— Руби, меч, руби!
Паника охватила троллей, и они беспорядочной толпой обратились в бегство.
— Эй, Эльфхейм! — крикнул Скафлок. — Этой ночью победа с нами! Сделайте вылазку, альвы, выходите и убивайте!
Кольцо огня — пылающий лагерь троллей, окружал поле боя и, увидев это, тролли перепугались. Узнали они и йотунского скакуна, и заколдованный меч. Кто же это сражался с Троллхеймом?
Скафлок ездил взад-вперед у ворот замка. Его залитая кровью кольчуга сверкала в лунном свете и в блеске огня, а из глаз, как и от меча, разлетались голубые молнии. Он насмехался над врагами и звал на битву альвов.
Испуганный шепот прокатился по толпе альвов:
— Это сам Один прибыл, чтобы воевать на нашей стороне… Нет, у него два глаза… это, должно быть, Тор… Или Локи, порвавший цепи… скоро конец света… Это смертный, одержимый демоном… Это сама смерть…
Заиграли горны, ворота открылись и выехали альвы. Их было значительно меньше троллей, но новая надежда озаряла их осунувшиеся лица и сверкала в глазах. Во главе их, на снежно-белом коне, в короне, сияющей под лунным светом, с развевающимися волосами и бородой, в плаще цвета сумерек поверх кольчуги, ехал король альвов.
— Не ожидали мы увидеть тебя живым, Скафлок! — воскликнул он.
— Но увидели, — ответил человек без тени прежнего страха, ибо ничто уже не могло испугать того, кто разговаривал с мертвыми и плавал в Йотунхейм, кому нечего было терять.
Король альвов всмотрелся в рунный меч.
— Я знаю этот клинок, — молвил он, — и вовсе не уверен, что рад видеть его на стороне Эльфхейма. Ну что же…
— Он повысил голос: — Вперед, альвы!
Его воины атаковали троллей, и закипела кровавая битва. Мечи и топоры поднимались и опускались, поднимались и вновь опускались, залитые кровью, металл скрежетал и лопался, свистели копья и стрелы, кони топтали павших или, раненые, ржали от боли, воины рубились, стонали и падали на землю.
— Ко мне, Троллхейм! — Иллреде собрал своих солдат, сформировал из них клин и сам встал во главе его, чтобы разбить альвов. Его черный жеребец громко фыркал, топор не отдыхал и не промахивался, так что в конце концов альвы начали расступаться перед ним. Бледно-зеленое в лунном свете лицо владыки троллей искажала ярость, пряди бороды свивались, а глаза горели, словно черные светильники.
Увидев его, Скафлок завыл как волк. Повернув коня, он направил его к вражескому вождю, его меч свистел и разил неприятеля, словно лесоруб молодые деревца. Он казался полосой голубого огня.
— Ха! — рявкнул Иллреде. — Расступитесь, он мой!
В образовавшемся вдруг свободном пространстве они помчались друг к другу. Но когда король троллей увидел рунный меч, он замешкался и осадил коня.
Скафлок насмешливо крикнул:
— Твой час пробил! Мрак поглотит тебя и все твое злобное племя!
— Зло, совершенное в мире, никогда не было делом рук троллей, — спокойно ответил Иллреде. — И мне кажется, ты поступил стократ хуже любого из нас, вновь принеся этот меч на землю. Этого не сделал бы ни один из троллей.
— Ни один тролль просто не посмел бы это сделать! — рассмеялся Скафлок и напал на него.
Иллреде защищался храбро. Его топор задел йотунского коня по спине, и, хотя рана была неглубока, жеребец заржал и встал на дыбы. Скафлок попытался удержаться в седле, а Иллреде вновь ударил топором.
Человек подставил щит, тот лопнул, но погасил силу удара. Скафлок пошатнулся, и Иллреде подъехал ближе, чтобы разбить ему голову. Шлем вдавился от удара, и молодой воин не потерял сознания только благодаря необычайной силе, данной ему рунным клинком.
Иллреде вновь поднял топор, а Скафлок заслонился мечом, но слабо и неуверенно. Топор и меч столкнулись, посыпались искры, и оружие владыки троллей развалилось на куски. Скафлок тряхнул головой, чтобы вернуть себе ясность мысли, рассмеялся и отсек Иллреде левую руку.
Король троллей обмяк в седле. Клинок Скафлока свистнул еще раз и отсек противнику правую руку.
— Не пристало воину играть с бессильным врагом, — простонал Иллреде. — Это дело меча, а не твое.
Следующим ударом Скафлок убил его.
Страх охватил всех троллей, и они начали беспорядочно отступать. Альвы яростно рвались вперед, гром битвы эхом отдавался в горах. За альвийскими отрядами шел их владыка, а Скафлок сеял панический ужас среди врагов, успевая везде и рубя мечом, с которого, казалось, стекало голубоватое сияние… словно кровь.
Наконец тролли не выдержали и пустились бежать. Альвы преследовали их, яростно рубя или загоняя в горящий лагерь. Лишь немногим удалось уйти.
На рассвете король альвов сидел на коне, глядя на горы трупов, громоздящиеся вокруг стен замка. Холодный ветер развевал его волосы и гриву коня. Скафлок подъехал к владыке, исхудавший, усталый, обрызганный кровью и мозгом, но по-прежнему горящий жаждой мести.
— Это была великая победа, — сказал король альвов. — Но мы были почти последней альвийской твердыней. Тролли захватили почти весь Эльфхейм.
