– Мы же не можем его нести на руках, верно? – говорит второй. У него акцент Царицы Южной.
Джо Лунник открывает крышку. Грузовое пространство достаточно большое и с мягкой обивкой.
– Только пока доберемся до автомотрисы, – обещает Лунник.
…Они проводили его вместе, обнялись в шлюзе, помахали, когда закрылись двери, и все еще продолжали махать, когда вагон тронулся, хотя знали, что Вагнер их не видит.
«Дай знать, когда доберешься до Меридиана».
Вопреки угрызениям совести и здравому смыслу, Анелиза все-таки заснула и проспала остаток ночи предательства. Той же ночью Вагнер, видимо, принял лекарства, потому что, проснувшись, она обнаружила, что он бродит по кухне голый, пытается найти мяту и стаканы для чая, дикий и бдительный, чувствительный и осознающий то, что непостижимо для человека.
– Как ты себя чувствуешь?
– Вою.
Он ухмыльнулся. И вперил в нее взгляд, и ее сердце учащенно забилось, она улыбнулась и кивнула, и в другом приглашении он не нуждался, – и они принялись быстро и яростно совокупляться на шезлонге.
– Робсон! – прошипела она.
– Ему тринадцать, он проспит до полудня, – ответил Вагнер.
С приготовлениями разобрались быстро. Кое-что показалось слишком рискованным. Он решил не уведомлять стаю Меридиана, пока не будет стоять у них на пороге. Он отключит доктора Лус и поменяет его на фамильяра-болванку. Пробудет там одну ночь и вернется Экваториальным экспрессом, отбывающим в 17:00. Связь – по минимуму, за исключением звонка, уведомляющего о прибытии.
Каждый тщательно спланированный этап был гвоздем, втыкающимся Анелизе в локоть, запястье, колено, бедро. В шею.
А Робсон, маленький засранец, никак не хотел отправляться спать. Он обычно вырубался к полуночи, но на этот раз никак не желал идти в постель. Час ночи. Час тридцать.
– Я очень устала, Робсон.
– Ложись спать. Я еще не готов.
Два часа. Два тридцать.
Она уже отправила агентам два сообщения с просьбой подождать. Она находила поводы не спать: новая музыковедческая статья об исторической связи между сетаром и уйгурским сатаром, недавно выпущенная на Земле запись ансамбля Чемирани, разгоряченное обсуждение какой-то персидской музыкальной группы. Она страшилась холодной войны нервов с Робсоном – каждый из них был полон решимости заснуть позже другого.
В три двадцать он повалился на спину.
– Все, я сплю.
Анелиза дождалась первого рычащего всхрапа, прежде чем вызвать агентов «Маккензи Гелиум».
– Не сделайте ему больно.
– Я обещаю. Илоило.
Громадный фиджиец направляется по лестнице в мезонин.
– Анелиза?
Он стоит в дверях спальни, завернувшись в простыню. Тощий и сонный.
– Что происходит?
– Черт, – говорит уроженец Луны. Он касается запонки. Темные пылинки летят в лицо Робсона. Мальчик роняет простыню, теряет равновесие и падает, дергая конечностями.
– Робсон! – кричит Анелиза, но второй похититель хватает его и несет по ступенькам, легко, как насекомое.
– Тебе приснятся безумно интересные сны, – говорит уроженец Луны. – Ну, мне так говорили. – Фиджиец осторожно кладет Робсона в ящик для груза, уложив его в позу эмбриона.
– Нет, – говорит Анелиза. – Стойте…
Ящик – это ведь гроб. Смерть.
– У нас контракт, – возражает уроженец Луны.
Фиджиец улыбается и закрывает крышку. Бот выкатывается в коридор.
– Ах да, – говорит уроженец Луны. – Последняя деталь.
Быстрым, уверенным и сильным ударом клинка он пробивает шею Анелизы насквозь. Летят брызги крови, она шипит и беспорядочно взмахивает руками. Нож удерживает ее в вертикальном положении.
– Это за то, что ты трахалась с Кортой.
Он выдергивает нож. Анелиза падает, истекая алой кровью сердца.
Уроженец Луны вытирает клинок и благоговейно прячет в ножны под пиджаком. Отступает от алой лужи.
– Помни о Железном Ливне.
Хайдер выпивает два чая в «Эль гато энкантадо», а Робсона все нет. Вызывает Джокера, но без результата: не в сети. Может, бегает где-нибудь, отрабатывает новое движение или трюк. Паркур требует неистовой, чистой концентрации: в сотне метров от подножия шахты теплообменника не место звонкам и уведомлениям. Еще чай, хотя во рту у него так сухо, словно он выпарил пять граммов «сканка».
– А где твой маленький друг? – спрашивает Джо-Джи.
Хайдер хмурится. Джо-Джи с его покровительственными замечаниями никогда не нравился мальчику. Его деньги так же хороши, как у любого другого в этом кафе. Он отправляет Цзяньюю за стойкой несколько битси и идет искать Робсона. Теофил – небольшой город, и мест, где трейсер может оттачивать свое мастерство, здесь и того меньше. Воздушная шахта, герметичный ангар-хранилище, энергетическое и водяное кольцо, система очистки, где они встретились: ничего. В последнюю очередь Хайдер посещает центральное ядро – любимое место Робсона. Хайдер все еще не может смотреть, как он зигзагом спускается на пятьдесят метров вниз к отстойнику: туда-сюда, туда-сюда, вертится, переворачивается, крутится в воздухе, чтобы приземлиться и тут же снова стартовать. Скорость важна для Робсона. О выживании думает Хайдер.
Сольвейг снова звонит Джокеру. Нет ответа.
Значит – домой.
