Зиновьев, являясь одновременно председателем Петроградского Совета, членом Политбюро ЦК партии, председателем Комитета обороны, сконцентрировал в своих руках всю полноту власти. В этой критической ситуации он действовал быстро и решительно. 4 марта состоялось заседание пленума Петроградского Совета; главным вопросом в повестке дня был Кронштадт. Помимо членов пленума, на заседание были приглашены представители фабрично-заводских комитетов, профсоюзов, воинских частей и кораблей, делегаты секций женщин-работниц, представители комсомола, а также учащихся рабфаков и техникумов. Присутствовали еще находившиеся в дружеских отношениях с правительством лидеры анархистов Александр Беркман и Эмма Гольдман. Они оставили яркие воспоминания о заседании пленума Петросовета.
Заседание проходило бурно. Зиновьев и Калинин обвинили в заговоре белогвардейцев, подстрекаемых меньшевиками, эсерами и агентами Антанты. Тут из первого ряда выскочил рабочий с завода «Арсенал» и стал защищать мятежников. Указав рукой на Зиновьева, он крикнул:
– Это полное равнодушие вас и вашей партии заставило нас начать забастовки и вызвало сочувствие наших братьев-моряков, которые сражались с нами плечом к плечу во время революции. Они не виновны ни в каких преступлениях, и вы это знаете. Вы сознательно стараетесь оклеветать их и призываете уничтожить!
В ответ раздалось:
– Контрреволюционер!
– Предатель!
– Меньшевик!
Поднялся страшный шум, но голос рабочего громко звучал в беснующейся толпе:
– Всего три года назад Ленина, Троцкого, Зиновьева обвиняли в том, что они немецкие шпионы. Мы, рабочие и матросы, пришли и спасли вас от правительства Керенского. Остерегайтесь, как бы подобная участь не постигла вас!
При этих словах со своего места встал матрос из Кронштадта. Он заявил, что его товарищи по-прежнему проникнуты революционным духом и готовы защищать революцию до последней капли крови. Затем он зачитал резолюцию, принятую на «Петропавловске», после чего, по словам Э. Гольдман, начался кромешный ад. Зиновьев, перекрикивая шум, требовал немедленной капитуляции Кронштадта. Под протесты нескольких делегатов было принято решение потребовать от моряков прекратить безобразия и восстановить власть Кронштадтского Совета. «Если прольется кровь, она будет на вашей совести, – говорилось в обращении. – Решайте немедленно. Вы или с нами против общего врага, или погибнете, навеки запятнав свое имя»[138].
Ожидалось, что пленум посетит Троцкий, специалист по улаживанию конфликтов в кризисных ситуациях, но в это время он был в Западной Сибири, где бушевали крестьянские восстания. Узнав о Кронштадтском мятеже, он сразу поехал в Москву, чтобы проконсультироваться с Лениным, и только 4 или 5 марта прибыл в Петроград. По приезде он первым делом потребовал от мятежных моряков немедленной и безоговорочной капитуляции:
«ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
К гарнизону и населению Кронштадта и мятежных фортов.
Рабоче-крестьянское правительство постановило: вернуть незамедлительно Кронштадт и мятежные суда в распоряжение Советской Республики.
Посему п р и к а з ы в а ю:
Всем, поднявшим руку против социалистического Отечества, немедленно сложить оружие. Упорствующих обезоружить и передать в руки советских властей. Арестованных комиссаров и других представителей власти немедленно освободить.
Только безусловно сдавшиеся могут рассчитывать на милость Советской Республики.
Одновременно мною отдается распоряжение подготовить все для разгрома мятежа и мятежников вооруженной рукой.
Ответственность за бедствия, которые при этом обрушатся на мирное население, ляжет целиком на головы белогвардейских мятежников.
Настоящее предупреждение является последним.
Петроград.
5 марта 1921 г. 14 час».
(Подписано наркомвоенмором тов. Троцким,
главнокомандующим т. Каменевым,
командармом т. Тухачевским
и начальником Штаба Республики т. Лебедевым.)[139]
Если это и была искренняя попытка избежать вооруженного столкновения, то она была заранее обречена на провал. Троцкий не учитывал настроения моряков, и подобный ультиматум только укрепил их в стремлении добиться уступок от правительства. «По иронии судьбы именно Троцкому выпало обратиться с подобными словами к морякам. Это был его Кронштадт, те кронштадтцы, которых он назвал «красой и гордостью революции», – отмечает биограф Троцкого Исаак Дойчер. – Сколько раз он выступал на военно-морских базах во время горячих дней 1917 года! Сколько раз моряки восторженно приветствовали его, называя другом и вождем! Как преданно следовали за ним, куда бы он ни шел, всегда выслушивая его советы, почти слепо выполняя его приказы! Сколько им пришлось вынести вместе! Но теперь было другое время, и Временный революционный комитет ответил ультиматумом на ультиматум Троцкого: «Девятый вал революции смоет с лица Советской России мерзких клеветников и тиранов, и нам не понадобится ваше милосердие, господин Троцкий»[140].
