– Чего-то в таком духе я и ждала.
Стелла Ошоала размешивает два кусочка сахара в своем кофе и делает глоток.
– Вы испытываете некоторую враждебность от соседей.
– Вы следите за всеми возвращенцами?
– Следим. Многие возвращенцы сталкиваются с проблемами, пытаясь снова ассимилироваться на Земле. Луна часто порождает неортодоксальные политические идеи. Крайнее либертарианство, тоска по утопическим сообществам, анархо-синдикализм. Альтернативные взгляды на правовую систему.
– Все, что я пыталась сделать, это вписаться. Начать новую жизнь.
– Но это неправда – ведь так, Марина? – Стелла Ошоала ставит чашку на стол. – Ты возвращаешься туда. Это беспрецедентно.
Вкус кофе больше не вызывает у Марины изумление и ностальгию.
– Чего вам надо?
– Оплатить лечение твоей матери.
– Я сама плачу за ее лечение, а ты лучше не заикайся про маму.
– Ты можешь заплатить за мамин уход или вернуться на Луну. Ты не можешь позволить себе и то и другое.
– Вы проверяли мои счета?
– Ты подала заявку на кредитование транзита между Землей и Луной. Конечно, мы не можем оставить такое без внимания.
Эта женщина из правительства права. Цифры не сходятся. Марина не учла, что стоимость полета на Луну выросла, а стоимость медицинских услуг взлетела. Как и в тот раз, когда Марина впервые приехала в офис на берегу озера, ВТО выразила готовность предоставить кредиты потенциальным лунным работникам. Как и в тот раз, она заполнила заявление глубокой ночью, одна. Она боялась выдать свою тайну: лунная работница Марина, бывшая опорой семьи Кальцаге так долго, может быть не настолько богатой, как считала.
– Я лишь хочу исполнить свой долг.
Стелла Ошоала смотрит на свои туфли. Уголки ее рта подергиваются.
– Должна предупредить, что с твоей заявкой на кредит будут проблемы.
Марина чувствует, как сила тяжести внезапно наваливается и проверяет на крепость ее нутро. Комната плывет. Пол грозно надвигается.
– Что?
– ВТО ее не одобрила.
– Это же лишь сотня килобаксов.
– Сотня килобаксов или сто тысяч – ответ бы не изменился, – говорит Стелла Ошоала. Она делает глоток из своей чашки, но кофе остыл и утратил вкус.
– Я не понимаю, – заикается Марина. Ее мир взорвался. В сердце открылась дыра, куда рухнули все надежды.
– Возвращенец, который хочет снова стать Джо Лунником, не соответствует представлению ВТО о безопасных и стабильных инвестициях.
Стелла Ошоала ловит ее взгляд.
– Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для нас, Марина. За это тебе и заплатят. Достаточно, чтобы покрыть дефицит. С лихвой.
И из той дыры выходит гнев.
– Это вы велели ВТО отказать мне в займе, верно?
Стелла Ошоала вздыхает:
– Ты находишься в таком уникальном положении, что моя организация проявила бы небрежность, если бы не воспользовалась этим.
– Хотите, чтобы я шпионила.
Стелла Ошоала гримасничает.
– Мы не используем это слово, Марина. Нас интересует информация. О новых технологиях. Прорывах. Наше правительство не является одним из главных игроков в УЛА. Наверху происходят важные вещи, а русские и китайцы бросают нам сущие крохи.
– Хочешь сказать, это мой патриотический долг?
– Такие слова мы тоже не употребляем, Марина.
Марина чувствует себя так, словно глубокий диван ее вот-вот проглотит.
– Шпионить за моими друзьями…
Гнев алый, горячий – и с ним приходит великая радость, но она должна держать чувства под контролем. Она проглатывает слова «шпионить за моей любовью».
– Твоя мать получит самый лучший уход, – обещает Стелла Ошоала.
