И тут удар, подобный падающему валуну, обрушился на шлем приемного сына Имрика, поверг его на колени. Это Иллреде, король троллей, оказался рядом и взмахнул утыканной камнями палицей. Вальгард вернулся с поднятым топором, но Скафлок отскочил в сторону, хотя у него шумело в ушах и боль сжимала виски стальным обручем, и топор подменыша ударил в землю. Какой-то альв их тех, что держали стену щитов, вышел вперед, чтобы убить берсеркера, прежде, чем тот вытащит топор, но дубина Иллреде размозжила ему голову. Вальгард поднял топор и сквозь брешь в строю ударил стоящего сзади альва. Однако топор вонзился в его живую ношу.
Стена щитов сомкнулась вновь и двинулась на подменыша и короля троллей, отступивших перед копьями альвов. Скафлок встал и вывел своих воинов с поля битвы, оставляя павших соратников. Иллреде тоже присоединился к своей гвардии, и только Вальгард остался в одиночестве там, где был. Приступ ярости у него прошел.
Залитый кровью, покачиваясь, стоял он над телом Асгерд.
— Этого я не хотел, — сказал он. — Воистину, мой топор проклят. А может, проклят я сам? — Удивленно провел он ладонью по глазам. — Но ведь они же не родственники мне, правда?
Ослабев после приступа, он сел возле мертвой Асгерд — битва переместилась в другое место.
— Теперь бы еще убить Скафлока и Фреду — и будет пролита вся кровь, которую я когда-то считал своей, — пробормотал он, гладя толстые золотистые косы умершей. — И хорошо бы сделать это с твоей помощью, Братоубийца. Эльфриду тоже… если еще жива. Я могу ее убить, почему бы и нет? Она же не моя мать. Моя мать — это огромное мерзкое существо, заточенное в подземелье Имрика, а Эльфрида, певшая мне колыбельные, мне никто.
Плохи были дела альвов, хоть и бились они отважно. Скафлок, дравшийся в первых рядах, окликнул их и вновь собрал вокруг себя. Наведя порядок в рядах, он снова повел их в бой. Его меч сеял вокруг смерть — ни один тролль не мог устоять против сверкающей стали, и воспитанник Имрика неуклонно прорубал себе путь к морю.
Он заколебался лишь на мгновение, когда пал Голтан, пронзенный копьем.
— Теперь у меня на одного друга меньше, — сказал Скафлок. — Невосполнимая утрата. — Затем вновь возвысил голос: — Вперед, за Эльфхейм!
Остатки альвов пробились сквозь ряды троллей и вышли на берег. Валка, прозванный Мудрым, Флам с Оркнейских островов, Хлоккан Красное Копье и другие могучие альвы полегли, прикрывая отход, пока остальные добирались до кораблей. Часть альвов сбежала со склона, спускавшегося к берегу, разбрасывая остатки добычи, и это несколько ослабило натиск троллей, потому что Иллреде предпочитал вернуть свои сокровища, нежели потерять еще несколько своих подданных.
В живых осталось достаточно альвов, чтобы вести половину кораблей. Остальные сожгли волшебным пламенем. Потом они спустили драккары на воду, заняли места на борту и, с трудом выгребая, выплыли из фиорда.
Съежившаяся на дне корабля Скафлока Фреда увидела его, высокого и залитого кровью, на фоне диска луны. Он чертил в воздухе руны и произносил незнакомые ей слова. Ветер сменил направление, стал вихрем, затем ураганом. Корабли альвов с твердыми, как железо, парусами и согнутыми, как луки, мачтами помчались вперед. Они летели все быстрее и быстрее — как водяная пыль, как облака, как сон и чары, как блеск луны на воде. Скафлок стоял на носу корабля и пел колдовскую песню. С развевающимися волосами, позвякивая разодранной кольчугой, он походил на какого-то древнего бога или демона.
Сознание покинуло Фреду.
XI
Очнулась она на ложе из слоновой кости, застланном мехами и шелком; ее искупали и одели в парчовую рубаху. У ложа, на столике тонкой работы, она нашла вино, воду, виноград и другие южные фрукты. Но кроме этого девушка видела лишь темно-синий полумрак.
Поначалу она не могла вспомнить, где находится и что случилось, но потом воспоминания ожили в ее памяти, и Фреда разрыдалась. Плакала она долго, но спокойствие было в самом воздухе, которым она дышала, и, вдоволь наплакавшись, девушка выпила вина, которое не просто ударило в голову, но сняло боль, словно добрая рука, положенная на сердце. Наконец сон сморил ее.
Проснувшись снова, она почувствовала себя совершенно свежей и отдохнувшей, а когда села, к ней подошел Скафлок, шагая сквозь голубое пространство.
От его ран не осталось и следа, он приветливо улыбнулся девушке. Одет он был в короткую, богато расшитую рубаху и юбку, под кожей играли мускулы. Сев рядом, он взял Фреду за руку и заглянул ей в глаза.
— Тебе лучше? — спросил он. — Я добавил в вино лекарство, излечивающее разум.
— Я чувствую себя хорошо, но… где я? — ответила она.
— В Альвгейте, замке Имрика, среди альвийских гор на севере страны, — сказал Скафлок, и от страха девушка широко раскрыла глаза.
— Никто не причинит тебе вреда, и все будет так, как ты пожелаешь, — успокоил он ее.
