Офицерский корпус и командный состав
От кризиса к выздоровлению
Чистки и численное увеличение Красной Армии накануне войны
Удручающе низкая боевая эффективность Красной Армии при вторжении в сентябре 1939 года в Восточную Польшу[127] и во время советско-финской войны в конце 1939 — начале 1940 года продемонстрировала многочисленные серьезные трудности, неблагоприятно сказывающиеся на боеспособности советских войск еще до начала немцами операции «Барбаросса». Наиболее серьезными из этих трудностей были острая нехватка подготовленных, опытных и компетентных командных кадров и штабных офицеров практически на всех уровнях командования — естественное последствие как проводимых Сталиным с 1937 по 1941 год преднамеренных и опустошительных чисток офицерского корпуса Красной Армии, так и резкого увеличения численности Красной Армии с 1938 по 1941 год. Но безотносительно к причинам этого явления после 22 июня нехватка опытных кадров в офицерском корпусе Красной Армии оказалась катастрофической для армии и страны.
Помимо ликвидации примерно 50 000 самых лучших и наиболее выдающихся командиров и военных теоретиков Красной Армии[128], сталинские чистки, все еще продолжавшиеся, когда началась война, оказывали парализующее воздействие на уцелевших офицеров{330}:
«Затронувшая весь народ волна репрессий причинила непоправимый ущерб. Дело было не только в незаслуженной смерти сотен тысяч людей, среди которых были наиболее ценные специалисты во всех сферах деятельности, в том числе и в военной. Кроме этого, уцелевшие при этом терроре командные кадры были в сильнейшей степени парализованы страхом и утратили способность принимать независимые решения вопреки высокому начальству. Многие командиры стали бояться проявлять инициативу и идти на разумный риск»{331}.
Таким образом, офицерский корпус и командный состав Красной Армии, вынужденные в первые 18 месяцев войны с Германией переносить одну военную катастрофу за другой, одновременно еще и переживали продолжающуюся чистку и сопровождающие ее террор и запугивание. Разжигаемые постоянно подозрительным Сталиным и проводимые его безжалостными подручными вроде В. И.[129] Берии и В. С. Абакумова, эти чистки поглотили во время войны и даже по окончании войны много старших офицеров Красной Армии.
Офицерство, попавшее во время войны под чистку по воле Сталина и его подручных из органов политической и государственной безопасности, распадалось на пять категорий{332}. Первая группа состояла из офицеров, объявленных виновными в поражениях — сюда входили командующие фронтами и армиями, которых Сталин обвинил в катастрофе Западного фронта отчаянные первые несколько недель войны. Во вторую группу входили «вредители» — те командующие армиями и корпусами, которых Сталин обвинил в недостаточно энергичном нанесении контрударов и проведении контратак{333}.
Не менее виновной в глазах Сталина являлась и третья категория, в которую попали «генералы-предатели» — либо погибшие в бою, либо взятые в плен после того, как их армии потерпели поражение в боях с вермахтом. К четвертой категории относились А. А. Власов, злосчастный командующий 2-й Ударной армией Волховского фронта, попавший в плен, когда войска вермахта в июне 1942 года уничтожили его армию, и прочие офицеры, которые, попав в плен к немцам, вступили в Русскую освободительную армию (РОА){334}.
И, наконец, пятую и самую многочисленную категорию подвергнутых чистке составили те, в личном деле которых содержались какие-то намеки на какую-то враждебность по отношению к Сталину, к его режиму или к его политике. В эту всеохватную категорию входили десятки старших офицеров, служивших в вооруженных силах, военно-учебных заведениях и даже в центральных управлениях НКО (Народного комиссариата обороны), которые тем или иным образом навлекли на себя гнев подручных Сталина в органах государственной безопасности или контрразведки. В целом же, в придачу к десяткам тысяч армейских офицеров, угодивших под чистку до войны, по меньшей мере 100 старших офицеров[130] подверглись той же участи, прежде чем Сталин умер в 1953 году, став большей частью нечаянными и совершенно посторонними жертвами сталинской Великой Отечественной войны{335}.
Вдобавок к вызванным кровавыми чистками зияющим прорехам в рядах офицерского корпуса, ускоренное расширение Красной Армии в три предвоенных года и массовая мобилизация миллионов офицеров запаса после начала войны вынудили НКО ставить относительно неопытных офицеров на посты, которые они не были готовы занимать. Например, с 1935 до конца 1938 года численность Красной Армии возросла с 930 000 до 1 513 000 человек, а к 1 января 1941 года — до 4 200 000 бойцов, включая сюда и войска внутренней безопасности. Однако из выпускников военных училищ и курсов Красной Армии лишь 40–45 % соответствовали существующим требованиям к подготовленным офицерам, и из них почти никто либо же вообще никто не имел ни малейшего боевого опыта на тех уровнях командования, на каких они оказались{336}.
В результате к маю 1940 года армии не хватало 35 % требуемых офицеров, а примерно 70 % ее командного состава прослужило на своих нынешних должностях шесть месяцев, а то и меньше. И что еще хуже — 50 % командиров батальонов и до 68 % командиров рот и взводов прошли только шестимесячную подготовку в училищах и на курсах разных родов войск, причем лишь немногие из командиров полков и чуть больше 26 % командиров дивизий обладали каким-либо боевым опытом.
Не лучше обстояло положение и на уровне корпусов и армий. Например, в 1940 году лишь 30 % командующих армиями, их заместителей и начальников штабов, а также начальников родов войск были ветеранами мировой и Гражданской войн — хотя около 70 % из них служили на командных или штабных постах во время советско-финской войны, Гражданской войны в Испании или конфликтов с японцами{337}.
В попытке разрешить эту проблему Сталин 7 мая 1940 года восстановил звания маршала Советского Союза и ввел генеральские звания, назначив 4 июня Г. И. Кулика, Б. М. Шапошникова и С. К. Тимошенко маршалами, а еще 982 офицеров — генералами{338}. Однако часть этих офицеров были просто приспешниками Сталина, а многих других подобрали исключительно по критерию их преданности партии.[131] В любом случае большинство из них не обладало значительным боевым опытом. Почти чудо, что многие из этих относительно молодых офицеров в конечном итоге в ходе последующей войны выросли в опытных и прославленных боевых командиров{339}.
Когда над Европой сгустились тучи войны, Сталин в январе 1941 года снова перетасовал командную структуру Красной Армии, назначив генерала армии Г. К. Жукова начальником Генерального штаба, К. А. Мерецкова — заместителем наркома обороны по военной подготовке, И. П. Апанасенко, М. П. Кирпоноса, М. М. Попова, А. И. Еременко, С. Г. Трофименко и П. Л. Романенко — командующими военными округами или армиями, а многих других генералов «выпуска 1940 года» — командующими или начальниками штабов армий, корпусов и дивизий. Как показала их последующая карьера, многие из этих 982 генералов выживут и сыграют выдающуюся роль в ходе войны{340}. Однако, по сути, все эти меры оказались в большей степени косметическими, чем реально полезными, скорее скрывая, чем решая серьезную проблему нехватки старших офицеров на всех уровнях командования.
В то время как Сталин в 1940 году и в начале 1941 года прибегнул к серии досрочных повышений в чинах, НКО ускорил программу профессиональной подготовки, удвоив число военных училищ и курсов подготовки офицеров. Тем не менее, необходимость в подготовленных офицерах летом 1940 года была столь велика, что нарком обороны С. К. Тимошенко подал рапорт с предложением о пересмотре дел свыше 300 старших офицеров, угодивших в жернова террора и репрессированных. В результате НКО вернул к активной службе 250 арестованных и осужденных офицеров, в том числе К. К. Рокоссовского, А. В. Горбатова, А. И. Тодорского, А. В. Голубева, Н. А. Эрнста и В. А. Шталя. Кроме того, к 1 января 1941 года НКО и органы государственной безопасности реабилитировали и вернули на службу больше 12 000 командиров и политруков, арестованных[132] как «политически неблагонадежные»{341}.
Несмотря на эти энергичные попытки ликвидировать нехватку офицеров, в начале 1941 года в Красной Армии по-прежнему недоставало 80 000 человек от требующегося ей офицерского состава. Поэтому НКО приказал Военной академии имени Фрунзе, Артиллерийской академии и офицерским курсам «Выстрел» вместе с другими пехотными училищами выпустить свои последние курсы не в конце июня 1941 года, а в мае. Кроме того, в мае и июне 1941 года Наркомат обороны направил 75 000 офицеров на специальные местные сборы и маневры{342}.
К 1 июня 1941 года эти меры несколько снизили количественную нехватку командного состава, но когда в июне 1941 года началась война, офицерский корпус Красной Армии, особенно ее старший командный состав, оставался сильно ослабленным — не столько количественно, сколько качественно. Например, на 22 июня 1941 года в Красной Армии и Красном Флоте служило около 600 000 офицеров, а еще 916 000 офицеров числилось в резерве. Однако к началу мобилизации ее сухопутным и военно-воздушным силам все еще не хватало 36 000 офицеров или 14 % от штатного офицерского состава, а резервам не доставало 55 000 офицеров-специалистов на критически важных боевых и технических должностях.
Еще одно вредное воздействие чисток и бурного предвоенного увеличения армии заключалось в вызванном ими резком увеличении возрастного дисбаланса в офицерском корпусе армии. Например, на 22 июня 1941 года 28,6 % командного состава имели возраст 25 лет, а то и моложе, 1,4 % — 45 лет или старше. 12,4 % офицеров не имели какого-либо официального военного образования, а 91 % прослужили в армии меньше 20 лет. Кроме того, 39 % всех офицеров запаса были людьми в возрасте до 40 лет.
Поэтому накануне войны многие, если не большинство офицеров Красной Армии не обладали достаточным опытом для эффективного выполнения задач на тех командных постах, на каких они оказались. Хотя это явление было характерно практически для всех уровней командования, особенно заметно оно было на уровне военных округов (фронтов) и армий. Например, генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, который 22 июня 1941 года командовал Прибалтийским особым военным округом, прослужил на своем посту около года, командующий Западного особого военного округа генерал-полковник Д. Г. Павлов занимал этот пост с декабря 1940 года, а командующий Киевского особого военного округа генерал-полковник М. П. Кирпонос сменил Жукова на посту командующего в 1941 году, когда Сталин назначил Жукова начальником Генерального штаба{343}. На самой же нижней ступени командной иерархии к 22 июня почти 70 % командиров дивизий и полков и 80 % командиров батальонов командовали своими частями и соединениями менее года.
Безусловно, некоторые офицеры, в первую очередь среднего звена, смогли пережить лето 1941 года и на последующем этапе войны выросли в опытных старших командиров. Однако столь же очевидно, что большинство из них попросту не могли справиться с той непосредственной задачей, с которой столкнулись.[133]
Брошенные войной вызовы
Внезапное и опустошительное вторжение в Советский Союз и тот катастрофический ущерб, который оно причинило Красной Армии и ее офицерскому корпусу, поставило перед НКО два вызова, относящихся к командному составу Красной Армии и требующих долговременных решений.
Во-первых, НКО пришлось для возмещения довоенной нехватки офицеров и на замену многим командирам, погибшим в первые месяцы войны, отобрать и обучить новых командующих либо из рядов армии, либо из ее резервов. Второй и не менее трудной проблемой была необходимость срочного повышения качества командного состава и штабных офицеров.
Пытаясь достичь этого, НКО столкнулся с несколькими серьезными препятствиями, наиболее обескураживающим из которых была систематически проявлявшаяся неэффективность существующей системы мобилизации. Плохое и незавершенное планирование мобилизации, а также расстройство в ее проведении, вызванное вторжением немцев, помешали НКО и Генштабу обеспечить недавно отмобилизованные армии и дивизии штатным командным составом — не говоря уже о подготовке нового командного состава и штабных офицеров для уже сражающихся в поле соединений. Например, внезапное вторжение и последующее стремительное продвижение вермахта помешали 44–56 % проживающим в западных военных округах офицерам запаса явиться на свои посты во время мобилизации. Только в Ленинградском и Одесском военных округах большинство офицеров запаса сумело явиться на службу. В прочих же местах мобилизация велась поспешно и хаотически{344}.
Несмотря на столь хаотическую мобилизацию и катастрофическое военное положение, Ставка сумела путем спешной импровизации создать достаточно адекватную новую структуру управления действующими фронтами и армиями — так, чтобы те смогли продолжать воевать до конца 1941 года. Например, с июня по сентябрь 1941 года Ставка сформировала три главных командования направлений, 11 фронтов и 29 армий, укомплектованных приблизительно 30 тысячами офицеров. Кроме того, к 31 декабря 1941 года НКО сформировал 286 новых дивизий, переформировал еще 22 и расформировал 124 дивизии — большую часть которых вермахт уже уничтожил в ходе боев. Также были сформированы сотни бригад, полков и батальонов, в том числе 250 лыжных батальонов. С учетом войск, уже имевшиеся на 22 июня 1941 года в войсковой структуре армии, Красная Армия за 1941 год выставила на поле силы, эквивалентные 821 дивизии{345}. К 31 декабря НКО призвал на активную службу примерно 75 % от общего числа офицеров, приписанных на 22 июня 1941 года к его фонду офицеров запаса{346}.
На протяжении всего 1942 года и большую часть 1943 года Наркомат обороны продолжал мобилизовать войска в лихорадочном темпе. Например, между 1 января и 1 ноября 1942 года он сформировал 16 новых общевойсковых армий, 4 танковые армии, 28 танковых корпусов, восемь механизированных корпусов, 50 стрелковых и кавалерийских дивизий, сотни специализированных танковых, артиллерийских, инженерных и авиационных частей и подразделений, а также пополнил 67 стрелковых и кавалерийских дивизий. Между 1 ноября 1942 года и 31 декабря 1943 года было создано еще две общевойсковые армии, три танковые армии, 42 стрелковые дивизии и 44 бригады различных видов{347}. Понятно, что подобный процесс требовал от НКО организации отбора, призыва и обучения командного состава для этих войск.
Однако с самого начала войны темп убыли офицеров, особенно среднего и младшего звена, оказался крайне высок — и это тоже подвергало огромному напряжению всю курируемую НКО систему подготовки офицеров. Например, за всю войну Красная Армия потеряла более 2 миллионов офицеров — в том числе 631 000 убитыми, 392 000 пропавшими без вести и свыше 1 миллиона тяжелоранеными. Из этого страшного числа 316 000 офицеров было потеряно в 1941 году, 544 000 — в 1942 году, 577 000 — в 1943 году и 166 000 — в 1945 году. Огромное большинство их (80,2 %) служило в войсках в качестве командного состава (число погибших или пропавших без вести см. в таблице 3.1){348}.
Восстановление офицерского корпуса: обучение и подготовка
В конечном итоге НКО все-таки справился с тяжелой задачей обеспечения войск офицерским и командным составом, призывая офицеров запаса, переводя офицеров с небоевых должностей на боевые, производя в офицеры рядовых из числа призывников, а также реорганизуя, реформируя и расширяя свою систему военного обучения:{349}
Одновременно НКО пустил в ход меры, призванные поднять авторитет, материальное положение и боевой дух офицерского корпуса.
На протяжении войны основная масса офицерского и командного состава на замену выбывшим и для вновь сформированных частей набиралась из офицеров запаса, кроме того приходила из военных академий, училищ и других курсов подготовки офицеров, а также из числа возвращающихся в строй из госпиталей или выздоравливающих у себя на родине. По разным причинам число офицеров в каждой из этих категорий существенно варьировалось из года в год. Например, пока НКО в 1941 и 1942 годах продолжал реформировать и расширять свою систему военного обучения, он брал большую часть офицеров со штатных должностей и преподавательских постов в военных академиях и училищах, из штабов, со штатных должностей в тыловых частях и ведомствах, со служебных постов в военных комиссариатах и административных службах, а также со множества политических постов. Кроме того, к 1943 году НКО и НКВМФ (Народный комиссариат Военно-морского флота) призвали на службу в армию и на флот 80 000 офицеров-женщин{350}.
После введения 17 сентября 1941 года по всей стране всеобщей военной подготовки НКО смог умножить свои усилия по производству офицеров путем увеличения количества офицерского командного состава и повышения его качества. Неудача на этом пути означала сохранение высокого темпа убыли высших офицеров — то есть верное поражение на поле боя. Чтобы избежать этого, Ставка и НКО реорганизовали, реформировали и резко расширили структуру военного обучения, с 22 июня 1941 года по середину лета 1942 года увеличив на 67 % количество, численность и выпуск офицеров своих военно-учебных заведений.
К началу войны армия и флот имели для обучения своего старшего командного состава 19 военных академий, семь высших флотских училищ и десять военных кафедр в гражданских институтах. Командный состав среднего звена готовился в 203 военных училищах[134], а также сотнях других военных школ[135] и на 68 «курсах усовершенствования офицерского состава»* в этих и других военно-учебных заведениях{351}. Продолжительность обучения составляла 3–5 лет в военных академиях, 2–4 года в военных училищах, 4–9 месяцев в военных школах и от 2 до 12 месяцев на курсах переподготовки. Упомянутые 203 военных училища весной 1941 года закончило примерно 240 000 новоиспеченных офицеров, большинство которых к тому же получило некоторое вспомогательное техническое образование. Все они были выпущены командирами взводов в звании младших лейтенантов{352}.
Хотя за административное руководство этими военно-учебными заведениями отвечало Главное управление военно-учебных заведений (ГУВУЗ) Наркомата обороны, после 20 сентября 1941 года оно делило ответственность с главными и простыми управлениями родов войск Наркомата обороны. Большую часть своего старшего командного состава НКО обучал в Академии Генерального штаба имени Ворошилова, Военной академии имени Фрунзе и на курсах «Выстрел» (в Полевой академии), которые оставались под управлением ГУ ВУЗ, а также в военных академиях служб и родов войск Красной Армии. Главные задачи этих академий заключались в преодолении нехватки у Красной Армии старшего командного состава, а также повышении качества обучения путем реформирования и модернизации учебных планов и усовершенствования курсов обучения — что в первые 18 месяцев войны было отнюдь не легкой задачей.
Академия Генерального штаба имени Ворошилова, ставшая в начале 1942 года Ворошиловской военной академией, во время войны базировалась в Москве и в Уфе. За годы войны она выпустила 1178 офицеров со своего основного курса и 176 — с Курсов усовершенствования высшего командного состава{353}. Помимо важнейшей роли, сыгранной ею в подготовке старшего командного состава, эта академия служила еще и «мозговым центром», отвечающим за тщательный анализ боевых действий и разработку новых оперативных и тактических приемов. Помимо подготовки пересмотренных боевых уставов для всех видов войск, академия произвела еще и многочисленные углубленные исследования всех видов боевых действий во время войны — особенно на стратегическом и оперативном уровне. Например, она подготовила за войну более 1700 подробных военно-научных и исторических исследований, в том числе обширные аналитические разборы Московской, Сталинградской, Курской, Белорусской и Берлинской операций{354}.
Фрунзенская военная академия, которую правильнее называть Военной академией имени М. В. Фрунзе и которая располагалась во время войны в Москве и в Ташкенте, отправила к декабрю 1943 года на фронт более 6000 выпускников и еще 11 000 — до окончания войны{355}. Подобно Военной академии имени Ворошилова, она тоже работала над обобщением боевого опыта и включением усвоенных из этого опыта уроков в свой курс обучения{356}.
В отличие от академий имени Ворошилова и Фрунзе, занимавшихся обучением общевойскового характера, Высшие офицерские курсы Красной Армии, известные под собирательным названием курсов «Выстрел» и расположенные в Солнечногорске к западу от Москвы, а также в Челябинской области, обеспечивали своих выпускников в первую очередь пехотной (стрелковой) переподготовкой. А поскольку стрелковые войска в Красной Армии преобладали, то курсы «Выстрел» вели подготовку младшего и переподготовку среднего и старшего командно-политического состава, а также готовили инструкторов для других военно-учебных заведений Красной Армии{357}. Кроме того, преподаватели курсов «Выстрел» помогли подготовить «Боевой устав пехоты Красной Армии» 1942 года и другие тактические руководства и инструкции родов войск, основанные на изучении боевого опыта. К концу войны курсы «Выстрел» подготовили для Красной Армии более 20 000 человек младшего командного состава{358}.
Вдобавок к этим общевойсковым академиям, училищам, школам и курсам в систему военного обучения и подготовки НКО входили также учебные заведения различных родов войск, действовавшие под прямым руководством управлений этих войск (артиллерийских, танковых и механизированных, инженерных и т. п.). Хотя в конце 1941 года все эти учебные заведения вынуждены были эвакуировать свои учреждения на восток, за 1942 год они выпустили 564 000 офицеров.
В 1943 году и количество, и качество обучаемого офицерского состава резко возросли. В то время Красная Армия затевала все более амбициозные и широкие наступательные операции, ее офицерский корпус постепенно набирался боевого опыта, а общее число военных училищ, школ и курсов возросло к 31 декабря 1943 года до 250 — включая более 30 высших военных школ и более 200 различных офицерских курсов. На протяжении войны эти военно-учебные заведения выпустили около 360 000 молодых офицеров, командиров, политработников для фронта, в то время как училища родов войск подготовили более 12 500 офицеров{359}. Еще 250 000 офицеров вернулось в 1943 году в полевые войска из госпиталей и из отпусков по ранению, а 7000 офицеров было призвано на службу из запаса{360}.
Усилия НКО по подготовке офицеров и вся его система военного обучения к июню 1943 года обеспечили достаточное количество офицеров для удовлетворения всех текущих потребностей Красной Армии в командном составе. К этому времени НКО также сформировал резервный фонд из 93 500 опытных и хорошо обученных офицеров всех родов войск. 41 000 из них были переданы Главному управлению формирования и укомплектования Красной Армии (ГУФУКА) и военным округам, а остальные — действующим фронтам и армиям{361}.
К концу 1943 года система военного обучения и подготовки Наркомата обороны, состоящая из 17 общевойсковых академий и академий родов войск, двух военных институтов, восьми военных кафедр в гражданских учебных заведениях, 184 военных училищ и школ, а также более 200 отдельных курсов, работала в полную силу, готовя офицерский состав для всех родов войск и специальных частей Красной Армии на всех уровнях командования{362}.
Кроме того, под покровительством отдела (а позже Управления) Генерального штаба по обобщению и использованию опыта войны, военно-учебные заведения НКО также подготовили сотни исследований по всем видам боевой и тыловой работы, основанные на анализе опыта военного времени. Эти исследования в немалой степени заложили основу для последующих приказов, директив и инструкций Генштаба, НКО, Ставки и ГКО, призванных улучшить организационную структуру и повысить оперативную и тактическую эффективность действий командного состава и Красной Армии вообще.
Помимо мер, направленных на преодоление нехватки офицеров, Сталин, ЦК ВКП(б), ГКО и НКО, начиная с первых нескольких месяцев войны, выпустили целую серию постановлений, призванных повысить престиж и статус офицерского корпуса и боевой дух офицеров. Сюда входили многочисленные награждения и повышения в звании командиров низших уровней и многочисленные публикации о подвигах отличившихся в бою офицеров. Например, в августе-сентябре 1941 года ГКО уполномочил военные советы фронтов и армий присваивать отличившимся офицерам звания вплоть до майорского, а начальников главных управлений НКО — назначать командиров вплоть до полкового уровня{363}.
Схожим образом в октябре 1941 года ГКО начал признавать личные подвиги, совершенные солдатами Красной Армии, уполномочив военные советы фронтов и флотов от имени Президиума Верховного Совета СССР награждать орденами и медалями отличившихся в бою солдат. В 1942 году он распространил это право и на военные советы армий и флотилий, а также на командующих корпусами, дивизиями и полками{364}. Все вместе эти меры ускорили повышение в чинах, способствовали вертикальной мобильности в офицерском корпусе, а главное — повысили престиж и качество офицерского корпуса. Конечно, война, бравшая свою кровавую дань, тоже способствовала повышению качества офицеров, обеспечивая выживание самых успешных и эффективных{365}.
9 октября 1942 года Президиум Верховного Совета СССР сделал еще один крупный шаг в сторону повышения престижа и качества офицерского корпуса, отменив официальную систему военных комиссаров и восстановил в Красной Армии принцип единого командования, а 13 октября сделал то же самое во флоте и в НКВД{366}. По новому принципу единоначалия[136], который означал полную власть командира над своими войсками, бывших комиссаров на всех уровнях командования заменили заместители командиров по политической части. Эта мера свидетельствовала о повышении веры партии в надежность командного состава Красной Армии, хотя политическое воспитание в ней продолжалось, ничуть не ослабевая.
В мае 1943 года ГКО углубил этот процесс, упразднив на ротном и батарейном уровне должности заместителя командира по политчасти. В то же время он сократил число заместителей начальников штабов по политчасти в корпусах, дивизиях и бригадах, районах ПВО (противовоздушной обороны) и укрепленных районах, заменив их замполитами и заместителями начальников по политчасти в соединениях, а в военно-учебных заведениях — начальниками политотделов. В дополнение к уменьшению удушающего присутствия комиссаров и политруков, эти меры высвободили больше 122 000 политруков и политработников, обладавших существенным боевым опытом, для службы на боевых командных постах{367}.
Для дальнейшего повышения боевого духа своих солдат ГКО в конце 1942 года издал «Правила присвоения военных наград», которые санкционировали награждение конкретными знаками отличия от имени Президиума Верховного Совета СССР отличившихся в бою соединений и частей, а также солдат офицеров. Со временем в число этих наград вошли среди прочих орден Великой Отечественной войны, ордена Суворова, Кутузова и Александра Невского{368}.
