Соня выступила вперед и чуть поклонилась ему, после чего горделиво подняла голову. Огненные волосы, заплетенные в косу и уложенные на затылке тяжелым узлом, сверкнули под солнцем, как ярко начищенная медная корона.
— Я — Рыжая Соня! — воскликнула она.— Я пришла говорить с человеком вашего племени. Его имя — Махарим.
— А он кто? — недоверчиво спросил Санага, указывая копьем на Азуги.
Но коренастый загорелый хаданский стрелок уже взял себя в руки. Ударив себя в грудь так яростно, что послышался гул, он зарычал:
— Я — Азуги! Я — стрелок из Хадана! Я шел сюда с Рыжей Соней! Я тоже хочу видеть Махарима! Понял, ты, чер…
Соня наступила ему на ногу, и Азуги тихонько зашипел от боли.
Ответ незнакомцев, казалось, вполне удовлетворил дикаря. Он покивал своими перьями и, повернувшись, величаво зашагал в чащобу. Воины двинулись вслед за ним.
— Что это он, а? — спросил Азуги у Сони шепотом.
— Идем за ними,— ответила Соня.—Он не побоялся повернуться к нам спиной. Это признак либо величайшего доверия, либо величайшего презрения.
— Гм,— пробормотал Азуги.— Не знаю, как и расценивать все это. С одной стороны, плевал я на доверие чернома… кх! — Он кашлянул, поперхнувшись на последнем слове, и поправился: — Какого-то лесного дикаря. С другой стороны, еще не хватало, чтобы он меня презирал!
Соня улыбнулась.
— Не философствуй! — посоветовала она.
Азуги уставился на нее с подозрением.
— Чего-чего? — переспросил он.
Махарим встретил свою давнюю спасительницу гостеприимно. Сейчас он уже совсем не походил на того истерзанного, истекающего кровью несчастного человека, которого Соня обнаружила в джунглях и выхаживала с самоотверженностью сестры. Теперь он держался со спокойным достоинством вождя, облеченного властью. Ответственность того, кто распоряжается судьбой многих людей, бремя знаний, постоянная тревога за жизнь подчиненных — все это наложило свой отпечаток на молодое лицо Махарима.
Увидев Соню в окружении воинов, раскрашенных боевой раскраской, Махарим поднялся со своего кресла, устланного шкурой леопарда, и устремился ей навстречу.
— Соня! — воскликнул он.— Я счастлив видеть тебя. Надеюсь, моя сестра здорова?
— Вполне, Махарим.— Соня без колебаний сжала обе протянутые ей черные руки.— Этот человек, Азуги,— мой друг и побратим. Он пришел со мной, чтобы влиться в ряды твоих воинов и сражаться против нелюдей.
Махарим дружески поздоровался и с Азуги, после чего церемонию представления чужестранцев чернокожие сочли законченной. Воины отправились на свои боевые посты, а любопытствующие разошлись по хижинам и занялись повседневными делами.
Соня и Махарим устроились в тени финиковой пальмы. Стройная молодая женщина с кожей черной, как эбеновое дерево, одетая только в яркую ткань, обернутую вокруг бедер, и платок на вьющихся волосах, принесла им молока в глиняных кружках и несколько очищенных плодов, мясистых и сочных, разложенных на листьях пальмы.
Соня с удовольствием принялась за угощение. После сытной, но тяжелой для жаркого климата пищи, которой ей приходилось довольствоваться в гарнизоне Хадана, фрукты казались Соне особенно привлекательными.
— Итак,— заговорила она с набитым ртом, обращаясь к Махариму,— я вижу, вы здесь готовитесь к настоящей войне.
— Да.— Махарим был серьезен.— Я предупреждал командира хаданской крепости, однако он, по-моему, не внял моим словам.
— Именно. Старина Трарза слишком долго отбивал атаки чернокожих, когда твоим соплеменникам взбредала в голову очередная идея отправиться в набег на стигийские города.
— Увы! — Махарим развел руками.— Времена изменились, но некоторые из нас слишком стары, чтобы меняться вместе с временами.
Этого-то я и боюсь.— Теперь и Соня была серьезна.— Нападение нелюдей куда опаснее любого набега из джунглей, пусть это будут даже набеги доблестных воинов Буйвола.
— Оставим эти разговоры,— предложил Махарим.— Мы с тобой держимся одного мнения, а это главное. Времени осталось мало. Мертвый владыка пробудился от вековечного сна, он набирает воинство, призывает к себе людей, среди далеких предков которых были эти чудовища, потомки нечеловеческой расы… Он становится по-настоящему страшен. Итак, Соня, что мы намерены делать?
— Объединиться со стигийцами нам уже. не удастся,— заявила Соня.— Слишком поздно. Слишком много крови было пролито…
— Значит, будем действовать самостоятельно,— заключил Махарим.— Идем, нам нужно многое обсудить…
Владыка-мертвец, облаченный в жемчужно-серый плащ, расхаживал взад-вперед по просторной пещере, которая некогда служила ему усыпальницей, а теперь превратилась в подземный дворец. Бракна стоял в пяти шагах от своего нового господина и пожирал его глазами. Вот это — настоящий властелин! Как пылают его глаза! Как величаво расправлены его плечи! Какая мощь таится в каждом его движении! Кроме того, король лемурийцев — и Бракна знал это — был мертв, а следовательно, убить его обыкновенным способом, пронзив мечом или копьем, совершенно невозможно.
