Среди присутствующих было две матери, сегодня была их очередь присматривать за всеми детьми. Их собственным детям было по два-три года, они уже давно ели твердую пищу, но время от времени тянулись к груди за глотком молока.
Джоссерек знал, что кормление грудью снижает способность к воспроизводству потомства. Этому же способствовал малый вес тела, а большинство рогавикьянок были худощавыми. Кочевой образ жизни не только способствует детской смертности, но и поддерживает низкую рождаемость. Необходимость этого диктовала практика: женщина не могла заботиться больше чем об одном младенце, а едва начавшие ходить дети сильно ограничивали ее подвижность.
«Хоть здесь и это не осуждается, — подумал Джоссерек.
— Все, включая саму Донию, утверждали, что медицина и санитария здесь на высшем уровне; лишь немногие из них умирают молодыми. У них есть лошади и фургоны для перевозок. У них существует истинное равенство полов — мужчины принимают участие в воспитании детей, а в доме, где проживает несколько семей, всегда найдутся мужчины. Материнство — это не помеха, во всяком случае не долговременная помеха. Вроде бы рост населения здесь должен быть таким же, как и в сельской местности. Но вместо этого он здесь чрезвычайно низок, самый низкий, о каком я когда-либо слышал. Собственно, здесь нет никакого прироста, за исключением злых времен, когда бывают большие потери населения.
Это подразумевает наличие каких-то регулирующих механизмов, религии, закона, обычая, социального давления, соответствующих учреждений. Но у жителей Рогавики все это полностью отсутствует!
Конечно, браки у них носят довольно своеобразный характер, и это тоже играет существенную роль. Что говорила об этом Дония? Три женщины из пяти никогда не рожают. Как такое положение дел может сохраняться в течение веков и даже тысячелетий? Ведь это же противоречит природе человека».
Случайно он получил частичный ответ на свой вопрос. Первой в лагерь возвратилась молодая, явно беременная женщина, сопровождаемая зрелой женщиной. Обе привлекли его внимание. На лице у первой были следы слез, хотя она выглядела почти спокойной. «Это уже ненормально», — подумал он. Вид у второй был еще более поразительный. Ей было около сорока. Высокая блондинка, она, очевидно часто, как и сейчас, ходила без одежды — кожа у нее была везде темно-коричневой, и на ее фоне волосы казались почти белыми. Она явно была не замужем, на ее теле не было серебристых следов растяжек от родов, как на теле Донии. Но двигалась она неторопливо, и на лице ее было какое-то тяжелое выражение, чего он здесь ни у кого не замечал. Правой рукой она держала молодую женщину за талию, помогая ей, а в левой руке сжимала палку с набалдашником в виде солнца с лучами из моржовых клыков — эти животные еще встречались в Материнском океане.
— Кто это? — тихо спросил Джоссерек.
— Проводник, это ясно видно, а вторая — из Братства, и проводник ей помогает. — ответила Дония.
— Что это значит?
— Потом объясню.
Женщина сказала, что ее зовут Крона из семьи Старрок. Она далеко ушла от места, где родилась и где остались ее южные родственники. Ласково попрощавшись с молодой женщиной, она заговорила с Донией. Джоссерек не слышал о чем они говорили — возвращающиеся охотники громко и весело приветствовали его.
Некоторые из них остались на месте охоты до утра — сторожить убитых зверей от птиц. Их костры мигали в сумерках.
— Жалко, что завтра вам снова в путь, — сказал седобородый мужчина по имени Тамавео. — Они хотели бы послушать о ваших приключениях.
— Но у нас найдется, о чем рассказать, кроме наших приключений. — ответил Джоссерек. Он разделял желание Донии рассказать про вторжение в северные земли, подобно которому не было до сих пор, хотя и не думал, что от этого будет какой-то толк.
— Мы знаем, — пальцы, обхватывающие ручку палки побелели. — Вернулись мучители. Еще одно поколение наших людей должно умереть, чтобы мы от них освободились.
— Нет, — возразил Джоссерек. — Это вторжение не похоже на те, что были раньше.
Жена Тамавео затаила дыхание и схватила его за руку. Она была не старше той женщины, которую сопровождала Крона. Дония когда-то сказала ему: «Легко догадаться, что случилось в той семье. Умерла хозяйка. И ради детей ее мужья решили не расставаться. Конечно, они могли бы найти себе зрелую женщину, но во всей округе у таких женщин уже были мужчины, и на их предложение могла согласиться только такая вот девушка.»
— Как это? — прошептала жена Тамавео.
Дония кивнула Джоссереку. «Не своди их с ума и не предлагай им отказаться от игры.» Он едва мог ее видеть. Она сидела напротив, их разделял костер. Рядом с ней сидела Крона. Вечером стало прохладнее, и проводница оделась в длинное серое платье и голубую накидку с капюшоном. Одежда делала ее еще более загадочной на фоне сидящих вокруг костра людей, одетых в шерсть и оленью кожу. Ужин заканчивался. Легкий ветерок донес запах мяса, похлебки и хлеба до диких собак, которые отозвались глухим рычанием. Одна за другой замерцали звезды, наконец на севере взошла Вега и встала на страже ночного неба.
