, разбросанные по всей карте (например, посмотрите на карту 13 (с. 332–333) и сравните ее с аккуратными прямыми линиями разделов в IX в. при Каролингах). Это оказывалось практичным, если отдельные civitates по-прежнему давали известный ежегодный налоговый сбор, что отвечало цели, стоявшей за географически странным разделением, – достичь необходимого баланса в ежегодных доходах, добавленных каждому участнику дележа. Но к концу правления и Меровингов, и Каролингов, за исключением, быть может, ограниченных остаточных налогов (которые полагалось платить наличными деньгами, натуральными продуктами или службой), связанных с отдельными ведомствами, римская система налогообложения перестала функционировать. Не было сделано никаких попыток систематически обложить налогом сельскохозяйственную продукцию, а административные структуры, которые делали это возможным, исчезли. Королевские доходы теперь извлекались в гораздо большей степени произвольно из землевладения, таможенных сборов и согласованного процента от судебных штрафов. Civitates повсеместно распались на большее число графств – явный признак того, что свою главную функцию по сбору налогов они утратили.
На первый взгляд, отказываться от прав на систематическое налогообложение было смешно, но существовали веские краткосрочные причины оставаться такими щедрыми. Насколько позволяет восстановление событий, три параллельных процесса делали для королей права на налогообложение привлекательными активами, которые можно раздать. Во-первых, крупномасштабное налогообложение стало гораздо менее необходимо королям государств-преемников, чем их предшественникам в Римской империи. Большую часть доходов от налогов римляне тратили на содержание профессиональной армии. Армии Меровингов (за исключением полупрофессиональной королевской гвардии) состояли из крупных и мелких землевладельцев, которых призывали на службу для ведения отдельных войн, и эта военная обязанность была одним из ключевых прав, которыми пользовался король в отношении своих подданных. Во-вторых, факты указывают на то, что экономика Запада после развала Римской империи пошла на убыль: не только уменьшилось валовое производство, но и снизились сложность и частота обмена. Это означало, что, в то время как налогообложение стало менее необходимым, налоговые сборы уменьшились в объеме и стало все труднее обращать их в полезную наличность в противоположность схеме «кило за кило» реальных продуктов питания. В-третьих, мы можем прийти к заключению, что одна часть населения королевства очень желала того, чтобы права на налогообложение могли быть дарованы. Франки – последователи Меровингов, по-видимому, изначально не платили налогов и с радостью сопротивлялись любым попыткам ввести их (в наших источниках отмечены случаи самосуда над сборщиками налогов), так как вместо этого они проходили военную службу. Но самое позднее с начала VI в. римских землевладельцев тоже систематически призывали для несения военной службы. В литературе бытует миф, что на территории Западной Европы после развала Римской империи войны вели пришлые варвары и их потомки, пока уцелевшие представители старой римской элиты с отвращением прятались в церкви. Есть известные примеры такой реакции, но есть и другие – как потомки пришлых варваров тоже быстро перебирались в церковь. И если поискать, то есть масса доказательств того, что огромное большинство уцелевших римских землевладельцев-аристократов и мелкопоместного дворянства трансформировалось не в христианское духовенство, а раннесредневековую военную элиту. Армия франков в VI в. при Меровингах создавалась с опорой на контингенты с территорий civitates до того, как те перестали существовать, и многие из них никогда в глаза не видели поселенца-франка. Эти военные отряды состояли из местных римских землевладельцев и их избранных – наиболее агрессивных – слуг.
Поэтому с VI в. римляне воевали за своих правителей-франков наряду с потомками поселенцев-франков, но по-прежнему должны были платить налоги, тогда как их новые товарищи по оружию не делали этого. Вероятно, это быстро стало восприниматься как несправедливость, и раз так – освобождение от уплаты налогов стало предпочтительным благодеянием, которое подданные-римляне хотели получить от своих правителей – Меровингов. До нас не дошли документы, позволяющие проследить этот процесс сколько-нибудь подробно. Только некоторые давно существующие церковные институты сохранили архивы периода с начала Средних веков до недавнего времени, так что единственные сохранившиеся примеры того, как Меровинги освобождали от уплаты налогов, относятся к монастырям и епископским епархиям. Однако у меня нет сомнений в том, что отсутствие дошедших до наших дней документов об освобождений от уплаты налогов светских землевладельцев отражает тот факт, что какого-либо механизма, который мог бы сохранить такие записи, просто не было в наличии, и не более того. С течением времени монарху не оставалось другого, более простого, способа добиться политической поддержки, как даровать землевладельцу римского происхождения на первый взгляд дешевую благосклонность – небольшое освобождение от налогов. Это длилось до тех пор, пока мало-помалу вся система налогообложения не распалась. Я предполагаю, что эти послабления принимали форму разрешения уже свободному от налогов землевладельцу образовывать свою собственную административную единицу, независимую от старого округа civitas, так что это объясняет и то, как старая сеть civitas распалась на многочисленные графства, характерные для периода правления Каролингов[239].