Мертвы и многие из воинов короля лемурийцев. Все они некогда были погребены в этой пещере рядом со своим повелителем, проигравшем последнюю битву против жалкой расы людей,
Приведите пленниц! — крикнул король лемурийцев.
Один из стражников, стоявших у входа в пещеру, повернулся и молча вышел. Вскоре он вернулся, гоня перед собой трех связанных девушек. Это были юные чернокожие красавицы с большими влажными глазами, совершенно обнаженные. Они дрожали от ужаса,
— Выбирай любую,— обратился повелитель лемурийцев к Бракне.— Ты мне полезен, полукровка, и я хочу вознаградить тебя.
Бракна опустился на одно колено.
— Лучшая награда для меня, повелитель,— служить тебе. Жизнь в хаданском гарнизоне сделалась мне ненавистной. Позволь мне покинуть город, населенный людишками, и остаться подле тебя. Вот милость, о которой я смиренно прошу тебя, повелитель!
Однако король лемурийцев покачал головой. По его ужасному мертвому лицу блуждала улыбка.
— Нет, нет, полукровка. Ты нужен мне в Хадане. В решительный час ты вонзишь меч в спину своего командира и откроешь передо мной ворота. А потом ты вольешься в ряды моей победоносной армии. Огнем и мечом пройдем мы по Стигии и выйдем к водам Стикса. Там есть источник жизни. Окунувшись в его воды, мы обретем истинное бытие и истинное бессмертие…
— И я буду допущен?.. — прошептал Бракна, немея от благоговения.
— Да.— Король лемурийцев милостиво махнул рукой.— А теперь выбирай себе девушку и… жди.
Жди, полукровка! Осталось уже недолго.
— Одного я не понимаю,— ворчал Азуги, потягивая кислое вино из тыквенного сосуда.— Если все эти нелюди давно уже мертвы, то как им удалось восстать из праха?
— В этом чувствуется воля древних богов…— ответила Соня еле слышно.— Не следует обсуждать это вслух, Азуги. Эти боги спали — спали тысячелетия, но какая-то неведомая сила пробудила их от вековечного сна.
— Откуда тебе-то это знать? — требовательно спросил Азуги.— Ведь ты — бродяга и наемница, такая же, как я.
— Я не всегда бродяжила, и ремесло наемного солдата не всегда было моим — и, если будет на то воля Солнечной Рыси, моей покровительницы, настанет день, когда я брошу меч и лук со стрелами и возьмусь за флейту, за рисовальные кисти… за прялку, в конце концов!
Азуги хмыкнул.
— Ни одна женщина, вкусив истинно мужской жизни и настоящей, мужской, свободы, не согласится добровольно сидеть взаперти в доме, носить в чреве детей, прясть-ткать и вытирать сопли вечно орущим младенцам!
— Не тебе судить, Азуги,— оборвала Соня, нахмурившись.— Ты не знаешь, какая жестокая судьба вырвала меня из лона семьи и наградила взамен всего этого твоей хваленой «мужской свободой». Не обо мне речь, в конце концов. До того, как стать солдатом, я проходила обучение в храме. Я получила посвящение…
— Ты жрица? — Азуги не верил собственным ушам.
— Жрица служит божеству в храме, а я…
— И все-таки ты имеешь понятие о вещах, которые мне недоступны,— заключил Азуги, нахмурившись.— Что ж. Этого следовало ожидать. В конце концов, я всегда чувствовал, что ты — не простая девчонка, вздумавшая помахать мечом.
Соня дружески обняла Азуги за плечи.
— Почему тебя это огорчает?
Он сердито высвободился.
— Не так уж меня это и огорчает. Кто я? Обычный солдат, каких сотни. Мясо для стрел и копий. Ты — ну, ты другое дело… Да и вообще, Соня! Ты — красавица…
Тут Азуги сообразил, что сболтнул лишнего, покраснел и отвернулся.
Соня из вежливости сделала вид, что ничего не заметила.
— Итак, предположим, что мое жреческое посвящение — еще одно копье, нацеленное на пробудившихся нелюдей.
— Предположим, — пробурчал Азуги, еще не оправившийся от смущения.
— В таком случае, продолжим разговор. Азу-ги! Да что с тобой? Мы обсуждаем план военных действий или выясняем отношения?
— Первое,— проворчал Азуги.— План.
— Король чудовищ — мертв. Как мертво и его воинство. Что может убить мертвеца?
Азуги молчал.
Соня задумчиво продолжала:
— Что противоположно смерти? Жизнь!
— Неправильное рассуждение,— послышался голос Махарима. Чернокожий вождь бесшумно вошел в хижину, где разговаривали Соня и Азуги,— Смерть — это часть жизни, ее неотъемлемая часть. Подвержено смерти то, что живо. Чтобы жизнь возрождалась, необходимо присутствие смерти. Мы ведь убиваем антилопу и съедаем ее мясо — таким образом смерть антилопы поддерживает нашу жизнь.
Соня призадумалась.
— Ты прав,— согласилась она.— Такое мне не приходило в голову,
— Следовательно…— Махарим гибким движением уселся на земляной пол хижины и скрестил ноги.— Это значит, мы имеем дело не с понятиями «жизнь — смерть», а с понятиями «нежить — несмерть».
— С меня довольно! — Азуги вскочил.— Я простой солдат, а не этот… философ. Соня! Когда закончишь разводить свои жреческие беседы, сообщи мне результат. Куда идти, в кого целиться. Я пошел!