Воздух с шумом вырвался у нее из груди. Краска и бледность сменяли на ее лице друг друга с молниеносной быстротой. Рука, которую она протянула за ножом, задрожала. Она уронила ее, потом поднесла к глазам, сжала в кулак… Видно было, чего ей стоит не расплакаться.
Фландри, повернувшись к ней спиной, просматривал «Гэндзи-моногатари», которую принес с собой. Принесли еду. Когда он закрыл дверь за вестовым и поставил на стол поднос, Катрин Мак-Кормак уже овладела собой.
— Вы — страйдер, сэр, — сказала она ему. — Он удивленно поднял брови. — Это энейское слово, — пояснила она.
— Оно означает сильного, доброго человека… джентльмена, пожалуй.
Фландри потеребил усы.
— Возможно, джентльмен — слишком сильно сказано, — он снова сел на койку. Их колени соприкоснулись. — За едой — ни слова о делах. Отвратительная привычка. — Она промолчала. — Вы любите музыку? — спросил он любезно. — У меня плебейские вкусы, но я самым подробным образом узнал, что называется высоким искусством. — Он включил селектор. — «Маленькая ночная серенада» у всех пробуждает радость.
— Прекрасно, — сказала она, быстро управляясь с едой.
— Земная?
— Докосмической эры. Антиквариат во внутренних районах Империи ожил во всех сферах — от фехтования — это… э-э… такой вид спорта — до танцев. Наши представления об ушедших веках более красочны, по сравнению с тем, чем они были на самом деле, как я думаю. Ведь то, что в них было плохого, надежно похоронено.
— А теперь мы хотим похоронить свои проблемы. — Она допила кофе и поставила чашку на пустую тарелку. — Если только они сами не похоронят нас раньше. Давайте поговорим, Доминик Фландри.
— Если вы чувствуете себя готовой к разговору. — Он закурил новую сигарету.
— Да, вполне. Времени мало. Вам предстоит решить, что со мною делать. — Она подняло темно-белокурую голову. — Я чувствую себя отдохнувшей, а скорбь побуждает меня скорее к действию, чем к унынию.
— Прекрасно, моя госпожа. — «Жаль, что у меня нет такого легкого регионального акцента.»
— Почему вы меня спасли? — спросила она мягко.
Он внимательно изучал кончик своей сигареты.
— Спасение — не совсем точное слово, — ответил он.
И вновь кровь отхлынула от ее лица.
— Уйти от Аарона Снелунда — спасение в любом случае, — прошептала она.
— Было так плохо?
— Я убила бы себя, если бы представился случай. Но он так и не представился. Поэтому я пыталась сохранить разум, планируя способы убийства Снелунда. — Она с силой сжала пальцы и продолжала их сжимать, пока не поняла, что делает. — Привычка Хьюга, — пробормотала она и разняла руки.
— Вы можете отомстить. — Фландри выпрямился. — Слушайте, моя госпожа. Я — полевой агент «Интеллидженс». Мне приказали расследовать положение дел в секторе Альфа Круцис. Мне пришло в голову, что вы можете рассказать нечто такое, чего никто другой рассказать не сможет. Вот почему вы здесь. Теперь так: я не могу проверить ваши слова, поскольку не стану применять гипноз и прочее такое, чтобы узнать то, чего вы не хотите говорить. Но если вы мне солжете, это будет хуже, чем если бы вы просто молчали. Хуже для нас обоих, учитывая то, что я хочу вам помочь.
Напряжение вновь вернулось к ней. Но эта женщина была крепкой породы.
— Я не стану лгать, — пообещала она. — Что же касается того, насколько я буду откровенна… это зависит от обстоятельств. Правда ли, что мой муж поднял восстание?
— Да. Мы движемся в порядках флота, который должен разгромить повстанцев, захватить и оккупировать планеты, которые их поддерживают… в число которых входит и ваша родная планета, моя госпожа.
— И вы… тоже с Империей?
— Я — офицер Империи, ничего не поделаешь.
— Значит с Хьюгом… это правда. Он никогда не желал ничего другого, кроме добра… любой расе, повсюду. Если бы вы сами хорошенько поразмыслили, вы, я думаю, сами бы…
— Не рассчитывайте на это, моя госпожа. Но я выслушаю все, что вы пожелаете мне сообщить.
Она кивнула.
— Я расскажу о том, что знаю. Потом, когда я успокоюсь, вы сможете задать мне вопросы по своему усмотрению, чтобы увериться в том, что я говорю правду. Я думаю, что вы не станете ловить меня на словах.
— Обещаю.
Несмотря на всю ее печаль, Фландри чувствовал, как растет в ней возбуждение, как закипает в ней кровь.
«Клянусь всеми святыми, я на верном пути!»
Она тщательно подбирала слова, произносила их монотонно, но без всякого колебания. Лицо ее сделалось неподвижным, как маска.
