Люк начал задвигаться, но бегущая фигура успела прошмыгнуть мимо и что-то в него бросить. По борту застучали крошечные металлические серебристые шарики. Зная, что будет дальше, Эрв невольно зажал ладонями уши. Впрочем, как ни затыкай, все равно слышен звук, начинавшийся с глухого воя и набравший такую силу, что уже не слышался, а физически чувствовался. Чувствовалось, как он растет, ширится, распирает черепную коробку, которая вот-вот треснет. И действительно треснула.
Температура в куполе из теплоотражаюшего материала быстро достигла уровня удушливой духоты. Снаружи его грубая неправильная поверхность оставалась холодной, инертной — ни один сканер не уловит тепла, движения, признаков жизни. Внутри — совсем другое дело. Теплу, излучаемому пятнадцатью человеческими телами, некуда деться. Мужчины сидели в темноте неподвижно и молча. Ла Наг наблюдал за поляной в смотровое устройство в стене. Увидел, как второй корабль со своим агентом на борту звучно приземлился в нескольких метрах, пилот вышел, заглянул в смотровые окна, вернулся в кабину.
Вскоре к нему присоединились два других флитера, начался процесс перегрузки. Решено было предоставить тяжелую физическую работу имперским служащим, чтобы у Вольных стрелков осталось больше времени до прибытия подкрепления из Примуса. Когда второй корабль разгрузили, Ла Наг разделил горстку круглых металлических горошин между Каньей и Иозефом.
— Смотрите не уроните, — шепнул он.
Предупреждение было излишним. Готовясь к этому моменту, Ла Наг с двумя флинтерами тренировались на прошлой неделе в коротком спринте, и все трое отлично знали, что звуковые бомбы у них в руках активируются при ударе — один хороший шлепок, и взорвутся.
— Включайте костюмы, — велел он остальным. — Каждый осмотрите соседа справа, надел ли перчатки, полностью ли работает маскировка.
Приведенные в действие голографические костюмы залили внутренность купола слабым светом. Все проверив, Ла Наг раздвинул створку, и огромный «камень» открылся. Сразу же закипела лихорадочная напряженная деятельность. Он сам вместе с флинтерами сломя голову бросился в центр треугольника, образованного инкассаторскими кораблями. На руку им играла внезапность нападения и тот факт, что каждый корабль стоял на линии огня двух других. Флитеры были готовы отразить нападение с воздуха и с земли, но не изнутри по периметру. Трое налетчиков побежали к своему заранее назначенному кораблю, швырнули в не успевшие задвинуться люки по горстке звуковых бомб и упали на землю. Никто не сделал ни единого выстрела.
Инкассаторские суда обладали защитой от внешней ультразвуковой атаки, но в тесном внутреннем пространстве тридцатисекундного действия одной-единственной звуковой бомбы было достаточно, чтобы все находившиеся на борту потеряли сознание. Шарики бросали горстями, к минимуму сводя шансы на промах и на взрыв всех бомб при ударе о борт. Вольные стрелки на поляне не пострадали — бомбы не имели направленного действия, а звуковые волны быстро гасли на открытом воздухе. Никому из членов экипажа не удалось выбраться из кораблей, хотя на всякий случай несколько Вольных стрелков стояли с ультразвуковыми ружьями наготове.
Как только выяснилось, что сопротивления не будет, Вольные стрелки разделились на рабочие группы по предварительной договоренности. Одни вытаскивали бесчувственных членов экипажа из первого и третьего флитеров, тащили к второму, укладывали на палубе. Другие волокли из «камня» к грузовым отсекам двух исправных кораблей мешки с маленькими бумажками. Третьи направились в контрольный отсек расстреливать мониторы из бластеров. Ла Наг включил Брунина в третью группу, предоставив возможность хоть что-нибудь уничтожить, пока он совсем не рехнулся. Мимо промелькнул Вольный стрелок с бластером. Узнав по походке Брунина, Ла Наг следом за ним двинулся к третьему флитеру.
Брунин подошел к центральному пульту связи, помахал рукой перед камерой, поднял бластер, разнес панель вдребезги мощным протонным лучом. Последним, что видел связист на другом конце, был мужчина в каком-то дурацком костюме, прижавшийся щекой к ружейному прикладу. Сейчас взвоет сирена тревоги, сюда ринутся флитеры имперской охраны. Хотя выражение лица Брунина не читалось под голографической маской, Ла Наг видел — он страшно доволен, расхаживая по всему кораблю и расстреливая глазки мониторов. И Ла Наг был доволен, что дал ему выпустить пар, но тут один из членов экипажа зашевелился, пытаясь подняться на четвереньки.
— Нет! — воскликнул толивианец, перехватывая руку Брунина, который приставил дуло бластера к голове почти очнувшегося мужчины.
Они не сказали друг другу ни слова, стоя рядом над корчившимся охранником. Брунин не разглядел, кто именно помешал ему выстрелить, хоть в душе точно знал. Конфликт не получил продолжения, ибо чуть не опомнившийся член экипажа вновь внезапно лишился сознания. Ла Наг не выпускал запястье Брунина, пока безжизненное тело не выволокли из корабля.
— Если еще раз увижу что-нибудь подобное, — рявкнул он, — до самого конца революции будешь сидеть под замком на складе в заднем чулане! Я не допущу убийства!