Это неправильно. Жидкость из-под двери. Он делает шаг назад. Жидкость липкая, оставляет алые пятна на его чистых белых кроссовках. Кровь.
– Сольвейг! Зови на помощь!
– Доброе утро, Хайдер, – говорит дверь. – Ты в списке друзей. Пожалуйста, входи.
И она открывается.
Глава двадцатая
От ударов вся квартира трясется: от уголков для бесед до кроватей. Хайдер вскакивает с постели, обувается, натягивает толстовку, закидывает все локальные данные в сеть: обычные учения – астероид/лунотрясение/разгерметизация. Он соскальзывает по лестнице в жилую зону.
Макс и Арджун носятся туда-сюда, сгребая в сумки свои драгоценные коллекционные штуковины.
Квартиру снова трясет от ударов молота. Дверь. Не столкновение с астероидом, не космическая пушка Воронцовых, не лунотрясение – снаружи кто-то есть.
– Хайдер! Мне надо поговорить с тобой.
Макс и Арджун поворачиваются к двери.
– Я думаю, это Вагнер Корта, – говорит Хайдер.
– Хайдер!
Кулаки снова стучат по двери. Пластмасса скрипит и трещит.
– Он ее сломает, – говорит Макс.
– Хайдер, возвращайся в свою комнату, – приказывает Арджун.
– Я знаю, что ты там, – кричит Вагнер с другой стороны двери.
– Уходи. Оставь нас в покое, – кричит Макс.
– Я только хочу поговорить с Хайдером.
Родители Хайдера смотрят друг на друга.
– Он не уйдет, – говорит Хайдер.
– Наймем охрану, – говорит Макс.
– В Теофиле? – с иронией уточняет Арджун. Двое мужчин встают между Хайдером и дверью. Арджун невысокий, мускулистый, лысый и бородатый, накачанный, но ему не сравниться с волком на пике сияния Земли.
– Я могу ждать вечно, – кричит Вагнер.
– Мне нужно с ним поговорить, – настаивает Хайдер.
– Сюда он не войдет, – отрезает Макс.
– Я не причиню вам вреда, – говорит Вагнер. – Я просто хочу знать.
– Я приоткрою дверь, – решает Макс. – Вагнер, я собираюсь приоткрыть дверь.
– Нет, не делай этого… – говорит Арджун – и тут дверь распахивается, а Макс отлетает в уголок для беседы. Арджун, оказавшись лицом к лицу с волком, принимает бойцовскую стойку.
– Я. Просто. Хочу. Поговорить, – цедит Вагнер. Хайдер его таким еще не видел. Каждый мускул натянут как трос. Лицо бледное, глаза громадные и темные. Он пылает от энергии. Он мог бы одной рукой выбить дверь квартиры.
– Я не причиню вам вреда, – повторяет он.
Арджун толкает Хайдера на диван и встает на страже с правой стороны. Макс, в синяках и ошалелый от падения, садится слева от мальчика. Хайдер любит своих милых храбрых отцов.
– Ты нашел ее, – Вагнер не говорит, а издает низкое рычание.
– Нашел. – Рассеиватели тревожности наконец остановили поток кошмаров, хлынувший с глубинных уровней Теофила. – Дверь сама открылась для меня. – А из-под двери просачивалась кровь… – Она открылась, и я вошел. – Она лежала на боку, с согнутыми противоестественным образом конечностями. Глаза широко распахнуты. Волосы слиплись в плотную массу от запекшейся крови. Нож. Господи, из ее шеи торчал нож. – Я вызвал медиков, а потом заббалинов.
– А там были какие-нибудь… любые. Признаки. Робсона?
– Я кое-что видел. Но не понял, что случилось. Сломанная мебель, будто там была драка. Простыня. В квартире был беспорядок.
– Подумай хорошенько, Хайдер. – Вагнер приседает перед мальчиком, сжимая ладони. – Ты видел или слышал что-нибудь необычное?
Хайдер трясет головой.
– Прости. Я попал в квартиру только следующим утром. Я хотел пойти с ним в «Эль гато энкантадо». Ты же знаешь.
– Ты его пугаешь, Вагнер, – предупреждает Макс.
– Я должен узнать. Я должен понять, что случилось. Я должен все собрать по частям в уме. Мне позвонили, когда я был в доме стаи. Анелиза мертва. Я подумал: что? И Робсон пропал. Я прыгнул в первый же поезд, но все равно приехал только через восемь часов. Заббалины все вычистили. Ничего не осталось. Я должен увидеть то же, что и ты, Хайдер, должен это вообразить – чтобы понять.
– Он рассказал тебе все, что знает, – заявляет Арджун.
– Я получил записи камер из сети. Я увидел, как двое мужчин пришли с ящиком. А потом ушли с ящиком. Что произошло в квартире – я не знаю.
Макс встает с дивана и идет к кухне. Вода закипает; через несколько секунд он протягивает Вагнеру стакан чая.
– Сядь.
– Простите, – говорит Вагнер. – Я могу разобраться в том, что случилось.
– Я попытаюсь помочь, но я правда мало что знаю, – бормочет Хайдер. – А ты… ты не думал, что его похитили?
Алексия плотнее закутывается в стеганое пальто и подавляет дрожь. Оба жеста – театральные, надуманные: в Боа-Виста вот уже десять дней пригодная для жизни температура, но она ощущает глубокий, бесконечный холод окружающих камней, память о вакууме, от которого эта лавовая трубка покрылась льдом. Растения растут, целые деревья цветут, сотворенные АКА птички прыгают с камня на спроектированные ветки и снова на камни, но Боа-Виста всегда будет вызывать у Алексии озноб. Здесь обитают призраки.