– Прочь с дороги, мать твою, – шипит Дакота Каур Маккензи, чуть не врезавшись в Ариэль из-за движущейся лестницы.
Голоса выкрикивают ее имя, жаждут улыбки, взгляда, хоть капельки внимания. Вопросы так и сыплются: Ариэль надувает губы, улыбается, достает и раздвигает титановый вейпер. Раздается коллективный вздох, затем восторженные аплодисменты, когда она делает длинную затяжку и выдыхает клубы ароматного пара. Ариэль Корта вернулась.
– Разве это не потрясающе? – шепчет Ариэль за дымовой завесой.
– Твой транспорт уже должен быть здесь, – ворчит Дакота.
Всплеск волнения: теперь Луна достигла вершины лестницы. Те же умоляющие голоса зовут ее по имени. Чей-то крик: «Покажи нам нож, Луна!» с удовольствием подхватывают. Нож, нож! Луна крепко прижимает к себе футляр и идет в безопасное место рядом со своей мадриньей.
На привокзальную площадь обрушивается тишина – стремительно, как разгерметизация.
Он идет.
Лукасинью сходит с движущейся лестницы. Он колеблется мгновение, ошарашенный размером толпы. Та перестает дышать. Он бледный как мел и худой, голова в проплешинах после лечения, но он выбрил на темной щетине шевроны и концентрические круги. Его глаза темны, а скулы могут рассечь мечты. На лацкане его жакета – старая булавка, знак Лунного бегуна. Он стоит, оглядывая толпу. Выглядит неуверенным. Потом улыбается. Машет рукой. Толпа взрывается. Ариэль подзывает его встать рядом с ней. Дроны пикируют, толпа устремляется вперед; охрана стремится защитить Лукасинью и тех, кто с ним. Крики, лица, толкотня; и вопросы, вопросы, вопросы…
– Боги! – восклицает Ариэль посреди бедлама. – Как мне этого не хватало!
Дакота фыркает, проходя через люкс «Армстронг» в отеле «Хань Инь», расположенный на уровне проспекта. Хмурится на кабинет, хмыкает на глубокие диваны и широкие кресла. Ворчит при виде личного спа-салона с сауной и джакузи на пятерых. Закатывает глаза при виде кроватей, по которым можно гулять туда-сюда. Поджимает губы от персональных принтеров в каждой комнате. Насмехается над личным дворецким с таким презрением, что тот спешно удирает.
– Очень надеюсь, что это все не за счет факультета, – говорит она Ариэль.
– Я забронировала номер, – доносится голос Абены Маану Асамоа из глубин кресла размером с ровер.
– Если хочешь быть шикарной, веди себя шикарно, – заявляет Ариэль. – То, как тебя воспринимают, обеспечивает половину победы. – Она легонько похлопывает Дакоту по запястью кончиком вейпера. – И не переживай за факультетский бюджет: за все платят гапшап-каналы. В обмен на эксклюзивный контент.
И адвокатесса выпускает из ноздрей две струйки пара.
– Я засуну эту штуку тебе в зад, – бормочет Дакота. – Прекрати дымить. Это антисоциально. – Она встает между Ариэль и балконом. – Туда тоже не выходи. Там может ждать дюжина дронов. – Повернувшись к Абене, продолжает: – Извини, что отвлекаю от наслаждения пиар-успехом, – скажи-ка, ты проверила это место на предмет безопасности? – Она указывает на Росарио де Циолковски, которая старательно ищет в кухонной зоне что-нибудь съедобное. – Ты кого-то еще наняла, кроме этой?
– Эй! – вскидывается Росарио де Циолковски. – Я защитница, у меня контракт.
– Ты бросила школу гази, – парирует Дакота. – Университет в тебе не нуждается.
– Не размахивай передо мной своей докторской, – дерзко отвечает Росарио. – Я тебя урою.
– Ты?
– Скорость и мастерство всегда одержат верх над размерами и самовлюбленностью, – заявляет Росарио, с важным видом выходя из кухни. Две женщины сталкиваются лицом к лицу. Защитница на голову ниже гази, но излучает панковскую свирепость.
– Девочки, – окликает их Ариэль. – Защитницей команды Корта останется Росарио.
– Ты же знаешь, что Мариану Габриэль Демария изрубит ее на куски прямо на арене, – говорит Дакота Каур Маккензи.
– Мариану Габриэль Демария изрубит вас обеих, – возражает Ариэль. – Если не будете сражаться с умом. А теперь иди и найди где-нибудь чай. Через пять минут у меня первое интервью, и нужно избавиться от запаха тестостерона, которым вся мягкая мебель пропиталась. Все, кроме Лукасинью и Абены. Ты тоже, Луна. – Девочка хмурится. – Элис, возьми Луну.
Мадринья Элис берет Луну за руку и подталкивает ее к двери.
– Эй. – В коридоре Росарио приседает рядом с Луной. – Это та самая коробка с ножами? Можно посмотреть на нож? Ну, потрогать?
Ариэль слышит, как Луна говорит «нет», а потом обмен колкостями между гази и защитницей постепенно удаляется в сторону вестибюля.
Дакота слышала об этих фантастических существах, но до сих пор ни разу их не видела. Волк и его сын – два темных пятна в вестибюле отеля. Гости и персонал избегают их, будто они излучают радиацию.