И наконец, в начале 1943 года Президиум Верховного Совета СССР ввел новые символы офицерских званий, отличительный офицерский наплечный ремень (портупею), а в июле создал новую структуру чинов и званий для «повышения авторитета командно-руководящего состава и его ответственности за выполнение воинского долга»{369}. Отныне все командиры от младшего лейтенанта до полковника официально стали именоваться офицерами. Кроме того, в январе и октябре 1943 года Президиум ВС СССР ввел новые звания для начальников главных родов войск — в том числе звания маршалов и главных маршалов авиации, артиллерии, танковых и механизированных, инженерных войск и войск связи{370}.
Командные кадры
В силу нескольких причин и по сей день трудно, а то и просто невозможно всесторонне оценить способности и боевую эффективность тех маршалов и генералов, которые представляли собой старший командный состав Красной Армии в первые 30 месяцев войны, да и за всю войну в целом. Советские и российские исторические труды слишком мало говорят о чертах характера и поведении этих командующих, зачастую они также обходят молчанием многие периоды их карьеры времен войны. Кроме того, хотя многие из этих командующих оставили свои воспоминания или даже сами стали героями одного или нескольких биографических описаний, государственная цензура заботливо убирала из этих произведений любые сведения, могущие нанести ущерб Советскому Союзу, его вооруженным силам или репутациям самих командующих — особенно если те после войны занимали видные посты в армии и государстве.
И наконец, содержание всех послевоенных воспоминаний и биографий во многом отражало политическую обстановку и отношения во властных кругах Советского Союза на момент их написания. Например, Сталин до своей смерти в 1953 году запрещал старшим офицерам писать воспоминания[137] — по крайней мере, отчасти преследуя цель увековечить то, что Хрущев позже назвал «культом личности» Сталина и защитить тщательно срежиссированную репутацию диктатора как единственного архитектора побед Красной Армии. После смерти Сталина тоненький ручеек воспоминаний и биографий, изданных с 1953 по 1958 год, превратился в настоящий поток между 1958 и 1964 годами. Эти книги, хотя и отличались намного большей точностью и откровенностью, чем их предшественницы, должны были способствовать стараниям нового советского лидера Н. С. Хрущева десталинизировать Советский Союз, всячески подчеркивая провалы Сталина (такие, как устроенная немцами операция «Барбаросса») и очерняя репутации любимых сталинских командующих (таких, как Жуков) — исключая в то же время сведения, наносящие ущерб репутациям Хрущева и его теперешних приближенных.
Советские воспоминания, биографии и другие исторические сочинения продолжали отражать политические реалии текущего времени и после того, как в 1964 году враги Хрущева отстранили его от власти. К примеру, вскоре после этого репутация Жукова воспарила до заоблачных высот — по крайней мере, частично из-за того, что он противостоял Хрущеву и поддержал новое кремлевское руководство. В 1970-е годы историки превозносили нового советского лидера Л. И. Брежнева за его достижения времен войны, а в конце 1980-х годов Горбачев в духе своей новой программы гласности обнародовал новые и зачастую нелестные сведения о Красной Армии и ее старших командующих времен войны. Однако, хотя программы «десталинизации» и гласности открыли взорам новые и более точные сведения о Красной Армии, сопровождающие эту новую откровенность политические мотивации продолжали отбрасывать тень сомнения на точность данных книг.[138]
Даже сегодня, спустя свыше десяти лет после того, как оковы, наложенные на исторические исследования и снижающие их достоверность, казалось бы, сгинули вслед за крахом Советского Союза в 1991 году, прежние ограничивающие точность внутренние запреты по-прежнему действуют. Теперь они подкреплены тенденцией защитить традиционное величие победы Красной Армии в войне, а также репутаций тех «великих капитанов», которых прежние исторические труды возвели в роль истинных архитекторов победы. В стране, у которой весьма немного героев, сохранение этих фигур в качестве «икон» потребовало дальнейшей манипуляции историческими фактами{371}.
Еще одна причина того, почему столь трудно объективно определить профессиональный уровень и военный талант старших командующих Красной Армии времен войны, заключается в том, что они стали жертвами стереотипов, навязанных миру поколением офицеров вермахта, которые написали в послевоенные годы собственные воспоминания. Движимые либо стремлением к самооправданию, либо одержимые желанием обвинить во всех поражениях вермахта Гитлера, большинство этих офицеров, за некоторыми примечательными исключениями, обливали презрением воинскую доблесть своих противников из Красной Армии. Вот еще более-менее смягченная версия данного стереотипа:
«До некоторой степени высокие боевые качества русских снижаются их несообразительностью и природной леностью. Однако входе войны русские постоянно совершенствовались, а их высшие командиры и штабы получали много полезного, изучая опыт боевых действий своих войск и немецкой армии, Они научились быстро реагировать на всякие изменения обстановки, действовать энергично и решительно. Безусловно, в лице Жукова, Конева, Ватутина и Василевского Россия имела высокоодаренных командующих армиями и фронтами. Командиры младшего и нередко среднего звена все еще страдали нерасторопностью и неспособностью принимать самостоятельные решения — из-за суровых дисциплинарных взысканий они боялись брать на себя ответственность. Шаблон в подготовке командиров мелких подразделений приводил к тому, что они приучались не выходить за рамки уставов и наставлений и лишались инициативы и индивидуальности, что является очень важным для хорошего командира. Стадный инстинкт у солдат настолько велик, что отдельный боец всегда стремится слиться с „толпой“. Русские солдаты и младшие командиры инстинктивно сознавали, что, если они будут предоставлены самим себе, они погибнут. В этом инстинкте можно видеть корни как паники, так и величайшего героизма и самопожертвования{372}».
И наконец, в определенные периоды войны, такие, как операции «Барбаросса» и «Блау», сопутствующий военным действиям общий уровень хаоса бывал столь велик, что трудно, а то и просто невозможно определить реальные возможности командующих Красной Армии и проявленные ими способности — когда политические просчеты Сталина ставили их в такое положение, с которым уже никак не справиться. Например, вполне ли разумно предполагать, что прежние командиры Красной Армии — например, прославленные, но подвергнутые перед войной чистке руководители вроде Тухачевского, Уборевича, Гамарника, Якира и Корка — могли в июне 1941 года более эффективно противостоять вермахту, чем польские, французские и английские командиры в 1939 и 1940 годах? Учитывая эти реалии и при отсутствии полных биографических сведений, самый лучший (если не единственный) способ оценить способности старших командующих Красной Армии — сделать это на основе их конкретных достижений на постах командующих[139] и того впечатления, которое они производили на подчиненных солдат и офицеров.
Командующие главными направлениями
Вскоре после начала войны, в июле 1941 года, Сталин назначил трех своих давних приспешников, маршалов Советского Союза Ворошилова, Тимошенко и Буденного, командовать силами новых главных направлений — Северо-Западного, Западного и Юго-Западного. Отныне эти три маршала отвечали за управление войсками Красной Армии, сражавшимися на трех жизненно важных оперативных осях. Хотя все они были наиболее доверенными, опытными и, надо полагать, наиболее компетентными старшими командующими, ни один из трех не смог противостоять наступлению вермахта. Действуя негибко и никогда не контролируя положение, они пытались осуществить оборонительные планы, которые немецкая тактика блицкрига уже сделала совершенно неуместными.
Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный прославился, командуя во время Гражданской войны знаменитой 1-й Конной армией. После войны с 1924 по 1937 год он служил инспектором кавалерии, с 1937 по 1939 год — командующим Московским военным округом, а в 1940–1941 годах — первым заместителем наркома обороны{373}. Хотя Буденный и был любимым сталинским кавалеристом, он оказался совершенно не в своей стихии, пытаясь иметь дело с современной мобильной войной, характерной для боевых действий летом и осенью 1941 года. В результате, хотя он и командовал с июля по сентябрь Юго-Западным направлением, а с сентября по октябрь — Резервным фронтом, Буденный большей частью оставался пассивным и чуть ли не сторонним наблюдателем тех катастроф, которые обрушились в июле на его войска на Западной Украине, в августе под — Уманью и Киевом и в октябре — под Вязьмой и Брянском.
Не пав духом от весьма посредственной боевой отдачи Буденного в 1941 году, Сталин в начале 1942 года назначил его командовать войсками нового Северо-Кавказского направления — только для того, чтобы тот «председательствова» при печально знаменитой Крымской катастрофе мая 1942 года.[140] Несмотря на свои катастрофические провалы в области командования, Буденный руководил Северо-Кавказским фронтом с мая по август 1942 года, после чего Сталин до конца войны перевел его на носящие в основном церемониальный характер посты начальника кавалерийских войск Красной Армии и члена Высшего военного совета при Народном комиссариате обороны. Хотя во время Гражданской войны Буденный был умелым, смелым и впечатляюще успешным кавалерийским командиром, к 1941 году его время явно прошло. Как показывает его послужной список, он был просто не способен эффективно командовать крупными силами в современной механизированной войне{374}.
Как и Буденный, маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов прославился во время Гражданской войны, когда он помогал Сталину в обороне Царицына, а позже организовывал 1-ю Конную армию Буденного и служил в ней комиссаром{375}. После участия в подавлении Кронштадтского мятежа в 1921 году Ворошилов с 1921 по 1924 год командовал Северо-Кавказским и Московским военными округами, в 1925 году помогал М. В. Фрунзе реорганизовать и реформировать Красную Армию, а затем в качестве народного комиссара по военным и военно-морским делам с 1925 по 1934 год помогал Сталину укрепить его положение в качестве абсолютного диктатора Советского Союза. В награду за свою преданность Ворошилов с 1934 года по начало 1940 года служил наркомом обороны — но во время советско-финской войны на него легла основная ответственность за неожиданно низкую боевую отдачу Красной Армии. Хотя Сталин по ее окончании и заменил Ворошилова на этом посту маршалом Тимошенко, он оставил Климента Ефремовича заместителем председателя Комитета обороны СНК — на этом посту Ворошилов и находился к началу войны.
В ходе операции «Барбаросса» Ворошилов проявил себя ничуть не эффективнее, чем злополучный Буденный. В качестве командующего в июле, августе и начале сентября войсками Северо-Западного направления с июля по начало сентября 1942 года он «председательствовал» при бесславном и стоящем немалых потерь отступлении своих войск до окраин Ленинграда.[141] После замены его на этом посту Жуковым, который в сентябре спас город, Сталин использовал Ворошилова в 1942 году как одного из координаторов партизанского движения, а также в качестве представителя Ставки (вместе с Жуковым) для координации действий фронтов в январе 1943 года по прорыву блокады Ленинграда и для координации действий по очистке Крыма от войск вермахта в декабре 1943 года.
Поняв наконец, что Ворошилов пережил свою пользу для фронта, Сталин до конца войны использовал его большей частью на постах церемониального характера, например, включив его в свою свиту на Тегеранской конференции «Большой Тройки» в 1943 году. Безжалостность Ворошилова на службе Сталину, его подобострастное отношение к генералиссимусу и его очевидная профессиональная некомпетентность в военном деле завоевали ему сомнительную славу образцового приспешника Сталина. Только это качество и спасло его от ликвидации{376}.
Маршал Советского Союза Семен Константинович Тимошенко из всех трех командующих главными направлениями был наиболее компетентным, хотя преуспел на войне немногим более своих коллег. Кавалерист, ветеран мировой и Гражданской войн, Тимошенко так же участвовал вместе со Сталиным в обороне Царицына и командовал дивизией в 1-й Конной армии Буденного{377}. По окончании войны он с 1925 по 1933 год командовал 3-м кавалерийским корпусом, с 1933 по 1937 год служил заместителем командующего Белорусским и Киевским военными округами, с 1937 по 1939 год командовал Киевским особым военным округом, возглавив в сентябре 1939 года вторжение Украинского фронта в восточную Польшу. После того, как он таскал для Ворошилова каштаны из огня, успешно командуя наступлением Северо-Западного фронта во время советско-финской войны, Сталин назначил Тимошенко в мае 1940 года наркомом обороны вместо Ворошилова. На этом посту Тимошенко предпринял масштабную, но неудавшуюся попытку реформировать Красную Армию накануне войны[142].
Когда началась операция «Барбаросса», Сталин 23 июня 1941 года назначил Тимошенко начальником недавно созданной Ставки, 30 июня — командующим Западным фронтом, а 10 июля — командующим войсками Западного направления, оставив его в то же время на посту наркома обороны. На протяжении всего этого периода стоический и невозмутимый Тимошенко беспомощно наблюдал за тем как, войска вермахта полностью уничтожили его Западный фронт. Хотя положение явно вышло из-под его контроля, Тимошенко в июле организовал оборону в Смоленской области, а в августе и начале сентября координировал первые согласованные контрудары и контрнаступление против немецких войск в районе Смоленска. В итоге эти действия побудили Гитлера временно отказаться от наступления на Москву и ударить вместо этого на Киев. Сталин, невзирая на предупреждение Жукова, слишком поздно назначил Тимошенко командовать Юго-Западным направлением вместо Буденного — в результате на этом посту Тимошенко вновь беспомощно наблюдал за тем, как войска вермахта окружили и уничтожили его войска под Киевом.[143]
Несмотря на эти катастрофы в 1941 году, Тимошенко продолжал командовать Юго-Западным направлением и Юго-Западным фронтом вплоть до его катастрофического поражения в мае 1942 года под Харьковом. Несмотря на многие неудачи Тимошенко, избежать которых он был большей частью не в силах, Сталин до конца войны поручал ему командовать с октября 1942 года по март 1943 года Северо-Западным фронтом и представлять Ставку при проведении нескольких крупных военных операциях.
В отличие от Ворошилова, Тимошенко, к его чести, не сыграл никакой заметной роли в жестоких репрессиях против офицерского корпуса Красной Армии в 1930-х годах и избегал столь характерного для Ворошилова, Буденного и многих других старших офицеров заискивания перед Сталиным. Несмотря на многие свои поражения, в военном плане Тимошенко показал себя наиболее компетентным членом ближнего круга Сталина{378}. Как писал позже один из его коллег: «Несмотря на обладание превосходными и яркими качествами, безупречной личной храбростью и здравым критическим умом, [Тимошенко] был не подготовлен занимать высокий пост народного комиссара обороны, и Сталин это знал»{379}. В меньшей степени то же относилось и к службе Тимошенко в качестве командующего главным направлением.
Командующие фронтами
Самыми крупными и наиболее важными структурами в войсках Красной Армии времен войны были ее действующие и недействующие фронты, которые Ставка считала способными выполнять задачи оперативно-стратегического значения. Действуя по отдельности или группами (в первом случае — под общим контролем командований главных направлений, а в последнем — под жестким надзором представителей Ставки), фронты играли наиболее важную роль в стратегических оборонительных и наступательных операциях Красной Армии. Потому их командующие являлись наиболее важными старшими командными кадрами в Красной Армии на стратегическом и оперативном уровне. Однако, как показала их боевая отдача, мало кто — либо вообще никто — из командующих фронтами Красной Армии был в состоянии справиться с немецкой тактикой блицкрига в начальный период войны.
Как бывает с любой армией, сталкивающейся со внезапными и день ото дня множащимися военными катастрофами, жестокий процесс «естественного отбора» в боях первых 18 месяцев войны вскоре отделил компетентных командиров от некомпетентных. Хотя многие из командующих фронтами Красной Армии оказались не в состоянии справиться с каскадом поражений 1941–1942 годов и потерпели неудачу в качестве эффективных военных руководителей, удивительно большое число их сумело преодолеть свои недостатки и остаться на командных должностях — хотя и не всегда фронтового уровня. Однако многие так и не смогли оправдать ожиданий Ставки — либо потому, что оказались не способны вести современную мобильную войну, либо потому, что эта война просто вымотала их. За немногими исключениями, Сталин разбирался с такими командующими быстро, твердо и зачастую безжалостно. Однако любопытная вещь — время от времени необыкновенная политическая благонадежность, пусть даже проявленная не вполне компетентными командующими фронтами, зачастую служила для Сталина достаточным оправданием для оставления их на командных постах еще долгое время после того, как их явная неэффективность в качестве руководителей ясно показала необходимость замены.
1941 год. Не считая примечательных исключений, удивительно высокий процент командующих фронтами Красной Армии, занимавших эти посты в катастрофические первые шесть месяцев войны, с июня по декабрь 1941 года, пережил это тяжелое испытание и продолжал руководить воинскими объединениями — хотя иногда и на более низком командном уровне.
Красная Армия начала войну, имея три фронта — Северо-Западный, Западный и Юго-Западный. В первые два дня войны к ним добавилось еще два — Северный и Южный, а за последующие два месяца было создано еще пять: 14 июля — Фронт резервных армий, 24 июля — Центральный фронт, 16 августа — Брянский фронт, 23 августа — Закавказский фронт, а 23 августа Северный фронт был разделен на Карельский и Ленинградский фронты. После поражения Красной Армии в боях с августа по начало октября под Смоленском и Вязьмой Ставка расформировала Центральный и Резервный фронты, но 16 октября сформировала Калининский фронт, а 17 и 30 октября — Волховский и Кавказский фронты, создав последний из войск Закавказского фронта.
Хотя Ставка за первые шесть месяцев войны удвоила число действующих фронтов с пяти до десяти, на постах их командующих в целом побывало 25 генералов. Из этих 25 командующих фронтами четверо — К. А. Мерецков, Г. К. Жуков, И. С. Конев и С. К. Тимошенко — вплоть до конца войны постоянно служили командующими фронтами или представителями Ставки, а еще 4 — А. И. Еременко, Г. Ф. Захаров, И. В. Тюленев и Р. Я. Малиновский — закончили войну, командуя фронтами, после того, как успешно покомандовали армиями. Таким образом, восемь (32 %) из генералов Красной Армии, служивших командующими фронтами в тяжелые первые шесть месяцев войны, проявили себя достаточно хорошо, чтобы закончить войну на тех же должностях.
Кроме того, 15 (60 %) из генералов Красной Армии, являвшихся командующими фронтами в первые шесть месяцев войны, позднее командовали фронтами менее долгий срок — прежде чем погибнуть в бою или закончить войну на более низких командных или штабных должностях. В число них входили И. И. Федюнинский, П. А. Курочкин и М. Г. Ефремов (командующие армиями), И. А. Богданов (командующий танковой армией), П. А. Артемьев, В. А. Фролов, М. С. Хозин и Ф. И. Кузнецов (командующие военными округами), Я. И. Черевиченко и Д. И. Рябышев (командующие стрелковыми корпусами), М. М. Попов (начальник штаба фронта), Д. Т. Козлов и Ф. Я. Костенко (заместители командующих фронтами), П. П. Собенников (заместитель командующего армией) и С. М. Буденный (начальник кавалерии Красной Армии). И наконец двое (8 %) из генералов, командовавших фронтами в первые шесть месяцев войны, погибли в 1941 году и двое умерли в 1942 году — либо от рук немцев, либо от рук Сталина. Это были М. П. Кирпонос, погибший в сентябре 1941 года, когда вермахт окружил и уничтожил под Киевом весь его Юго-Западный фронт, М. Г. Ефремов, успешно командовавший 33-й армией и покончивший с собой в апреле 1942 года под Вязьмой, чтобы не попасть в плен к немцам; Ф. Я. Костенко, который погиб в мае 1942 года в Харьковском окружении, будучи заместителем командующего Юго-Западным фронтом, а также Д. Г. Павлов, которого Сталин казнил за нарушение воинского долга, когда его Западный фронт был в конце июня 1941 года окружен и уничтожен под Минском.
Боевая отдача Красной Армии ясно показывает, что чехарда с командованием, вызванная частой сменой командующих, подрывает эффективность вооруженных сил. Мы видим, что чехарда среди командования действующими фронтами была исключительно высока в летне-осенней кампаний 1941 и 1942 годов, когда Красная Армия лихорадочно пыталась остановить успешные наступления немцев. Например, в то время как количество действующих фронтов в Красной Армии увеличилось за последние шесть месяцев 1941 года с пяти до десяти, фронты эти испытали 28 смен командования — в среднем по 2,8 командующих на фронт в 1941 году или 5,6 командующих за первый год войны{380}.
Наиболее надежный способ проанализировать способности этих 25 генералов, командовавших фронтами в первые шесть месяцев войны — это изучить в контексте их прежнего военного опыта, насколько хорошо они осуществляли оборонительные и наступательные операции, проводимые в это время Красной Армией. Сразу отметим, что 24 из этих генералов — И. П. Апанасенко, П. А. Артемьев, И. А. Богданов, Г. К. Жуков, Г. Ф. Захаров, М. Г. Ефремов, А. И. Еременко, М. П. Кирпонос, И. С. Конев, Ф. Я. Костенко, М. П. Ковалев, Д. Т. Козлов, П. А. Курочкин, Ф. И. Кузнецов, Р. Я. Малиновский, К. А. Мерецков, Д. Г. Павлов, М. М. Попов, Д. И. Рябышев, П. П. Собенников, И. Ф. Тюленев, В. А. Фролов, М. С. Хозин и Я. Т. Черевиченко — были представителями знаменитой «плеяды 1940 года», то есть получили носимые ими к началу войны звания в июне 1940 года.
Из этих 24 офицеров 15 служили в чинах, соответствующих генеральским, и до июня 1940 года. В их число входили Жуков, Мерецков и Тюленев, произведенные в июне 1940 года в генералы армии, Апанасенко и Павлов, получившие в июне 1940 года звания соответственно генерал-полковников (последний — танковых войск), а также Еременко, Ефремов, Кирпонос, Конев, Костенко, Ковалев, Козлов, Кузнецов, Попов и Рябышев, которых в июне 1940 года произвели в генерал-лейтенанты.
Таким образом, к началу войны все эти генералы обладали хоть каким-то опытом командования крупными войсковыми структурами. Однако остальные девять офицеров — Артемьев, Богданов, Захаров, Курочкин, Малиновский, Собенников, Фролов, Хозин и Черевиченко, — произведенные в июне 1940 года в генерал-майоры, были за год до начала войны всего лишь полковниками, то есть не обладали значительным опытом службы в должностях старшего командного состава.
Прискорбное отсутствие опыта у большинства генералов «плеяды 1940 года» стало вполне очевидным с началом войны. Хотя некоторые командующие фронтами были достаточно компетентными, чтобы избежать прямого разгрома их сил в ходе пограничных боев, в битве за Смоленск и обороне Киева, также во время последующей летне-осенней оборонительной кампании, возвышались над прочими только деяния Жукова, Мерецкова, Черевиченко и будущего командующего фронтом Н. Ф. Ватутина. В целом же лишь 11 из 24 (46 %) членов «плеяды 1940 года» командовавших в 1941 году фронтами, пережили этот год, оставаясь на той же должности.
Жуков продемонстрировал свой единственный в своем роде талант в ходе упорной, успешной, но стоившей немалой крови обороны Ленинграда в сентябре и Москвы в ноябре-декабре. Мерецков, командуя 4-й армией, нанес в ноябре-декабре поражение войскам вермахта, отбив у них Тихвин, а Черевиченко, командуя Южным фронтом, одержал в ноябре-декабре знаменательную победу под Ростовом. В то же самое время Ватутин отшлифовал свою и без того прочную репутацию в высшей степени компетентного офицера Генштаба, организовав в июле-августе хоть и неудачные, но весьма знаковые контратаки и контрудары у Сольцов и Старой Руссы, а в октябре — под Калинином.[144] Равным образом Конев, Костенко, Курочкин, Малиновский и в меньшей степени Мерецков, помогли привести Красную Армию к победе в ходе ее Московского контрнаступления и последующей зимней кампании{381}.
Типичным командующим фронтом, который успешно пережил бурю 1941 года и продолжал грамотно руководить войсками на последующих этапах войны, был генерал-полковник Маркиан Михайлович Попов, который еще до войны приобрел репутацию отважного солдата и на прежнем этапе своей военной карьеры служил рядом с Жуковым{382}. После начала войны 41-летний Попов на посту командующего Северным фронтом лицом к лицу столкнулся с тяжелейшими проблемами: на нем лежала задача оборонять Ленинград с севера, со стороны Финляндии. Однако стремительный развал Северо-Западного фронта, которому полагалось оборонять подступы к Ленинграду с юга, в конечном итоге вынудил Попова защищать город как с севера, так и с юга.[145] С помощью Жукова и несмотря на постоянное вмешательство своего некомпетентного начальника, Ворошилова[146], Попов добился надежного выполнения этой бросающей вызов задачи.
Покомандовав в 1941 и 1942 годах Ленинградским фронтом и 61-й и 40-й армиями и послужив начальником штаба Сталинградского и Юго-Западного фронтов во время Сталинградской битвы, Попов в конце 1942 года был назначен командующим только что сформированной 5-й Ударной армией, а в феврале 1943 года — названной по его фамилии экспериментальной подвижной группой во время смелого, но неудачного наступления на Донбасс. В знак признания его отваги Сталин перед Курской битвой поручил Попову командовать Резервным фронтом и Степным военным округом, а после того, как Красная Армия вышла из этого сражения победительницей — Брянским фронтом. После этого Попов командовал Прибалтийским и 2-м Прибалтийским фронтами, а позже до конца войны служил начальником штаба Ленинградского и 2-го Прибалтийского фронтов.
