Впрочем, в данный момент в любом случае он не намерен покидать тюрьму. Будем сидеть и надеяться, что Метеп с Советом Пяти подыграют, Сейерс сумеет выпустить запись в эфир, люди откликнутся… Сколько неопределенных величин в уравнении… Пожалуй, слишком много. Пошатнуть доверие жителей внешних миров к Империи удалось, теперь его надо опять завоевывать, перекраивая в радикально новом стиле, из совершенно другой ткани. Получится ли?
Где-то в душе гнездится ледяной ком страха и сомнений, по силам ли это кому-нибудь.
Ла Наг почти задремал, что умел делать в любых обстоятельствах, когда заслышал шаги в коридоре, остановившиеся у его клетки. Он осторожно взглянул из ниши сквозь решетку. За ней стоял тюремный охранник с плоским прямоугольным контейнером на ладони. Ла Наг тихонечко протянул правую руку к левой щиколотке, нащупав под кожей крошечный бугорок, отчаянно надеясь, что нажимать его сейчас не придется.
— Проголодался? — спросил охранник, разглядев лицо заключенного в темной нише.
Тот слез на пол и с опаской двинулся к решетке.
— Немного.
— Хорошо.
Охранник набрал код на какой-то коробочке, висевшей у него на поясе. Ла Наг знал, что этот самый код меняется трижды в день. Центральные прутья решетки вдруг щелчком разломились пополам, верхняя половина поднялась, нижняя опустилась, открыв щель приблизительно сантиметров в двадцать. Сунув в нее контейнер, охранник опять набрал код, и щель снова закрылась.
Это был судок с едой. Ла Наг включил нагревательный элемент, отодвинул контейнер в сторонку.
— А я думал, кухня закрыта.
— Закрыта, — улыбнулся охранник, высокий, худой, в плохо пригнанной форме. — Только не для тебя.
— Почему? — Он мигом преисполнился подозрений. — Приказ сверху?
— Ну как же, дождешься! — хмыкнул охранник. — Нет, просто мы все сидим и думаем, что за подлость сажать тебя вместе с этими типами. То есть у них на совести, почти у каждого, как минимум одно убийство либо попытка убийства. И почти каждый снова убьет, если будет возможность. Мы их друг к другу даже не подпускаем, не говоря о порядочных людях. Такой, как ты, не должен тут сидеть. То есть ты ж не убил никого и не ранил за столько лет. Просто выставил крупных шишек полными недоумками, потом, к общему удовольствию, всех засыпал деньгами… Нет, мистер Робин Гуд, на наш взгляд, тебе тут не место, и, хотя мы практически не способны помочь тебе выбраться из особого блока, позаботимся, чтобы никто тебя не обидел.
— Спасибо, — от всей души поблагодарил Ла Наг. — Вы всегда сомневаетесь в действиях вышестоящего начальства?
Охранник на секунду задумался.
— Если хорошенько припомнить, то нет. Ты первый заключенный, о котором я вообще подумал. Всегда считал тебя — Робин Гуда — чокнутым. Надо же столько денег выкидывать! Я никогда не брал. Сестра однажды собирала, а я в ночную смену работаю, ни разу возможности не было. Листовки читал… Принял в то время за бред сумасшедшего, а как только увидел своими глазами, что творится вокруг, сразу понял — ты не сумасшедший. Никогда не был чокнутым. Это все остальные рехнулись.
Похоже, он сам удивился и слегка озадачился собственными словами. Махнул на судок, из которого пошел пар.
— Ешь лучше, пока горячее.
Ла Наг отвернулся, охранник придвинулся ближе к решетке и снова заговорил:
— Еще одно. Нельзя этого делать, однако…
Он просунул правую руку сквозь прутья. Ла Наг крепко ее пожал.
— Как тебя зовут?
— Стин. Чаре Стин.
— Рад познакомиться, Стин.
— А уж я-то как рад!
Охранник повернулся и быстро направился к двери в конце коридора.
Ла Наг постоял, глядя на судок с едой, искренне тронутый небольшим, но многозначительным проявлением солидарности со стороны охранников. Видимо, удалось расшевелить людей сильнее, чем он думал. Уселся перед судком, снял крышку. Собственно, есть не хочется, но надо. В конце концов, подарок.
С усилием проглотив кусок-другой, он замер, вспомнив Мору. С самого момента ареста изо всех сил старался не думать о ней и теперь потерпел поражение. Вскоре она узнает, что муж в тюрьме, — будем надеяться, не из видеоновостей. Ни в коем случае нельзя было заранее подготовить ее к подобному исходу. Она обязательно любым способом постаралась бы остановить его или сдаться с ним вместе, хотя он в последнее время чудовищно с ней обращался.
Объяснением послужат маленькие катушки с записями. Трусливый, но единственный способ. Полностью потеряв аппетит, Ла Наг вывалил остатки еды из судка в унитаз, посмотрел, как они закружились в водовороте, снова заполз в нишу, заставил себя заснуть. Все лучше, чем воображать, как сейчас себя чувствует Мора.
— Как вы это могли допустить? — кричала Мора, лихорадочно размахивая руками, ерзая в кресле в поисках удобного положения. Удобного положения не находилось. Голова и так шла кругом после известия о смерти Йозефа, а теперь еще вот что свалилось!
— Как же я мог ему помешать? — оправдывался Рэдмон Сейерс, стоя с ней рядом в квартире Ла Нага.
