Сообщения – друзья, родственники, коллеги по коллоквиуму нашли места в ярусах над ней – «Где ты? Там тебя не видно».
«Вы меня увидите».
«Ариэль», – объявляет Манинью.
«Последняя предстартовая проверка, дорогая. Тебе надо в туалет? Не ходи. Человек красноречивее с полным мочевым пузырем. Это придает его речам напор. Далее: я знаю, что ты ничего не принимала, но если прихватила с собой какой-нибудь стимулятор или что-нибудь, чтобы сфокусироваться, сосредоточиться, успокоиться или расслабиться, не принимай. Лучше избавься от этого. Квеко презирает фармакологические трюки. Что забавно для фаната гандбола. В зале суда должны быть его нюхачи, так что никакой химии. И последние точки над i. Если дела пойдут плохо, проси отсрочку. Отступай от сценария. Маландрагем, искусная уловка – это сердце Суда Клавия. Но ты должна воспользоваться ею хорошо. Чем плохая уловка – лучше никакой. Не отключай меня. Лучше перестраховаться, чем потом пожалеть».
Приходят Суни. Они элегантны, аристократичны и безупречны. Абена запомнила имена и лица. Аманда Сунь занимает ложу адвоката. Ловит взгляд Абены и отвечает ледяным презрением. Дом Сунь всегда смотрел на Дом Асамоа свысока. Компания из Дворца Вечного света заполняет зрительские галереи. Вот леди Сунь, опирается на трость. А кто этот юноша, что помогает ей присесть в ложе позади Аманды и ее советников?
«Дариус Маккензи-Сунь, – говорит Туми. – Его матерью была Джейд Сунь. Он последний ребенок Роберта Маккензи. После Железного Ливня его забрали во Дворец Вечного света, и там он стал протеже Вдовы из Шеклтона. Учится в школе Семи Колоколов под личным надзором Мариану Габриэла Демарии.
«Усыновить наследника…» – размышляет Абена, пока Туми готовит полное досье на Дариуса Суня. До чего опрометчиво – дважды решиться на один и тот же трюк.
Она наблюдает, как леди Сунь делает крошечный глоток из изящной фарфоровой фляги. Самый лучший, самый прочный фарфор делают с добавлением костяной золы. На Луне это значит, что кости человеческие.
Пристав издает предупреждающий возглас, и все в зале суда поднимаются. Первыми входят защитники судейского состава, потому что в Суде Клавия под судом находятся все, включая самих судей. Бойцы занимают места в яме для сражений. Затем появляются судьи: их белые мантии сверкают в резком свете арены. Валентина Арсе призывает присутствующих к порядку, Квеко Кума перечисляет участников процесса, их отношение к делу и согласованную правовую базу, Риеко Нагаи зачитывает суть спора. И слушание начинается.
Виего Кирога заваливает судебный зал номер два медицинскими деталями и призывами на тему отцовского долга, семьи, исцеления и единства. Лукас Корта появляется с заранее записанным заявлением: ему нужно одно – чтобы Лукасинью вернулся, был рядом, и тогда он станет заботиться о юноше, как любящий отец. Абена замечает – а также судьи, вся публика, репортеры и торговцы слухами, – что Лукас Корта не предстал перед Судом Клавия, чтобы лично заверить в своей отцовской любви.
Вот на полированный пол из лунного камня, имеющий форму буквы D, спускается Аманда Сунь. По зрительским галереям пробегает шепот. Она устремляет на каждого судью долгий взгляд.
Защитники судей беспокойно шевелятся в своей траншее.
– Наш закон – хороший закон, потому что запрещает предубеждение, но признает предвзятость. Я предвзята. А разве я не могу такой быть? Я же мать. И хочу, чтобы сын был со мной. Это всё.
Она продолжает, изображая Лукаса плохим отцом: отсутствующим отцом; безрассудным и, что хуже всего, опасным. Разве Орлиное Гнездо – подходящее место для ребенка? С клинками, спрятанными в каждой руке, и дронами-убийцами, которые могут скрываться за каждым, едва заметным, стремительным движением?
«Отец, которого ты пыталась убить», – думает Абена. Взгляд на судей подсказывает, что они об этом знают, как и о слухе, что войну между Корта и Маккензи режиссировали Суни.
– Дворец Вечного света силен и стабилен, это надежное место, чтобы мой сын смог там исцелиться под защитой семьи. Семья – это важно. Университет, конечно, многое значит, но он не семья. Ариэль Корта – которую этот суд хорошо знает – утверждает, что представляет Луну Корту на основании договора об уходе, который та якобы заключила с Лукасинью. Я спрашиваю вас: разве бывало так, чтобы Ариэль Корта проявляла интерес к племяннице, уже не говоря о племяннике, если их безопасность не обеспечивала ее собственную? Кто отвернулся от семьи, чтобы строить блистательную карьеру знаменитой адвокатессы? Ариэль Корта. Когда Лукасинью находился под защитой Асамоа, где была Ариэль Корта? На самом деле она всегда представляла лишь собственные интересы. Взгляните на публичный интерес в этом деле, в предварительном слушании. Ариэль Корта думает, что она умна, раз устранилась от опекунства и передала обязанность племяннице, Луне Корте, но я не сомневаюсь, что столь прозрачные махинации не обманут суд. Ариэль Корта собирается использовать племянника как лестницу, чтобы снова забраться на вершину социальной иерархии.