Один коллега, хотя и скупой на похвалы генералам Красной Армии, заметил:
«Еще иным был командующий 1-й армией комкор (впоследствии генерал армии) Попов Маркиан Михайлович. Заядлый спортсмен, стройный, подтянутый, белокурый, с благородными чертами лица, он выглядел совсем юным. Характер имел общительный, веселый, то, что называют рубахой-парнем. В любой компании он был к месту. К людям относился тактично, чутко. В армии его любили — и офицеры, и солдаты. Ум имел быстрый, логического склада. Но в войну ему не повезло. Не то что не было военного счастья на поле боя — этого счастья долго ни у кого не было. Не в этом дело. Он был куда более умный командующий, чем многие другие, но его в кругах, близких к Сталину, а может, просто сам Сталин, недолюбливали. Он дважды был отстранен от командования фронтом и закончил службу и жизнь под началом самого бездарного, бестактного и грубого военачальника, маршала Советского Союза Василия Ивановича Чуйкова. Думаю, что это значительно сократило жизнь Маркиану Михайловичу. С ним я после Дальнего Востока встречался неоднократно. Во время войны служил в составе войск 2-го Прибалтийского фронта, которым командовал Попов. После войны, работая в академии имени Фрунзе, часто встречался с Маркианом Михайловичем как начальником штаба сухопутных войск, в состав которых входила и наша академия. К этому человеку сохранилось у меня самое большое уважение»{383}.
В то время как Жуков старательно избегал упоминать Попова в своих воспоминаниях, Штеменко хвалил Попова как «одного из видных наших военачальников»{384}.
Генералом, который лучше всего олицетворял завышенные ожидания в первые шесть месяцев войны, являлся генерал-лейтенант Андрей Иванович Еременко. Этот опытный 49-летний офицер встретил войну в должности командующего престижной 1-й Краснознаменной Дальневосточной армией. Из-за его предыдущей службы командующим механизированным корпусом во время вторжения в Восточную Польшу Еременко получил прозвище «русского Гудериана»{385}.
В июле 1941 года Ставка отозвала Еременко с его поста на Дальнем Востоке и назначила заместителем командующего Западным фронтом. После того, как Еременко прослужил в этом качестве на начальных этапах битвы за Смоленск, Сталин в конце августа поручил ему командовать Брянским фронтом и поставил перед ним совершенно нереалистичную задачу — остановить наступление вермахта на Киев[147]. Затем в сентябре 2-я танковая группа Гудериана в тяжелых боях разбила сильно превосходящий ее по численности и количеству орудий фронт Еременко[148], а позже, в октябре, окружила и большей частью уничтожила его в районе Брянска. Сам Еременко был ранен в одном из боев.
После того, как Еременко оправился от ран, Сталин в декабре 1941 года поручил ему командовать недавно сформированной 4-й Ударной армией, и в январе 1942 года Еременко повел эту армию во впечатляющее наступление на находящийся в глубоком тылу вермахта Смоленск. В знак признания успехов, достигнутых им зимой 1941–1942 годов, Сталин в июле 1942 года назначил Еременко командующим Юго-Западным (позднее Сталинградским) фронтом и приказал ему остановить наступление вермахта на Сталинград. Преисполнившись решимости от твердой воли своего командующего, войска Еременко в сентябре-октябре сражались на развалинах Сталинграда с немецкой 6-й армией и остановили ее.
Позднее Еременко сыграл выдающуюся роль в планировании и проведении наступлений Красной Армии в ноябре-декабре 1942 года в районе Сталинграда, и Сталин в награду за его достижения поручил ему командовать в январе-феврале 1943 года Южным фронтом. С апреля по октябрь 1943 года Еременко командовал Калининским фронтом, в октябре-ноябре 1943 года — 1-м Прибалтийским фронтом, с февраля по апрель 1944 года — Отдельной Приморской армией, с апреля 1944 года по март 1945 года — 2-м Прибалтийским фронтом и с марта 1945 года до конца войны — 4-м Украинским фронтом{386}. Помимо достижения знаменательного успеха в Сталинграде, Еременко составил план успешного наступления в октябре 1943 года на Невель и в 1944–1945 годах нанес поражение войскам вермахта в тяжелых боях в Прибалтике.
Блистательный послужной список Еременко, собранный им с конца 1942 года до самого окончания войны, практически стер большую часть неприятных воспоминаний о его неудачах в 1941 году. Жуков в своих воспоминаниях практически ничего не говорит о качествах Еременко как командующего — вероятно, из-за тесных связей последнего с Хрущевым в период обороны Сталинграда; однако Штеменко отмечает, что Еременко «успел покомандовать [до своего назначения командующим 2-м Прибалтийским фронтом] шестью фронтами. Имя его неразрывно связывалось с героическими делами советских войск под Сталинградом»{387}. Послужной список Еременко также указывает, что он, несмотря ни на что, всегда оставался прежде всего умелым и упорным бойцом.
Несмотря на катастрофические поражения, понесенные им в первые шесть месяцев войны в качестве командующего армией и фронтом, генерал армии Иван Степанович Конев впервые добился славы в ходе битвы за Москву, когда его Калининский фронт сыграл важную роль в победе Красной Армии. После этого слава Конева постоянно росла, и к концу войны он стал одним из наилучших и больше всего достигших командующих фронтами — а также явным конкурентом Жукова{388}.
После начала войны 56-летний Конев командовал 19-й армией во время безуспешной обороны Смоленска, затем — Западным фронтом, когда вермахт уничтожил этот фронт в октябре 1941 года в боях под Вязьмой{389}. В какой-то мере благодаря заступничеству Жукова Коневу удалось пережить гнев Сталина и стать командующим Калининским фронтом во время обороны Москвы и последующего Московского наступления. Вновь служа под началом Жукова, Конев летом и осенью 1942 года командовал Калининским и Западным фронтами, и вместе с Жуковым потерпел в ноябре-декабре 1942 года серьезное поражение в ходе злополучной операции «Марс», когда Жуков вновь заступился за Конева, спасая его от сталинской немилости.
После недолгого командования весной 1943 года Северо-Западным фронтом, а в июне — по рекомендации Жукова — Степным военным округом Коневу вновь удалось добиться благосклонности фортуны. В июле-августе 1943 года он руководил Степным фронтом во время победы под Курском, а в сентябре со своим фронтом (переименованным во 2-й Украинский) организовал впечатляющее преследование немецких войск до Днепра и сумел в октябре захватить за рекой обширные плацдармы — хотя его войскам и не удалось позднее в этом же году полностью выполнить приказ и очистить от немцев весь район Кривого Рога. После впечатляющих успехов 1943 года Конев до конца войны с блеском возглавлял 2-й, а позднее — 1-й Украинский фронт.
Хотя коллеги описывали Конева как человека «эмоционального и горячего», один из них также заметил: «Как военачальника Конева на протяжении всей войны отличали личная смелость и энергичная инициатива… Конев особенно увлекался военной историей и всю жизнь рассматривал ее как неотъемлемую составную успеха». Другой мемуарист утверждал, что Конев был зачастую суров с подчиненными, тщеславен и склонен завидовать успехам коллег{390}. А еще один хвалил его, отмечая, что тот «быстр в решениях и действиях», хотя «не был сдержан с подчиненными». Тем не менее «его поведение выглядело вполне естественно. [Когда он в полевых условиях, стоя на какой-нибудь возвышенности, орал во всю силу своих легких на какого-нибудь растяпу повозочного: „Ну куда попер! Куда! Вот я тебя!“ — и грозился кулаком, в этом не было ничего страшного][149]… Однако те, кто воевал под его началом, все отмечали его „шумоватость“. Но никто не обвинял его, как, например, Чуйкова, в оскорбительном поведении»{391}.
1942 год. В 1942 году Красной Армии пришлось пережить еще одно тяжкое испытание; однако оно было намного менее страшным, чем то, которое она вынесла в 1941 году. В результате к концу года Ставка смогла распознать в своем командном составе большую часть тех, кто в конечном итоге приведет Красную Армию к победе. В 1942 году Ставка пополнила свое основное ядро из пяти командующих фронтами, сумевших пережить испытание 1941 года, еще пятью фронтовыми лидерами, которые не расстанутся с командованием до конца войны.
Начав 1 января 1942 года военные действия с десятью действующими фронтами (Карельским, Ленинградским, Волховским, Северо-Западным, Калининским, Западным, Брянским, Юго-Западным, Южным и Кавказским), Ставка во время зимней кампании 1942 года разделила Кавказский фронт на Крымский фронт и Закавказский военный округ. После того как Крымский фронт в апреле и мае потерпел позорное поражение под Керчью, Ставка 20 мая преобразовала его немногочисленные остатки в Северо-Кавказский фронт и повысила статус Закавказского округа до уровня полноправного (хотя и недействующего) фронта.
Когда вермахт на начальном этапе операции «Блау» вдребезги разбил и уничтожил большие участки Юго-Западного фронта, Ставка ликвидировала этот фронт, 7 и 14 июля заменив его Воронежским и Сталинградским фронтами, и приказала этим двум новым фронтам оборонять рубеж реки Дон и Сталинградское направление. После того, как Южный фронт прогнулся под безжалостным натиском вермахта, Ставка 28 июля расформировала и этот фронт, передав его войска новому Северо-Кавказскому фронту и приказав этому новому фронту оборонять подступы к Кавказу. В последней попытке отразить стремительное наступление вермахта на Сталинград Ставка 7 августа сформировала из армий, развернутых на левом фланге Сталинградского фронта, Юго-Восточный фронт, который должен был прикрывать юго-восточные подступы к Сталинграду.
Когда положение на юге России ухудшилось, немцы достигли Сталинграда и вторглись в Прикавказье, Ставка 1 сентября преобразовала Северо-Кавказский фронт в Черноморскую группу войск Закавказского фронта. Еще позже, 28 сентября, когда немецкие войска прорвались в сам Сталинград, Ставка переименовала Сталинградский фронт, который на самом деле оборонял не город, а рубеж реки Дон, в Донской фронт, а Юго-Восточный фронт, который оборонял собственно город — в Сталинградский фронт. И наконец, когда инерция наступления вермахта постепенно иссякла, 22 октября Ставка учредила новый Юго-Западный фронт и развернула его на стыке Донского и Воронежского фронтов, готовя к будущим наступательным действиям в районе Сталинграда.
Таким образом, несмотря на частые изменения названий, Ставка в действительности увеличила число действующих фронтов Красной Армии с десяти, имевшихся на 1 января 1942 года, до 12 на 31 декабря{392}. Всего в 1942 году фронтами командовал 21 генерал — включая четверых, занимавших эти должности с 1941 года, Из них девять — Л. А. Говоров, К. А. Мерецков, Г. К. Жуков, И. С. Конев, М. А. Пуркаев, К. К. Рокоссовский, С. К. Тимошенко, И. Ф. Ватутин и И. В. Тюленев — постоянно служили в командовании фронтов или представителями Ставки до самой смерти или до конца войны, а еще двое — А. И. Еременко и Р. Я. Малиновский — закончили войну, командуя фронтами, после того, как успешно прослужили командующими армиями. В результате 11 (52 %) из генералов Красной Армии, командовавших фронтами в 1942 году, действовали достаточно хорошо, чтобы закончить войну в этой же должности — по контрасту с 32 % для 1941 года.
Кроме того, 10 (48 %) генералов Красной Армии, командовавших в 1942 году фронтами, позже опять недолго покомандовали фронтами, прежде чем погибнуть в бою или закончить войну на более низких командных или штабных должностях — в противоположность 60 % в 1941 году. В их число входили П. А. Курочкин и В. Н. Гордов (позднее командовали армиями), В. А. Фролов, М. С. Хозин и М. А. Рейтер (командовали военными округами), Ф. И. Голиков (начальник управления в НКО), Д. Т. Козлов и Ф. Я. Костенко (заместители командующих фронтами) и Я. А. Черевиченко (командующий стрелковым корпусом). И наконец, Сталин до конца войны перевел Буденного на чисто представительский пост начальника кавалерии Красной Армии. Еще два командующих фронтами погибли в боях — это были Ф. Я Костенко, павший в мае 1942 года в Харьковском сражении, и Н. Ф. Ватутин, смертельно раненный в конце февраля 1944 года украинскими партизанами, командуя в то время 1-м Украинским фронтом.
Хотя в 1942 году чехарда с командованием фронтов несколько снизилась, все же ротация на этом посту оставалась довольно высокой из-за стремительных изменений в организации фронтов в ходе противодействия операции «Блау». В результате, хотя число действующих фронтов Красной армии в 1942 году возросло всего с десяти до двенадцати, эти фронты пережили 21 назначение или смену командования — в среднем по два командующих не фронт, в противоположность 2,8 за шесть месяцев 1941 года (то есть 5,8 на год){393}. Многие из наиболее выдающихся командующих фронтами стали таковыми именно в этот период — особенно во время победы под Сталинградом и последующего зимнего наступления 1942–1943 годов.
В 1942 году в ряды 12 представителей «плеяды 1940 года» (И. П. Апанасенко, А. И. Еременко, М. П. Ковалев, Д. Т. Козлов, И. С. Курочкин, Р. Я. Малиновский, К. А. Мерецков, И. В. Тюленев, В. А. Фролов, М. С. Хозин и Я. Т. Черевиченко), начавших год с командования фронтами, влились еще семь генералов из этой плеяды — Н. Ф. Ватутин, Л. А. Говоров, Ф. И. Голиков, В. Н. Гордов, М. А. Пуркаев, М. А. Рейтер и К. К. Рокоссовский. К концу года 13 из 19 «генералов 1940 года» (Апанасенко, Ватутин, Еременко, Говоров, Ковалев, Конев, Малиновский, Мерецков, Пуркаев, Рейтер, Рокоссовский, Тюленев и Фролов) по-прежнему командовали фронтами. Оставшиеся шесть представителей этой плеяды (Голиков, Гордов, Курочкин, Козлов, Хозин и Черевиченко) к концу года были переведены на должности командующих армиями, поскольку их боевая отдача в качестве командующих фронтами не оправдала ожиданий Сталина.
Основываясь на боевых биографиях и личных качествах генералов Красной Армии, ставших в 1942 году командующими фронтами, самыми способными и выдающимися из них следует признать К. К. Рокоссовского, Н. Ф. Ватутина, Р. Я. Малиновского и Л. А. Говорова. Генерал армии Константин Константинович Рокоссовский, который в июле 1942 года в 45-летнем возрасте был назначен командовать фронтом, уже успел стяжать себе репутацию умелого и необычно человечного командующего{394}. Свое боевое мастерство и храбрость Рокоссовский впервые продемонстрировал в конце июня на Украине под Дубно, поведя свой недоукомплектованный 9-й механизированный корпус в хорошо организованную, но бесплодную контратаку против немецкого танкового клина. После перевода с юго-западного направления на западное, в начале июля умелое руководство Рокоссовским Ярцевской оперативной группой (группой Рокоссовского) сыграло решающую роль в срыве попыток немцев окружить войска Красной Армии в районе Смоленска и помогло убедить Гитлера отложить на время наступление на Москву и ликвидировать вместо этого войска Красной Армии в Киевской области.
Командуя в конце 1941 года и в первые шесть месяцев 1942 года 16-й армией Западного фронта, Рокоссовский в ноябре 1941 года сыграл жизненно важную роль в обороне Москвы, а также в декабрьском контрнаступлении под Москвой и в последующем общем наступлении зимой 1941–1942 годов, а затем — в отвлекающих ударах с целью замедлить наступление вермахта на Сталинград летом 1942 года. Как наиболее авторитетный в тот период командующий армией во фронте Жукова, Рокоссовский часто оспаривал его суждения, а позже критиковал его за излишнюю жестокость и черствое безразличие к потерям{395}. Однако несмотря на такие замечания о присущем Жукову стиле командования, звезда Рокоссовского продолжала восходить. Поставленный в июле 1942 года командовать Брянским фронтом, он организовал несколько наступлений на войска вермахта в Воронежской области, которые, хотя и не привели к успеху, внесли значительный вклад в последующую успешную оборону Сталинграда. В знак признания его достижений Сталин в сентябре 1942 года поручил Рокоссовскому командовать новым Донским фронтом, который он с блеском возглавлял во время Сталинградской битвы.
После уничтожения под Сталинградом знаменитой немецкой 6-й армии Рокоссовский возглавил недавно образованный Центральный фронт во время наступления в феврале-марте 1943 года на Орел-Брянск-Смоленск в попытке развалить оборону вермахта и достичь берегов Днепра. Несмотря на суровые зимние погодные условия, Рокоссовский записал на свой счет яркие победы — пока плохая погода и контрнаступление фон Манштейна на Донбасс и Харьков не остановило наступление Рокоссовского в середине марта, образовав знаменитую Курскую дугу.
Свою репутацию умелого командующего фронтом Рокоссовский отшлифовал в июле 1943 года под Курском, где хорошо организованная им оборона привела к поражению лучших танковых сил вермахта, которым удалось прорвать лишь тактическую оборону советских войск. Хотя его фронт резко ослаб за время ожесточенных боев под Курском, войска Рокоссовского в августе-сентябре участвовали в наступлении с целью ликвидировать Орловский выступ немцев. Развивая успех под Орлом, Рокоссовский в начале сентября разгромил оборону вермахта у Севска и пошел в глубокий прорыв, который к началу октября совершенно развалил немецкий фронт на Востоке и увлек войска Рокоссовского к Днепру и далее.
Не менее внушительные подвиги Рокоссовский совершил и при неудавшейся попытке Красной Армии освободить осенью 1943 года Белоруссию, добиваясь замечательных успехов, в то время как командующие соседними фронтами, такие как Соколовский, терпели лишь неудачу за неудачей{396}. Позже Рокоссовский увенчал свою блистательную карьеру военного времени, до конца войны одерживая победу за победой в качестве командующего 1-ми 3-м Белорусским фронтами. Довольно любопытно, что советские и российские историки, как правило, стремящиеся скрывать неудачи своих войск, избегали упоминаний и о некоторых наиболее примечательных оперативных успехах Рокоссовского{397}.
У Рокоссовского была отличная репутация в среде других генералов Красной Армии, а многие немецкие генералы рассматривали его как «самого лучшего генерала русской армии»{398}. И самое важное — в отличие от многих старших офицеров Красной Армии, Рокоссовского уважали и его солдаты.[150] Например, И. М. Чистяков, командующий 21-й (позже 6-й гвардейской) армией, писал так:
«Вообще надо сказать, что каждый раз, встречаясь с Рокоссовским, я испытывал какое-то чувство подъема. Константин Константинович всегда с большим вниманием выслушивал собеседника, был требователен, но справедлив. Он никогда не унижал достоинства подчиненных, никогда не повышал голоса. Понятно, далеко не все люди обладают таким характером»{399}.
Другой биограф более недавних времен добавляет:
«Рокоссовский соединял в себе выдающееся профессиональное мастерство с полнейшей скромностью и чувством традиционных достоинств военных. Во время войны бывали случаи, когда, посреди деструктивного стремления обеих сторон к зверской мести Рокоссовский проявлял гуманность и сочувствие к страданиям некогда мощного противника и несчастного немецкого населения»{400}.
Генерал армии Николай Федорович Ватутин, вскоре после начала войны ставший известным как «вундеркинд» Ставки, после пребывания на ключевых штабных постах к ноябрю 1942 года поднялся до командования Юго-Западным фронтом под Сталинградом. Ставший в 42 года генералом армии, Ватутин пользовался вполне заслуженной славой самого дерзкого генерала Красной Армии{401}. Во время предвоенной службы в Генеральном штабе он играл видную роль при составлении военных и мобилизационных планов под началом Жукова и Шапошникова; вопреки возражениям Ватутина, Сталин после начала войны принялся использовать его в качестве своего личного представителя на ключевых оперативных участках.
Присущую ему смелую дерзость Ватутин впервые продемонстрировал после того, как Сталино в конце июня назначил его 1941 года, начальником штаба Северо-Западного фронта. В этом качестве Ватутин организовал в июле и августе яростные контратаки Красной Армии под Сольцами и Старой Руссой, которые, хотя и стоили немалых потерь, задержали наступление вермахта на Ленинград и помогли спасти город. Равным образом, в ходе обороны в октябре Москвы, Ватутин сформировал и возглавил особую оперативную группу, которая остановила наступление вермахта на Калинин и помешала немцам перерезать жизненно важную железную дорогу Москва-Ленин-град.
Во время зимнего наступления Красной Армии в 1941–1942 годах Ватутин служил представителем Ставки в Северо-Западном фронте, когда его войска окружили в районе Демянска два немецких корпуса, но так и не сумели уничтожить окруженных. Отозванный в мае 1942 года в Москву, Ватутин служил в Генштабе заместителем Василевского — пока Сталин по просьбе самого Ватутина не назначил его в июле 1942 года командовать Воронежским фронтом.
После того, как Ватутин в конце лета 1942 года нанес несколько болезненных, хотя и не приведших к успеху, контрударов по войскам вермахта в районе Воронежа, Сталин назначил его командующим Юго-Западным фронтом, которому предстояло начать ноябрьское контрнаступление под Сталинградом. Войска Ватутина с характерными для него мастерством и дерзостью наголову разбили румынские войска на берегах Дона и окружили в ноябре в Сталинграде немецкую 6-ю армию, а после короткой передышки сокрушили в декабре на Среднем Дону итальянскую 8-ю армию, покончив с любыми надеждами немцев деблокировать угодившую в котел 6-ю армию.
После своих побед под Сталинградом Ватутин возглавил в феврале 1943 года впечатляющее, но несколько опрометчивое наступление Юго-Западного фронта на Донбасс. Хотя фон Манштейну в конечном итоге удалось нанести поражение чрезмерно растянутым войскам Ватутина, это наступление серьезно обеспокоило немцев. Многие из коллег Ватутина приписывали ему титул главного архитектора победы под Сталинградом. Его подчиненный, командовавший 21-й (позже 6-й гвардейской) армией И. М. Чистяков, позже писал:
«С H. Ф. Ватутиным я был знаком еще по боям под Москвой, когда командовал 8-й гвардейской Панфиловской стрелковой дивизией. Уже тогда, общаясь с ним, понял, какой большой военной культурой, широтой оперативного кругозора он обладает! Н. Ф. Ватутин умел удивительно просто и ясно излагать обстановку, предвидеть развитие событий и, что не менее важно, вселять уверенность в успехе задуманного. И еще было одно замечательное качество у Николая Федоровича. Он умел слушать других, не давить своими знаниями и авторитетом. С ним мы, его подчиненные, чувствовали себя свободно, что, понятно, развязывало инициативу»{402}.
Так как Жуков и Василевский ценили его мастерство организатора и бойцовскую дерзость, то выбрали в июле 1943 года именно фронт Ватутина для обороны наиболее уязвимого участка фронта во время оборонительного этапа Курской битвы и последующего наступления на Харьков. После того, как Ватутин с блеском выполнил обе задачи, он начал в сентябре стремительное наступление к берегам Днепра, а в начале ноября 1943 года, в ходе равно блистательного внезапного нападения, взял Киев. К концу года Ватутина справедливо считали самым настойчивым и упорным командующим фронтом Красной Армии.
Фирменными знаками Ватутина как командующего фронтом были четкое понимание ценности тщательной штабной работы и дерзкий энтузиазм при командовании. Его противник, немецкий специалист по бронетанковым войскам фон Меллентин, однажды как-то заметил: «Безусловно, в лице Жукова, Конева, Ватутина и Василевского Россия имела высокоодаренных командующих армиями и фронтами». И в отличие от многих других командующих фронтами Красной Армии, Ватутина весьма уважали и его подчиненные, и его солдаты.
Карьеру генерала армии Родиона Яковлевича Малиновского в первый период войны омрачали частые поражения, однако к концу 1942 года он сумел преодолеть свои прежние провалы и превратился в одного из наиболее опытных командующих фронтом Красной Армии, каковым и оставался до конца войны{403}. Также ветеран мировой и гражданской войн, Малиновский встретил войну в должности командующего 48-м стрелковым корпусом Одесского военного округа. Хотя его войска летом и осенью 1941 года отступили под натиском вермахта, Малиновский хорошо проявил себя на посту командующего корпусом, а потом и 6-й армией, чтобы Сталин в декабре 1941 года назначил его командовать Южным фронтом.
Однако, сыграв ведущую роль в частично успешном наступлении зимой 1941–1942 годов на Барвенково и Лозовую, Малиновский разделил вместе с другими командующими ответственность за катастрофическое поражение Красной Армии в мае 1942 года под Харьковом. Тем не менее, Сталин оставил его командующим фронтом и летом 1942 года, поручив ему командовать Донской оперативной группой и 66-й армией на начальном этапе битвы за Сталинград. Здесь Малиновский проявил себя упорной обороной рубежа реки, после чего был назначен командовать новой мощной 2-й гвардейской армией — главным оперативным резервом Ставки во время Сталинградского наступления.
На последующих этапах этого наступления армия Малиновского сорвала попытку вермахта деблокировать окруженную в Сталинграде 6-ю армию, а затем возглавила впечатляющее наступление через Ростов к реке Миус. В награду за выдающиеся достижения в этом наступлении Сталин в феврале 1943 года поручил Малиновскому командовать Южным фронтом, а в марте — Юго-Западным фронтом. Хотя Малиновскому не удалось в феврале одолеть мощную оборону вермахта на рубеже Миуса, его фронт, переименованный в 3-й Украинский, все же сумел добиться этого в конце лета 1943 года. В августе и сентябре он освободил Донбасс, взяв ключевой город Днепропетровск, а в октябре захватил плацдармы на правом берегу Днепра. После этого Малиновский до конца войны командовал 3-м Украинским, а после 2-м Украинским фронтами.