Брунин ответил дрожавшим от ярости голосом:
— Если еще раз меня тронешь, убью!
И тут Питер Ла Наг совершил поступок, который потом считал самым храбрым во всей своей жизни, — повернулся к Брунину спиной и пошел прочь.
Уложив всех членов экипажей во второй корабль, закрыли и заперли люки, воткнув прежде в подушку пилотского кресла длинную стрелу со стальным наконечником, на стволе которой было вырезано: «Привет от Робин Гуда!» Затем Вольные стрелки поспешно погрузились в два исправных инкассаторских флитера и поднялись в воздух. Новые пилоты ввели в панель управления кассеты с заранее подготовленными программами полета и уселись, следя за приборами.
Два корабля Министерства финансов пошли разными курсами — один на северо-восток, другой на юго-восток. Маршрутные программы, тщательно, метр за метром разработанные на прошлой неделе, держали флитеры как можно ниже и вели как можно быстрее. Каждый своим путем летел к Примусу. Можно было их обнаружить, засечь, но с трудом и неточно. Кроме того, никто не ожидал, что они направляются в Примус-Сити с крупнейшими на планете полицейскими и милицейскими гарнизонами.
— Ну ладно, — сказал Ла Наг после взлета первого флитера, — приступаем к делу.
Почти все успели выключить голографические костюмы и сразу принялись вскрывать коробки с оранжевыми денежными бумажками, вываливая содержимое на пол грузового отсека. Сплющенные пустые картонки передавали мужчине, который стоял у бортового люка и выбрасывал их на темневшую внизу траву. На третьем корабле, летевшем к северу, то же самое делали Канья, Йозеф и Брунин.
Полностью ссыпав деньги в огромную кучу посреди отсека, люди отступили назад, разглядывая богатство.
— Как по-вашему, сколько тут? — спросил кто-то с благоговейным страхом, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Около тридцати миллионов марок, — ответил Ла Наг. — И на другом корабле приблизительно столько же. — Он наклонился и поднял один из заранее приготовленных мешков. — Пора добавить визитки.
Мужчины, разобрав другие мешки, высыпали на кучу марок тысячи крошечных белых листочков, сотворив нечто вроде гигантского оранжевого торта с белым мороженым. Потом начали перемешивать кучу ногами, руками, швырять бумажки в воздух горстями, равномерно перемешивая деньги с визитками.
Ла Наг посмотрел на часы:
— Сейерс должен уже приготовиться высылать выездную команду.
Первый сброс запланирован возле видеостудии. Остается надеяться, что репортеру удастся дождаться.
Прошла вечность, прежде чем флитер набрал высоту, а гудок на панели управления предупредил, что полетная программа подходит к концу. Корабли пересекли границы Примус-Сити, пилоты перешли на ручное управление.
— Открыть грузовой люк, — приказал Ла Наг.
Задняя стенка грузового отсека медленно поднялась. Когда образовалась щель высотой в метр, он велел остановиться. В отсек ворвался, закрутился холодный ветер, все ждали сигнала пилота. Наконец тот крикнул:
— Первая цель под нами!
Сперва нерешительно, потом с нарастающим энтузиазмом люди стали пинками, охапками выбрасывать в щель кучи марок, перемешанных с визитными карточками.
Вскоре хлынул оранжево-белый дождь.
Сперва он решил, что наконец рехнулся. Тоска мало-помалу подточила рассудок — начались галлюцинации.
Почему бы и нет, нерешительно думал Венсан Стаффорд. В конце концов, вот он я, стою в глухой ночи на своем огороде.
В последнее время маленький садик стал важной деталью жизни. Его все реже и реже привлекали к транспортировке зерна, а с последнего рейса попросту выкинули. Две мелкие поставки слили в одну, и младший по чину остался без дела. Грузов становилось меньше, перерывы между транспортировками дольше… Трудно поверить, но так оно и есть.
По крайней мере, появился свой дом. Совершив шесть подряд рейсов, он попросил и получил банковскую ссуду. В результате возник одноэтажный коттедж на синтестоновой плите. Не много, да все же какая-то отправная точка. И собственный дом.
Потом дело совсем замедлилось. Хорошо, жена подрабатывает по вечерам, иначе пришлось бы по-настоящему туго. Сначала ему не хотелось, чтоб Салли бралась за работу, но она сказала, что чем-нибудь надо заняться, пока он летает туда-сюда между звездами. Не желает сидеть одна дома. Ну и посмотрите теперь, кто сидит дома! В полном одиночестве, не успев еще наскоро завести по соседству приятелей. И поэтому так дорожит огородом. Одиночество и тоска в ожидании назначения довели его до попытки вырастить собственными руками кое-какие овощи, тем более при таком повышении цен на продукты. На прошлой неделе посадил семена овощей, клубни, которые только что как раз взошли.
Поэтому и стоит в темноте над своей овощной новорожденной грядкой, как чересчур заботливый отец. Впрочем, садик успокаивает, облегчает гложущее опустошающее предчувствие, которое его преследует, словно тень. Звучит дико, поэтому он об этом помалкивает. И точно так же будет помалкивать о галлюцинации… хотя мог бы поклясться, будто пошел денежный дождь.