нилось к движению, свергло Мубарака, а затем Мурси, но сохранило за собой бразды правления.
Находящаяся у власти армия возрождает ностальгию по насеровскому прошлому, а генерал Сиси планомерно подпитывает эту ностальгию жестами и аллюзиями, но не более того. И перед лицом возвращения (возможного или невозможного?) к насеризму вновь появляется то же самое позирование, которое лежало в основе конфликтов 1950-х годов. Сиси у власти, неоднозначный и умный, кажется единственным вариантом. Эта двусмысленность отражается затем в различных течениях мнений. Есть те, кто безоговорочно поддерживает Сиси, – лагерь, в который, очевидно, входят все бенефициары механизмов, действовавших с 1970 г. по настоящее время, – но есть и те, кто не определился, те, кто замерз в страхе перед беспорядками, кто предпочитает оставить в силе знакомую систему, а не рисковать неизвестностью.
Есть и те, кто считает, что «Сиси не так уж плох, и он может развиваться в правильном направлении», то есть медленно, но верно двигаться в сторону «насеризма», утверждения суверенитета и прогрессивных социальных реформ. Сторонники такой позиции могут подумать: «Давайте окажем ему доверие. Давайте поможем ему, а не будем бороться с ним». Такая позиция, как ни странно, напоминает позицию многих демократов, прогрессистов, социалистов и коммунистов в 1955–1965 годах. А есть и те, кто принципиально против Сиси, кто говорит: «Нет. Нет любым военным. Нет любой альтернативе, кроме возвращения к выборному гражданскому правительству». В этой дискуссии центр тяжести смещается. Движение соглашается занять место на местности, определяемой власть имущими, которых волнует только одно – как сохранить контроль. Движение отказывается переходить в наступление и бросать вызов власть имущим, чтобы они были вынуждены реагировать на инициативы движения.
Будущее «египетской революции» остается неопределенным. Кто победит? Навяжут ли высшие офицеры и их SCAF, систематически коррумпированные «американской помощью», свою точку зрения, чтобы продолжить политику Садата и Мубарака? Или же Сиси, как в свое время Насер, решится расстаться с ними, чтобы позволить возникнуть Египту? Эта оптимистическая, но не нереальная гипотеза предполагает, что движение станет более зрелым в формулировании своих трех взаимосвязанных целей (новые пути развития в интересах всего народа, демократизация и утверждение национальной независимости) и будет способно поставить стратегические задачи общего прогресса для различных социальных компонентов блока, альтернативного блоку, возглавляемому компрадорской буржуазией.
Безусловно, подводить итоги «арабской весны», кроме как условно и поэтапно, пока рано по той простой причине, что амбиции, выраженные народами, о которых идет речь, еще далеки от реализации.
Эти устремления не многочисленны, не разнообразны и не противоречивы, они представляют собой скорее зародыш целостной и подлинной альтернативы, основанной на трех неразрывных преобразованиях самой системы: выходе на новый путь развития, выгодный всем людям, демократизации политической и социальной жизни и утверждении национальной независимости.
Необходимо развеять иллюзию, что установление демократических форм политического управления в этих странах можно совместить с проведением либеральной экономической политики. Рынок и демократия не дополняют друг друга, они противоречат друг другу. Вероятно, значительная часть движений еще не осознала этой антиномии. Выбор западными странами реакционных коалиций с участием правых партий, наследников павших режимов и исламистов вполне соответствует единственной цели этих держав – гарантировать интересы монополистического капитала. То, что такой вариант сводит на нет шансы на демократию в соответствующих странах, не является их проблемой.
Устремления арабских народов, выражаемые ежедневно, несмотря на различные условия борьбы, всегда опираются на три постоянно повторяющихся лозунга: (1) социальная справедливость (el adala el Ijtimaia), (2) уважение к людям (karama al insan) и (3) уважение к нациям (karama al watan).
Необходимо придать каждому из этих лозунгов более точное значение. Новый путь развития – единственная гарантия социальной справедливости, на которую претендует подавляющее большинство людей, – в нынешней экономической модели исключен и является синонимом разрыва с экономическим либерализмом. А поскольку этот вариант вступает в открытое противоречие с логикой глобальной системы, в которой доминируют империалистические державы, то утверждение национальной независимости, в свою очередь, является условием продвижения в этом направлении.
