Привлекая на свою сторону папскую власть как более активного союзника в деле проведения реформы, Оттон III и Генрих II сеяли семена на чрезвычайно плодородную землю. Но как решение проблемы предоставления всеохватывающей религиозной власти над объединенным культурным блоком (западноевропейский христианский мир) папско-императорский союз оказался далекой от совершенства моделью. Ввиду того что большая часть этого мира находилась под властью других правителей, в их умах всегда присутствовало бы какое-нибудь подозрение, что папской власти в союзе с империей нельзя доверять, так как они не могут действовать с должной объективностью. В равной степени важно – хотя это не было видно в великие моменты коронации императором, – что Священная Римская империя в X–XI вв. оставалась довольно ветхим образованием, правители которого постоянно сталкивались с нестабильностью, особенно когда они только приходили к власти (как и их аналоги – Каролинги). В результате от Рима их регулярно отвлекали неотложные проблемы, возникавшие на их обширных границах. Поэтому на практике на империю нельзя было положиться (не более чем на ее предшественницу под властью Каролингов), так как она не могла постоянно мешать знати Центральной Италии переключать внимание папской власти на горячие споры относительно главенства Рима, стоявшие в центре всех крупных скандалов с участием пап в посткаролингский период. Например, сразу же после объединенного синода, проведенного под председательством Генриха II и Бенедикта VIII, преемник Генриха просто стоял рядом и наблюдал, как Бенедикт IX – сексуально ненасытный племянник предыдущего Бенедикта, с которым мы познакомились за несколько страниц до этого, – использует богатства папы римского как средство получения удовольствий с таким размахом, который соответствовал худшим примерам порнократии. Поэтому функциональное религиозное единство западного христианского мира действительно нуждалось в руководящей структуре, реально независимой от имперской власти. Но если ею должна была стать папская власть, то требовалось найти какой-нибудь другой механизм, чтобы она оставалась независимой от хищнических денежных амбиций итальянской знати. Рассказ о том, как решили эту проблему, приводит нас к величайшему варварскому папе римскому – Бруно фон Эгисхейм-Дагсбургу, который по восшествии на престол, к счастью, взял более короткое имя – Лев IX.
Когда началась эта история, никто еще не знал, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Она началась с испытанной и проверенной схемы, когда североевропейский монарх заинтересовался Римом, потому что захотел получить императорский титул. На этот раз это был Генрих III – непрямой потомок Генриха II из Павии, потому что тот Генрих и его супруга приняли обет воздержания от сексуального общения. Поэтому власть перешла от прямой Оттонской линии к их салийским кузенам – потомкам дочери Оттона I. Генрих унаследовал власть после смерти своего отца в 1039 г. и после обычного периода ее укрепления к середине 1040-х гг. был готов получить и императорский титул. В этот момент он столкнулся с тремя папами римскими – по-своему проблемными. Самым серьезным нарушителем общепринятых норм являлся Бенедикт IX, и, если его крестный отец Иоанн Грациан (которому он продал должность за тысячу фунтов серебра), переименованный в Григория IV, был заслужившим уважение реформатором, то существующий акцент на симонии означал, что способа избрания Григория оказалось достаточно, чтобы исключить его как подходящего распорядителя церемонии планируемой коронации Генриха. Третьим папой римским был Сильвестр III – до этого епископ Иоанн Сабинский, явно помещенный в этот хаос, вызванный сумасбродствами Бенедикта IX, неизвестной группой или группами заинтересованных лиц, который во всем остальном является таинственной фигурой. Генрих хотел договориться с кем-то из них, продвинув на их место одного из своих церковнослужителей – Суидгера, епископа Бамбергского, ставшего Климентом II, который в день Рождества Христова 1046 г., как положено, короновал Генриха императором. Генрих III, как и перед ним его тезка по боковой линии, считался убежденным реформатором, и похоже было, что западный христианский мир ждет повторения папско-имперского альянса. За то, что все повернулось иначе, нужно благодарить сочетание итальянского климата, который привел к смерти Климента и его ближайшего преемника Дамасия II (до этого епископ Поппон Бриксенский, еще один епископ Генриха) к лету 1048 г. (бедный Поппон был папой с 17 июля по 9 августа 1048 г., заняв лишь седьмое место по краткости пребывания в этой должности), и удивительной активности следующего назначенца Генриха.