Конечно, Вагнер Корта не волк. Он – человек со специализированной социальной структурой, обусловленной неврологическим нарушением. И Робсон Корта – не его сын, хотя из того, что Дакота слышала, Вагнер стал для него больше отцом и матерью, чем Рафа Корта и Рейчел Маккензи когда-либо были. Но они не могут быть ничем иным, как волком и его сыном.
Волк излучает мощь, находящуюся под жестким контролем: тренированное восприятие Дакоты выявляет острую проницательность и отточенные навыки, с которыми даже она не может сравниться. Значит, это его светлый аспект. Мальчик: она никогда не видела более надломленного ребенка. Разорванный надвое и сшитый внахлест, стежки еле держатся. Ее сердце тянется к ним обоим, к волку и его сыну.
– Я Дакота Каур Маккензи. Ариэль очень рада, что вы пришли. Пожалуйста, следуйте за мной.
Другие гости бросают короткие взгляды и перешептываются, но не настолько тихо, чтобы Дакота не смогла их расслышать. «Это он… мальчик, который убил Брайса Маккензи. Иглами в глаза. Его глаза…»
Они хорошо двигаются, волк и его сын. Как убийцы.
Вагнер ошеломлен подобным приветствием. Дакота видит: он не ожидал, что все окажутся тут. Луна. Лукасинью. Его сестра.
– Ирман.
– Ирмана.
Нерешительностью, вздрагиванием, краткими моментами дискомфорта, словно между незнакомцами, Дакота заполняет пробелы семейной истории. Вагнера сделали изгоем. Ариэль стала изгоем по своей воле.
– Когда мы встречались в последний раз, ты лежала в постели в медцентре Жуан-ди-Деуса, – говорит Вагнер Ариэль.
Дакота поднимает бровь. Странная семья. Маккензи прямолинейны, говорят в лицо все, что у них на уме и в душе. А с Корта вечно ничего не понятно. В один миг они любят, а в следующий – превращаются в радиоактивный лед. Обиды копятся годами, поколениями. Она наблюдает, как Робсон обнимает Лукасинью: эти мальчики, красивые и надломленные, друг другу чужие.
Дакота подкрадывается к Росарио и шепчет:
– На пару слов. На балконе.
Дакота закрывает окна и вдыхает неповторимый аромат Меридиана. За ширмой кустарников на проспекте бурлит и шумит жизнь.
– Присматривай за волком и мальчиком.
– Это не моя работа… – начинает Росарио.
– Ты останешься без работы, если твою нанимательницу убьют.
– Вагнер и Робсон?
– Парнишка убил Брайса Маккензи. Протащил Пять Смертей из Тве прямиком в Брайсову личную яму со слизью, хоть и был нагишом. Когда Брайса Маккензи нашли, в его теле не осталось ни костей, ни органов. Только растопленный жир в мешке из кожи.
– Они же семья…
– Люди, у которых больше всего шансов тебя убить, – это твоя родня. Держи ухо востро и не выпускай клинок из руки.
«Что такое „голубая луна“?» – спрашивает Алексия, и бармен делает ей коктейль. Конический бокал, холодный как лед особый джин (пятнадцать растительных компонентов), синий кюрасао медленно вливают по тыльной стороне ложки, и струйки неспешно опускаются, как щупальца чудовища, сквозь алкоголь, скручиваясь и растворяясь в небесной синеве; солнечная синева; шар апельсиновой корки.
Она делает глоток – ей не нравится.
– Ничего не поняла.
– Корта вернулись, – говорит бармен.
Алексия все равно ничего не понимает, но он опаздывает, и она допивает коктейль, а он все равно опаздывает, и она заказывает еще один, и понимает не больше, чем в первый раз. Если он не придет к тому моменту, когда снова покажется дно бокала, она соберет остатки мужества, с которым предложила ему выпить, и уйдет.
Бар рекомендовал Нельсон Медейрос, и у него хороший вкус: достаточно низко для шика, достаточно высоко, чтобы ощутить необузданность Байрру-Алту. Музыка обрушилась на Алексию, и она улыбнулась: под эти ритмы можно двигаться. Постукивать ногой, кивать. Она заняла место у стойки и заказала фирменный коктейль.
Он появляется, когда у нее остается полсантиметра «голубой луны». Головы склоняются друг к другу: «Это он. Тогда кто же она?»
Она садится на барный стул рядом с Алексией. Он изменился. Стал каким-то другим. Она не может уловить детали – только нечто общее. Некие впечатления. Перемены случились внутри, но не снаружи. В нем ощущаются медлительность и основательность. Он сосредоточен на текущем моменте, но не встревожен.
Музыка заставляет его морщиться.
– Можем пойти куда-то еще, если тебе не нравится эта музыка.
– Мне сейчас никакая музыка не нравится, – говорит он и большим пальцем указывает в сторону потолка. За искусственным небом, двумястами метрами камня, над Центральным Заливом стоит Земля, которая пять дней назад была полной. Вот она, едва уловимая граница между волком и тенью. – Это пройдет.
«Вагнер Корта в тот день умер, – сказал он в пыльной обсерватории Боа-Виста. – Я сделался не одним, а сразу двумя».
– Извини, – говорит он, вставая со стула и отступая назад. – Давай все сделаем как надо. – Он целует Алексию в обе щеки, очень формально. Указывает на стул.
– Пожалуйста, – говорит Алексия, и он снова садится.
– Прошу прощения за опоздание. Робсон хотел подольше побыть с Луной.
– А он…
– Остался в отеле.
– Я думала, ты поручишь его…
– Стае? Нет, ему там не место.
– Я собиралась сказать – Лукасу.