— Спасибо тебе, — шепнула девушка, — после Бога, который…
— Не произноси здесь святых имен, — предупредил Скафлок, — ведь альвы этого не выносят, а ты их гость. Но кроме этого ты можешь говорить все, что угодно.
— Ты не альв, — медленно сказала Фреда.
— Да, я человек, но воспитывался здесь. Я приемный сын Имрика, прозванного Хитрым. Ярл альвов стал мне ближе родного отца, кем бы он ни был.
— Как ты сумел нас спасти? Мы уже отчаялись.
Скафлок поведал ей о войне с троллями и о походе к пещере Иллреде. Потом снова улыбнулся и сказал:
— Лучше поговорим о тебе. У кого это такая красивая дочь?
Фреда вспыхнула и начала свою историю. Он слушал ее, но без особого интереса. Имя Орма ничего ему не говорило, поскольку Имрик, желая порвать связи своего воспитанника с людьми, сказал ему, что подменил ребенка далеко на западе страны. Кроме того, с помощью лишь ему известных средств, он воспитал Скафлока так, чтобы убить в нем интерес к своему происхождению. О Вальгарде Фреда знала лишь то, что он ее брат, который вдруг обезумел. Правда, Скафлок почувствовал в берсеркере что-то нечеловеческое, но занятый своими мыслями — особенно о Фреде — не углублялся в этот вопрос. Он решил, что в Вальгарда вселился демон, а удивительное сходство с собой приписал зеркальному колдовству — Иллреде мог применить его по многим причинам. К тому же никто из альвов, с которыми Скафлок разговаривал об этой необычной встрече, ничего не заметил. Потому ли, что альвов слишком захватила битва, или же Скафлоку это привиделось? Наконец воспитанник Имрика пожал плечами и забыл об этом деле.
Фреда тоже не задумывалась над сходством двух мужчин, поскольку никогда не спутала бы их. Их глаза, губы, мимика, походка, движения, речь, поведение и образ мыслей настолько отличались друг от друга, что она едва заметила сходство сложения и черт лица. Мимоходом подумала она, что у них, возможно, был общий предок — какой-нибудь датчанин, сто лет назад проведший лето в Англии, но потом она снова забыла обо всем.
Забот хватало и без того. Лекарство, которое она приняла, могло, правда, приглушить боль, но было не в силах стереть из памяти девушки жестокой правды о том, что случилось. Пока она говорила, потрясение и удивление необычайностью окружения, до сих пор сдерживавшие печаль, уменьшились, и Фреда закончила свой рассказ, рыдая на груди у Скафлока.
— Мертвы! — воскликнула она. — Все мертвы, кроме Вальгарда и меня. Я… я видела, как он убил отца и Асмунда, когда Кетил был уже мертв, видела мать, лежащую у его ног, видела смерть Асгерд. Теперь осталась только я. О, если бы я погибла вместо них. О, моя мать!
— Не падай духом, — неловко сказал Скафлок. Альвы ничего не говорили ему о такой великой скорби. — С тобой ничего не случилось, а я найду Вальгарда и отомщу ему за смерть твоих близких.
— Это не поможет. Двор Орма в руинах, а весь его род погиб, кроме обезумевшего сына и дочери, которой некуда идти. — Она прижалась к юноше, дрожа от страха. — Помоги мне, Скафлок! Я презираю себя за то, что боюсь, но ничего не могу с собой поделать. Я боюсь, потому что так одинока.
Одной рукой он взъерошил ей волосы, а второй поднял подбородок девушке так, что она поневоле посмотрела ему в глаза.
— Ты не одна, — произнес он вполголоса и легонько поцеловал. Губы Фреды — мягкие, теплые и соленые от слез — задрожали от прикосновения его губ.
— Выпей, — сказал он и подал ей чашу с вином.
Она сделала глоток, второй и сжалась в его объятиях. Он утешал ее, как мог, считая, что страдает она несправедливо, а потому произнес шепотом заклинания, убравшие печаль из сердца Фреды скорее, чем делает это природа.
Девушка вспомнила, что она дочь Орма, прозванного Сильным, который, при всей своей буйной веселости, всегда был суров по отношению к себе и детей воспитал в том же духе. Он говорил обычно: «Никто не может избегнуть своего предназначения, но и никто не может отнять у человека отвагу, с которой он принимает свою судьбу».
Так что, Фреда в конце концов успокоилась и даже заинтересовалась чудесами, которые Скафлок обещал ей показать. Она села прямо и сказала ему:
— Спасибо тебе за доброту, я уже овладела собой.
Воспитанник Имрика рассмеялся:
— В таком случае тебе пора прервать пост.
Для нее приготовили платье из прозрачного паутинного шелка, которые носили альвини и, хотя Скафлок исполнил ее просьбу и отвернулся, когда она его одевала, щеки Фреды покраснели, потому что платье скрывало немногое. Но ей очень понравилось, что он надел ей на руки тяжелые золотые браслеты, а на голову — алмазную диадему.
Они прошли по невидимому полу комнаты и оказались в длинном коридоре, который медленно проявлялся, обретая четкую форму. Блестящие колоннады тянулись вдоль мраморных стен, а сказочно яркие фигуры на коврах и гобеленах медленно двигались в фантастическом танце.
То и дело мимо проходили невольники-гоблины — нечто среднее между альвами и троллями — зеленокожие и крепкие, но выглядевшие довольно мило. Фреда с тихим вскриком прижалась к Скафлоку, когда мимо прошел желтый демон, несущий светильник. Перед ним бежал низовик с большим щитом.