Нет никаких оснований приветствовать такое развитие событий. Искра для эффективного ответа на реальные социальные вызовы не зажжена. Возможно, именно поэтому западные СМИ продолжают восхвалять его: «Эти события демонстрируют, что политический ислам может быть демократическим», – утверждают они. Лидеры «Нахды» также осудили теракт в музее Бардо. Однако следует помнить, что «Братья-мусульмане» кичатся тем, что практикуют такия – право на ложь, чтобы любыми средствами продвигать свой теократический проект. Еще больше нас должно беспокоить то, что западное мнение – в лице «проюжных» НПО – придерживается тех же тезисов, в лучшем случае наивно, а может быть, вдохновляясь их ратованием за социальный либерализм.
Таким образом, ситуация в Тунисе остается нестабильной, как и в других странах, например, в Египте, и по тем же причинам: нежелание расстаться с догмами экономического либерализма, который рассматривается как единственная альтернатива. То, что на Западе называют тунисским выигрышем (национальное единство), многим тунисцам кажется реальным препятствием для продолжения борьбы за подлинную и жизнеспособную альтернативу.
Молчание алжирского народа контрастирует со всплеском народных движений в Тунисе и Египте. Западные СМИ объясняют это молчание автократическим характером алжирского правительства. Это очередная ложь: власть алжирского правительства явно менее репрессивна, чем в других странах арабского мира. Это молчание должно быть объяснено иначе.
Два эксперимента – алжирский и египетский – имеют много общих черт, которые – в своей силе – позволяют понять их значение как моделей для арабских стран и за их пределами. Но и различия между ними, которые отнюдь не минимальны, заслуживают объяснения.
Политическое руководство и Алжира, и Египта, построенное на базе соответственно бумедьенизма и нассеризма, было в принципе схожим: эти проекты, по сути, должны оцениваться одинаково – они оба были подлинно национальными и народными (не «популистскими») проектами. И не важно, что оба они называли себя социалистическими – социалистическими они, конечно, не были и быть не могли. Вероятно, более серьезным является тот факт, что значительная часть радикальных левых, придерживающихся коммунистической традиции, считала, что они действительно являются социалистическими при поддержке советской дипломатии. В обоих экспериментах их достижения были значительными, вплоть до того, что они действительно изменили сверху донизу облик соответствующих стран не в худшую, а в лучшую сторону. Но в то же время в обеих странах эти достижения быстро достигли пределов возможного. Внутренние ограничения – одинаковые в обоих случаях – не позволили им двигаться дальше, чтобы продолжить реализацию своего проекта.
Но помимо сходства стоит отметить и различия. Алжирская модель демонстрировала явные признаки гораздо большей последовательности, поэтому она оказалась более устойчивой к своему дальнейшему падению. Таким образом, алжирский правящий класс остается сложным и разделенным на тех, кто все еще сохраняет национальные устремления, с одной стороны, и тех, кто ратует за компрадоризацию, с другой. (Иногда мы даже видим, что эти два противоречивых компонента сочетаются в одних и тех же лицах!) В Египте, напротив, этот правящий класс полностью интегрировался, а Садат и Мубарак – компрадорская буржуазия, не питающая никаких национальных устремлений.
Эти различия объясняются двумя основными причинами.
Освободительная война в Алжире органично породила социальную и идеологическую радикализацию. В Египте Насеризм появился в конце концов в период подъема массового движения, инициированного революцией 1919 года, которое радикализировалось в 1946 году. Таким образом, двусмысленный переворот 1952 года стал реакцией на тупик, в который зашло это движение.
Кроме того, алжирское общество пережило колонизацию и серьезные разрушительные вторжения. Новое алжирское общество, возникшее после обретения независимости, не имело ничего общего с доколониальной эпохой. Это было плебейское общество, для которого характерно стремление к равенству. Подобные устремления не встречаются в такой степени нигде в арабском мире, ни в Магрибе (вспомните, как сильна архаичная традиция уважения к монархии в Марокко!), ни в Машрике. Напротив, современный Египет с самого начала (со времен Мухаммеда Али) строился аристократией, постепенно превращаясь в «аристократическую буржуазию» (или «капиталистическую аристократию»).
Из этих разногласий вытекает еще одно – о будущем политического ислама (в Алжире это FIS, Front Islamique du Salut, Исламский фронт спасения), который обнажил свое отвратительное лицо и был фактически разгромлен. Это, конечно, не означает, что вопрос решен окончательно. Но разница с Египтом существенна: она характеризуется сильным сближением власти компрадорской буржуазии и политического ислама «Братьев-мусульман». Все эти различия между двумя странами сказываются на различных вариантах выхода из сложившейся ситуации. Алжир представляется более приспособленным (или менее приспособленным) к решению этих проблем, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Экономические, политические и социальные реформы, координируемые изнутри, как представляется, имеют больше возможностей в Алжире. В Египте противостояние между движением и реакционным антиреволюционным блоком, похоже, неумолимо обостряется.