Поэтому необходимо отказаться от поисков «дружбы» с США и Европой, от поиска их «экономической помощи», возродить дух Бандунга, начать переговоры с Китаем и БРИКС, обрисовать перспективу воссоздания фронта Юга. Может ли подобный проект быть реализован сверху национальными державами? Так было в эпоху Бандунга и национальных народных, но недемократических проектов той эпохи (1955–1980 гг.). Но сегодня повторение этих проектов представляется трудноосуществимым, поскольку новые правящие классы, сформировавшиеся и обогатившиеся благодаря приверженности либеральной глобализации, утвердившейся за четыре десятилетия, стремятся лишь к сохранению той системы, которая им выгодна. Более того, часть заинтересованных народов сегодня стремится к чему-то лучшему, чем просвещенный деспотизм. Демократические требования должны рассматриваться в этом контексте. Они не могут быть сведены к применению рецепта «многопартийных выборов». Это самый верный путь к срыву процесса демократизации и, в конечном счете, к уничтожению доверия к нему и его легитимности, подменяя поиск новых альтернатив «альтернативой без перемен». Демократизация – это, прежде всего, юридическое и фактическое открытие возможности для народных масс, организующих свои классы, взять на себя защиту своих прав и интересов. В этой перспективе демократизация открывает перспективы ее постоянного обогащения за счет учета всех измерений стоящих перед человечеством вызовов: глобального экологического измерения, идеологического (замена принципа солидарности принципом конкуренции в процессе социальной реконструкции), поликультурного (отказ от рассмотрения модернизации и вестернизации как синонимов).
По всем этим причинам я ставлю цель «выхода из экономического либерализма» в центр стоящих перед нами задач. Без приверженности этой цели рассуждения о демократии и национальной независимости бессмысленны. А при отсутствии прогресса в этом направлении неизбежны культурные дрейфы (в ислам, индуизм, буддизм, христианство, известные как фундаментализм) и сопровождающие их террористические акции. Я думаю, что нам как никогда необходимо настаивать на этом.
Преступные террористические акты, от которых страдают западные граждане (недавние нападения на Charlie Hebdo в Париже и музей Бардо в Тунисе), служат совершенным оправданием развертывания агрессивной стратегии империалистических держав. Эти державы помогли сформировать идеологию безопасности, обильный дым которой распространялся духовенством СМИ, позволяя забыть, что почва, на которой взращиваются семена терроризма, была создана либеральной экономической политикой, которую эти же державы не перестают навязывать населению Юга. Эта идеология предлагает людям считать неактуальной поддержку, которую Вашингтон и подчиненные ему европейские союзники оказывали террористам, помогавшим им в реализации стратегии господства в арабских странах. Она предлагает всем нам присоединиться к «глобальному фронту против терроризма», в рамках которого лидеры парадируют от побережья до побережья державы, ответственные за разжигание огня терроризма (почему не Нетаньяху?), и их жертвы. Единственный общий фронт, который нужен людям, – не этот, а тот, который объединил бы – против глобального либерализма – всех жертв, людей Юга и Севера. Движение в этом направлении – единственный способ погасить террористическое пламя.
С точки зрения продвижения подлинной альтернативы либеральной и империалистической глобализации, которые по своей природе являются антидемократическими, завоевания «арабской весны» на сегодняшний день весьма незначительны.
Тем не менее правители продолжают приводить в пример достижения, например, Туниса, который, как нам говорят, находится на пути к демократии.
Приверженность демократии значительной части тунисского народа, мужественно открывшего арабские восстания, не подвергается сомнению. Их явный выигрыш – это плод тех семян, которые посеял Бургиба, поддержав права женщин. Таким образом, тунисская революция во многом была поддержана появлением женской составляющей, которая была значительно более заметна, чем в других странах. Со своей стороны я просто хочу сказать, что демократический прогресс в Тунисе во многом обязан борьбе женщин. Еще одним преимуществом Туниса было наличие мощного национального профсоюза рабочих – UGTT (Union Générale Tunisienne du Travail, Тунисский всеобщий профсоюз), который был в авангарде борьбы за независимость и который впоследствии понял необходимость сохранения своей реальной автономии, хотя и относительной, несмотря на попытки Бургибы и, в частности, Бен Али, приручить или ликвидировать его влияние. Таким образом, УГТТ удалось стать основным организационным центром народного движения. Его обновленная борьба за социальную справедливость должна стать стержнем тунисского движения.
Однако факт остается фактом: значительная часть движения с большой наивностью поддалась на уговоры западных держав (в частности, США и Франции) и согласилась на немедленное проведение выборов. Успех «Нахды» как местного отделения международного движения «Братья-мусульмане», не ставший неожиданностью, в свою очередь, грозил погрузить страну в теократический проект. Цели движения, как и в Египте, были смещены, и вместо продолжения борьбы за социальную справедливость, демократизацию и национальную независимость приоритет должен был быть отдан борьбе с реализацией этого теократического проекта. Цена, заплаченная за отступление, которое представляла собой «Нахда», была тяжелой: для этого пришлось создавать псевдонациональное единство, основанное на возвращении на рельсы, проложенные политиками свергнутого режима. Более того, этот процесс позволил интегрировать «Нахду» в правительство национального единства, сделав его бессильным перед требованиями открытой либеральной рыночной экономики и империалистической глобализации.