Выросший в 1960-е годы до поста министра обороны СССР, Малиновский был командующим компетентным, но не бросающимся в глаза. Ровный и вдумчивый, он поднялся до командования фронтом благодаря своей репутации упорного бойца, подобного Жукову. По словам одного биографа, Малиновский, «хотя и необычайно способный, смелый и весьма умный, был также упрям, честолюбив, склонен к тщеславию, и, временами, когда того требовал случай, безжалостен. Если он принимал какое-то решение, то ничто уже не могло поколебать его намерения сделать все по своему»{404}.
Хотя Леонида Александровича Говорова историки зачастую обходили вниманием, поскольку он воевал в регионе, который считался второстепенным, его карьера в качестве командующего фронтом была не менее блистательна, нежели карьеры его более прославленных коллег. Ветеран гражданской войны и артиллерист по профессии, Говоров во время советско-финской войны с отличием руководил артиллерией 7-й армии, а в 1940 году был вознагражден за службу назначением на должность заместителя генерал-инспектора артиллерии Красной Армии. В мае 1941 года он стал начальником Артиллерийской академии имени Дзержинского, где и встретил начало войны{405}.
В июле 1941 года Говоров оставил пост начальника академии и во время битвы за Смоленск стал начальником артиллерии Западного направления и Резервного фронта. В ходе этой не слишком блестящей во всем остальном операции он проявил себя превосходно[151], поэтому НКО, стремясь использовать его знание артиллерии для обороны столицы в конце августа, назначил Говорова командовать Можайским оборонительным рубежом и артиллерией Западного фронта. После того, как войска вермахта уничтожили в октябре под Вязьмой Западный и Резервный фронты, Ставка назначила Говорова командовать новой 5-й армией, которая только еще формировалась для обороны Москвы. Успехи ветерана-артиллериста в ходе обороны Москвы и последующего контрнаступления побудили Сталина назначить Говорова в июне 1942 года командующим Ленинградской группы войск — этот пост он и занимал до конца войны.
Командуя Ленинградским фронтом, Говоров в январе 1943 года прорвал блокаду Ленинграда, спланировал и провел в январе-феврале 1944 года массированные наступления, полностью сняв осаду с Ленинграда и освободив южную часть Ленинградской области, а в июне-июле 1944 года организовал наступление на Карельском перешейке, которое очистило этот регион от финнов и в конечном итоге побудило Финляндию выйти из войны.
Терпеливый и методичный, Говоров был мастером применения артиллерии как незаменимого элемента современного комплекса родов войск. Подобно Рокоссовскому и Ватутину, он тоже завоевал уважение среди подчиненных солдат и офицеров:
«Леонид Александрович Говоров… пользовался в войсках заслуженным авторитетом. Ему принадлежала выдающаяся роль в битве за Москву. Тогда он командовал 5-й армией, оседлавшей Минскую автостраду А в 1943 году под его командованием войска Ленинградского фронта во взаимодействии с другими фронтами разорвали блокадное кольцо, мертвой хваткой охватившее город Ленина. Малоразговорчивый, суховатый, даже несколько угрюмый с виду, Говоров производил при первой встрече впечатление, не очень выгодное для себя. Но все, кто служил под началом Леонида Александровича, прекрасно знали, что под этой внешней суровостью скрывалась широкая и добрая русская душа»{406}.
Эхом откликаясь на это суждение, Жуков позже заметил:
«По моим наблюдениям, из командующих фронтами И. В. Сталин больше всего ценил Маршалов Советского Союза К. К. Рокоссовского, Л. А. Говорова, И. С. Конева и генерала армии К Ф. Ватутина… Л. А. Говоров, отлично знавший артиллерийское дело. Да и не только артиллерию, он прекрасно разбирался и в оперативно-тактических вопросах.»{407}
1943 год. После того, как Красная Армия в ноябре 1942 года под Сталинградом вновь перехватила стратегическую инициативу в новой зимней кампании, структура действующих советских фронтов стабилизировалась, и чехарда на уровне их командования значительно уменьшилась. Эта тенденция сохранялась на протяжении лета 1943 года — особенно после Курской битвы, когда Сталин уже распознал и отобрал новую команду компетентных командующих фронтами, которые и приведут Красную Армию к победе в 1945 году.
В январе 1943 года Красная Армия начала боевые действия силами 12 фронтов: Карельского, Ленинградского, Волховского, Северо-Западного, Калининского, Западного, Брянского, Донского, Воронежского, Юго-Западного, Южного (до 1 января 1943 года — Сталинградского) и Закавказского. В зимнюю кампанию 1942–1943 годов Ставка 24 января 1943 года преобразовала Северную группу войск Закавказского фронта в Северо-Кавказский фронт, а 15 февраля создала из бывшего Донского фронта Центральный фронт{408}.
Сразу после завершения зимнего наступления Ставка спешно возвела новую стратегическую оборону, готовясь к возобновлению наступательных действий летом 1943 года. В этот период она в середине марта ненадолго переименовала Брянский фронт сперва в Курский, а потом в Орловский, а 28 марта и 6 апреля соответственно создала новый Брянский и Резервный фронты. 15 апреля последний был преобразован в Степной военный округ, став ядром нового стратегического резерва. Наконец, в ходе Курской битвы Ставка 9 июля превратила Степной военный округ в Степной фронт. Он должен был остановить наступление вермахта на Курск, а затем возглавить последующее стратегическое наступление.
Когда Ставка осенью 1943 года расширила свои наступательные действия, она реорганизовала и переименовала многие из действующих фронтов в соответствии с их изменившимися задачами и географическими зонами ответственности. Соответственно, 10 октября был упразднен Брянский фронт, а его войска переданы Западному и Центральному фронтам. Впоследствии Ставка переименовала 20 октября Прибалтийский фронт во 2-й Прибалтийский, Калининский фронт — в 1-й Прибалтийский, Центральный фронт — в Белорусский, а Воронежский, Степной, Юго-Западный и Южный фронты — в 1-й, 2-й, 3-й и 4-й Украинские. И наконец, 20 ноября Ставка расформировала Северо-Западный фронт и преобразовала Северо-Кавказский фронт в Отдельную Приморскую армию. Кроме того, хотя Закавказский фронт продолжал действовать как фронт, Ставка в феврале 1943 года дала ему обозначение недействующего.
Несмотря на частые изменения обозначений и попытки Ставки перестроить в марте-апреле структуру своих фронтов в районе Курска, количество действующих фронтов Красной Армии снизилось с 12 на 1 января 1943 года до 11 на 31 декабря{409}. С учетом 12 генералов, командовавших фронтами с 1942 года, в 1943 году фронтами командовали в целом 19 генералов. Из них 11 — Л. А. Говоров, К. А. Мерецков, С. К. Тимошенко, И. С. Конев, М. А. Пуркаев, И. X. Баграмян, К. К. Рокоссовский, Н. Ф. Ватутин, Р. Я. Малиновский, Ф. И. Толбухин и И. В. Тюленев — постоянно служили командующими фронтами или представителями Ставки до самой своей смерти или до конца войны, а еще два — А. И. Еременко и И. И. Масленников — закончили войну в должности командующих фронтами после того, как с успехом командовали армиями. В результате 13 (68 %) из маршалов или генералов Красной Армии, командовавших в 1943 году фронтами, проявили себя достаточно хорошо, чтобы закончить войну в этой же должности — по сравнению с 32 % в 1941 году и 52 % в 1942 году.
Кроме того, шестеро (32 %) из маршалов или генералов, командовавших в 1943 году фронтами, позднее руководили аналогичными объединениями менее долгий срок, прежде чем погибнуть в бою или закончить войну на более низком командном уровне или на штабных должностях — в противоположность 60 % в 1941 году или 48 % в 1942 году. В число этих шестерых входили П. А. Курочкин (закончил войну, командуя армией), В. А. Фролов и М. А. Рейтер (командовали военными округами), В. Д. Соколовский (заместитель командующего фронтом), М. М. Попов и И. И. Петров (начальники штабов фронтов). Наконец, Н. Ф. Ватутин погиб в начале апреля 1944 года, получив смертельную рану в столкновении с враждебными партизанами[152]. Таким образом, к лету 1943 года Сталин распознал ядро своей команды-победительницы — командующих фронтами, большинство которых войдет в мае 1945 года в избранную когорту «маршалов Победы».
Поскольку за 1943 год Сталин уже подобрал из числа командующих фронтами большую часть этой команды, чехарда в командовании фронтами за тот год значительно уменьшилась. В результате, хотя количество действующих фронтов Красной Армии снизилось в 1943 году с 12 до 11, эти фронты пережили только девять принятий или смен командования — в среднем по 1,7 командующих на фронт, в противоположность 2,8 на фронт в 1941 году (5,8, считая за целый год) и 2 на фронт в 1942 году{410}.
За год к 13 членам «плеяды 1940 года» (Апанасенко, Ватутин, Говоров, Еременко, Ковалев, Конев, Малиновский, Мерецков, Пуркаев, Рейтер, Рокоссовский, Тюленев и Фролов), начавших год в должности комфронта, присоединилось еще семеро генералов из этой же «плеяды 1940 года» (И. X. Баграмян, И. И. Масленников, И. Е. Петров, В. Д. Соколовский, Ф. И. Толбухин, П. А. Курочкин и во второй раз — М. М. Попов). К концу года 14 из этих 20 генералов 1940 года (Баграмян, Ватутин, Говоров, Ковалев, Конев, Малиновский, Мерецков, Пуркаев, Рейтер, Рокоссовский, Соколовский, Тюленев и Фролов) по-прежнему служили в должности командующих фронтами. Из оставшихся шести генералов этой категории четверо (Еременко, Курочкин, Попов и Масленников) к концу года командовали армиями, а двое других (Апанасенко и Рейтер) стали заместителями командующих (фронтом и военным округом).
Хотя большинство из этих новых командующих фронтами оправдало ожидания Сталина, двое из них заслуживают особого внимания. Во-первых, это И. X. Баграмян, являвшийся типичным примером командующего фронтом, выдвинувшегося к середине войны, а во-вторых — В. Д. Соколовский, служащий наглядным примером того, почему из хорошего начальника штаба фронта не обязательно получится успешный командующий фронтом.
Когда началась война, генерал-майор Иван Христофорович Баграмян был опытным 45-летним кавалеристом и являлся одним из двух наиболее знаменитых военных армянского происхождения, которые достигли высокого звания в рядах Красной Армии и отличились во время войны (другим был командир танкового корпуса A. X. Бабаджанян){411}. На 22 июня 1941 года Баграмян служил заместителем начальника оперативного отдела Киевского особого военного округа. Пережив первые несколько месяцев войны, Баграмян добился известности в сентябре 1941 года, когда недавно назначенный командующим Юго-Западным направлением Тимошенко отрядил его к командующему Юго-Западным фронтом Кирпоносу с приказом отвести войска от Киева на восток во избежание окружения немцами. Хотя Кирпонос отказался отступить без письменного приказа на отвод войск и позже погиб вместе со своим фронтом, Баграмян вместе со штабом сумел спастись из этого котла.
Во время зимней кампании 1941–1942 годов Баграмян был начальником оперативного отдела, а позже — начальником штаба возглавляемого маршалом Тимошенко Юго-Западного направления и Юго-Западного фронта. Он участвовал в составлении планов наступления на Барвенково и Лозовую в январе 1942 года, увенчавшегося ограниченным успехом. Однако весной он также сыграл решающую роль в составлении планов амбициозного, но закончившегося полнейшей катастрофой майского наступления на Харьков. Поскольку Баграмян разделял ответственность за Харьковское поражение, Сталин в июне снял его с поста, назначив сперва заместителем командующего 61-й армией, а позже, уже в июле, командующим 16-й армией Западного фронта (позднее стала 11-й гвардейской). На этом посту Баграмян восстановил свою репутацию.
В июле 1942 года армия Баграмяна помогла сорвать наступление вермахта, имевшее целью ликвидировать выступ в районе Вязьма-Сухиничи (операция «Вирбельвинд»), а в августе 1942 года Баграмян помог составить план наступления Западного фронта на Болхов, которое отбросило немецкие войска за реку Жиздру[153]. В феврале-марте 1943 году армия Баграмяна, поддерживая наступление Центрального и Брянского фронтов на Орел, Брянск и Смоленск, организовала мощные, но стоившие немало крови атаки на оборону вермахта к северу от Орла.[154] Позднее она возглавила в июле-августе успешное наступление Западного фронта на Орловский выступ. В награду за этот успех Сталин в ноябре 1943 года назначил Баграмяна командовать 1-м Прибалтийским фронтом.
Впоследствии войска Баграмяна во время провалившегося Белорусского наступления Красной Армии с октября 1943 по март 1944 года почти окружили превращенный немцами в крепость город Витебск, а в 1944 году и в начале 1945 года сыграли ведущую роль во впечатляюще успешных наступлениях Красной Армии в Белоруссии, а также на Ригу, Мемель и в Восточной Пруссии. С февраля 1945 года и до конца войны Баграмян командовал Земландской группой войск и 3-м Белорусским фронтом, разбив в районе Кёнигсберга войска вермахта.
Дважды герой Советского Союза, армянин Баграмян был единственным генералом неславянского происхождения, поднявшимся до командующего фронтом[155]. Как писал позже один биограф:
«Его умственные способности были признаны в 1935 г., когда Академия Генерального штаба назначила его прямо из учащихся в лекторы, а дальнейшее покровительство ему со стороны Жукова, Тимошенко и Сталина явно основывалось на высокой оценке его талантов… Его успехи при командовании [16-й армией, и так бывшей одной из лучших в Красной Армии] несомненно, были значительно выше средних. Вдобавок ему повезло в том плане, что ко времени, когда он стал командующим фронтом, война уже была явно выиграна — и как человеческих, так и материальных ресурсов хватало в избытке; но он использовал их с толком и добивался впечатляющих результатов»{412}.
Военная карьера генерал-полковника Василия Даниловича Соколовского разворачивалась на протяжении двух войн и продолжилась во времена «холодной войны»{413}. К началу войны Соколовскому было 44 года, и он являлся ближайшим помощником Жукова, состоя при нем заместителем начальника Генерального штаба, а затем еще раз став его начальником штаба во время битвы за Москву.
По рекомендации Жукова Сталин в феврале 1943 года поручил Соколовскому командовать Западным фронтом, сменив на этом посту И. С. Конева, который в июне того же года стал командовать Степным военным округом. К этому времени заслуженная Соколовским репутация отличного организатора уже понесла немалый урон из-за плохой боевой отдачи Западного фронта в ходе проводившейся в ноябре-декабре 1942 года операции «Марс». В апреле 1944 года Соколовский был снят с поста командующего фронтом после того, как его войска понесли тяжелые потери в ходе серии неудачных наступлений осенью 1943 года и зимой 1944 года против обороняющихся в Белоруссии войск вермахта{414}.
Несмотря на неудачное командование фронтом, Соколовский продолжал до конца войны служить на старших штабных должностях. И что еще важнее — уже через много лет после окончания войны он стал при Хрущеве начальником Генерального штаба и министром обороны СССР, написав знаменитую работу «Военная стратегия», которая сформулировала советскую военную стратегию в ядерный век. Историки скрывали неудачи Соколовского в качестве командующего фронтом во время войны — главным образом из-за его тесной дружбы с Жуковым и занимаемых в послевоенные годы престижных постов.
В 1943 году и до окончания войны фронтами Красной Армии командовали и многие другие не столь прославленные, но тем не менее вполне компетентные генералы, которые до сих пор по-прежнему томятся в тени Жукова, Конева, Рокоссовского и других более знаменитых «великих капитанов» Красной Армии времен войны. В число этих генералов входили Ф. И. Толбухин, И. В. Тюленев, Е. И. Петров, Ф. И. Голиков, М. А. Пуркаев, К. А. Мерецков, В. А. Фролов и П. А. Курочкин. Двоим из них (Мерецкову и Толбухину) Сталин присвоил к концу войны звание маршалов Советского Союза, а еще один (Голиков) получил маршальское звание после войны.
Когда началась война, ветеран Мировой и Гражданской войн 51-летний генерал-майор Федор Иванович Толбухин служил начальником штаба Закавказского военного округа. После того как Толбухин в 1941–1942 годах прослужил начальником штаба Закавказского, Кавказского и Крымского фронтов, Сталин в конце мая 1942 года понизил его в должности до заместителя командующего Сталинградским военным округом — в основном из-за его связи с военной катастрофой в Крыму[156]. Однако звезда Толбухина взошла вновь, когда он с отличием командовал 57-й армией при обороне Сталинграда и в ходе Сталинградского наступления Красной Армии. Упорство и боевой дух Толбухина произвели такое впечатление на Ставку, что та в феврале 1943 года назначила его командовать новой 68-й армией, которой по ее планам предназначалось идти в авангарде наступления при проводимой Жуковым операции «Полярная звезда». После этого Толбухин до конца войны командовал Южным, 4-м и 3-м Украинскими фронтами, став одним из восьми командующих фронтами, награжденных орденом Победы.
Когда началась война, генералу армии Ивану Владимировичу Тюленеву было 49 лет, он превосходил по возрасту многих своих коллег{415}. Сталин считал его одним из наиболее политически благонадежных старших офицеров. Тюленев командовал Южным фронтам с момента его создания в начале июля до конца августа 1941 года, но Сталин освободил его от этой должности после того, как две армии фронта были окружены и уничтожены под Уманью.[157] Несмотря на такой провал на должности командующего, Сталин в ноябре 1941 года назначил благонадежного Тюленева командовать 28-й армией, а после, в марте 1942 года — Закавказским военным округом и Закавказским фронтом, на каковом посту Тюленев и оставался до конца войны. Пользующийся милостью Сталина, Тюленев в конце 1942 года сыграл важную роль в обороне Кавказа. После этого и вплоть до конца войны Тюленев оставался на Кавказе. Он принял участие в безжалостной ликвидации «нелояльных» национальных меньшинств Кавказа — в том числе в принудительном выселении чеченцев, калмыков и многих других групп.
Судьба Ивана Ефимовича Петрова в качестве командующего фронтом столь же интересна, сколь и трагична[158]; она остается классическим образцом того, как действующая в Красной Армии жесткая система политического контроля мешала военной карьере множества многообещающих военных. Тоже являвшийся ветераном Гражданской войны, 45-летний генерал-майор Петров к началу немецкого нападения командовал 27-м механизированным корпусом Среднеазиатского военного округа. После 22 июня он с октября 1941 года по июль 1942 года последовательно командовал 2-й кавалерийской и 25-й стрелковой дивизиями, а также Отдельной Приморской армией, отличившись во время знаменитой обороны Одессы, а позже и Севастополя. Впоследствии он с июля 1942 года по апрель 1945 года командовал 44-й армией, Черноморской группой войск Закавказского фронта, Северо-Кавказским фронтом, 33-й армией, 2-м и 4-м Украинскими фронтами{416}. Его частые взлеты и падения с командования фронтом на командование армией и обратно отражали недоверие Сталина к Петрову и почти постоянное вмешательство в его дела коварного подручного и приспешника Сталина, Мехлиса. Один критик Сталина позже заметил:
«Генерал Армии Петров Иван Ефимович, несмотря даже на его постоянное подергивание головы, произвел очень приятное впечатление. Может быть, сыграла тут роль и та слава, которая шла за ним как за организатором обороны Одессы, а затем Севастополя. Иван Ефимович, один из наиболее талантливых военных деятелей, имел самое большое количество неудач в смысле должностном. Сталин его недолюбливал. Его неоднократно понижали в должности. Был отстранен от должности командующего 4-м Украинским фронтом перед самым концом войны. „Героем Карпат“ на параде Победы выступил Еременко, прокомандовавший фронтом всего 18 дней[159], а Петрова, в труднейших условиях проведшего свои войска через Карпаты, даже не вспомнили»{417}.
Хотя Филипп Иванович Голиков пробыл на посту командующего фронтом относительно недолго, он все же заслуживает упоминания — хотя бы потому, что за всю войну занимал множество совершенно различных постов. К началу войны ему был всего 41 год. Голиков тоже являлся ветераном Гражданской войны и в 1933 году закончил Военную академию имени Фрунзе. В июле 1940 года он был назначен заместителем начальника Генерального штаба и начальником разведывательного управления (РУ) Генерального штаба.
Хотя Голиков и воскресил советскую разведку накануне войны, он в какой-то мере делит ответственность за провал разведки в июне 1941 года — так как, хотя он и заметил приготовления Гитлера к войне, не смог проявить должной настойчивости в доведении результатов своих наблюдений до сведения Сталина.
После начала войны Голиков в качестве эмиссара Сталина сыграл важную роль в подготовке пути к созданию в будущем военного союза с США и Англией{418}. Когда в конце 1941 года под угрозой оказалась Москва, Сталин назначил Голикова командовать 10-й резервной армией, которую тот с успехом возглавил во время последующего наступления под Москвой. Сталин наградил Голикова за достигнутые успехи, назначив его в апреле 1942 года командовать Брянским фронтом. На этом посту Голиков встретил начало немецкой операции «Блау». После этого он в июле 1942 года командовал Воронежским фронтом, снова занимал эту должность с октября 1942 по март 1943 года, а в промежутке командовал 1-й гвардейской армией и с июля по октябрь служил заместителем командующего Юго-Западным (Сталинградским) фронтом. Хотя в Сталинградской битве Голиков проявил себя вполне компетентным военным, Сталин сделал его козлом отпущения за собственные промахи, сделанные летом 1942 года[160].
Пребывание Голикова на командных должностях закончилось в апреле 1943 года — после того, как войска вермахта разгромили в феврале-марте его Воронежский фронт под Харьковом.
После этого Голиков до конца войны возглавлял Главное управление кадров НКО, в том числе ведая репатриацией советских граждан из-за рубежа — многие из них в итоге оказались в лагерях ГУЛага[161]. Его роль в неудачах разведки 1941 года и в провалах Красной Армии весной и летом 1942 года с той поры не раз оказывалась в фокусе многих споров о войне.
Одним из наиболее безликих командующих фронтами Красной Армией во время войны был Максим Алексеевич Пуркаев — тем не менее он оставался командующим фронтом вплоть до конца войны. Ветеран Гражданской войны и выпускник Военной академии имени Фрунзе 1936 года, Пуркаев к началу войны занимал должность начальника штаба Киевского особого военного округа. В отличие от своего командующего, погибшего под Киевом в сентябре 1941 года, он уцелел и во время наступления под Москвой и последующей зимней кампании 1941–1942 годов командовал 60-й (позднее 3-й ударной) армией, а затем, вплоть до окончания войны, Калининским и Дальневосточным (1-м Дальневосточным) фронтами. Хотя его войска не сумели добиться победы в ходе операции «Марс», решимость, проявленная им при взятии Великих Лук, обеспечила Пуркаеву репутацию упорного бойца и в итоге заслужила ему пост командующего 2-м Дальневосточным фронтом во время Манчжурского наступления Красной Армии в августе 1945 года{419}.
Ни у одного из командующих фронтом в Красной Армии не было более разнообразной и пестрой карьеры, чем у Павла Александровича Курочкина, который на протяжении войны занимал командные посты как на фронтовом, так и на армейском уровне, а в послевоенные годы стал автором наиболее подробного и тщательного анализа операций Красной Армии времен войны{420}. Когда началась война, Курочкину был 41 год, и он командовал Орловским военным округом. В июле-августе 1941 года он служил командующим 20-й и 43-й армиями, с августа 1941 года по октябрь 1942 года и с июня по ноябрь 1943 года соответственно был представителем Ставки на Северо-Западном фронте, командующим и заместителем командующего этим фронтом, с ноября 1942 года по март 1943 года и с марта по июнь
1943 года командовал 11-й и 34-й армиями, с декабря 1943 года по февраль 1944 года был заместителем командующего 1-м Украинским фронтом, с февраля по апрель 1944 года командовал 2-м Белорусским фронтом, а с апреля 1944 года по май 1945 года — 60-й армией{421}.
Курочкину не удалось остаться на посту командующего фронтом до конца войны — в основном из-за того, что он не смог в 1942 и 1943 годах уничтожить немецкие войска под Демянском и из-за неудачного командования 2-м Белорусским фронтом в начале 1944 года, когда его войскам не удалось разбить окруженные под Ковелем войска вермахта.
Не менее причудливой была и военная карьера Кирилла Афанасьевича Мерецкова, который перед войной вознесся в высшие сферы, став предшественником Жукова на посту начальника Генерального штаба, а в начале войны оказался в тюрьме НКВД — только для того, чтобы к концу войны сделаться полноправным маршалом Советского Союза, командующим фронтом и кавалером ордена Победы.
Свою карьеру времен войны Мерецков начал заместителем наркома обороны по воинской подготовке (с января по сентябрь 1941 года), а также представителем Ставки на Северо-Западном и Карельском фронтах. В сентябре 1941 года он был арестован (и жестоко избит) — то ли за должностное преступление, то ли за предполагаемую нелояльность по отношению к Сталину. Внезапно реабилитированный в октябре, Мерецков столь же неожиданно оказался в октябре на посту командующего 7-й отдельной армией в Карелии, а в ноябре-декабре командовал 4-й армией под Тихвином, где его войска одержали не слишком яркую, но имевшую важное значение победу. Вознесенный с декабря 1941 года по май 1942 года в командующие Волховским фронтом, Мерецков спланировал и провел злополучное наступление на Любань, во время которого 2-я Ударная армия его фронта попала в окружение. Снятый за эту неудачу с поста командующего фронтом, Мерецков немного послужил в мае-июне на посту командующего 33-й армией Западного фронта, пока Сталин в июне вновь не возложил на него командование Волховским фронтом — после того, как генерал Хозин, преемник Мерецкова на этом посту, не смог предотвратить уничтожение 2-й Ударной армии.