Им был Бруно фон Эгисхейм-Дагсбург, он же Лев IX (1049–1054). Благородного происхождения – двоюродный брат самих императоров Салийской династии, он получил образование в соборной школе города Тоула, где, если верить житиям того времени, у него с ранних лет и проявились все ожидаемые признаки расцветающей святости. Сюда входила и преданность святыням священного престола, которая побуждала его посещать Рим почти ежегодно. Однако если бросить беглый взгляд на повседневную жизнь крупного церковного учреждения X в., то это не делало Бруно тихим аскетичным простофилей. В житиях в равной степени прославляется – даже без тени смущения – осторожность и умение, проявленные молодым Бруно, когда ему пришлось вести отряд рыцарей своего епископа на войну. Своим чередом в 1026 г. он получил повышение – сан епископа Тоула и оказался пламенным сторонником и искоренения симонии, и недопущения браков церковнослужителей, и реформаторских усилий монахов монастыря Клюни. Ничто из этого не повлияло на него, и он как был, так и остался обычным немецким епископом знатного происхождения своего времени. Что выделяет его – так это ясность видения более значительной роли, которую папская власть могла играть в западноевропейской церкви, а также энергия и гибкость ума, которые он проявил во время своего относительно краткого правления, произведя настоящую революцию в ее деятельности.
Ясность цели у него проявилась с самого начала. Он был избран на должность папы своим двоюродным братом-императором, но отказывался принять ее (продемонстрировав, как рассказывают нам жития, необходимые сомнения) до тех пор, пока духовенство и народ Рима не оказались полностью готовыми поддержать его. Он явно имел в виду стать кем-то большим, чем еще один из многих посторонних людей, назначенных императором, которым неизменно не удавалось глубоко изменить местную направленность папской власти со времен краха империи Каролингов. Решающая и незамедлительная стратегия для достижения этих изменений должна была привлечь на его сторону ряд единомышленников-церковнослужителей изо всех уголков Западной Европы. Гумберта привезли из монастыря Муаенмутье, расположенного в бывшей епархии самого Льва. В его список вошли соборное духовенство (такие служители церкви, как Фредерик – брат герцога Годфри Лотарингского из соборной коллегии Льежа), а также итальянские священники (самый известный – некий Хильдебранд – к нему мы вскоре вернемся, – который изначально вышел из окружения Иоанна Грациана и впоследствии последовал за ним из Италии в ссылку в Клюни). Лев также поддерживал тесные контакты с выдающимся отшельником, интеллектуалом, который был Петром Дамианом родом из Равенны и получил образование в Северной Италии. Таким образом, Лев наводнил Рим реформаторами (некоторые из них жили в пределах границ империи, другие – за ними), представляющими все главные слои современного ему христианства: соборы, монастыри и даже более радикальное крыло – вроде Петра Дамиана, считавшего монастыри слишком роскошным местом для пребывания. Этих людей он поставил на высокие должности, в результате чего разорвал тесные узы между руководством римского духовенства и знатью Центральной Италии, и в ходе этого процесса перенаправил энергию всего института церкви на осуществлении проекта реформы.
Заполнив Латеранский дворец реформаторами-интернационалистами, большую часть своей энергии в оставшийся срок своего правления Лев посвятил продвижению своей новой программы. Что-то из того, что он делал, было более или менее обычным. В 1049 г. он провел Латеранский синод, который снова, как и в Павии в 1022 г., осудил симонию и вступление церковнослужителей в брак, но на этот раз более активно. Лев заявил, что все лица духовного звания от поддьякона и выше должны воздерживаться от вступления в брак, проведя эту линию еще ниже по церковной лестнице, чем раньше. Он также настолько запугал епископа Сутри, прямо обвинив его в том, что тот заплатил за свою должность, что епископ упал замертво на месте. Еще более удивительным для современников стало то, что Лев не ограничивал свою деятельность Римом и его окрестностями, а ездил за пределы города и даже Италии для проведения реформаторских синодов во Франции и Германии – одиннадцати или двенадцати (это неясно) за его пятилетний срок пребывания у власти. Разъезжая, он созывал руководителей местного духовенства на синоды, на которых выкладывалась на стол программа реформы, и папа лично вступал в конфронтацию с любыми ее противниками, находившимися среди местных церковнослужителей. Известно, что перенос (перезахоронение в новую, обычно более просторную гробницу) останков святого Ремигия в 1049 г. превратился в большой реформаторский собор в Реймсе, на котором Лев прямо спросил каждого из двадцати собравшихся французских епископов: платили ли они за свои должности и виновны ли они таким образом в симонии? Епископ Лангресский отказался отвечать, и Лев тут же отлучил его от церкви. И в этот драматический момент архиепископ Безансонский внезапно онемел, пытаясь защитить его (Лангре был одним из его викарных епископов). И тут, что неудивительно, пять из оставшихся епископов признались, были прощены и заново назначены на свои посты. Только епископа Нантского сместили без всяких сомнений: он стал преемником своего отца, что было совершенно недопустимо.