Семья превыше всего. Таково правило. Но давайте взглянем на эту семью. Отсутствующий отец и тетка, жаждущая занять положение в обществе. Мы, Суни, знаем толк в семейственности. Мы старые, сильные и держимся вместе. Знаем истину: в конечном счете существуют только семьи и индивиды. Семья превыше всего, конечно. Корта – не семья. Мы – другое дело.
Аманда Сунь кивком благодарит судей за внимание и возвращается на свою скамью.
– Адвокат Луны Корты?
Абена сглатывает. Желудок у нее сжимается. Момент настал – и заявления, доводы, позиции вылетели у нее из головы.
Надо связаться с Ариэль.
Приказ Туми вертится на языке. Абена сглатывает. Не нужна ей никакая Ариэль Корта.
«Ударь, топор Шанго, дай мне силы для битвы».
Она спускается на сверкающий каменный пол.
– Я представляю интересы адвоката Луны Корты, которая требует сохранить юридическую силу возникшего ранее неофициального контракта об уходе…
Виего Кирога и Аманда Сунь вскакивают.
– Ваша честь, в самом деле…
– Госпожа Асамоа не имеет квалификации, позволяющей выступать в этом суде.
Абена шипит: «Спасибо, Шанго». Ее враги попались в расставленную ловушку.
Судья Риеко смотрит на нее:
– Госпожа Асамоа?
– Ариэль Корта является адвокатом Луны Корты. Я ее агент здесь, на видимой стороне. По соображениям личной безопасности Ариэль предпочитает оставаться на обратной стороне Луны.
– Сеньора Корта могла бы участвовать в процессе через сеть, – говорит Квеко Кума.
– Как вы знаете, Ариэль Корта всегда предпочитала физическое, а не виртуальное.
Риеко Нагаи прячет улыбку от такого нахальства.
– Вы адвокат? – спрашивает Валентина Арсе.
– Я изучаю политологию в коллоквиуме «Кабошон».
– У вас нет юридического образования, – замечает Кума.
– Нет, ваша честь. Я считаю, оно мне не нужно.
Зрители на всех пяти ярусах судебного зала номер два ахают. Судья Риеко Нагаи снова улыбается.
– Наш закон держится на трех опорах, – говорит Абена. – В Суде Клавия все под судом, включая сам Суд Клавия. Все, включая закон как таковой, может обсуждаться, и более того – я также хочу об этом заявить, – чем больше законов, тем хуже законность. Настаивать на юридической квалификации для участия в этом процессе означает ограничивать право на выступление перед публикой. По поводу этого права никто ни с кем не договаривался; оно бы увеличило количество законов, а не уменьшило, и его еще ни разу не подвергали сомнению. До настоящего момента.
Риеко Нагаи прячет откровенный смешок за стаканом с водой.
– Суд сделает небольшой перерыв, после которого мы вынесем решение относительно позиции госпожи Асамоа, – объявляет судья Арсе.
Судебный зал номер два взрывается от шума голосов. Абена соскальзывает к Росарио, в яму для защитников.
– Ты в порядке? – Абена трясется. Она не может говорить, поэтому кивает. – Ты наживаешь себе врагов, – продолжает Росарио. – На тебя уже контракты заключают. Это так, к слову. Не волнуйся, мы их перекупим. Считай это профессиональным комплиментом.
Камеры-дроны зависают перед ее лицом. Туми сообщает о дюжине запросов на интервью, двадцати приглашениях на светские мероприятия, куда ее никогда не пустили бы даже как племянницу омахене.
Болтовня стихает, будто ее отсекли клинком. Судьи вернулись.
– Госпожа Асамоа, – подзывает ее Валентина Арсе. Абена читает язык тела: движения конечностей, выражение лиц. У нее получилось.
– Суд вас выслушает, – говорит судья Риеко.
Зрители шепчутся, ворчат.
– Маландрагем, – говорит Квеко Кума. – Ну, ладно, мы потратили на это достаточно времени. Я хотел бы закруглиться до обеда.
– Не проблема, – говорит Абена. – У меня лишь одно заявление.
Туми открывает канал связи с обратной стороной, и сеть Суда Клавия транслирует изображение каждому фамильяру в зале. Шепотки превращаются в изумленные вздохи. На каждой линзе, у каждого перед глазами – Лукасинью Корта. Он сидит на краю функциональной кровати, и распростертые руки медицинских роботов окружают его словно ореол. Худая грудь, запавшие щеки, взгляд отрешенный и потерянный. Скулы такие же прекрасные, какими их всегда считала Абена Асамоа. Он машет рукой.
– Привет.
По галереям судебного зала номер два пробегает звук – нечто среднее между вздохом и всхлипом.
– Привет всем, – произносит он с трудом, невнятно. – Папа, привет. Люблю тебя. Не могу вернуться. Надо выздороветь. Лучше помнить. Много дел. Я могу ходить. Смотрите! – Он с трудом встает с кровати и делает неуверенный шаг к камере. – Долго идти. И все-таки. Скажу так: Луна спасла меня один раз. Она спасает меня снова.
Абена прерывает связь.
– Семья – это семья, но в данном случае имеет значение только благополучие Лукасинью, – говорит она. – Посмотрите, чего добился Университет. Но, как сказал вам Лукасинью, идти еще долго. Даже если и Суни, и Лукас Корта согласятся оставить его на обратной стороне, – нет гарантии, что так и случится. Лукасинью должен быть вне политики. Ради его собственного блага я ходатайствую о том, чтобы суд признал, продлил и придал официальный статус существующему договору об уходе, который Луна Корта основала, когда спасла Лукасинью Корту и принесла его в Боа-Виста.