За время командования Волховским фронтом (до января 1944 года) и Карельским фронтом (с февраля по август 1944 года) фортуна повернулась к Мерецкову лицом. В этот период его войска помогли в январе 1943 года прорвать блокаду Ленинграда, нанесли поражение группе армий «Север» в январе-феврале 1944 года при наступлении на Новгород, освободили в июне-июле 1944 года от финнов Карельский перешеек. Ставший к тому времени большим специалистом по ведению боевых действий в условиях сильно лесистой местности, Мерецков был избран Сталиным в командующие 1-м Дальневосточным фронтом при наступлении в августе 1945 года в восточной Манчжурии{422}.
Мерецков был компетентным командующим фронтом, а пережитые им арест и заключение гарантировали если не раболепное угодничество перед Сталиным, то хотя бы верность ему; приказы Сталина Мерецков выполнял неукоснительно и не считаясь с ценой. Один коллега описывал Мерецкова как бывшего «по своему характеру очень общительным и деятельным человеком», который «легко вошел в курс дела»{423}.
Рекорд длительности пребывания на одном командном посту установил Валериан Александрович Фролов, возглавлявший Карельский фронт с сентября 1941 года по февраль 1944 года. Практически всю свою карьеру он провел в Карелии и на Крайнем севере. Существует мало биографических сведений о Фролове, замечания о его характере и военных способностях столь же редки, как и население в тех краях, где он служил. Войну Фролов начал 46-летним генерал-лейтенантом, командуя 14-й армией на крайнем северном фланге Северного фронта{424}. Командование Карельским фронтом он принял после того, как прослужил в августе-сентябре 1941 года заместителем прежнего командующего. С февраля по ноябрь 1944 года он вновь служил заместителем командующего фронтов при Мерецкове. Позднее Фролов до конца войны оставался на севере в качестве командующего Беломорским военным округом{425}.
Командующие армиями
В оперативном и тактическом уровне боевая эффективность Красной Армии в первые 30 месяцев войны напрямую зависела от качеств ее командного состава на уровне армий, подвижных корпусов и танковых армий. Хотя всесокрушающее вторжение вермахта в ходе операции «Барбаросса» подвергло этих генералов тяжкому испытанию, напрягая их способности до предела возможностей, а зачастую и сверх того, и многие в ходе этого испытания погибли, сочетание чистого отсева и воли к выживанию в конечном итоге к концу первых 18 месяцев войны дало примечательно компетентный штат командующих армиями.
В первые 18 месяцев войны положение в Красной Армии характеризовалось высоким темпом отсева офицеров и сильной чехардой на всех уровнях командования, но особенно на уровне армий. За лето-осень 1941 года вермахт уничтожил множество советских армий и ряд их командующих в массированных операциях по окружению в июне западнее Минска, в августе и сентябре — под Уманью и Киевом, в октябре — под Вязьмой и Брянском, и в меньших масштабах на других участках фронта. Однако одновременно с этим страшным процессом Ставке удавалось сформировать и ввести в бой новые армии — быстрее, чем вермахт мог их уничтожить.
Хотя этот процесс «уничтожения-восстановления» практически прекратился к тому моменту, когда Красная Армия зимой 1941–1942 годов перешла в наступление, он тут же возник вновь, когда летом 1942 года вермахт начал операцию «Блау». Однако между осенью 1941 и весной 1942 года Ставка смогла вырастить новое поколение командующих армиями, которые не только получили боевое крещение в первые шесть месяцев войны, но и продемонстрировали как мастерство командиров, так и волю к победе. В результате, когда летом 1942 года паровой каток вермахта оставил жалкие ошметки еще от немалого количества советских армий, несмотря на продолжавшуюся чехарду в командовании Красной Армией, в отношении способностей командующих армиями дело у нее уже обстояло намного лучше, чем в 1941 году. В итоге под Сталинградом в ноябре-декабре 1942 года сталинская «команда» командующих армиями, выдержавших испытание операциями «Барбаросса» и «Блау», продемонстрировала немцам и всему миру, что она способна превзойти вермахт в его же игре — хотя бы на короткое время и на ограниченном участке фронта.
Однако, как показали наступательные действия Красной Армии зимой 1942–1943 годов, способность армии развить успех своих сталинградских побед была совсем иным делом. Эти победы доказали, что советские командующие армиями могли сокрушить румынские и итальянские армии, а, проделав это, обойти с флангов, окружить и разгромить по ходу дела и одну немецкую армию — но последующие поражения советских войск в Донбассе и под Харьковом доказали, что эти командующие пока еще не способны развивать успешные наступления на протяжении всей кампании. Поэтому, когда первое настоящее стратегическое наступление Красной Армии захлебнулось в конце зимы 1943 года, стало ясно, что старшему командному составу Красной Армии, особенно ее командующим армиями, нужно еще многому учиться.
Начиная с первого этапа зимней кампании 1942–1943 годов и во все большей степени после Курской битвы в июле-августе 1943 года Ставке удавалось распознавать подходящих генералов для командования армиями и назначать на эти должности тех, кто прослужит на них до конца войны. Добившись этого, она, за немногими исключениями, создала на уровне армий определенную степень стабильности командования, которая продержится до конца войны.
1941 год. Красная Армия начала войну, имея в полевых войсках и в стратегических резервах 21 армию, 15 из которых были подчинены ее четырем действующим фронтам{426}.
Хотя вермахт окружил и уничтожил три армии (3-ю, 10-ю и 13-ю) к западу от Минска и сильно потрепал еще четыре (16-ю, 19-ю, 20-ю и 28-ю) под Витебском, Смоленском и Рославлем, Ставке удалось к 1 августа, благодаря мобилизации, увеличить число полевых армий до 29. Равным образом, хотя в августе Красная Армия потеряла еще две армии (6-ю и 12-ю) в окружении под Уманью, в сентябре — еще четыре (5-ю, 37-ю, 26-ю и 21-ю) в окружении под Киевом, а в октябре — еще целых семь (19-ю, 20-ю, 24-ю, 32-ю, 3-ю, 13-ю и 50-ю) в окружении под Вязьмой и Брянском, Ставка к 1 октября увеличила количество своих полевых армий до 37, к 1 декабря — до 48, ак 31 декабря — до 50.[162] За этот период командующими армиями служил 101 генерал — в среднем по 1,3 командующих на армию или 2,6 командующих на армию за год. Хотя эта цифра кажется весьма низкой, учитывая ожесточенность боев и понесенный Красной Армией урон, чехарда в командовании на уровне армий на самом деле была крайне высока, потому что вермахт уничтожил или сильно потрепал свыше трети армий, выставленных на поле Ставкой. Например, 76 армий, существовавших на начало войны или сформированных в ее первые шесть месяцев, пережили 119 принятий или смен командования — в среднем 1,6 командующих на армию или 3,2 на армию в год{427}.
Что же касается индивидуальной судьбы 101 генерала, которые в 1941 года командовали армиями, то 18 из них (18 %) погибли в боях, попали в плен, были репрессированы или сняты с постов, 69 (68 %) на 1 января 1942 года по-прежнему служили командующими фронтом, армией или военным округом, а остальные 14 (14 %) находились на штабных должностях или командовали на более низких уровнях. В число 18 потерянных входили семеро погибших или смертельно раненных в боях (М. И. Потапов, Ф. М. Филатов, А. К. Смирнов, В. Я. Качалов, К. И. Ракутин, М. П. Петров и П. С. Пшенников), один умерший (И. Д. Акимов, причина смерти неясна), пятеро попавших в плен (И. Н. Музыченко, П. Г. Понеделин, М. Ф. Лукин, Ф. А. Ершаков и С. В. Вышневский), четверо репрессированных (А. А. Коробков, Ф. С. Иванов, К. М. Качанов и П. П. Собенников) и один снятый с поста командующего (Н. И. Пронин).
В число 69 генералов, которые под конец года продолжали командовать на уровне армий или выше, входили восемь, произведенных в командующие фронтом (К. А. Мерецков, Р. Я. Малиновский, Я. Т. Черевиченко, В. А. Фролов, И. С. Конев, П. А. Курочкин, Ф. Я. Костенко и М. С. Хозин), 58 оставшихся на армейском уровне и трое, сделавшихся в конечном итоге командующими военными округами. И наконец из 14 генералов, снятых с постов командующих армиями, 7 стали командирами стрелковых дивизий или бригад и столько же было назначено в штабы фронтов, армий или учреждений НКО либо сделалось заместителями командующих.
Поскольку командующие армиями в первые шесть месяцев войны столкнулись с необыкновенно суровой боевой обстановкой, причем многие — при обстоятельствах, большей частью им неподвластных, то единственной надежной основой для анализа их командирских качеств и боевой отдачи может стать изучение той роли, которую они сыграли в оборонительных и наступательных операциях — а также реакции на результативность их действий со стороны Сталина и Ставки, проявлявшейся прежде всего в служебных повышения и дальнейших назначениях.
В ходе стремительного наступления вермахта на северо-западном и западном направлениях и полного краха обороны войск Красной Армии на этом направлении несколько командующих армиями, хотя их действия и оказались тщетными, отличились в приграничных боях и при обороне Красной Армии на рубеже Днепра. Например, командующие 8-й и 11-й армиями Северо-Западного фронта П. П. Собенников и В. И. Морозов, а также командующий 3-й армии Западного фронта В. И. Кузнецов, несмотря на катастрофические обстоятельства, сумели нанести противнику контрудары — соответственно под Кельме, Расейняем и Гродно. Хотя все эти контрудары не привели к успеху, боевая отдача этих командующих была настолько очевидной, что Сталин оставил их командовать армиями — а в случае Кузнецова и Собенникова даже произвел в командующие фронтом. С другой стороны, мстительный Сталин арестовал и казнил командующего 4-й армией Западного фронта А. А. Коробкова за утрату управления войсками при таких обстоятельствах, когда сохранить управление не удалось бы никакому командующему.
Равным образом на юго-западном направлении, где Жуков и Кирпонос организовали контрудары, замедлившие наступление вермахта, энергичное, пусть и тщетное сопротивление, оказанное 5-й и 6-й армиями под командованием М. И. Потапова и И. Н. Музыченко, на много дней замедлило наступление вермахта. Армии отважно обороняли районы Ровно, Луцка и Бродов[163], прежде чем их армии вынуждены были откатиться на восток под безжалостным напором немцев. Однако позже Музыченко попал в плен, когда в августе его армия была окружена и уничтожена под Уманью. Потапов, армия которого все лето оставалась занозой в теле вермахта, погиб в сентябре во время окружения под Киевом.
После того, как вермахт разгромил первую линию обороны Красной Армии, многие командующие армиями второй линии, такие, как В. А. Хоменко (30-я армия), С. А. Калинин (24-я армия), И. С. Конев (19-я армия), К. К. Рокоссовский (Ярцевская группа и 16-я армия), В. А. Качалов (28-я армия) П. А. Курочкин (20-я армия), М. Ф. Лукин (16-я армия) и К. А. Ракутин (24-я армия) весьма энергично и зачастую успешно действовали во время боев, шедших в Смоленской области с начала июля по начало сентября. Например, Лукин сумел со своей армией вырваться из окружения под Смоленском — но только для того, чтобы попасть в плен, когда в октябре вермахт уничтожил его армию под Вязьмой. Схожим образом Рокоссовский, который уже в конце июня с немалым мастерством руководил недоукомплектованным 9-м механизированным корпусом в боях близ Дубно, в июле-августе энергично оборонял Ярцево, чем существенно помог войскам Красной Армии, прорывающимся из котла под Смоленском. Несколько позже Ракутин в начале сентября добился первой в этой войне значительной победы под Ельней, хотя и погиб потом в октябре в окружении под Вязьмой.
В тот же период погиб и Качалов, возглавляя свою армию в героическом, но самоубийственном контрударе к югу от Смоленска[164], а Конев хоть и потерял в боях к западу от Смоленска основную часть своей армии и позже командовал Западным фронтом во время последующей катастрофы под Вязьмой, но все же сумел выжить в этих тяжких испытаниях и в конце октября стал командовать Калининским фронтом. И наконец, Хоменко, Рокоссовский и Курочкин пережили Смоленскую битву, оставшись командующими армиями, а Калинина Сталин назначил заместителем командующего Западным фронтом.
Генералам, командовавшим после приграничных боев армиями на северо-западном и юго-западном направлениях, тоже выпала неодинаковая судьба. Например, после нанесенного в августе Северо-Западным фронтом контрудара под Старой Руссой Сталин снял с должности командовавшего 34-й армией Н. И. Пронина, но оставил на своих постах В. И. Морозова и H. Е. Берзарина, командующих 11-й и 27-й армиями. На юго-западном направлении после катастрофических окружений в августе и сентябре под Уманью и Киевом 6-я армия Р. Я. Малиновского, 12-я армия И. В. Галинина, 18-я армия В. Я. Колпакчи и 9-я армия Я. Т. Черевиченко совершили в конце сентября — октябре умелый отход на восток через Украину. Сталин отметил всех этих четырех командующих, назначив Малиновского (а позже — Черевиченко) командовать Южным фронтом и оставив Галинина и Колпакчи на постах командующих армиями до конца войны.
Еще позже успешная оборона Красной Армией в октябре-ноябре Ленинграда, Тихвина, Москвы и Ростова и ее последующие наступления в этих областях значительно подняли престиж многих командующих армиями. В их число входили И. И. Федюнинский (54-я армия) и К. А. Мерецков (4-я армия), которых Сталин после одержанных ими побед под Ленинградом и Тихвином назначил командовать фронтами, а также В. Я. Колпакчи (18-я армия), А. И. Лопатин (37-я армия) и Ф. М. Харитонов (9-я армия), которые после удара по войскам вермахта под Ростовом остались командующими своих армий. Во время битвы за Москву многие командующие армиями, включая Д. Д. Лелюшенко (30-я армия), В. И. Кузнецова (1-я Ударная армия), А. А. Власова (20-я армия), К. К. Рокоссовского (16-я армия), Л. А. Говорова (5-я армия), М. Г. Ефремова (33-я армия), Д. К. Голубева (43-я армия), И. Г. Захаркина (49-я армия), И. В. Болдина (50-я армия) и Ф. И. Голикова (10-я армия), либо заслужили, либо отшлифовали свою уже заслуженную репутацию. Позднее Рокоссовский, Говоров и Голиков успешно командовали фронтами, а Лелюшенко, Кузнецов, Голубев, Захаркин и Болдин продолжали до конца войны умело руководить войсками на уровне армий. Кроме того, значительно улучшили свою репутацию три генерала, командовавшие армиями Брянского фронта, одержавшего в декабре знаковую победу под Ельцом к югу от Москвы. Первый из них, Ф. Я. Костенко, руководивший специальной оперативной группой, возглавившей это наступление, стал командующим фронтом — но только затем, чтобы погибнуть в мае 1942 года под Харьковом. Второй, Я. Г. Крейзер (3-я армия), оставался командующим армией до конца войны.[165] Третий, А. М. Городнянский (13-я армия), служил командующим армией вплоть до гибели под Харьковом в мае 1942 года.
С другой стороны, многообещающая карьера Ефремова закончилась гибелью, когда в феврале 1942 года его армия попала в окружение под Вязьмой. Генерал Власов попал в плен вскоре после того, как принял командование 2-й Ударной армией, в июне 1942 года окруженной и уничтоженной близ Любани; позже стал сотрудничать с немцами, прославившись как самый знаменитый предатель в Красной Армии во время войны.
1942 год. В январе этого года Красная Армия вела операции силами 50 армий, из которых 48 были подчинены действующим фронтам, а две — Резерву Верховного главнокомандования. В мае 1942 года немцы уничтожили или сильно потрепали 6-ю и 57-ю армии под Харьковом и 51-ю армию — в Крыму, в июне — 2-ю ударную армию под Любанью, в августе — 39-ю армию к западу от Ржева и в сентябре — вторично 2-ю ударную армию под Синявино.[166] Несмотря на эти потери, Ставка, формируя новые армии, сумела к 1 июня 1942 года увеличить количество своих полевых армий до 63, к 1 октября — до 66 и к 31 декабря — до 67{428}.
Таким образом, считая уничтоженные или недавно сформированные, Ставка за 1942 год в целом выставила на поле 83 армии. За этот период на должности командующих армиями побывало в целом 133 генерала — в среднем 1,6 командующих на армию за год, в отличие от 2,6 командующих в год для 1941-го. Хотя за 1942 год средняя продолжительность пребывания в должности командующего армией несколько возросла, чехарда в командовании продолжала снижать боевую эффективность армейского звена вплоть до начала в ноябре Сталинградского наступления. Например, все 83 армии, существовавшие или сформированные за год, пережили 117 принятий или смен командования — в среднем по 1,4 командующих на армию по контрасту с 3,2 сменами в 1941 году (считая на год){429}.
Что же касается индивидуальной судьбы всех 133 генералов, которые в 1942 году командовали армиями, то десять из них (8 %) погибли в боях, попали в плен, были репрессированы или сняты с командных постов, 88 (66 %) на 1 января 1943 года по-прежнему служили командующими фронтами, армиями или военными округами. За исключением восьми генералов (6 %) — П. А. Иванова, М. А. Парсегова, А. Н. Первушкина, A. A. Хрящева, A. M. Кузнецова, A. Г. Батюни, Д. H. Никишева и H. A. Москвина[167], конечная судьба которых остается неясной, остальные 27 (20 %) оказались на штабных должностях или были командующими на более низких уровнях. В число десяти потерянных для армии входили пятеро погибших или смертельно раненных в боях (А. М. Городнянский, М. М. Иванов, Я. И. Броуд, К. П. Подлас и Л. И. Львов), один попавший в плен (А. А. Власов), один покончивший с собой, чтобы не попасть в плен (М. Г. Ефремов), один репрессированный (И. Ф. Дашичев) и двое снятых с командных постов (М. А. Антонюк и Г. Г. Соколов).
Из 88 генералов, продолжавших к концу года командовать на уровне армий и выше, семеро доросли до командования фронтами (Л. А. Голиков, К. К. Рокоссовский, М. А. Рейтер, И. В. Тюленев, М. А. Пуркаев, А. И. Еременко), а еще трое — военными округами. И наконец, из 27 генералов, освобожденных от командования армиями, 11 стало командирами корпусов, трое — командирами стрелковых дивизий или бригад, еще 13 оказались штабными офицерами на уровне фронтов, армий или центральных ведомств НКО либо заместителями командующих.
Как и в случае с 1941 годом, наиболее адекватной основой для анализа командирских качеств и боевой эффективности этих командующих армиями будет изучение их боевого послужного списка, а также того, как относились к ним Сталин и Ставка — в смысле повышения в чине и дальнейших назначений.
В дополнение к тем командующим армиями, которые добились известности в ходе битвы за Москву, многие другие отличились во время последующей зимней кампании. Например, за успешное руководство 3-й и 4-й Ударными армиями в ходе январского наступления на Торопец и Холм Сталин в августе произвел А. И. Еременко и М. А. Пуркаева в командующие Юго-Западным и Калининским фронтами. Схожим образом М. М. Попов (61-я армия), П. И. Батов (3-я армия) и Н. П. Пухов (13-я армия) умножили свою репутацию эффективных командармов в ходе наступления в январе-феврале на Орел и Волхов, а К. П. Подлас (40-я армия) и В. Н. Гордов (21-я армия) в тот же период добились успехов в ходе наступления на Обоянь и Курск. Гордова Сталин назначил в июле командовать Сталинградским фронтом, Попова, Батова и Пухова он оставил командующими армиями, а Подлас погиб во время майской катастрофы под Харьковом.
Кроме того, в январско-февральском наступлении на Лозовую и Барвенково эффективно действовали А. Г. Маслов (38-я армия), А. М. Городнянский (6-я армия), Д. И. Рябышев (57-я армия), А. И. Лопатин (37-я армия), Ф. М. Харитонов (9-я армия) и К. А. Коротеев (12-я армия). Весной 1942 года Ставка назначила Маслова командовать одним из своих новых танковых корпусов, а других генералов оставила командующими армиями.
С другой стороны, две катастрофы, разразившиеся в мае под Харьковом и в Крыму, заставили поплатиться многих причастных к ним командующих армиями — если не жизнями, то репутациями. Городнянский (6-я армия) и Подлас (57-я армия) погибли в боях, а репутация Рябышева (28-я армия) так и не оправилась от этого поражения, и он после недолгой службы командующим армией закончил войну, командуя корпусом. Напротив, К. С. Москаленко (38-я армия) во время и после Харьковской катастрофы проявил себя достаточно хорошо, чтобы остаться успешным командующим армией до самого конца войны. Во время майской катастрофы в Крыму погиб генерал Л. Н. Львов (51-я армия), а его коллеги по командованию армиями С. И. Черняк (44-я армия) и К. С. Колганов (47-я армия) были разжалованы Сталиным в полковники и закончили войну, командуя соответственно стрелковой дивизией и корпусом.
Затяжная оборона Красной Армии в ходе проводимой немцами операции «Блау» похоронила репутации некоторых командующих армиями — но она же надолго вознесла другие на небывалую высоту. В этот тяжелый период Сталин освободил от командования армиями А. И Парсегова (40-я армия), Д. И. Рябышева (28-я армия), Ф. А. Пархоменко (9-я армия), В. С. Цыганова (56-я армия) и М. А. Антонюка (60-я армия), однако К. С. Москаленко (38-я и 40-я армии) вышел из этого тяжкого испытания с сильно улучшившимся авторитетом.
С другой стороны, успешная оборона Красной Армии под Сталинградом и ее впечатляющая победа тоже создали контекст для появления нового поколения эффективных командующих армиями, многие из которых останутся в этой роли до конца войны. В их число вошли И. М. Чистяков (21-я армия), В. Ф. Герасименко (28-я армия), бывший командующий фронтом П. М. Козлов (37-я армия)[168], А. А. Гречко (12-я армия), Ф. М. Камков (18-я армия), А. И. Рышов (56-я армия), В. И. Чуйков (64-я и 62-я армии) и М. С. Шумилов (64-я армия).
В то время, когда разворачивались операция «Блау» и борьба за Сталинград, многие командующие улучшили свою и без того хорошую репутацию в боях на других участках фронта. В их число входили И. Д. Черняховский (60-я армия) и H. Е. Чибисов (38-я армия), войска которых в июле-августе наносилие непрерывные контрудары по немцам близ Воронежа, а также К. К. Рокоссовский (16-я армия), П. А. Белов (61-я армия) и И. X. Баграмян (16-я армия), которые в тот же период с разной степенью успеха атаковали оборону вермахта под Орлом и Жиздрой. В то же время севернее, в Московской области, войска под командованием Д. Д. Лелюшенко (30-я армия), В. С. Поленова (31-я армия), М. А. Рейтера (20-я армия), И. И. Федюнинского (5-я армия) и бывшего командующего фронтом М. М. Хозина (33-я армия) тоже добились примечательного, пусть и ограниченного, успеха в августовских наступлениях Калининского и Западного фронтов на обороняемый вермахтом Ржевско-Вяземский выступ. В результате Сталин в июле назначил Рокоссовского командовать Брянским фронтами. В сентябре Рокоссовский был переведен на Донской фронт, а его место занял Рейтер. И наконец, Ф. И. Стариков (8-я армия), Н. И. Гусев (Невская оперативная группа) и В. П. Свиридов (55-я армия) проявили себе достаточно активными командующими в ходе наступления на Синявино в августе и сентябре, чтобы остаться командующими армиями до конца войны.
Два стратегических наступления, проводимые Ставкой в ноябре-декабре под Ржевом и Сталинградом, укрепили репутацию большинства участвующих в них командующих армиями — за исключением Н. И. Кирюхина, 20-я армия которого возглавляла провалившуюся попытку Западного фронта прорвать оборону вермахта в ходе операции «Марс». Кирюхин никогда больше не командовал на уровне армии, но большинство участвующих в этих наступлении командующих армиями продолжали руководить ими или пошли на повышение, став в начале 1943 года командующими гвардейскими армиями или фронтами.
Так, Д. Д. Лелюшенко (1-я и 3-я гвардейские армии), В. И. Чистяков (21-я армия), П. И. Батов (65-я армия), И. В. Галанин (24-я армия), А. С. Жадов (66-я армия), В. И. Чуйков (62-я армия), М. С. Шумилов (64-я армия), Ф. И. Толбухин (57-я армия), Н. И. Труфанов (51-я армия), В. Ф. Герасименко (28-я армия), Ф. М. Харитонов (6-я армия), М. М. Попов и В. Д. Цветаев (5-я ударная армия), В. И. Кузнецов (1-я гвардейская армия) и Р. Я. Малиновский (2-я гвардейская армия) отличились в ходе Сталинградского наступления и в последующих наступлениях на Среднем Дону и под Котельниковским. За эти достижения Сталин в марте 1943 года назначил Толбухина командовать Южным фронтом, Попова в апреле — Резервным фронтом, а Малиновского в марте — Юго-Западным фронтом.