Теперь палящий гнев дает Марине силы вытолкнуть себя из удушливых объятий дивана и пересечь комнату, направляясь к трекинговым палкам.
– Сами разберемся, – говорит Марина, просовывая запястья в петли и берясь за ручки.
– Я даю тебе возможность подумать, – кричит Стелла Ошоала вслед Марине, которая ковыляет по коридору. Тук-тук, тук-тук – стучат палки. Шпионка. Продажная шкура, предательница. Да как она посмела? Боль и унижение жгут вдвойне, потому что женщина права. Марина не может позволить себе и отправиться на Луну, и присмотреть за мамой. Значит, она предаст семью, которая приняла ее, подняла из праха, поверила в нее и доверила ей свои жизни.
– Все нормально? – спрашивает Кесси, когда Марина ковыляет мимо соискателей, чьи глаза полны лунного света, к машине, которая останавливается у входа. – Тебя долго не было.
– Здорова душой и телом, – говорит Марина. – Ты мне не поможешь?
Кесси держит палки, пока Марина натягивает куртку. Она слишком мала, и в городе в ней жарко, но майка «Корта Элиу», которую Марина носила с гордостью, теперь кажется клеймом предательницы.
Вокруг Рейнир сгустились облака. Богиня непостоянна. Марина поворачивается спиной к горе, Спейс-Нидл и сердитым башням бухты Эллиотт. Город-предатель. Она хватается за перила, смотрит через бухту и залив на горы своего родного края. Застегивает молнию на куртке до самого горла. Над заливом всегда дует холодный ветер. Хорошая куртка тебя не подведет.
Паром успевает обогнуть южную оконечность острова Бейнбридж, когда Кесси говорит:
– Ты в ужасном настроении, сестрица. Там что-то случилось?
В воде цвета индиго кувыркаются медузы – студенистые ядовитые цветы.
– Мне нужно, чтобы ты одолжила мне сто тысяч долларов.
– Так вот в чем дело.
– Дело в том, Кесси, – говорит Марина, до побелевших костяшек сжимая темные деревянные перила, – что Разведывательное управление минобороны пытается сделать из меня шпионку.
Деревянные дома выстроились вдоль каждого каменистого берега, элегантные и богатые. За ними вздымаются деревья.
– Они не называют это «шпионажем». Я стала бы информатором. Отдала бы всех Корта им на съедение, и они заплатили бы за лечение мамы.
Издаваемый двигателем звук меняется, когда паром подходит к причалу Бремертона.
Кесси неловко переминается с ноги на ногу у перил.
– Я должна спросить…
– Семья Корта – самая эгоцентричная, самовлюбленная, высокомерная, откровенно странная стая ублюдков, какую мне доводилось встречать, – говорит Марина. – И каждая секунда вдали от них убивает меня.
Из громкоговорителей разносится объявление об остановке. Паром содрогается от включения носовых двигателей. Высокие темные волны плещутся у бетонных свай и резиновых буферов на пирсе.
– Я не знаю, Марина.
– Мне надо действовать быстро, Кесс.
– Марина, я не знаю.
Трап царапает бетон причала. Марина у перил последняя. Она видит на парковке машину Кесси, которая вскоре отвезет их обратно через горы и реки – к дому под сенью леса.
Глава двадцать вторая
Хайдер хмурится и раздувает ноздри, его глаза двигаются, следя за тем, что отображено на линзе.
Алексия понимает: когда ты испуган, отправляешься в худшее из мест во всем мире и бежать некуда, и отсрочить это нельзя, можно увязнуть в мелочах. В музыке, чатах, любимых шоу. Но, ради всех богов, сколько раз один тринадцатилетка может сыграть в «Драконьи бега»?