— Ненадолго, — ответил Скафлок. — Мы выступим против них, и к нам присоединятся все альвы, ведущие сейчас жизнь изгнанников. Если не хватит оружия, его можно взять у павших троллей. Это будет тяжелая война, но мой меч приносит победу. Кроме того, — добавил он, — у меня есть новое знамя, которое мы понесем перед нашей армией. Оно должно испугать врагов. — И он поднял копье с насаженной на него головой Иллреде. Мертвые глаза, казалось, смотрели, а губы — грозно улыбались.
Король альвов скривился.
— У тебя каменное сердце, Скафлок, — сказал он. — Ты очень изменился с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Ну что же, пусть будет так, как ты хочешь.
XXIV
На рассвете Фреда добрела до дома Торкела, отца Эрланда.
Хозяин как раз встал и вышел во двор проверить, какая стоит погода. В первый момент он не поверил своим глазам: женщина-воин, с оружием и в кольчуге из незнакомого, похожего на медь металла, в одежде иноземного покроя, идущая наощупь, словно слепая… да это же просто невозможно!
Он потянулся за копьем, которое держал за дверью, но рука его опустилась, когда он внимательнее пригляделся к девушке и узнал ее: хоть и истощенная, и равнодушная ко всему, но это была Фреда, дочь Орма.
Торкел проводил ее в дом, его жена Ааса вышла им навстречу.
— Долго тебя не было, Фреда… — добро пожаловать в дом!
Девушка попыталась ответить ей, но не смогла выдавить ни слова.
— Бедная девочка, — пробормотала Ааса, — идем, я помогу тебе лечь в постель.
Аудун, старший теперь сын Торкела, вошел в дом.
— На дворе мороз больше, чем в сердце благородной девицы, — сказал он, а потом спросил: — Кто это?
— Фреда, дочь Орма, — ответил Торкел. — Ей как-то удалось вернуться.
Аудун подошел к девушке.
— Это чудесно! — весело сказал он и обнял ее, но прежде, чем успел поцеловать в щеку, почувствовал отчаяние, терзающее душу девушки. Он отошел в сторону. — Что случилось?
— «Что случилось, что случилось!» — фыркнула Ааса. — Не задавай глупых вопросов несчастной девушке. А теперь убирайтесь оба, дайте мне уложить ее.
Потом, Ааса принесла ей поесть, а затем долго шептала и гладила по волосам, как мать. Девушка расплакалась и плакала долго, но удивительно тихо. Ааса обняла ее и позволила выплакаться, а потом Фреда уснула.
Торкел предложил ей пока пожить у них. Хотя вскоре она пришла в себя, но не была уже той веселой девушкой, какой все ее помнили.
Торкел спросил ее, что произошло, а когда Фреда побледнела и опустила голову, быстро добавил:
— Можешь не говорить, если не хочешь.
— Мне незачем скрывать правду, — сказала она еле слышно. — Вальгард увез нас с Асгерд за море, собираясь отдать какому-то языческому королю, чье расположение он хотел завоевать. Как только он высадился… на него напал другой викинг. Вальгард бежал, а Асгерд погибла в схватке. Этот другой вождь забрал меня с собой, но потом, вынужденный уладить какое-то дело и не имея возможности взять меня, оставил возле дома моего отца.
— У тебя странное вооружение.
— Его дал мне этот викинг, а он получил его еще от кого-то. Я часто сражалась рядом с ним, он был хорошим человеком для язычника. — Фреда засмотрелась на огонь, пляшущий в очаге. — Да, он был лучшим, храбрейшим и самым нежным из людей. — Она скривилась. — И почему бы ему не быть таким — ведь он происходит из хорошей семьи.
Она встала и быстро вышла во двор. Торкел проводил ее взглядом, дергая бороду.
— Она не рассказала нам всей правды, — буркнул он, — но это все, что мы когда-либо услышим.
Фреда не сказала больше даже священнику, который ее исповедовал. После разговора с ним она пошла одна погулять и остановилась на вершине холма, всматриваясь в небо.
Зима шла к концу, и был ясный, не очень холодный день. Снег сверкал белизной на молчаливой земле, а вверху раскинулось безоблачное небо.
Фреда спокойно произнесла:
— Я совершила смертный грех, не признавшись, с кем жила без свадьбы. Но я оставляю эту тяжесть себе и унесу ее в могилу. Отец небесный, ты знаешь, что наш грех был слишком чудесным, чтобы осквернять его сейчас чудовищным названием. Накажи меня, как пожелаешь, но пощади его, ибо он не ведал, что творит. — Она зарделась. — Кроме того, мне кажется, я ношу под сердцем то, что ты, Мария, должна помнить… — но он не должен страдать за грехи своих родителей. Отец, Мать и Сын, делайте со мною что хотите, но пощадите это невинное дитя.
Спустившись вниз, она почувствовала, что на сердце у нее стало легче. Холодный воздух целовал горящие щеки девушки, солнечные лучи зажигали медные вспышки в ее волосах, серые глаза сверкали. Улыбка блуждала по ее губам, когда она встретила Аудуна сына Торкела.
Хоть и ненамного старше ее, Аудун был высоким и сильным. Его считали хорошим хозяином, и он мог стать смелым воином. Светлые кудри окружали лицо, красневшее так же часто, как лицо девушки. Несмело улыбнувшись в ответ на улыбку дочери Орма, он подбежал к ней.