В то же время К. Н. Галицкий (3-я ударная армия) улучшил свою репутацию победой в битве за Великие Луки, Г. Ф. Тарасов (41-я армия), В. А. Юшкевич (22-я армия), А. И. Зыгин (39-я армия), В. Я. Колпакчи (30-я армия), В. С. Поленов (30-я армия) и Журавлев (29-я армия) показали себя в ходе операции «Марс» достаточно умелыми, чтобы по крайней мере на время остаться командующими армиями — хотя их последующая карьера никогда не могла соперничать с карьерой тех их коллег, которые участвовали в Сталинградской битве.
1943 год. На 1 января 1943 года Красная армия имела 67 армий — в том числе 65 в составе действующих фронтов и две в резерве РВГК. Однако, в отличие от предыдущих лет, в 1943 году вермахту удалось уничтожить только одну армию — 6-ю, в марте прорвавшуюся в Донбасс.[169] Но к лету Ставка быстро восстановила эту армию. Хотя за этот год Ставкой были сменены номера у нескольких армий, а еще несколько были реорганизованы или расформированы, к 1 июня она увеличила количество своих полевых армий до 69, а к 31 декабря снизила его до 61.
Таким образом, учитывая уничтоженные и сформированные армии, Ставка в 1943 году имела в целом 75 армий. За этот период на должности командующих армиями находилось 106 генералов — в среднем 1,4 командующих на армию, в противоположность 1,6 командующим в 1942 году и 2,6 командующим в 1941 году. Зимой 1943 года чехарда в командовании оставалась довольно высокой, но после Курской битвы в июле-августе она значительно снизилась. Например, 75 армий, существовавшие на начало года либо же сформированные или перенумерованные в течение года, пережили лишь 82 принятия или смены командования — в среднем по 1,1 на армию, по контрасту с 1,4 на армию в 1942 году и 3,2 — в 1941 году{430}.
Что же касается индивидуальной судьбы 106 генералов, бывших в 1943 году командующими фронтами, то четверо из них (4 %) погибли в боях, 76 (71 %) к 1 января 1944 года по-прежнему командовали фронтами, армиями или военными округами, а 24 (23 %) служили на штабных должностях или командовали на более низких уровнях. Судьба еще двух генералов, Г. А. Хазюлина и В. М. Шарапова, остается неясной. Кроме того, 4 командующих армиями (П. П. Корзун, Ф. М. Харитонов, А. И. Зыгин и В. А. Хоменко) в течении этого года погибли или же были смертельно ранены в боях.
В число тех 76 генералов, которые к концу года командовали на уровне армий или выше, входили трое ставших командующими фронтами (И. X. Баграмян, Ф. И. Толбухин и Р. Я. Малиновский), 70 оставшихся на прежней должности и трое командовавших военными округами. Наконец, в число 24 снятых с этой должности входило семеро ставших командирами корпусов, один ставший командиром стрелковой дивизии и 16 назначенных заместителями командующих либо штабными офицерами во фронтах, армиях или структурах НКО.
Кроме того, из 70 генералов, по-прежнему остававшихся на 1 января 1944 года командующими армиями, пятеро (К. Н. Леселидзе, И. Ф. Николаев, И. Г. Захаркин и Г. Ф. Тарасов) в этом году погибли в боях, один (И. Д. Черняховский) погиб в 1945 году. При этом двое (И. Д. Черняховский и И. И. Масленников) поднялись в должности до командующих фронтами, еще один до конца войны стал командующим танковой армией, а 52 оставались командующими общевойсковыми армиями до конца войны.
Как и раньше, наиболее точной мерой эффективности этих командующих армиями в 1943 году является их боевая отдача в 1943 году и последующая карьера. В отличие от предыдущих двух лет Сталин не снимал с постов никого из командующих, чьи армии в феврале и марте потерпели поражения в Донбассе, под Харьковом и Орлом — главным образом потому, что они строго выполняли его приказы оказывать максимальное давление на отступающий вермахт. Напротив, несмотря на эти поражения, Сталин в марте и апреле назначил трех наиболее успешных командующих армиями за этот период — Толбухина (57-я и 68-я армии), Малиновского (2-я Ударная армия) и Попова (5-я ударная армия и оперативная группа Попова) — командовать соответственно Южным, Юго-Западным и Резервным фронтами, а в ноябре — И. X. Баграмяна (16-я армия) командовать 1-м Прибалтийским фронтом.
По окончании зимней кампании Сталин 16 апреля переименовал 24-ю, 66-ю, 21-ю, 64-ю, 62-ю, 30-ю и 16-ю армии в гвардейские, перенумеровав их, соответственно, с 5-й по 8-ю и 10-ю и 11-ю гвардейские армии. Он либо оставил в этих армиях прежних командующих, либо назначил на них своих наиболее выдающихся генералов. У пяти из семи новых гвардейских армий и одной из четырех сформированных ранее (с 1-й по 4-ю) с 1943 года до самого конца войны оставался единственный командующий. В число этих командующих входили А. А. Гречко (1-я гвардейская армия, с декабря 1943 года), А. С. Жадов (5-я гвардейская армия, с апреля 1943 года), И. М. Чистяков (6-я гвардейская армия, с апреля 1943 года), М. С. Шумилов (7-я гвардейская армия, с апреля 1943 года), В. И. Чуйков (8-я гвардейская армия, с апреля 1943 года) и К. Н. Галицкий (11-я гвардейская армия, с ноября 1943 года).
В качестве дальнейшего подтверждения стабильности командования на армейском уровне в 1943 году 34 генерала, назначенных на должность командармов, командовали своими армиями до конца войны — или же до тех пор, пока эти армии не были расформированы (некоторые на время оставляли армии на заместителей). В результате к 31 декабря 1943 года 39 (64 %) из 61 полевой армии в войсковой структуре Красной Армии возглавлялись единственным командующим до самого (или почти до самого) конца войны.
В конце 1943 года Ставка повысила в должности И. И. Масленникова, П. А. Курочкина и И. Д. Черняховского, назначив их командовать фронтами: Масленникова и Курочкина — 3-м Прибалтийским и 2-м Прибалтийским, а Черняховского — командовать в 1944–1945 годах Белорусским фронтом.
За всю войну в Красной Армии появилось много компетентных командующих армиями, но наиболее выдающимися (если судить по их послужному списку) были П. И. Батов, А. С. Жадов, В. И. Чуйков, И. М. Чистяков, М. С. Шумилов, Н. П. Пухов, К. Н. Галицкий, К. С. Москаленко, И. М. Манагаров, Н. И. Крылов, А. В. Горбатов, А. А. Гречко, В. Я. Колпакчи, С. Г. Трофименко, Ф. И. Стариков, И. И. Федюнинский, К. А. Коротеев, П. А. Белов, а также — по крайней мере, в части долгожительства на посту командующего — И. В. Болдин.
Командующие подвижными корпусами
Кроме командующих фронтами и армиями, весьма важной частью командного состава Красной Армии в июне 1941 года были генералы и полковники, командовавшие ее механизированными корпусами, танковыми дивизиями и кавалерийскими корпусами, а с 1942 года по 1945 год — те, кто командовал кавалерийскими, танковыми и механизированными корпусами и танковыми армиями{431}. Успех Красной Армии в целом как в наступательных, так и в оборонительных действиях напрямую зависел от боевой эффективности командиров ее подвижных войск.
Хотя перед войной механизированные корпуса и отдельные танковые дивизии Красной Армии образовывали ядро ее ударных маневренных войск, после их уничтожения летом 1941 года для выполнения в том году этой жизненно-важной задачи у нее остались только весьма уязвимые кавалерийские корпуса.
1941 год. Когда началась война, подвижные войска Красной армии состояли в целом из 30 механизированных[170] и четырех кавалерийских корпусов. 25 механизированных и три кавалерийских корпуса подчинялись действующим фронтам либо находились в стратегическом резерве, пять механизированных и один кавалерийский корпус были приданы военным округам и недействующим фронтам{432}. В эти войска входили 61 танковая дивизия, 58 из которых являлись составной частью 29 механизированных корпусов, а две — более свободно связанными с частично сформированным 30-м механизированным корпусом на Дальнем Востоке.
На первоначальных этапах операции «Барбаросса» вермахт полностью или частично уничтожил большую часть механизированных и кавалерийских корпусов и танковых дивизий Красной Армии, поэтому на 1 сентября у действующих фронтов имелось лишь четыре уцелевших подвижных корпуса — два механизированных и два кавалерийских корпуса. В целом на фронте к этому времени действовали 21 танковая и 25 кавалерийских дивизий. Однако после тяжелых осенних боев количество подвижных соединений еще более сократилось и к 31 декабря в действующей армии насчитывалось пять кавалерийских корпусов, 48 кавалерийских дивизий и три танковых дивизии.
За первые три месяца войны 30 механизированными корпусами Красной армии командовало в целом 32 генерала. Но поскольку большинство этих механизированных корпусов быстро погибло в ожесточенных боях вместе со своими командирами, то чехарда в командовании просто не успела повлиять на их боевые действия — за исключением 22-го механизированного корпуса, в котором сменилось трое командиров, у всех остальных командир был только один.
Что же касается индивидуальной судьбы этих 32 генералов, командовавших механизированными корпусами в 1941 году, то девять из них (28 %) погибли в боях или были репрессированы Сталиным за нарушение воинского долга, 16 (50 %) к 1 января 1942 года по-прежнему служили на командных постах армейского, корпусного или дивизионного уровня, еще трое (9 %) служили на штабных должностях, а судьба четырех генералов (13 %) — М. Л. Чернявского, И. И. Карпезо, А. Д. Соколова и М. А. Мясникова — остается неясной[171]. В число девяти потерянных командиров механизированных корпусов вошли семеро погибших или умерших от ран (И. П. Алексеенко, М. Г. Хацкилович, H. М. Шестопалов, П. Н. Ахлюстин, С. М. Кондрусов, В. Н. Символоков и B. И. Чистяков) и двое репрессированных Сталиным (С. О. Оборин и В. С. Тамручи).
В число тех 16 генералов, которые к концу года продолжали командовать на армейском, корпусном и дивизионном уровне, входили семеро ставших командующими армиями (А. А. Власов, Д. И. Рябышев, К. К. Рокоссовский[172], М. П. Петров, Д. Д. Лелюшенко, И. Е. Петров и В. В. Новиков), семеро назначенных командовать подвижными корпусами (А. В. Куркин, И. Г. Лазаров, Д. К. Мостовенко, Н. В. Фекленко, С. М. Кривошеин, Н. Я. Кириченко и М. И. Павелкин); еще один (В. С. Голубовский) командовал стрелковым корпусом и один (Ю. В. Новосельский) — стрелковой дивизией. Наконец, еще трое генералов стали начальниками штабов фронта или армии (В. И. Виноградов, П. В. Волох и А. Г. Никитин).
Кроме того, 71 танковой дивизией (как в составе механизированных корпусов, так и отдельных), имевшейся в Красной Армией между 22 июня и 31 декабря 1941 года, командовали в общей сложности 67 полковников{433}. Из них десять (15 %) погибли в боях или попали в плен, а 45 (67 %) в 1942 году по-прежнему служили на разного уровня командных должностях. Правда, итоговая судьба еще 12 (18 %) из них (М. И. Мындро, П. С. Фотченко, Ф. У. Грачева, Л. В. Бунина, О. А. Ахманова, C. 3. Мирошникова, В. П. Крымова, М. В. Широбокова, С. И. Капустина, Д. А. Яковлева, К. Ф. Швецова и А. А. Котлярова) остается неясной[173]. В числе десяти потерянных командиров дивизий шестеро погибли или были смертельно ранены в боях (E. Н. Солянкин, А. Г. Потачурчев, С. В. Борзилов, Т. А. Мишанин, И. В. Васильев и В. П. Пуганов), один попал в плен (С. Я. Огурцов), еще трое то ли погибли, то ли попали в плен (Ф. Ф. Федоров, Н. П. Студнев и H. М. Никифоров)[174].
Из 57 полковников, которые в 1942 году по-прежнему служили на разного уровня командных постах, 29 командовали танковыми бригадами, а позже — танковыми или механизированными корпусами (А. И. Лизюков, Г. И. Кузьмин, Е. Г. Пушкин, И. П. Корчагин, И. Д. Васильев, Ф. Т. Ремизов, М. Е. Катуков, М. И. Чесноков, М. Ф. Панов, И. Д. Черняховский, С. И. Богданов, Ф. Г. Анукушкин, В. И. Полозков, Г. С. Родин, В. Т. Обухов, Н. И. Воейков, В. А. Концов, К. А. Семенченко, П. П. Павлов, М. Д. Соломатин, Б. С. Бахаров, В. М. Баданов, В. Г. Бурков, B. М. Алексеев, М. Д. Синенко, Б. М. Скворцов, А. Ф. Попов, C. А. Иванов и В. А. Мишулин), еще 7 командовали только танковыми бригадами (В. И. Баранов, Н. А. Новиков, Г. Г. Кузнецов, С. А. Калихович, Н. В. Старков, И. Г. Цибин и П. Г. Чернов), 7 — танковыми или мотострелковыми дивизиями (Г. М. Михайлов, И. Д. Илларионов, А. С. Белоглазов, С. П. Чернобай, П. Н. Домрачев, И. В. Шевников и А. Л. Гетман), а еще двое — стрелковыми дивизиями (К. Ю. Андреев и Т. С. Орленко).
Многие из этих командиров подвижных корпусов и дивизий в те катастрофические первые шесть месяцев войны проявили храбрость, а в некоторых случаях даже мастерство. Например, А. В. Куркин со своим 3-м механизированным корпусом произвел в первую же неделю войны пусть и не вполне успешную, но энергичную контратаку близ Расейняя в Литве[175], Д. К. Мостовенко проделал то же самое со своим 11-м механизированным корпусом близ Гродно в Белоруссии, а Д. И. Рябышев, К. К. Рокоссовский и Н. Ф. Фекленко возглавляли свои 8-й, 9-й и 19-й механизированные корпуса в первом крупномасштабном танковом сражении той войны около Дубно на Западной Украине. В результате Сталин вскоре после этого в начале 1942 года, произвел Рябышева и Рокоссовского в командующие армиями[176], а Фекленко поставил командовать танковым корпусом[177].
На удивление много тех, кто командовал в 1941 году танковыми дивизиями, достигли на последующих этапах войны еще большей известности и дослужились до более высоких чинов. Например, И. И. Лизюков после успешного командования во время битвы за Москву 2-м стрелковым корпусом, прежде чем погибнуть в июле 1942 года в бою под Воронежем, командовал 5-й танковой армией и 2-м танковым корпусом. Еще семеро — Г. И. Кузьмин, Е. Г. Пушкин, Ф. Г. Аникушкин, В. И. Полозков, П. П. Павлов, В. А. Копцов, Б. С. Бахаров и В. М. Алексеев — успешно командовали в конце 1941 года танковыми бригадами, а на последующих этапах войны — танковыми и механизированными корпусами. Однако шесть из них позже погибли в боях, а П. П. Павлов в конце февраля 1943 года попал в плен.
Несколько других командовавших танковыми дивизиями полковников из этого «выпуска 1941 года» добились еще больших успехов. Так например, И. Д. Черняховский, прежде, чем погибнуть в феврале 1945 года в бою под Кенигсбергом успешно командовал 60-й армией и 3-м Белорусским фронтом. М. Е. Катуков, С. И. Богданов, М. Д. Соломатин, В. М. Баданов и М. Д. Синенко доросли до командования танковыми армиями, а И. П. Корчагин, И. Д. Васильев, М. Ф. Панов, Г. С. Родин, В. Т. Обухов, Н. И. Воейков, В. Г. Бурков, В. А. Мишулин, Б. М. Скворцов, А. Ф. Попов, С. А. Иванов и A. Л. Гетман позже хорошо проявили себя, командуя танковыми или механизированными корпусами. Для большинства этих офицеров следующим шагом в танковых войсках Красной Армии было командование танковыми бригадами во время битвы за Москву и других наступательных операциях конца 1941 года{434}.
Хотя три кавалерийских корпуса (2-й, 5-й и 6-й), имевшиеся в действующих фронтах Красной Армии на 22 июня 1941 года, были заметно слабее куда более мощных механизированных корпусов, командующие фронтами на протяжении всего лета использовали их для проведения рейдов по тылам вермахта и для развития любого успеха, какого удавалось добиться атакующим войскам. 2-й и 5-й кавалерийские корпуса смогли уцелеть в ходе проводимой немцами операции «Барбаросса», но 6-й кавалерийский корпус оказался уничтожен под Белостоком в первые же дни войны.
После проведения летом и осенью 1941 года операций силами двух кавалерийских корпусов и двух спешно сколоченных кавалерийских групп в ноябре Ставка сформировала 3-й кавалерийский корпус, а позже преобразовала 2-й и 3-й кавалерийские корпуса в 1-й и 2-й гвардейские кавалерийские корпуса. В декабре Красная Армия увеличила свои недавно созданные кавалерийские войска преобразовав 5-й кавалерийский корпус в 3-й гвардейский кавалерийский корпус и сформировав новые 6-й и 1-й (бывший Отдельный) кавалерийские корпуса. Таким образом, общее число кавалерийских корпусов к концу года увеличилось до пяти.
Шестью кавалерийскими корпусами, имевшимися у Красной Армии в 1941 году, командовало в общей сложности семь генералов{435}. Двое из них либо погибли в бою, либо попали в плен — в том числе Л. М. Доватор, командир 2-го кавалерийского корпуса, погибший в ноябре при обороне Москвы, и И. С. Никитин, сгинувший вместе со своим 6-м кавалерийским корпусом в июне под Белостоком. Остальные пятеро командиров кавалерийских корпусов (Ф. А. Пархоменко, П. А. Белов, И. А. Плиев, Ф. В. Камков и А. Ф. Бычковский) к 1 января 1942 года по-прежнему находились в этой должности.
Среди множества пережитых Красной Армией летом и осенью 1941 года оперативных катастроф обращает на себя внимание немалый успех несколько кавалерийских корпусов или наспех собранных кавалерийских групп. Например, спешно сколоченная из 50-й и 53-й кавалерийских дивизий кавалерийская группа Доватора во время Смоленского сражения в конце августа 1941 года провела впечатляющий, хотя и частично успешный рейд глубоко в тыл группы армий «Центр», а затем прикрывала правый фланг Западного фронта после его поражения в октябре под Вязьмой.
Оценив эти действия, Ставка к ноябрю преобразовала группу Доватора в 3-й кавалерийский корпус, который позже стал 2-м гвардейским кавалерийским корпусом.
Во время обороны Москвы в ноябре и начале декабря 1941 года 1-й гвардейский кавалерийский корпус Белова и 2-й гвардейский кавалерийский корпус Доватора наносили непрерывные отвлекающие удары по наступающим немцам, а позднее оба этих корпуса в начале декабря осуществили успешные контрудары Красной Армии к северу и к югу от Москвы. После того, как 11 декабря Доватор погиб в бою, командование его корпусом принял бывший командир 50-й (3-й гвардейской) кавалерийской дивизии Плиев. В то же время 5-й (позднее 3-й гвардейский) кавалерийский корпус В. Д. Крюченкина образовал ядро оперативной группы Костенко во время успешного наступления Красной Армии на Елец.
Репутация многих кавалерийских командиров лишь укрепилась на более поздних этапах войны. Например, после того как Белов во время зимней кампании 1941–1942 годов провел со своим 1-м гвардейским кавалерийским корпусом глубокий рейд в район Вязьмы, Сталин назначил его командующим 61-й армией, каковой пост он и занимал до конца войны. Равным образом Плиев после командования в ноябре 1944 года последовательно 2-м, 3-м и 4-м гвардейскими кавалерийскими корпусами в конце 1944 года и в 1945 году успешно командовал конно-механизированной группой на Балканах и в Венгрии, а затем в Манчжурии. Увенчал он свою долгую карьеру, командуя в 1960-х годах советскими ракетными войсками на Кубе. Пархоменко в конце войны командовал кавалерийским и стрелковым корпусами, Крюченкин командовал несколькими армиями, в том числе танковой, а Ф. В. Камков в мае 1945 года командовал 4-м гвардейским кавалерийским корпусом. И наконец, менее удачливый А. Ф. Бычковский после службы в должности инспектора кавалерии Юго-Западного фронта и заместителя командующего 31-й армии был в 1943 году репрессирован Сталиным — не то за должностное преступление, не то за измену.[178]
1942 год. К началу года в составе действующих фронтов Красной Армии имелось пять кавалерийских корпусов, 48 кавалерийских и три танковых дивизии. В первую половину 1942 года Ставка усилила свои подвижные войска, сформировав в январе-феврале новые, но численно меньшие кавалерийские корпуса, а весной и ранним летом — новые танковые корпуса. Хотя многие из этих кавалерийских корпусов вскоре оказались расформированы, общее количество подвижных корпусов в действующих фронтах и в составе РВГК к 1 июня 1942 года возросло до 28, в том числе десяти кавалерийских и 18 танковых. К 1 сентября их было уже 30, включая 6 кавалерийских корпусов и 24 танковых корпуса{436}. И наконец, после создания в начале сентября новых механизированных корпусов и преобразования осенью нескольких танковых корпусов в механизированные, количество подвижных корпусов постоянно нарастало, пока не дошло к 31 декабря до 34 — включая 8 кавалерийских, 18 танковых и 8 механизированных{437}.
Таким образом, считая и созданные, но позже расформированные, в целом за 1942 год в Красной Армии имелось 19 кавалерийских корпусов. За этот период командирами кавалерийских корпусов служили в целом 35 генералов — в среднем по 1,8 на корпус. Всего кавалерийские корпуса пережили 42 принятия или смены командования — в среднем по 2,2 командира на корпус.
Что же касается индивидуальной судьбы этих 35 генералов, командовавших в 1942 году кавалерийскими корпусами, то трое из них (8 %) погибли в боях или попали в плен, 23 (66 %) к 1 января 1943 года по-прежнему командовали армиями или корпусами, а еще один (3 %) служил на штабных должностях. Кроме того, остается неясной судьба еще восьми генералов (23 %) — С. Т. Шмуйло, И. Ф. Лунева, Г. Т. Тимофеева, Н. И. Гусева, В. Ф. Трантина, А. И. Дудкина, А. М. Хвостова и Л. Д. Ильина, большинство из которых командовали кавалерийскими корпусами, просуществовавшими совсем недолго. Было потеряно трое командиров кавалерийских корпусов — В. А. Погребов и Г. А. Ковалев, погибшие в бою в марте и в мае, а также А. А. Носков, попавший в мае в плен к немцам.
Из 23 командиров подвижных корпусов, продолжавших к концу года командовать на уровне соединений, 9 стали командующими армиями (П. А. Белов, В. Д. Крюченкин, А. А. Гречко, К. С. Москаленко, И. М. Манагаров, П. П. Корзун, А. С. Жадов, К. С. Мельник и М. Ф. Малеев), 10 остались на прежней должности (В. К. Баранов, В. А. Гайдуков, М. Д. Борисов, И. А. Плиев, В. В. Крюков, Т. Т. Шапкин, Ф. В. Камков, С. В. Соколов, Н. Я. Кириченко и А. Г. Селиванов), еще двое командовали стрелковыми корпусами (Ф. А. Пархоменко и В. Ф. Дамберг). Наконец, двое оказались понижены в должности — М. А. Усенко стал командиром стрелковой дивизии, а А. Ф. Бычковский был переведен на должность в штабе фронта.
Несколько командиров кавалерийских корпусов прославились во время зимней кампании 1942 года своими рейдами по тылам вермахта. Например, получивший подкрепление 1-й гвардейский кавалерийский корпус Белова в конце января — начале февраля провел во взаимодействии с воздушно-десантными войсками рейд от Калуги до района Вязьмы. Хотя ему и не удалось добиться главной цели операции, захвата Вязьмы, он сражался в тылу противника до июня 1942 года, когда сумел выйти из окружения. Кавалеристы Белова четыре месяца нарушали коммуникации вермахта. В тот же период 11-й кавалерийский корпус под командованием Г. Ф. Тимофеева и С. В. Соколова совершил длившийся более месяца рейд в тыл вермахта к северо-западу от Смоленска, а 6-й, 1-й и 5-й кавалерийские корпуса под командованием соответственно К. С. Москаленко, Ф. А. Пархоменко и А. А. Гречко участвовали в частично успешном наступлении в районе Барвенково и Лозовая к югу от Харькова. Позже Ставка отметила заслуги Белова, Москаленко и Гречко, а также A. С. Жадова, И. М. Манагарова и еще нескольких генералов, недолго командовавшими кавалерийскими корпусами в начале 1942 года, произведя их в командующие армиями. Однако в тот же период 13-й кавалерийский корпус Н. И. Гусева после прорыва обороны вермахта по реке Волхов был в июне окружен и уничтожен вместе со 2-й Ударной армией Власова, сам Гусев погиб в бою.
Позже в том же году 2-й гвардейский кавалерийский корпус B. В. Крюкова действовал в качестве подвижной группы Западного фронта при августовском наступлении на Ржев и Сычевку, но в ноябре-декабре понес тяжелые потери в том же районе при проведении операции «Марс»{438}. Тогда же в ноябре 8-й гвардейский кавалерийский корпус М. Д. Борисова, 3-й гвардейский кавалерийский корпус И. А. Плиева и 4-й кавалерийский корпус Т. Т. Шапкина сыграли важную роль в окружении 6-й армии вермахта под Сталинградом.