Джоссерек слегка кивнул.
— Это не землепашцы и не пастухи, которые приходили сюда ради ваших земель, — сказал он. — Это не медлительная пехота и не неуклюжие драгуны, которых легко застать врасплох, отрезать от снабжения на сухих и пыльных равнинах Кхадрахада. Кулак и клыки этой армии — баромьянские всадники, такие же быстрые и выносливые, как ваши, так же приспособленные к жизни в пути, но лучше вооруженные, лучше… — он не мог найти подходящее слово, которое обозначало бы «дисциплинированные» и вынужден был заменить его, — подготовленные к совместным действиям, чем вы. Рагидьянская пехота займет несколько опорных пунктов, из которых баромьянские всадники будут охотиться за вами.
Дония говорила, что их не испугает сама мысль о нападении.
— Расскажите нам еще что-нибудь, — ровным голосом попросила Дераби. Она нагнулась и потрепала по щеке свою внучку.
Он рассказывал, а они слушали. Луна уже давно взошла. Вопросов было много, причем умных. Но все вопросы касались исключительно тактики. Как можно мечом сражаться против баромьянцев, вооруженных пиками и одетых в латы? Нельзя ли заманить противника в зыбучие пески, которых много по берегам мелководных рек? Стоит ли устраивать ловушки в траве, устанавливая замаскированные ножи, чтобы перерезать сухожилия коням? О стратегии не было и речи, как и о возможности поражения.
Под конец, когда люди начали зевать и понемногу расходиться по своим палаткам, Тамавео пригласил гостя из Киллимарейча к себе, в свою палатку. Дония и Крона исчезли в темноте, не дождавшись его. Джоссерек заметил, что этот мужчина, как старший муж, возглавил свою семью, что, казалось бы, входило в обязанности жены. Однако слово «возглавить» здесь не особенно подходило: в этом обществе ничто не могло управлять поведением человека, кроме его самого. Может быть, правильнее было сказать «взял инициативу в свои руки»? Несмотря на ночь, сожители Тамавео были довольны, что он пригласил к себе чужестранца, в то время как другие семьи выражали добродушное разочарование.
Когда они очутились в палатке при свете бронзового светильника тонкой работы, хозяин произнес с той непосредственностью, с какой жители Рогавики разговаривали между собой:
— Человек из Глиммерватер, ты делаешь нам много добра. Может мне, в свою очередь, подарить тебе вот это? — Он развязал на груди плащ из тяжелого шелка, вытканного на юге, отороченный мехом, как это было принято на севере.
— Зачем… да, вы очень добры, мне очень приятно, — поблагодарил Джоссерек. Ему никак не удавалось подобрать подходящие слова благодарности на местном наречии, и его благодарность прозвучала так, словно подарок не представлял ничего особенного, хотя он был искренне благодарен, да и плащ был великолепен.
— Чей этот белый смех? Я никогда не видел такой шкуры.
— Это горная кошка.
— Вот как? — Джоссереку доводилось видеть небольших диких кошек, которые явно были родственниками домашних, таких было полно в Киллимарейче. Но те имели грязно-бурую окраску, которая хорошо подходила для маскировки. — Это… — Черт! Он не знал, как сказать «альбинос».
— Конечно, зверя убили зимой, — с гордостью добавил Тамавео.
Наверное, выследить и добыть это животное было нелегким делом, поэтому его шкура так высоко ценилась.
Что-то мешало Джоссереку заснуть, и он долго размышлял над тем, что увидел. Он встречал кошек всюду, куда бы его не заносила судьба. Ученые выдвинули теорию, согласно которой люди до наступления ледника держали кошек дома и это было повсеместно. Кошки было попросту очень распространенными домашними животными. Но он не встречал кошек, которые меняли бы свою окраску в зависимости от времени года, как это делали горностаи или полярные зайцы.
Значит, эти кошки образовывали новый род… Что это значило «новый»? С течением неисчислимых тысячелетий, с изменением климата, вызванным сползанием ледника с полюсов, естественный отбор мог выделывать с живыми существами невероятные шутки. Генетическое родство могло оказаться нарушенным… Он вспомнил про остров, где все жители имели по шесть пальцев на руках и ногах. А угольно-черная кожа и снежно-белые волосы в сочетании с медно-красными глазами Мульвена Роа из Ики…
«Что ж, я не ученый, занимающийся наследственностью. Просто я немного читал об этом, в основном после того, как начал плавать с китовыми патрулями и впервые задумался о том, откуда взялись эти великолепные животные…»
Он уже спал. Во сне он видел, как трубили слоны. Но эти слоны не были похожи на тех, которых он видел в тропиках Ованга или Эфлиса. Они были волосатые, с огромными изогнутыми бивнями. И они шли по тундре, покрытой ледяными торосами.
Дония явилась ночью. На рассвете, когда в тумане уже слышались голоса охотников, она устроилась рядом с Джоссереком и сказала:
— Проводник Крона закончила свои дела здесь. Теперь она направляется на стоянку Данхет — это нам по дороге, особенно, если мы хотим, чтобы наши известия распространились как можно шире. Поэтому я предложила ей присоединиться к нам. Ты не против?