Он дожидался, пока пилот с женой заснут в соседней комнате, чтоб прокрутить записи, — пусть Ла Наг сам объясняется.
— Надо было сдать кого-то другого! Поставить на его место кого-нибудь из верных, — ей самой не понравилось почти прорычавшее слово, — соратников! Никто в Империи не знает в лицо Робин Гуда…
— Он никогда в жизни не отправит никого другого в тюрьму под видом человека, которого в первую очередь разыскивают по всем внешним мирам. Честно сказать, я за это его уважаю.
Неохотно кивнув, Мора поникла в кресле. Несправедливо с ее стороны обвинять Сейерса или сомневаться в преданности Вольных стрелков. Она хорошо знает Питера — впрочем, судя по тому, как он с ней обходился на Троне, может быть, и не так хорошо, как казалось. Но Питер никогда ни к кому не обращается за одолжением, не просит даже самой простой услуги, которой вполне заслуживает. Предпочитает сам обо всем позаботиться, не перекладывая на других. Ему никогда даже в голову не пришло бы попросить кого-то рискнуть жизнью, выдав себя за Робин Гуда.
— Прошу прощения, — пробормотала она, подавляя вздох. — Однако я предполагала — была уверена, — что в роли известного всем Робин Гуда он что-то другое задумывал…
— Наверно, нарочно старался внушить эту мысль ради вашей же пользы.
— Наверно. Что нам теперь делать?
Сейерс выудил из кармана три записанные катушки:
— Дождемся возможности выпустить их в эфир.
— Что там? — подскочила Мора.
— Выступление вашего мужа… с предложением населению Трона сделать выбор между Метепом и Робин Гудом.
— Ну и что из этого выйдет? Кого убедит? — Ей не нравилось выражение лица Сейерса.
— Не знаю. — Он не сводил глаз с бобин у себя на ладони. — Народная поддержка во многом зависит от фактического признания, что он и есть Робин Гуд. Новости вот-вот разнесут сообщение, хотя их вряд ли кто-нибудь смотрит. Тем не менее к завтраку весь Трон узнает.
— Дайте посмотреть.
— Их три, в зависимости от вероятного, по его мнению, развития событий.
— Прокрутите все.
Сейерс послушно принялся совать катушки одну за другой в стоявший в комнате голографический приемник. Мора смотрела и слушала с нараставшим смятением и испугом, невидимый кулак крепче и крепче стискивал в груди сердце, сжимал все сильней и сильней, пока не показалось, будто оно вот-вот остановится. Питер обращался к народу Трона, абсолютно продуманно и обоснованно разоблачая имперскую тиранию в бархатных перчатках и описывая неизбежные последствия. Любой свидетель постигшей Трон экономической катастрофы подтвердил бы его правоту. Все доводы основаны на законе и прагматизме. Но в речах недостает чего-то жизненно важного.
— Он погиб, — безнадежно заключила она, чувствуя полное опустошение.
Третья бобина закончилась, голографическое изображение Питера Ла Нага, сиречь Робин Гуда, сидевшего за письменным столом и спокойно предлагавшего каждому слушателю встать и раз навсегда покончить с Империей внешних миров, погасло.
Сейерс надул щеки, медленно выдохнул.
— То же самое я говорил ему во время записи. Он и слушать не стал.
— Конечно… разумеется. Понадеялся, что вся галактика откликнется на доводы чистого разума, когда ему в конце концов удастся привлечь к себе всеобщее внимание. — Мора ткнула пальцем в экран. — Толивианцы и флинтеры поймут, активно среагируют на любую катушку. А тронцы?..
Она направилась к окну. Пьеро стоял на подоконнике, тяжело накренившись над краем горшка в скорбной позе кенгай. Мора поливала деревце, говорила с ним, но, несмотря на все старания, оно так и не распрямлялось. Она смотрела на темные пустые улицы, ожидающие рассвета, и думала о Питере. Покинув Толиву, он стал другим человеком — холодным, далеким, деловым, безжалостным. А эти катушки… совсем уж дурацкие!
— Почему он вас не послушался, меня не спросил, хоть с кем-нибудь не посоветовался? Выступления сухие, педантичные, дидактические, эмоционально пустые! Может быть, кто-то кивнет, согласится, сидя в безопасной квартире, но не выскочит на улицу, не станет размахивать кулаками и кричать во все горло, требуя покончить с Метепом и с его прогнившей Империей! — Мора круто повернулась к Сейерсу. — Пустая затея!
— Больше у нас нет ничего.
Она бросила взгляд на три бобины, стоявшие в ряд у приемника, схватила одним быстрым движением, швырнула в дезактиватор в углу и включила его.
Сейерс метнулся вперед, но было уже слишком поздно.
— Нет! — Он недоверчиво вытаращил глаза. — Понимаете, что вы наделали? Это были единственные экземпляры!
— Отлично! Придумаем что-то другое.
Мора умолкла. Катушки следовало уничтожить. Пока они были целы, верный долгу Сейерс отыскал бы возможность пустить их в эфир. А теперь, когда записи безнадежно погибли, будет действовать самостоятельно и слушать ее. Уже ясно, какие изменения необходимо внести в базовый план Питера. Только для этого понадобится помощь — помощь флинтеров. Йозеф мертв, Канья куда-то бесследно исчезла — придется обратиться к другим. Они неподалеку — на протяжении нескольких последних недель просачивались непрерывным потоком, расселялись отдельными анклавами в ожидании м