В общей сложности за 1942 год Ставка сформировала и выставила на поле 28 танковых корпусов, считая в их числе и уничтоженные. Пять таких корпусов позднее были преобразованы в механизированные, еще три механизированных корпуса было создано до конца года — таким образом, в итоге за год у Красной Армии имелся 31 танковый и механизированный корпус{439}.
За этот же период танковыми и механизированными корпусами командовало в целом 46 полковников и генералов — в среднем по 1,5 командира на корпус. Особенно высокой ротация в командовании оказалась во время проведения немцами операции «Блау», когда Ставка усиленно пыталась выявить командиров, способных эффективно применять свои подвижные корпуса. В целом на 31 танковый и механизированный корпус пришлось 58 принятий или смен командования — в среднем по 1,9 командира на корпус{440}.
Из 46 генералов и полковников, командовавших в 1942 году танковыми или механизированными корпусами, четверо (9 %) погибли в боях или были освобождены от командования, 32 (69 %) к 1 января 1943 года по-прежнему командовали корпусами, а итоговая судьба десяти (22 %) (С. П. Мальцева, Д. К. Мостовенко, К. А. Семенченко, В. В. Буткова, А. В. Куркина, М. И Чеснокова, И. И. Радкевича, М. И. Павелкина, В. В. Кошелева и Ф. Т. Ремизова) остается неясной — хотя они более не командовали соединениями корпусного или дивизионного звена.[179]
В число четырех потерянных для армии командиров входили трое погибших или смертельно раненных в боях (Г. И. Кузьмин, И. А. Лизюков и П. Е. Шуров) и один отстраненный от командования (Н. В. Фекленко). Кузьмин погиб, когда его 21-й танковый корпус был уничтожен в мае под Харьковом, Лизюков пал в июле под Воронежем, возглавляя свой 2-й танковый корпус, а Фекленко Сталин отстранил от командования 17-м танковым корпусом за проявленную им в начале июля неэффективность в боях к западу от Воронежа.[180]
Среди 32 генералов и полковников, оставшихся к концу 1942 года на армейском и корпусном уровнях, был один, произведенный в командующие армией (И. Д. Черняховский), 24, оставшихся командирами танковых корпусов (В. В. Бурков, И. Г. Лазаров, А. Г. Кравченко, А. М. Хазин, М. Д. Синенко, В. А. Мишулин, A. Л. Гетман, Р. А. Ротмистров, А. А. Шамшин, А. Ф. Попов, С. И. Богданов, Т. И. Танасчишин, В. А. Копцов, А. Г. Маслов, Б. С. Бахаров, П. П. Полубояров, С. А. Вершкович, Д. М. Гриценко, М. М. Волков, Е. Г. Пушкин, В. М. Баданов, П. П. Павлов, А. Г. Родин и Е. С. Родин) и шестеро, командовавших механизированными корпусами (М. Е. Катуков, М. Д. Соломатин, И. П. Корчагин, В. Т. Вольский, И. Н. Руссиянов и К. 3. Свиридов).
Большинство офицеров, назначенных в 1942 году Ставкой командовать танковыми и механизированными корпусами, ранее прошли школу командования танковыми дивизиями или бригадами. Тем не менее их в целом невысокая боевая отдача в первые восемь месяцев 1942 года показала, что советским танковым командирам еще нужно многому научиться, прежде чем они смогут действенно командовать, управлять и использовать более крупные танковые и механизированные соединения.[181] Пока же, как показали тяжелые бои под Харьковом, Воронежем, Жиздрой и Волховом, вплоть до ноября танковые дивизии вермахта в основном превосходили танковые и механизированные корпуса Красной Армии{441}.
Однако в ноябре-декабре эти командиры танковых и механизированных корпусов намного более эффективно проявили себя при наступательных действиях в Сталинградской области. Так, например, 1-й танковый корпус Буткова и 26-й танковый корпус Родина (из состава 5-й танковой армии), 4-й танковый корпус Кравченко, 16-й танковый корпус Маслова и 13-й танковый корпус Танасчишина вместе с 4-м механизированным корпусом Вольского возглавили в ноябре успешное наступление Красной Армии под Сталинградом; 17-й танковый корпус Полубоярова, 18-й танковый корпус Бахарова, 24-й танковый корпус Баданова и 25-й танковый корпус Павлова вместе с 1-м гвардейским механизированным корпусом Руссиянова сделали то же самое в декабре на Среднем Дону, а 7-й танковый корпус Ротмистрова и 13-й танковый корпус Танасчишина вместе с 2-м гвардейским механизированным корпусом Свиридова, 3-м гвардейским механизированным корпусом Вольского и 6-м механизированным корпусом Богданова возглавили в декабре успешное наступление на Котельниковский.
Однако, несмотря на эти общие успехи, когда требовалось действовать в одиночку, развивая успех при прорыве в глубину обороны вермахта, советские танковые и механизированные корпуса несли тяжелый урон — как от механического выхода техники из строя, так и от умелого сопротивления вермахта. Так, например, в начале декабря 11-я танковая дивизия практически уничтожила 1-й танковый корпус Буркова на р. Чир, а 6-я и 11-я танковые дивизии сделали то же самое в конце декабря с 24-м танковым корпусом Баданова у Тацинской.[182] Таким образом, хотя многие из командиров танковых и механизированных корпусов неплохо проявили себя в наступательных действиях под Ржевом и Сталинградом, во время зимней кампании 1943 года они столкнулись с еще более суровыми испытаниями.
1943 год. К началу этого года в составе действующих фронтов и РВГК имелось 34 подвижных корпуса — включая восемь кавалерийских, 18 танковых и 8 механизированных. За первую половину 1943 года (к 1 июня) Ставка увеличила количество подвижных корпусов в действующих фронтах и РВГК до 37, включая 7 кавалерийских, 21 танковый и девять механизированных. К 31 декабря число подвижных корпусов выросло до 43, в том числе 7 кавалерийских, 24 танковых и 12 механизированных{442}. Это означало, что к середине лета в распоряжении Ставки имелось достаточно подвижных сил для придания каждому фронту нескольких отдельных танковых, механизированных или кавалерийских корпусов, необходимых для ведения наступательных действий на ключевых стратегических направлениях, а также как минимум по одному подвижному корпусу — каждой армии, действующей на направлении главного удара.
С учетом двух корпусов (4-го и 19-го), существовавших лишь часть года, Ставка в целом за 1943 год выставила на поле девять кавалерийских корпусов. За этот период кавалерийскими корпусами командовало в целом 13 генералов — в среднем по 1,4 командира на корпус, в противоположность 1,8 командирам на корпус в 1942 году. Эти корпуса пережили всего семь принятий или смен командования — в среднем менее 1,3 командира на корпус по сравнению с 2,2 в 1942 году{443}.
Что же касается индивидуальной судьбы 13 генералов, которые в 1943 году командовали кавалерийскими корпусами, то двое из них (15 %) погибли в бою или попали в плен, семеро (54 %) к 1 января 1944 года по-прежнему командовали кавалерийскими корпусами, а конечная судьба еще четверых (31 %) (Р. И. Головановского, Я. С. Шарабурко, М. Ф. Малеева и Н. Я. Кириченко) остается неизвестной — хотя они больше не командовали соединениями на уровне корпусов или дивизий[183]. В число двух потерянных для армии входили погибший в марте по неизвестной причине командир 4-го кавалерийского корпуса Южного фронта Т. Т. Шапкин и командир 8-го (7-го гвардейского) кавалерийского корпуса М. Д. Борисов, попавший в плен к немцам, когда его корпус в феврале 1943 года был окружен и большей частью уничтожен в Донбассе неподалеку от Дебальцево.[184]
К концу года продолжали командовать кавалерийскими корпусами 7 генералов — С. К. Соколов, М. П. Константинов, В. К. Баранов, В. В. Крюков, Н. С. Осликовский, И. А. Плиев и А. Г. Селиванов. Соколов, Баранов, Осликовский и Плиев еще больше прославились на последующих этапах войны, когда они успешно командовали конно-механизированными группами в стратегических наступлениях 1944 и 1945 годов.
Многие из этих командиров кавалерийских корпусов отличились и в 1943 году. Например, зимой 1943 года 4-й гвардейский кавалерийский корпус Кириченко и 5-й гвардейский кавалерийский корпус Селиванова возглавляли успешные наступления Красной Армии на Кавказе и в Ростовской области, а 7-й (6-й гвардейский) кавалерийский корпус Соколова в январе-феврале шел в авангарде наступления Воронежского фронта на Острогожск и Россошь и на Харьков, пока не потерпел в феврале-марте поражения в Донбассе и под Харьковом. В то же самое время 2-й гвардейский кавалерийский корпус Крюкова возглавлял наступление Центрального фронта до берегов Десны, но в марте был отброшен к Курску.
После того, как осенью погода вновь ухудшилась, командиры этих кавалерийских корпусов вновь сыграли ведущую роль в наступлении Красной Армии до Днепра и за него. Например, 3-й и 6-й кавалерийские корпуса Осликовского и Соколова в августе и сентябре шли в авангарде наступления Калининского и Западного фронтов через Смоленск, а в октябре-ноябре корпус Осликовского поддерживал наступление Калининского (1-го Прибалтийского) фронта на Витебск. В сентябре 2-й гвардейский кавалерийский корпус Крюкова способствовал победе Брянского фронта под Брянском, а в октябре-ноябре вместе с 7-м гвардейским кавалерийским корпусом Малеева возглавлял наступление Центрального (Белорусского) фронта за Днепр в восточную Белоруссию.
Далее к югу 1-й гвардейский кавалерийский корпус Баранова и 4-й гвардейский кавалерийский корпус Кириченко умело поддерживали в августе-сентябре наступление Юго-Западного и Южного фронтов на Донбасс, а в октябре-ноябре корпус Баранова в составе Воронежского (1-го Украинского фронта) участвовал в ожесточенной двухмесячной борьбе за овладение Киевом. Наконец, в октябре-ноябре 1943 года 4-й гвардейский кавалерийский корпус Кириченко и 5-й гвардейский кавалерийский корпус Селиванова внесли значительный вклад в победу Южного (4-го Украинского) фронта под Мелитополем.
Поскольку упомянутые командиры кавалерийских корпусов весьма эффективно проявили себя осенью 1943 года, Ставка в начале 1944 года стала формировать на основе их соединений конно-механизированные группы смешанного состава из кавалерийских и танковых или механизированных корпусов. Этими группами обычно руководили командиры кавалерийских корпусов, их задачей было развитие успеха после прорыва вражеской обороны.
К началу 1943 года в составе действующих фронтов и РВГК имелось 18 танковых и восемь механизированных корпусов. За год Ставка сформировала еще семь танковых и четыре механизированных корпуса, а также преобразовала один танковый корпус (13-й) в механизированный. Таким образом, до конца года в составе действующих войск имелось 37 танковых и механизированных корпусов. За этот период ими командовало в общей сложности 68 генералов или полковников — в среднем по 1,8 командиров на корпус, в противоположность 1,5 командирам на корпус в 1942 году.
Однако, в отличие от других родов войск, для танковых и механизированных сил Красной Армии была в этот период характерна относительно высокая степень стабильности командования. За год эти 37 танковых и механизированных корпусов пережили всего 42 принятия или смены командования, большая часть которых произошла зимой 1943 года — в среднем по 1,1 командира на корпус, в отличие от 1,9 на корпус в 1942 году{444}.
Из 68 генералов и полковников, командовавших в 1943 году танковыми или механизированными корпусами, 15 (22 %) погибли или получили смертельное ранение в бою, либо попали в плен, 42 (62 %) к 1 января 1944 года по-прежнему командовали армиями или корпусами, двое (3 %) были командирами или заместителями командиров дивизий, а судьба 9 генералов (13 %) остается неизвестной — это И. Н. Паркевич, И. П. Сухов, А. В. Лозовский, К. Ф. Сулейков, К. В. Скорняков, А. В. Егоров, С. А. Вершкович, И. А. Юплин и А. К. Рогозов[185].
Наглядно подчеркивая, насколько интенсивный характер носили в 1943 году и позже сражения бронетанковых войск.
В числе 15 боевых потерь командиров танковых и механизированных корпусов — шестеро погибших или смертельно раненых в боях 1943 года (Г. С. Рудченко, М. И. Зинькович, В. А. Копцов, Д. X. Черненко, А. В. Кукушкин и А. П. Шагорин), еще пятеро погибли в 1944 году (В. М. Алексеев, Т. И. Танасчишин, Б. С. Бахаров, В. И. Полозков и Е. Г. Пушкин), трое были ранены и более не вернулись командовать корпусами (В. Г. Бурков, К. Г. Труфанов и П. К. Жидков), а еще один попал в плен (П. П. Павлов).
Копцов и Кукушкин погибли в феврале и марте в боях в Донбассе и под Харьковом, Черненко погиб, а Бурков получил ранение во время Курской битвы в июле и в августе 1943 года. Рудченко, Зинькович, Труфанов и Шагорин погибли во время дальнейшего преследования неприятеля к берегам Днепра и далее. Танасчишин и Пушкин погибли в марте 1944 года в ходе тяжелых боев на Украине, Бахаров и Полозков погибли в июле и в августе во время Белорусского наступления, а Алексеев погиб во время Ясско-Кишиневской наступательной операции в августе 1944 года.
В число 42 генералов и полковников, которые продолжали командовать соединениями армейского и корпусного уровня, входило 9 командующих танковыми армиями (М. Д. Синенко, А. Г. Кравченко, С. И. Богданов, А. Г. Родин, В. М. Баданов, Р. А. Ротмистров, М. Д. Соломатин, М. Е. Катуков и В. Т. Вольский), еще 21 остались командирами танковых корпусов (В. В. Бутков, А. Ф. Попов, H. М. Теляков, М. Г. Сахно, А. А. Шамшин, А. Н. Панфилов, И. Г. Лазаров, Д. М. Гриценко, В. А. Митрофанов, Ф. Н. Рудкин, С. А. Иванов, В. Е. Григорьев, П. П. Полубояров, И. Д. Васильев, Ф. Г. Аникушкин, И. Ф. Кириченко, С. Г. Родин, М. Ф. Панов, А. С. Бурдейный, И. А. Вовченко и И. В. Дубовой), а 12 — командирами механизированных корпусов (А. Н. Фурсович, И. Г. Корчагин, С. М. Кривошеин, М. В. Волхов, Б. М. Скворцов, Ф. Г. Катков, А. М. Хазин, К. А. Малыгин, И. Н. Руссиянов, К. 3. Свиридов, В. Т. Обухов и А. И. Акимов){445}. Кроме того, А. Л. Гетман стал заместителем командующего танковой армией, а А. Г. Маслов закончил 1943 год, командуя стрелковой дивизией.
Вполне возможно, что из многих командиров танковых и механизированных корпусов «выпуска 1943 года» вышли бы превосходные командующие танковыми армиями, реши Ставка сформировать больше таких армий, чем она сочла нужным. В любом случае очевидно, что командиры подвижных корпусов к 1943 году уже обрели качества, необходимые для разгрома опытного, но все более теряющего силы вермахта.
Командующие танковыми армиями
В то время как подвижные корпуса Красной Армии внесли вклад в большинство побед, достигнутых в 1941 и 1942 годах, с ноября 1942 года и до конца войны основной ударной силой советских войск стали танковые армии. Отныне успех Красной Армии в целом напрямую зависел от боевой отдачи ее танковых армий и их командующих.
1942 год. Летом 1942 года Ставка в порядке эксперимента сформировала первые четыре танковые армии «смешанного состава» (1-ю, 3-ю, 4-ю и 5-ю), применив их во главе наступлений на самых критических участках фронта во время проводимой немцами операции «Блау». В июле 1942 года 1-я, 4-я и 5-я танковые армии вступили в бой неподалеку от Воронежа, но проявили себя скверно и понесли страшные потери[186], в то время как 3-я танковая армия с едва ли лучшими результатами провела в августе провалившееся наступление около Болхова.[187] Однако после переформирования 5-я танковая армия завоевала себе стойкую славу, возглавив в ноябре успешное наступление под Сталинградом. В последние шесть месяцев 1942 года четырьмя танковыми армиями Красной Армии командовали шесть генералов — в среднем по 1,5 командующих на армию, или трое командующих, если брать за целый год. За тот же период четыре танковые армии пережили восемь принятий или смен командования — в среднем по два командующих на армию или четверо, если считать за год{446}. Хотя один командующий танковой армией в том году погиб в бою, к 1 января 1943 года пятеро других по-прежнему командовали армиями. А. И. Лизюков, первый командующий 5-й танковой армией, в конце июля погиб в бою под Воронежем — уже после того, как был освобожден от обязанностей командующего армией и поставлен командовать 2-м танковым корпусом. С другой стороны, К. С. Москаленко и В. Д. Крюченкин, командовавшие с июля по октябрь 1942 года 1-й и 4-й танковыми армиями, командовали к концу года полевыми армиями, а П. Л. Романенко, П. С. Рыбалко и М. М. Попов с немалым успехом до конца года командовали своими 2-й, 3-й и 5-й танковыми армиями[188]{447}.
1943 год. Поскольку танковые армии смешанного состава, выставленные Ставкой на поле во второй половине 1942 года, оказались не в состоянии осуществить ее надежды, начиная с января 1943 года советское командование принялось разрабатывать новую и более эффективную структуру танковых армий. Тем временем вплоть до конца зимней кампании для операций по развитию успеха использовались 2-я, 3-я и 5-я танковые армии прежнего образца. Однако, как и в конце 1942 года, эти прежние танковые армии добились лишь ограниченных успехов. Например, 3-я танковая армия Рыбалко после выступления во главе успешных наступлений на Острогожск и Россошь и на Харьков в марте была уничтожена под Харьковом и вскоре после этого преобразована в 57-ю армию[189]. Одновременно Ставка в январе-феврале 1943 года изъяла из 5-й танковой армии ее подвижный корпус и преобразовала его в апреле в 12-ю армию. После выступления в середине февраля на острие наступления Центрального фронта к западу от Курска 2-я танковая армия Родина, хотя и потерпела в начале марта поражение, но отошла в район Курска практически целой. После этого Ставка сформировала четыре новые танковые армии — 1-ю, 3-ю гвардейскую, 4-ю и 5-ю гвардейскую, а в конце весны и начале лета 1943 года переформировала 2-ю танковую армию по новому штату.
Таким образом, считая подвижную группу генерала Попова, которая формировалась и использовалась практически как танковая армия, прежде чем в феврале 1943 года была уничтожена в Донбассе, за 1943 год Ставка сформировала в целом девять танковых армий. За этот период командующими этих армий (включая подвижную группу) служило девять генералов — в среднем по одному на танковую армию, в противоположность трем в 1942 году. Хотя три танковых армии прежнего образца пережили существенную ротацию командования, новые танковые армии не знали ничего подобного{448}.
Что же касается индивидуальной судьбы девяти генералов, которые командовали в 1943 году танковыми армиями или подвижными группами, то ни один из них до конца войны не погиб и не попал в плен. Восемь к 1 января 1944 года по-прежнему командовали фронтами или армиями, а один завершил год в штабе фронта. В число этих восьми, продолжавших к концу года командовать на уровне армии или выше, входили М. М. Попов, ставший командующим фронтом, М. Е. Катуков, С. И. Богданов, П. С. Рыбалко, В. М. Баданов и П. А. Ротмистров, оставшиеся командовать танковыми армиями, а также П. Л. Романенко и И. Т. Шлемин, которые стали командующими общевойсковыми армиями. И наконец, А. Г. Родин стал к концу года начальником бронетанковых и механизированных войск на уровне фронта.
Слава большинства командующих танковыми армиями 1943 года не померкла и к концу войны. Так например, Катуков, Богданов и Рыбалко в мае 1945 года по-прежнему командовали 1-й, 2-й и 3-й гвардейскими танковыми армиями, а Ротмистров, который почти весь 1944 год отлично командовал 5-й гвардейской танковой армией, закончил войну на должности заместителя начальника танковых и механизированных войск Красной Армии. Что же до остальных пяти, то Романенко закончил войну командующим военным округом, Шлемин — командующим армией, Попов — начальником штаба фронта, Родин — начальником бронетанковых войск в нескольких фронтах, а Баданов — начальником боевой подготовки бронетанковых и механизированных войск.
Вместе и по отдельности эти командующие танковыми армиями получили боевое крещение и основной опыт, командуя в 1941 и 1942 годах танковыми дивизиями, бригадами и корпусами. Именно они стали самыми выдающимися и наиболее способными генералами во всей Красной Армии:
«На должности командующих танковыми армиями подбирали наиболее одаренных, смелых и решительных генералов, которые способны были взять на себя всю полноту ответственности за свои действия и не оглядываться назад. Только такие люди могли решать задачи, возлагавшиеся на танковые армии. Эти армии обычно вводились в прорыв и, действуя в оперативной глубине, в отрыве от главных сил фронта, громили резервы противника, его тылы, нарушали систему управления, захватывали выгодные рубежи и наиболее важные объекты»{449}.
Наиболее способными командующими танковыми армиями Красной Армии в 1943 году (а может быть, и за всю войну) были П. С. Рыбалко, М. Г. Катуков, П. А. Ротмистров и С. И. Богданов{450}.
Павел Семенович Рыбалко, который с октября 1942 года по апрель 1943 года командовал 3-й танковой армией, а в последние два года войны — 3-й гвардейской танковой армией, внес немалую лепту во многие из наиболее важных побед Красной Армии. Например, в в июле-августе 1943 года танковая армия Рыбалко разбила оборону вермахта вокруг Орла, в сентябре возглавила стремительное продвижение Воронежского фронта к берегам Днепра, в ноябре взяла Киев, а в декабре продвинулась далеко вглубь Украины. В марте-апреле, а затем в июле-августе 1944 года танковая армия Рыбалко, продолжая умножать его славу, возглавляла наступления 1-го Украинского фронта на Про-скуров — Черновцы и на Львов — Сандомир. Еще больших успехов она добилась в 1945 году, действуя в составе того же фронта при наступлениях в январе, апреле и мае на Вислу и Одер, Берлин и Прагу.[190] За эти и другие достижения Рыбалко завершил войну дважды героем Советского Союза, а вскоре после окончания войны получил жезл маршала бронетанковых войск.
Как пишет мемуарист, Рыбалко «дольше всех командовал танковой армией… Это был очень эрудированный, волевой человек. В первые послевоенные годы на его долю выпала честь возглавить все наши бронетанковые войска. Он вложил много труда и энергии в их реорганизацию и перевооружение»{451}.
«Непрерывно погоняющий, требовательный, Рыбалко рвался вперед, накладывая свой изобретательный и прямой стиль руководства на все стороны своего командования. Нетерпеливый, временами грубый с подчиненными, он мог впасть в рассудительное, сатирическое настроение. Он всегда был справедлив. Военные действия он вел с быстротой и внезапностью, что делало его родственной душой американскому генералу Джорджу С. Паттону.[191] Рыбалко понимал характер и потенциал крупных танковых частей, прекрасно сознавал технические возможности и ограничения танков — это было его отличительным признаком как командира танковых войск. Стальные нервы адаптабельного и хитрого Рыбалко позволяли ему сражаться на самой грани катастрофы… Рыбалко закончил войну, затмив всех других командующих танковыми войсками своим стремительным рывком через Польшу и смелым взятием Берлина, что выдвинуло его на первое место среди командующих танковыми войсками»{452}.
Почти по пятам за Рыбалко по части долгожительства на посту командующего армией и по масштабам боевых достижений следовал Михаил Ефимович Катуков, командовавший 1-й (позднее 1-й гвардейской) танковой армией с момента ее формирования в январе 1943 года до штурма Берлина в мае 1945 года. В июле 1943 года танковая армия Катукова участвовала в разгроме южной танковой группировки вермахта под Курском, в декабре 1943 года нанесла поражение танковым войскам фон Манштейна к западу от Киева, а затем прославилась своим драматическим 500-километровым прорывом в тыл вермахта во время наступления 1-го Украинского фронта в марте-апреле 1944 года на Проскуров и Черновцы, в ходе которого отрезала и почти уничтожила немецкую 1-ю танковую армию. Свою блистательную карьеру Катуков увенчал, умело обойдя с фланга немецкие войска под Львовом в июле 1944 года, захватив в августе того же года плацдарм за Вислой, проведя в январе 1945 года впечатляющую операцию по развитию успеха при прорыве через Польшу к реке Одер и расстроив оборону вермахта на рубеже реки Нейссе в апреле 1945 года, чем помог окружить и взять Берлин. К концу войны Катуков тоже стал дважды героем Советского Союза, а в 1959 году, несколько запоздало — маршалом бронетанковых войск. Как заметил один коллега:
«Михаил Ефимович Катуков — настоящий солдат, большой знаток боевой подготовки и тактики танковых войск. Танковая бригада, которой он командовал в битве под Москвой, первой в Советской Армии получила звание гвардейской. С самого начала и до последнего дня Великой Отечественной войны Михаил Ефимович не уходил с полей сражений»{453}.
Консерватор и в то же время мастер разумного риска, Катуков заработал репутацию внимательного, осторожного командующего, который всегда тщательно разрабатывал планы, взвешивал последствия тех или иных действий, пытаясь предвидеть практические результаты, прежде чем задействовать хоть один танк из своих резервов. Эта осторожность была особенно заметной в первое время, когда он развивал свое боевое мастерство. Он предпочитал, чтобы противник встречался с ним на его условиях и на известной ему местности. Катуков любил, когда события носили управляемый характер, и с большим удовольствием стабилизировал обстановку. Он быстро уловил, что советские танковые войска способны усилить свое тактическое преимущество благодаря превосходству своих танков в мобильности. Позже, когда он командовал корпусом и армией, то стремился избегать массированного и бездумно-прямолинейного подхода к решению оперативных и тактических проблем. Он предпочитал скорей открыть замок отмычкой, чем бить по нему кувалдой. При рейдах Катуков любил широко использовать передовые отряды, чтобы заранее знать обстановку и упредить действия противника.
