите» нашли отзвук личные впечатления и переживания автора: и Париж, обезображенный флагами со свастикой, и отчаянно-безнадежное шествие потока беженцев из французской столицы чуть ли не под пулями гитлеровцев, и нелегальный переход через демаркационную линию, и, наконец, утомительная сутолока эмигрантского житья в Марселе. Эпизод с писателем Вайделем, который покончил с собой в момент прихода войск вермахта в Париж, тоже не выдуман: именно так ушел из жизни австрийский прозаик Эрнст Вайс, с которым Анна Зегерс была знакома. («Случилось так, что я короткое время жила в маленькой гостинице, неподалеку от той гостиницы, где находился он. Как-то я зашла и спросила, продолжает ли он там шить, хозяйка сказала „нет“, у нее было при этом странное выражение лица. А вскоре я услышала о его самоубийстве».[7])

Однако именно по поводу своей книги «Транзит» Анна Зегерс замечает: «У писателя так называемое отражение действительности не такое гладкое, как в зеркале»[8]. В сюжете «Транзита» факты реальной жизни пропущены через поэтическое мировосприятие художника, воссозданы, осмыслены творческим воображением.

Вымышленный герой «Транзита», монтер Зайдлер, не мастер культуры и не политический деятель, а просто рядовой труженик, которому, как и множеству других людей, фашизм и война принесли массу бедствий. Через посредство такого героя можно было наиболее наглядно передать чувства и настроения скитальцев и изгнанников, выбитых из жизненной колеи, измученных бездомностью, неуверенностью в завтрашнем дне, нудной канцелярской волокитой в консульствах. Вместе с тем Зайдлер — в отличие от многих собратьев по несчастью — не просто озабочен личной судьбой. Любовь к Мари, самоотверженная и безответная, облагораживает его, поднимает над собственными бедствиями и — завоевывает ему живые симпатии читателя.

Мы снова находим здесь знакомое нам по другим книгам Зегерс «кольцевое» строение. На первой странице упомянут пароход «Монреаль» — но почему волнуют героя книги тревожные слухи об этом пароходе? Как связана его судьба с судьбами пассажиров, которые, может быть, погибли, а может быть, и спаслись? И лишь в финале, после того, как Зайдлер досказал свою странную и печальную историю, становится ясным, сколько самозабвенных усилий, хитрости, упорства пришлось ему затратить, чтобы добиться отплытия на «Монреале» той, чью любовь он так и не смог завоевать.

Итак, «Транзит» построен как устный рассказ Зайдлера — это единственное крупное произведение Анны Зегерс, где изложение идет целиком от первого лица. Однако Зегерс здесь далека от стилизации бесхитростной устной речи: она наделяет своего героя, человека не столь образованного, собственным красноречием и литературным даром, собственным нравственным беспокойством и силой аналитической мысли.

Картины быта неприкаянных странников, столпившихся на «пятачке» южного французского порта в ожидании отплытия, дают повод задуматься над большими вопросами. Эти люди спасают свою жизнь — а, собственно, зачем, ради чего они живут? Беспощадно осуждаются шкурники и комбинаторы, умеющие в любой ситуации найти самый удобный для себя выход. С немалой долей сочувствия обрисованы те, кто даже и в жестоком хаосе «транзитного» житья сохраняет в себе искорку человеколюбия, привязанность к любимой работе. Врач, возлюбленный Марии, выслушивая больного ребенка, как бы духовно вырастает. «На его лице, напряженном лице затравленного человека, одержимого навязчивой идеей, появлялось выражение мудрости и доброты, словно жизнь его вдруг перестала зависеть от решений чиновников, консулов и подчинилась силам иного порядка».

На фоне пестрой эмигрантской массы выделяется невзрачный и бесконечно привлекательный человек — коммунист Гейнц. Он появляется перед читателем не часто и ненадолго, но именно он задает тон всему повествованию, именно в нем Зайдлер видит моральный ориентир для себя.

Сопоставляя Гейнца из «Транзита» с Гуллем из повести о восстании рыбаков, мы видим, как прояснилось, углубилось у писательницы представление о подлинно передовом человеке современности. Гулль, привыкший, что к его голосу прислушиваются толпы, был мрачно и непреодолимо одинок. Гейнц несет с собой атмосферу солидарности, товарищества. «Гейнц в каждую минуту своей жизни, даже в самые мрачные ее минуты, был убежден, что он не один, что, где бы он ни был, рано или поздно он повстречает своих единомышленников, и, если он даже случайно их не встретит, это вовсе не значит, что их нет». С таким же убеждением пустился в опасное свое странствие герой романа «Седьмой крест» коммунист Георг Гейслер, бежавший из гитлеровского концлагеря: он верил, знал, что встретит единомышленников, и не ошибся.