В любом случае проблема демократической политизации в Алжире и Египте, как и во всем мире, является основной.
Империалистические державы не отказались от своего стремления уничтожить завоевания алжирского народа. С этой целью они поддержали ИФС, который попытался вновь заявить о себе в связи с «арабской весной», призвав к демонстрациям якобы против высоких цен, но этот призыв не имел никакого резонанса. Мы даже видели вмешательство полиции, чтобы предотвратить линчевание толпой лидера FIS Бельхаджа. Но если «алжирская весна» все еще кажется вероятной, то факт остается фактом: западные СМИ преподнесли это несобытие как значимое событие, о чем заявила Самия Зеннади в своем выступлении на Социальном форуме в Тунисе 25 марта 2015 года. Взрыв, который перечеркнет завоевания прошлого и восстановит империалистический порядок, по-прежнему ожидается, и так было с сентября 1962 года.
Алжир и Египет – два ярких примера бессилия их обществ противостоять этому вызову. Алжир и Египет – две арабские страны, которые являются потенциальными кандидатами на то, чтобы считаться «развивающимися». Основная ответственность за то, что они не стали таковыми, безусловно, лежит на правящих классах и существующих в них системах власти. Но и общества, их интеллектуалы, активисты и борющиеся движения также несут ответственность за этот провал.
На предыдущих страницах было показано взаимодействие между различными видами движений, в которые объединяются арабские народы, и интервенциями США, с помощью которых они пытаются реализовать свои геополитические стратегии в регионе.
Целью глобальной и региональной геостратегии США является уничтожение государств и обществ, которые угрожали бы или могли угрожать исключительному господству Вашингтона (а за ним и его подчиненных союзников в Европе и Японии) на всей планете. Противниками этой цели потенциально являются все страны Юга и бывшего Советского Союза. И в этом контексте США без колебаний используют превентивные войны, заговоры и массовое уничтожение сотен тысяч людей. Таким образом, США становятся государством-изгоем номер один в современном мире, государством, руководители которого являются главными военными преступниками и исполнителями преступлений против человечности.
Основными регионами для реализации данной геостратегии являются Азиатско-Тихоокеанский регион и Большой Ближний Восток.
Соединенные Штаты знают, что их главным противником является Китай. Китай взял на себя инициативу по реализации собственной стратегии «появления» в области экономического развития, избежав тем самым гонки ядерных вооружений, которую США навязали Советскому Союзу. Здесь я отсылаю читателя к убедительной книге Бартелеми Курмона «Мирная война» (ESKA, 2014). И эта «мягкая» холодная война, которую выбрал Китай, дает ему значительные преимущества для превращения в ведущую мировую экономическую державу. Таким образом, Соединенные Штаты вынуждены сдерживать возможное продвижение своего главного противника, выстраивая стену из государств, подчиняющихся развертыванию американской геостратегии в Азиатско-Тихоокеанском регионе. В этот блок входят главный подчиненный союзник – Япония, добровольно поставившая себя в такое положение, Европа, важный потенциальный союзник – Индия, а также нейтрализованные или разрушенные государства Юго-Восточной Азии. Завершает картину усиление военного присутствия США в Индийском океане (Диего-Гарсия), западной части Тихого океана (Гуам), Южной Корее и других регионах за счет создания комплексной сухопутной базы.
Говорят, что поскольку США знают, что Китай является их главным противником, то в последнее время США решили меньше внимания уделять Ближнему Востоку и больше Азии. Это верно лишь отчасти. Да, возможно, США, которым становится все труднее нести огромные расходы на растущее военное присутствие в обоих регионах, вынуждены перераспределять часть своих бюджетов на вмешательство в дела Запада на Восток. Однако не может быть и речи о том, чтобы США ушли с Ближнего Востока, тем более что этот регион граничит с югом России, которая, возможно, находится в стадии возрождения. Поэтому вмешательство Запада на Украине следует рассматривать как часть развертывания американской геостратегии на Большом Ближнем Востоке.
Геостратегия США ставит своей целью на Большом Ближнем Востоке уничтожение любого потенциала сопротивления ряда потенциально опасных государств, прежде всего Египта, Ирака, Сирии, Алжира и Ирана. И до сих пор Вашингтон не отказался от этой цели, что подразумевает постоянство его присутствия и деятельности в регионе. Для этого у Вашингтона есть четыре союзника: два самых верных союзника (Израиль и Турция, важный член НАТО), созвездие арабских стран Персидского залива во главе с Саудовской Аравией и, наконец, даже внутри соответствующих обществ реакционный политический ислам (Братья-мусульмане, салафиты и джихадисты). Вмешательство четырех союзников позволяет осуществить разрушение целого ряда государств и обществ региона.