«Присущий Катукову стиль руководства и то, как он использовал свой штаб, делают его хорошим примером поощряемого советским идеалом в отношении командования коллективного подхода к руководству. Сражаясь с первых до последних дней войны, Катуков часто возглавлял наступление, ведя свою бронетанковую гвардию против мастеров танковой войны и побеждая их [sic!]{454}».
Боевая служба Павла Алексеевича Ротмистрова закончилась в конце лета 1944 года — возможно, потому, что продемонстрированная им боевая эффективность не удовлетворила Сталина. Тем не менее к концу 1943 года он стал самым прославленным командующим танковых войск Красной Армии — в первую очередь потому что его 5-я гвардейская танковая армия во время Курской битвы одержала победу на «танковом поле» под Прохоровкой. После участия в августе 1943 года во взятии Харькова в составе Степного фронта танковая армия Ротмистрова в сентябре возглавляла преследование Степным (2-м Украинским) фронтом противника до Днепра, а в конце 1943 года — начале 1944 года вступила в кровавую борьбу за захват Кривого Рога и «большой излучины» Днепра. Затем она участвовала в окружении и частичном уничтожении двух армейских корпусов вермахта под Корсунь-Шевченковским в январе-феврале 1944 года. В марте-апреле 1944 года танковая армия Ротмистрова возглавила впечатляющее наступление 2-го Украинского фронта через Украину к границе с Румынией, а затем в конце апреля и в мае 1944 года потерпела поражение у Тыргу-Фрумоша при неудачном вторжении в Румынию. В конце мая 1944 года танковая армия Ротмистрова была переброшена в Белоруссию, где она в конце июня и в июле приняла участие в массированном наступлении Красной Армии. Однако Сталин снял Ротмистрова с командования — вероятнее всего, из-за тяжелых потерь, понесенных его армией, особенно в боях за Вильнюс. Несмотря на снятие с должности и последующее назначение заместителем командующего бронетанковых и механизированных войск Красной Армии под началом Федоренко, Ротмистров тем не менее заслужил высокие оценки за свою отдачу в качестве командующего, по крайней мере, до своего снятия с поста:
«Ротмистров обладал сверхъестественной способностью быстро анализировать обстановку и применять творческий подход к решениям. Решения же давались Ротмистрову легко — словом, он был творцом. Как авторитетный теоретик и практик, он принимал активное участие в реорганизации структуры советских танковых войск. Временами это приводило его к разногласиям с руководством — особенно когда он считал, что у него есть идея получше. Ротмистров сознавал уровень своих критиков, но на него не производили впечатление ни звание, ни должность. Он был в высшей степени прагматиком. Боевой почерк Ротмистрова — сильный, прямой и быстрый удар, призванный сокрушить противника. В полной мере используя гибкость танковых сил, он раскалывал главные силы противника, окружал их и уничтожал по частям. Его быстрый взлет являлся сочетанием продемонстрированной им эрудиции и смелой, решительной инициативы на поле боя. В своей борьбе за выживание Красная Армия терпела такую эксцентричную натуру в высшем слое теоретиков и архитекторов ее бронетанковой гвардии»{455}.
Старательно избегая любых упоминаний о его конкретном вкладе в победу во время войны, один коллега Ротмистрова добавил:
«К числу незаурядных танковых военачальников относится, несомненно, и Павел Алексеевич Ротмистров. Опираясь на свой богатый практический опыт, приобретенный на поле боя, и обширные теоретические знания, он тоже внес заметный вклад в дело послевоенного развития танковой техники и подготовки квалифицированных командных кадров»{456}.
После снятия в 1944 году с поста командующего танковой армией, но тоже запоздало, Ротмистров стал в 1962 году маршалом бронетанковых войск, а в 1965 году — героем Советского Союза.[192]
Последним генералом в этой прославленной четверке командующих танковыми армиями времен войны был Семен Ильич Богданов, который с сентября 1943 года и до конца войны командовал 2-й (2-й гвардейской) танковой армией. Впервые Богданов и его танковая армия проявили себя в июле 1943 года упрямой обороной северного фланга Курской дуги, а также сентябрьским наступлением на Севск, которое расстроило оборону вермахта и побудило его к стремительному отходу за Днепр. После нескольких месяцев пополнения и переформирования танковая армия Богданова в январе-феврале 1944 года приняла участие в кровавой борьбе под Корсунь-Шевченковским, а затем в марте-апреле 1944 года шла во главе наступления 2-го Украинского фронта через Украину — только для того, чтобы в апреле-мае 1944 года потерпеть поражение в северной Румынии под Тыргу-Фрумошем.
Оправившись от ран, полученных в июле 1944 года в бою за Люблин, Богданов в январе 1945 года повел свою армию в драматическое наступление через Польшу к Одеру и сражался рядом с 1-й гвардейской танковой армией Катукова в битве за Берлин{457}. Подобно своему коллеге Рыбалко, Богданов еще во время войны стал дважды героем Советского Союза, а в 1945 году — маршалом бронетанковых войск. Что же до его боевой отдачи в качестве командующего, то, по словам одного коллеги:
«Командующий 2-й гвардейской танковой армией Семен Ильич Богданов отличался изумительной храбростью. Начиная с сентября 1943 года его армия принимала участие почти во всех решающих сражениях Великой Отечественной войны. Выдающиеся способности проявил Семен Ильич и в послевоенное время — был начальником академии, почти пять лет — командующим танковыми войсками Советских Вооруженных Сил»{458}.
По поводу его манеры командования биограф замечает:
«Немецкие командиры уважали генерала Богданова как хорошего организатора и за личную храбрость, видя в нем одного из лучших командиров танковых войск Красной Армии…. Богданов был настоящим паладином смелости и действенности — он выдвигался на поле боя с целью гарантировать, что подчиненные ему командиры понимают свои цели и задачи. Используя свое физическое присутствие для мотивации и вдохновения войск, а также благодаря способности четко и ясно ставить задачу, он мог на месте разрешить все проблемы и ликвидировать трудности. Его присутствие на поле боя с первых до последних дней добавляло войскам упорства и энергии. Богданов являл собой пример универсального полководца, который всегда должен быть впереди войска с мечом в руке. С выгодой используя ошибки неприятеля, Богданов всегда стремился оттеснить противника, и именно в точку его слабости он бросал свои бронетанковые войска»{459}.
За исключением самых знаменитых представителей Ставки и командующих фронтами, никто из старших советских офицеров не внес большего вклада в конечную победу Красной Армии, чем эта выдающаяся группа командующих танковыми армиями.
Командующие инженерными, артиллерийскими войсками и войсками ПВО
Поскольку в сражениях заметнее и активнее всего пехота, танки и кавалерия, то вполне понятно, что именно они и их командиры — командующие фронтами, полевыми и танковыми армиями, танковыми, механизированными и кавалерийскими корпусами Красной Армии — добились во время и после войны намного большей славы и известности, нежели их коллеги в менее блистательных вспомогательных войсках. Однако, хотя большая часть военной славы и известности досталась тем «великим капитанам», что планировали и проводили самые известные сражения и операции этой войны, их боевые успехи в огромной степени зависели от воздушной, артиллерийской, инженерной, зенитной и других видов боевой поддержки. Словом, «великие капитаны» Красной Армии на протяжении всей войны в борьбе с, по сути, превосходившими их в тактическом и оперативном мастерстве командирами и войсками вермахта полагались на артиллерийские, инженерные и в меньшей степени военно-воздушные силы, а также другие вспомогательные войска.
Инженерные войска. Масштабное наступление вермахта в ходе операции «Барбаросса» и неспособность Красной Армии на протяжении большей части первых 18 месяцев войны справиться с более опытным противником (частично из-за отсутствия у нее танковых и механизированных войск, способных на равных сражаться с грозными танковыми армиями, корпусами и дивизиями немцев) обусловили значение строительства стратегических, оперативных и тактических оборонительных рубежей, могущих замедлить и остановить наступление противника. Поэтому такие знаменитые оборонительные сооружения, как линия Сталина, Лужский и Можайский оборонительные рубежи, оборонительные пояса вокруг Ленинграда и сравнимые с ними оборонительные сооружения вокруг Москвы, сыграли значительную роль в успешной обороне Красной Армии в 1941 году. Схожим образом оборонительные рубежи на Юге России, особенно в районе Сталинграда, на следующий год помогли Красной Армии нанести поражение войскам Оси в ходе завершающего этапа операции «Блау».
Строительство этих оборонительных рубежей и связанных с ними укреплений во многом является заслугой тех старших (а в некоторых случаях и не таких старших) офицеров, которые возвели их. В первую очередь это командующие десятью саперными армиями, сформированными между октябрем 1941 года и октябрем 1942 года. Хотя в 1942 году НКО заменил эти армии другими строительными войсками, в период своего существования они выполняли весьма важную, а зачастую критически необходимую работу в один из самых опасных периодов войны. Пока они существовали, этими армиями командовало много самых различных офицеров, набранных как из инженерных войск, так и служб государственной безопасности и даже мобилизованных из народного хозяйства.
За 12 месяцев, прошедших с октября 1941 года по октябрь 1942 года, четыре из этих саперных армий (2-я, 5-я, 9-я и 10-я) проработали до своего расформирования четыре месяца, одна (4-я) прослужила шесть месяцев, одна (1-я) — восемь месяцев, две (3-я и 7-я) — по десять месяцев и еще две (6-я и 8-я) — соответственно 11 и 12 месяцев. За этот период командующими саперных армий побывало в целом 24 офицера — в среднем по 2,4 командующих на армию, если считать за год. За то же время саперные армии пережили 28 принятий и смен командования, дав высокую среднюю цифру в 2,8 командующих на армию или почти шесть, считая за год. То есть по сравнению с другими объединениями Красной Армии ротация в командовании саперных армий была весьма серьезной{460}.
С другой стороны, большинство офицеров НКО, назначенных командовать саперными армиями, обладали большим опытом строительства оборонительных рубежей и позиций. Например, 12 (то есть половина) из них ранее служили начальниками инженерных войск или строительных управлений (УОС) на уровне фронтов и НКО (либо их эквивалентов в ведомстве НКВД — УОР). Еще пять служили заместителями начальников УОС, а четверо были направлены на командные посты непосредственно из Главной военно-инженерной академии.
Более того, по завершении своего пребывания в должности командующих саперными армиями большинство этих офицеров продолжали до конца войны играть важную роль в инженерных войсках Красной Армии. Например, М. П. Воробьев, с декабря 1941 года по март 1942 года командовавший 1-й саперной армией, стал начальником инженерных войск Красной Армии, а Н. П. Баранов, командовавший 1-й саперной армией с июня по август 1942 года, стал генерал-инспектором инженерных войск. Кроме того, В. В. Косарев и А. С. Гундоров стали начальниками инженерных войск на уровне фронтов и военных округов, еще пятеро возглавили фронтовые управления оборонительного строительства (УОС), а несколько других возглавили различные инженерные управления НКО и НКВД.
Артиллерия. Никакие силы поддержки не были более важны для военных усилий Красной Армии, чем ее артиллерия. Как правило, пехотные, танковые, механизированные или кавалерийские войска были не в состоянии прорвать оборону вермахта и устроить разгром у него в оперативном тылу пока артиллерия не вымостит им дорогу, разрушив тактическую оборону противника. К середине 1943 года Красная Армия весьма эффективно применяла свои многочисленные артиллерийские войска для выполнения этой жизненно важной задачи.
Хотя в конце 1942 года — начале 1943 года Красная Армия уже имела мощные артиллерийские силы, состоящие из различных разновидностей артиллерийских полков, бригад и дивизий, ее наиболее важными и действенными крупными артиллерийскими соединениями стали сформированные в 1943 году шесть корпусов артиллерии прорыва. После того, как в марте 1943 год НКО сформировала первый корпус артиллерии прорыва (3-й), в апреле 1943 года он отправил действующим войскам еще пять таких корпусов, назначив командовать ими своих самых выдающихся офицеров-артиллеристов.
Как и следовало ожидать в столь важном роде войск, Наркомат обороны до самого конца войны старался свести к минимуму ротацию в командовании корпусами артиллерии прорыва. Например, не считая трех командиров, которые проводили подготовку 4-го и 5-го артиллерийских корпусов на этапе их формирования в апреле и мае 1943 года, на протяжении оставшейся части года у всех шести корпусов было лишь по одному командиру. Более того, двое из этих генералов, конкретнее — Н. В. Игнатов и П. М. Корольков (4-м и 5-м артиллерийские корпуса прорыва) командовали своими войсками до самого конца войны, а М. М. Барсуков командовал 2-м артиллерийским корпусом прорыва до его расформирования в апреле 1944 года.
Противовоздушная оборона (ПВО). Как и в случае с полевой артиллерией, для командной структуры войск ПВО страны была характерна весьма высокая стабильность. Начав войну с тремя корпусами ПВО, Наркомат обороны в апреле и мае 1942 года сформировал Московский фронт ПВО, Бакинскую и Ленинградскую армии ПВО, а позже, в июне-июле 1943 года, реорганизовал войска ПВО в Западный и Восточный фронты ПВО и Особую Московскую армию ПВО. Таким образом, включая существующие на 22 июня 1941 года корпуса ПВО, с июня 1941 года по июль 1943 года в состав Красной Армии входило в целом 9 фронтов, армий и корпусов ПВО. За этот период данными объединениями ПВО командовало семь старших артиллерийских офицеров — в среднем менее одного командующего на соединение — и даже меньше, если выводить среднюю цифру за весь год. Более того, поскольку эти войска пережили всего девять принятий или смен командования, ротацию в их руководстве можно считать исключительно низкой.
Еще больше впечатляет непрерывность в командовании ключевыми войсками ПВО с 1941 по 1943 год, да и вообще на протяжении всей войны. Например, Д. А. Журавлев, встретивший войну командующим 1-м корпусом ПВО, был 19 ноября 1941 года назначен командующим корпуса ПВО Московской области, 5 апреля 1942 — командующим Московским фронтом ПВО, а в июле 1943 года — командующим Особой Московской армией ПВО, с декабря 1944 года до конца войны он командовал Западным фронтом ПВО. Его коллега, Г. С. Зашихин, командовавший в начале войны дислоцированным в Ленинграде 2-м корпусом ПВО, в апреле 1942 года был назначен командующим Ленинградской армией ПВО, 29 июня 1943 года — Восточным фронтом ПВО, 29 марта 1944 года — Южным фронтом ПВО, а 24 декабря 1944 года — Юго-Западным фронтом ПВО, которым командовал вплоть до конца войны.
Равным образом П. Е. Гудименко, командовавший с июня 1941 года по начало 1944 года дислоцированным в Баку 3-м корпусом ПВО, в 1944–1945 годах командовал Закавказским фронтом ПВО. М. С. Громадин, командовавший в 1940 году 1-м корпусом ПВО, а в 1941–1942 годах ставший заместителем наркома обороны по ПВО и командующим войсками ПВО, позже командовал с июня 1943 года и до конца войны последовательно Западным, Северным и Центральным фронтами ПВО. Кроме того, П. М. Бескровнов, командовавший в конце 1941 года — начале 1942 года дислоцированным в Баку 3-м корпусом ПВО, с 1942 по начало 1944 года поднялся до командующего Бакинской армией ПВО, а после этого до конца войны командовал 8-м корпусом ПВО. Коллега Бескровнова, М. М. Процветкин, в середине 1941 года командовал в Ленинграде 2-м корпусом ПВО, в дальнейшем до конца войны — 79-й дивизией ПВО и 13-м корпусом ПВО. В целом шесть из семи генералов, которые командовали в 1943 году наиболее важными объединениями противовоздушной обороны, закончили войну на схожих по рангу командных постах и продолжали служить на этих постах после окончания войны{461}.
Командующие авиацией (воздушными армиями и корпусами)
Еще до начала войны сталинские репрессии против нескольких старших командиров военно-воздушных сил (ВВС) вызвали крайне вредоносную чехарду в командной структуре ВВС Красной Армии{462}. Эту кампанию террора против старших офицеров ВВС Сталин продолжил и после того, как началась война, арестовав еще несколько командиров ВВС и сделав их козлами отпущения за первоначальные поражения Красной Армии{463}. Вторжение вермахта лишь усугубило последствия этих чисток, в первые же несколько месяцев войны полностью уничтожив и без того непрочную и большей частью децентрализованную войсковую структуру ВВС, вызвав полнейший хаос в управлении этими войсками.[193]
К началу войны ВВС Красной Армии состояли из пяти корпусов бомбардировочной авиации в дальнебомбардировочной авиации РГК, 58 авиадивизий различных видов во фронтовой авиации и 3 смешанных авиадивизий в армейской авиации. В первые месяцы войны Ставка упразднила два из пяти авиакорпусов, одновременно сократив количество и численность авиадивизий и входящих в них полков. Подбирая новую организационную структуру для обеспечения лучшей поддержки действующих фронтов, Ставка в конце 1941 года — начале 1942 года экспериментировала с резервными авиагруппами, а в марте-июне 1942 года — с ударными авиагруппами, прежде чем окончательно решила в мае 1942 года поддерживать действующие фронты новыми воздушными армиями.
1942 год. В мае 1942 года Ставка сформировала первые пять своих воздушных армий (1-ю, 2-ю, 3-ю, 4-ю и 8-ю), в июне-июле — еще четыре (5-ю, 6-ю, 14-ю и 15-ю), в августе — снова пять (16-ю, 12-ю, 9-ю, 10-ю и 11-ю), а в ноябре — последние три (7-ю, 13-ю и 17-ю). Кроме того, в июле она сформировала находящиеся под прямым управлением РВГК 1-ю и 2-ю истребительные армии и 1-ю бомбардировочную армию, хотя эти армии просуществовали недолго{464}.
Таким образом, не считая истребительных и бомбардировочных армий РВГК, Ставка за год выставила на поле 17 воздушных армий. За этот период воздушными армиями командовало в общей сложности 19 генералов — в среднем по 1,1 командующему на армию или чуть больше при выведении средней цифры за весь год. На высокую стабильность в командовании ВВС, в отличие от других войск, указывает и другой факт — эти армии пережили всего 21 принятие или смену командования, в среднем всего лишь 1,2 на армию{465}.
В отличие от старшего командного состава в других родах войск, несколько генералов авиации стали героями Советского Союза еще до начала войны — это были командующие 3-й, 8-й, 12-й и 15-й воздушными армиями М. М. Громов, Т. Т. Хрюхин, Т. Ф. Кузнецов и И. Г. Пятыхин{466}. И, что еще более поразительно — ни один из 19 генералов, которые командовали в 1942 году воздушными армиями, не погиб за время войны. Словно подчеркивая высокую степень стабильности командования, 11 командующих воздушными армиями (65 %), включая С. А. Красовского (2-я BA), Н. Ф. Науменко (4-я ВА), С. К. Горюнова (5-я ВА), И. М. Соколова (7-я ВА), Т. Т. Хрюхина (8-я ВА), В. А. Виноградова (10-я ВА), В. Н. Бибикова (11-я ВА), Т. Ф. Куцевалов (12-я ВА), С. Д. Рыбальченко (13-я ВА), И. П. Журавлева (14-я ВА) и С. Т. Руденко (16-я ВА), по-прежнему командовали этими или другими воздушными армиями до конца войны либо до расформирования армии.
Долгожительство на руководящих постах и относительная стабильность командования относились также к командующим авиационными корпусами. Например, в 1941–1942 годах в состав ВВС входило в целом 20 авиакорпусов, включая 4 корпуса дальнебомбардировочной авиации (но исключая лишь частично сформированный 5-й авиакорпус на Дальнем Востоке). За этот период, длившийся примерно 18 месяцев, авиакорпусами командовало в общей сложности 22 генерала — в среднем по 1,1 командиру на корпус или приблизительно 0,7 командира в среднем за год. Эти авиакорпуса пережили 19 принятий или смен командования — меньше, чем по одной на корпус в среднем за год{467}.
И что еще важнее, восемь (36 %) из этих 22 командиров авиакорпусов командовали своими корпусами на протяжении всей войны, а еще двое, К. Н. Смирнов и В. А. Судеец, получили повышение, став командующими воздушными армиями, первый — 2-й воздушной армией в 1942–1943 годах, а второй — 17-й воздушной армией до конца войны.
1943 год. В 1943 году в военно-воздушных силах наблюдалась та же стабильность командования. К примеру, 17 воздушными армиями командовал в целом 21 генерал — в среднем по 1,2 командующих на армию, и армии эти пережили 24 принятия или смены командования — в среднем лишь по 1,4 на армию{468}. Более того, за все время войны ни один из этих командующих не погиб, а 16 из них (94 %), включая С. А. Худякова (1-я ВА), С. А. Красовского (2-я и 17-я BA), Н. Ф. Папивина (3-я ВА), К. А. Вершинина (4-я ВА), Н. Ф. Науменко (4-я и 15-я ВА), С. К. Горюнова (5-я ВА) Ф. П. Полынина (6-я), И. М. Соколова (7-я ВА), Т. Т. Хрюхина (8-я ВА), В. А. Виноградова (10-я ВА), В. Н. Бибикова (11-я ВА), Т. Ф. Кузнецова (12-я ВА), С. Д. Рыбальченко (13-я ВА), И. П. Журавлева (14-я ВА), С. И. Руденко (16-я ВА) и В. А. Судеца (17-я ВА), до конца войны по-прежнему командовали либо своей первоначальной воздушной армией, либо другой воздушной армией.
Кроме того, Вершинин, Журавлев и Руденко в 1944 году стали героями Советского Союза, а Красовский, Горюнов, Судец и Хрюхин стали героями в 1945 году, причем Хрюхин во второй раз{469}. Вдобавок к концу войны Сталин произвел Худякова и Руденко в маршалы авиации, а Судец, Красовский и Вершинин стали маршалами авиации в 1950-х годах.
Не считая частых перемен в обозначениях авиационных корпусов, Ставка увеличила количество авиакорпусов в составе ВВС с 16 на 1 января 1943 года до 40 к концу войны. За этот период авиакорпусами командовало в целом 48 генералов — в среднем по 1,2 командиру на корпус, в противоположность менее чем одному в 1942 году В целом эти корпуса пережили 32 принятия или смены командования — в среднем всего лишь 0,8 на корпус, примерно как и в 1942 году{470}. Что же касается индивидуальной судьбы 48 генералов, служивших в 1943 году командирами авиакорпусов, то 28 из них (53 %) командовали авиакорпусами и в конце войны, а Судец, в марте 1943 года произведенный в командующие 17-й воздушной армией, командовал этой армией до конца войны.
Как указывает эта необыкновенная стабильность, Сталин к 1943 году подобрал нужные ему кадры командующих воздушными армиями и авиакорпусами, и большинство из них будет успешно выполнять свои задачи до самого конца войны.
В заключение заметим: вопреки общепринятым представлениям, за исключением руководства главными направлениями, а также некоторыми из полевых и саперных армий, стабильность в командовании была в Красной Армии намного более высокой, а ротация командующих — значительно менее вредоносной, чем считалось ранее. Так дело обстояло не только после ноября 1942 года, но и в первые 18 месяцев войны. Более того, наибольшей стабильностью отличалось командование фронтами, наиболее важными армиями, танковыми и механизированными войсками, а также поддерживающими действующие войска силами артиллерии и противовоздушной обороны, которые образовывали самую важную часть войсковой структуры Красной Армии.
Следует отметить, что именно в 1941–1942 годах, когда нестабильность командования достигла наибольшего размаха, Сталин смог распознать и взлелеять тех ключевых командующих, которые приведут Красную Армию к победе в последние два года войны. Например, «великие капитаны» Красной Армии, такие, как Жуков, Конев, Малиновский, Мерецков, Рокоссовский, Толбухин, Говоров, Тимошенко и Василевский, которые пережили войну и стали в 1945 году «маршалами Победы», уже в 1941 году служили на ключевых командных или штабных постах. Точно так же все самые прославленные командующие танковыми армиями Красной Армии, такие, как Катуков, Богданов, Рыбалко, Лелюшенко, Ротмистров и Кравченко, в 1941–1942 годах прошли подготовку в качестве командиров танковых бригад либо танковых и механизированных корпусов. В 1942, 1943 или в начале 1944 года они поднялись до командования танковыми армиями и руководили ими до второй половины 1944 года либо до конца войны. Такая же общая картина характерна и для карьеры наиболее выдающихся командиров кавалерийских, инженерных, артиллерийских, авиационных и противовоздушных сил.
Таким образом, когда 22 июня 1941 года началась война, большинство тех маршалов и генералов, которые привели Красную Армию к победному маю 1945 года, уже служили в генеральских или полковничьих званиях на ответственных командных постах. И что характерно — относительно высокий процент тех, кто прошел в 1941–1942 годах школу борьбы с вермахтом, оказался затем в числе командующих победоносной Красной Армией 1945 года.
Таблица 13.1. Количество погибших или пропавших без вести офицеров Красной Армии, 1941–1945 годы
Источник: А. А. Шабаев, «Потери офицерского состава Красной Армии в Великой Отечественной войне»//Военно-исторический архив, № 3(1 998); 1 83.