В тот же день, 5 марта, было опубликовано воззвание Петроградского комитета обороны. Листовки с воззванием сбросили с самолета над Кронштадтом. В воззвании говорилось: «Теперь вы видите, куда вели нас негодяи. Достукались. Из-за спины эсеров и меньшевиков уже выглянули оскаленные зубы бывших царских генералов… Все эти генералы Козловские, Бурскеры, все эти негодяи Петриченки и Тукины в последнюю минуту, конечно, убегут к белогвардейцам в Финляндию. А вы, обманутые рядовые моряки и красноармейцы, куда денетесь вы? Если вам обещают, что в Финляндии будут кормить – вас обманывают. Разве вы не слышали, как бывших врангелевцев увезли в Константинополь и как они там тысячами умирали как мухи от голода и болезней? Такая же участь ожидает и вас, если вы не опомнитесь тотчас же… Кто сдастся немедленно – тому будет прощена его вина. Сдавайтесь немедленно! Если будете сопротивляться, вас перестреляют как куропаток»[141].
Хотя угроза перестрелять мятежников «как куропаток» часто приписывается Троцкому, на самом деле она принадлежит председателю Комитета обороны Зиновьеву. Как бы то ни было, но моряки пришли в неописуемую ярость. Троцкий и Зиновьев превратились для них в главных злодеев, стали олицетворением всего самого мерзкого и ненавистного, что было в советском режиме. (В этот момент Ленин находился на заднем плане, и гнев моряков не обрушился на его голову.) Приказ властей взять в заложники членов семей кронштадтцев привел моряков в крайнее возбуждение. Во время Гражданской войны в качестве предупредительной меры Троцкий брал в заложники членов семей военных специалистов и бывших царских офицеров, у которых мог возникнуть соблазн совершить предательство в отношении Красной армии. «Пусть ренегаты знают, что они одновременно предают членов своих семей: отцов, матерей, сестер, братьев, жен и детей», – было написано в приказе от 30 сентября 1918 года за подписью Троцкого.
Однако в случае с Кронштадтом решение брать заложников исходило не от Троцкого, а от Петроградского комитета обороны; решение было принято еще до прибытия Троцкого в Петроград. Комитет обороны потребовал немедленно освободить коммунистов, арестованных моряками 2 марта: «Если хоть один волос упадет с головы задержанных, пострадают заложники»[142].
В ответ 7 марта «Известия ВРК» потребовали в двадцать четыре часа освободить заложников: «Кронштадтский гарнизон заявляет, что коммунистам предоставлена полная свобода и их семьи находятся в полной безопасности. Мы не последуем примеру Петроградского совета, поскольку считаем подобные методы бесчестными и жестокими. Никогда прежде история не знала подобных фактов»[143].
Обращение кронштадтцев, конечно, ничего не изменило.
Александр Беркман и Эмма Гольдман, узнав об ультиматуме, предъявленном большевиками, решили, что могут остановить кровопролитие. 5 марта они направили письмо Зиновьеву, предлагая создать комиссию, которая станет посредником в разрешении спора между властями и мятежниками. Комиссия, в которую войдут пять человек – из них двое анархистов, – поедет в Кронштадт и попытается добиться мирного урегулирования конфликта. Голод и холод, говорилось в письме, невозможность высказать накопившиеся обиды заставили моряков заявить протест, но настоящие контрреволюционеры могут воспользоваться ситуацией, если не будет найдено решение – но не с помощью оружия, а с помощью мирного соглашения. Насилие только усугубит положение и сослужит службу врагу. Если рабоче-крестьянское правительство направит войска против рабочих и крестьян, это окажет деморализующее воздействие на международное революционное движение.
Такой примирительный шаг, после того как морякам не удалось получить поддержку на материке, мог умерить гнев кронштадтцев и предупредить трагедию. Обращение Беркмана осталось без ответа. Однако на следующий день, 6 марта, Петроградский Совет связался по телефону с Революционным комитетом и поинтересовался, как они смотрят на то, что в Кронштадт прибудет делегация, состоящая из членов партии и беспартийных, чтобы прояснить обстановку. Не имеет особого значения, чем или кем был продиктован этот шаг, но это был первый конструктивный, примиренческий поступок, совершенный большевиками с начала восстания. Моряки отклонили это предложение. В злобе на правительство, которое только что арестовало их жен и детей, мятежники ответили, что «не верят в беспартийность ваших беспартийных представителей», потребовали, чтобы жители Петрограда направили в Кронштадт настоящих беспартийных рабочих, солдат и матросов, выбранных в присутствии представителей из Кронштадта; Петроградский Совет может включить в делегацию максимум 15 процентов коммунистов