— Хьюг никогда не планировал никакого предательства. Я бы знала об этом. Он посвятил меня во все секреты, чтобы мы с ним могли говорить о его работе. Иногда я сама подавала ему идеи. Мы оба с ума сходили от того, что вытворяла банда Снелунда. Поначалу цивилизованные миры, подобные Энею, страдали лишь от тяжелых налогов. Потом, мало помалу, начались штрафы, конфискации, политические репрессии… дальше — больше… А потом аппарат тайной полиции был узаконен. Но все это — ничто по сравнению с тем, что творилось на менее развитых планетах. У нас были связи, и мы сочли своим долгом сообщить обо всем на Землю, невзирая на то, что Снелунд — любимчик Императора. Но бедняги аборигены… — Хьюг начал борьбу. Для начала он получил выговор за то, что мешается в гражданские дела. Но жалобы его стали настолько серьезны, что начали постепенно просачиваться через бюрократические барьеры. Он начал получать ответы из Адмиралтейства с просьбой о более точной информации. Они приходили с почтой Флота: мы не могли больше доверять обычной почте. Мы провели этот год, собирая факты — показания очевидцев, фотографии, выписки из бухгалтерских книг, словом все, что могло подкрепить рапорт до такой степени, чтобы никто не смог от него отмахнуться. Мы собрались сами доставить его на Землю.
— Снелунд почуял неладное. Мы, конечно, принимали меры предосторожности, но в вопросах конспирации мы были любителями, а вы даже представить себе не можете, как всепроникающи щупальца тайной полиции. Никогда не знаешь, с кем можно говорить открыто… Он написал официальное письмо, в котором предложил Хьюгу явиться для обсуждения планов укрепления защитной системы границ. У пограничных миров и вправду были большие затруднения, а Хьюг не из тех людей, которые могут бросить на произвол судьбы тех, кто нуждается в помощи. Я боялась подвоха, но так и не смогла отговорить его. В те последние дни мы все время держались вместе. Я заручилась поддержкой капитана Олифанта — старшего адьютанта Хьюга, одного из старейших друзей моей семьи. В случае предательства он должен был поднять тревогу.
— Мы остались во дворце. Так полагается принимать посетителей высокого ранга. На вторую ночь, когда мы уже собирались ложиться, нас арестовали. Меня отвели в личные апартаменты Снелунда. То, что было потом — неважно. Через некоторое время я заметила, что он склонен преувеличивать свои возможности. Притворяться, будто я изменила свое мнение о нем, не было смысла. Напротив: ему нравилось видеть мои страдания. Но на этом и можно было сыграть, показывая, что страдаешь, только тогда, когда это нужно. И все же я не верила, что он совершит то, чем мне грозил. Он сказал, что я выйду оттуда полностью лишенная разума. Но надежда… Как я теперь рада, что цеплялась за эту призрачную надежду.
Она замолчала. Глаза ее были неестественно сухи. Она, казалось, не видела Фландри.
— Мне кажется, что место губернатора не было пределом амбиций Снелунда, — осторожно сказал Фландри. — Каковы его планы?
— Вернуться ко двору. Приблизиться к трону. И стать тенью Императора, управляющей всеми его действиями.
— Гм-м. Его Величеству известно об этом?
— Снелунд заявил, что они вдвоем составили план еще до его отъезда и теперь постоянно держат связь.
Фландри почувствовал боль — сигарета в его пальцах догорела. Он швырнул ее в диспозер и закурил новую.
— Я не верю, чтобы у нашего повелителя Джосипа были хотя бы три мозговые извилины, годные к действию, — пробормотал он. — Может быть, найдется пара спрямившихся. Но братишка Снелунд, конечно, заставляет нашего повелителя чувствовать себя великим мудрецом. Это тоже часть его хитроумного плана.
Звук его голоса вернул ее к действительности.
— Что вы сказали?
— Если бы вы на меня донесли, меня бы судили за оскорбление величества, — пояснил Фландри. — Но я почему-то думаю, что вы этого не сделаете.
— Нет, конечно! Ведь вы… — она осеклась.
«Я не намеревался вести ее к сияющим вершинам, — подумал он. — Но, кажется, создал именно такое впечатление, если она думает, что я могу присоединиться к восстанию ее мужа. Что ж, такое впечатление сделает ее более общительной, и послужит Цели, а на несколько дней — и более счастливой».
Он сказал:
— Часть плана мне ясна. Император хочет вернуть дорогого Аарона. Дорогой Аарон объясняет ему, что это требует грандиозных сумм, которые надлежит выколотить из сектора Альфа Круцис. Заручившись подобным объяснением, он может давать взятки, подтасовывать выборы, вести нечистую пропаганду, манипулировать людьми, может быть, даже держать на жалованьи кучу убийц… пока большая часть Полицейского управления на его стороне.
— Следовательно, многим влиятельным и облеченным властью людям шепнули словечко с трона. Жалобы на Снелунда должны замалчиваться, насколько это возможно, расследование их — затягиваться, а когда такое расследование все же начнется — ему воспрепятствуют всеми силами. Да-а. Я подозревал все это, исходя лишь из собственных данных.
— Он нахмурился. — Но такие скандальные факты нельзя скрывать вечно. Многие покорятся Снелунду ради собственной карьеры, но лишь пока не поймут, к чему он клонит. Тогда они могут принять меры, хотя бы потому, что испугаются того, что он может с ними сделать когда наберет силу. Снелунд неглуп и это осложняет положение. Может быть, ни один крупный гражданский или военный деятель не способен его свалить, но не так-то легко справиться с целым роем мелких гражданских и военных чинов. Должно быть, у него есть план, как справиться и с ними. Что же он выдумал?