Автомотриса УЛА едет на восток от узловой станции Ипатия через гладкий и черный Солнечный пояс. От такого пейзажа душа обращается внутрь, к темным размышлениям и самоанализу. Боги… Она осознала эту мысль: «Боги». Как по-лунному. Боги, святые и ориша, и вся эта безумная фейжоада переплавляется в нечто странное, новое, большее. И Алексия – часть этого сплавления, смешения, слияния. Сколько времени прошло с тех пор, как она думала о доме, зелено-синей Барре; жителях Океанской башни, которые радостными возгласами и тостами проводили ее в космос; великолепном тщеславном Нортоне, о Маризе и Кайо? Дни забвения незаметно сливаются в месяцы. Однажды она очнется и обнаружит, что прошли годы и вернуться уже нельзя.
– Хайдер.
Нет ответа.
– Хайдер!
Он поворачивается, отвлекается от игры и смотрит на Алексию.
– С ними все в порядке?
Мальчик широко открывает рот. Алексия видит цветные пятнышки у него под языком, на щеках. Красное, зеленое, синее, желтое, белое. Черное не видит – оно сокрыто во тьме внутри человеческого тела. Но оно где-то там, таит последнюю смерть из всех.
– Хайдер, мать твою!
Он выплевывает флаконы на ладонь.
– Просто экспериментировал. Ты не заметила, как я их спрятал, да? Научился у Робсона кое-каким трюкам. Я все продумал. В заднице спрятать не могу, потому что их не достать незаметно. А так я их пронесу, когда мы туда попадем, и вытащу, увидев Робсона. Надо просто держать рот закрытым.
– А если ты их проглотишь?
– Они закодированы на ДНК Робсона. Только он может их открыть. Они просто пройдут сквозь меня.
«И ты в это веришь?»
– Сколько еще до Жуан-ди-Деуса?
– Десять минут.
– Времени хватит. – Хайдер усаживается в кресле поудобнее и опять сосредоточивается на игре. Странный мальчик. Своей намеренной неловкостью он провоцирует других на действия. Она пыталась разговорить, увлечь, понять его, пока они ехали из Теофила. Он не поддался. Тихоня, вещь в себе. Алексия чувствует отторжение. Она бы ни за что с ним не подружилась, но она не мальчик, ей не тринадцать, и она не Робсон Корта – ведь чтобы понять дружбу, нужно увидеть ее с обеих сторон. Так или иначе, он друг: самый лучший и храбрый из всех, кого Алексии доводилось видеть.
Автомотриса замедляет ход. Торможение вынуждает Хайдера прервать игру. Почетный караул УЛА занимает позиции, покачиваясь, когда их транспорт, минуя стрелки, переходит на ветку, ведущую в Жуан-ди-Деус. Четверо лучших наемников, не связанных с семьей Корта, каких сумел нанять Нельсон Медейрос. Они продержатся сорок секунд, если дойдет до настоящей битвы. Они это знают. Автомотриса теперь в туннеле, среди мигающих огней, тормозит на подъезде к станции.
– Ну ладно, Хайдер.
Тишина.
Когда Алексия снова поворачивается к мальчику – его ладонь пуста.
Алексия ненавидит Жуан-ди-Деус. Она ненавидит густой, бывший в употреблении воздух, вонь растительного масла, глубоко въевшуюся в пористый камень, смрад мочи и проблемной канализации. Она ненавидит вкус пыли и мягкий скрип под подошвами своих туфель «Бонвит Теллер». Она ненавидит убогость улиц, предосудительно и грозно нависающие верхние уровни, клаустрофобию от слишком близкого искусственного неба – в нем можно рассмотреть отдельные ячейки. Она ненавидит взгляды, которыми их провожают прохожие, – таращатся из переулков и с ладейр, пешеходных мостиков. Они смотрят, а потом отворачиваются, когда она глядит в ответ. Она знает, что они говорят друг другу: «Мано ди Ферро? Существовала только одна Мано ди Ферро: женщина, которая построила это место и возвела гелиевую империю на истощенном реголите. Адриана Корта».