Это было краткосреднесрочное преобразование с серьезными последствиями на будущее. В некоторых отношениях в начале Средних веков такие изменения значительно затруднили для правителей географически протяженных государств, вроде империи Каролингов, возможность помешать местной автономии превратиться в независимость. Во-первых, местные элиты на местах теперь сами были вооружены. Это сделало гораздо более сложной (хотя, безусловно, не невозможной в отдельных случаях) задачу удержания их in extremis, чем в те времена, когда римские правители имели в своем распоряжении совершенно независимую профессиональную армию, которую можно было обратить против гражданских местных элит. Теперь вооруженные местные элиты не только могли оказать сопротивление, но и с большой степенью вероятности могли возникнуть гораздо более сложные политические проблемы при науськивании одной группы вооруженных землевладельцев на другую. Во-вторых, жемчужину в короне финансовых активов местных элит – их земельные владения – не затронули систематическим налогообложением в пользу короля, а как только система налогообложения распалась, раннесредневековые правители оказались далеко не так богаты, как их коллеги на закате Римской империи. Поэтому данные правители не только меньше нуждались в чиновничьем аппарате, но и на самом деле не могли себе позволить его иметь, что еще больше сокращало степень их влияния на местные элиты. Так как позднеримский чиновничий аппарат был нужен как для распределения бенефиций, так и управления, то с его исчезновением из арсенала правителя пропал и еще один притягательный для магнатов момент. В-третьих и не в-последних, ввиду того, что местные элиты руководили своими судами и создавали благодаря собственным вооруженным возможностям и свои правовую структуру и механизм принуждения, то центральный государственный механизм больше не являлся окончательной гарантией статуса элиты посредством защиты их имущественных прав.
По существу, в начале Средних веков появился новый «меньший» вид государственной структуры. Тогда в отсутствие профессиональной армии, управляемой из центра, масштабного и систематического налогообложения сельского хозяйства, развитого центрального чиновничьего аппарата государство поглощало гораздо меньший процент валового внутреннего продукта, чем его римский предшественник. Насколько можно судить, это не имело никакого отношения к правовой идеологии и более всего касалось пере смотра связи центр – регионы из-за того жестокого факта, что землевладельческие элиты теперь были обязаны приходить на военную службу к правителю, которая подвергала риску их собственное физическое существование. В равной степени важно, что все эти изменения (хотя я уверен, что ничего подобного никогда не планировалось) сильно затруднили правителям в эпоху раннего Средневековья возможность удерживать долгое время все вместе большие географические регионы[240].
Было еще одно – решающее – отличие в type экономических активов, которые правитель небольшого раннесредневекового государства имел в своем распоряжении. Хотя позднеримские императоры считались землевладельцами по праву, как и их преемники – Каролинги, они извлекали основную часть своего гораздо большего общего дохода из налоговых поступлений. А налоговые поступления были возобновляемыми. Если вы потратили весь свой доход от налогов от года номер 1 в год номер 1, вы все же получили точно такой же доход за год номер 2, и так далее до бесконечности. По контрасту с этим, большая часть финансовых средств Каролингов поступала в форме установленного запаса капитальных активов, говорим ли мы о земле или разных правах, которые могут породить приток доходов (право организовывать рынок, или вершить суд, или назначать на желанную должность и т. д.). Если для того, чтобы добиться поддержки магнатов, вы раздали что-либо из этого перечня в году номер 1, то такой дар автоматически сокращал ваш доход в году номер 2. Из этого следовал тот факт, что Римская империя могла веками справляться со своими делами кое-как, каким бы беспорядочным ни был процесс престолонаследия (а зачастую он оказывался весьма беспорядочным), потому что строительство власти в римском мире не лишало империю ее центральной имущественной базы. Каролингам, с другой стороны, требовались более или менее спокойные переходы власти из рук в руки, чтобы достичь того же результата. А так как только генетическая случайность давала много спокойных переходов власти подряд, то центральная власть Каролингов или любой имперской династии в условиях раннего Средневековья ограничивалась временем, чего не наблюдалось у ее римской предшественницы.