Восточная сказка
Восточная сказка
1.
- Короче… - сказала Маська, повернувшись к тенору Володьке, развалившемуся в соседнем кресле.
- Не короче, а Карачи, - пробормотал Володька и тут же уснул.
Будить его – это было хорошо известно, - не стоило. Во-первых, бесполезно, все равно ничего не выйдет, во-вторых, даже где-то и опасно, поскольку Володька был обидчив и капризен, как Самый Настоящий Тенор. Да и не очень-то и хотелось, она все равно тут же забыла, что собиралась сказать.
Оставив Володьку в покое, Маська беглым взглядом окинула свое воинство, которое рассеялось по салону чартера, направляясь – ну да, именно туда, в Карачи. На гастроли.
Бас Андрюша уткнулся в телефон, другой бас, профундо Сережа, разгадывал кроссворд, сопрано Алла подпиливала коготочки, альтушка Ирочка спала, закрыв пол-лица лиловой маской с надписью «Королева изволит почивать». Плюс Володька и сама Маська – художественный руководитель, дирижер и второй альт. Вот и весь камерный хорик с претенциозным названием «Мелодика». Секстет. Шесть человек, а не что-то там такое неприличное.
На самом деле Маську звали Иветта Максимова. О чем думали родители, вздумавшие осчастливить дочь таким имечком, теперь уже не узнаешь. Отец умер, когда ей не исполнилось и трех лет, а мать снова вышла замуж и уехала в Хабаровск, оставив ее на попечение бывшей свекрови. Обещала забрать, как только устроится на новом месте, а в результате родила сына и…
В общем, вырастила Маську бабушка Варвара. Мать время от времени звонила и даже изредка приезжала, но родственные отношения вполне объяснимо сошли на нет. С отчимом ни разу не встречались, с братом Русланом познакомились в соцсетях и перебрасывались изредка парой слов.
Имя свое ей активно не нравилось. Иветта должна была быть по-французски изящной субтильной брюнеткой, а не крепкой высокой девахой с румянцем во всю щеку, с волосами и глазами неопределенного цвета. Некрасивой Маська не была, скорее, как говорил все тот же Володька, «ни о чем», но имя ей не подходило при любом раскладе.
Бабушка звала ее Ветой, в обычной школе - чаще Ивой, а вот в музыкальной приклеилось Макся, которую постепенно упростили до Маси и Маськи. Это было немногим лучше, но со временем она привыкла и даже иногда представлялась Масей, хотя тут же спохватывалась и пыталась исправить эту глупую ситуацию. Из музыкалки прозвище перетекло в училище, а потом и в хор.
2.
Когда-то давным-давно – и правда, ведь месяц назад ей стукнуло целых двадцать восемь! – Маська окончила музыкальную школу и поступила после девятого класса на дирижерско-хоровое отделение училища имени Римского-Корсакова. Получив красный диплом по специальности «Хоровое дирижирование», замахнулась на консерваторию, но с треском провалилась.
Проплавав месяц в депрессии, она взяла себя в руки и устроилась преподавать в ту же музшколу, где когда-то училась сама. Платили немного, но ей нравилось возиться с детьми. К тому же до работы было всего десять минут пешком. Собиралась на будущий год повторить попытку, но когда подкатило к вступительным экзаменам, поняла, что запал прошел.
А еще Маська пела в большом любительском хоре. Просто так, для собственного удовольствия. Голос у нее был хоть и сильный, но не сольный, именно хоровой, и в примы она не рвалась. Так, наверно, и пела бы свою партию второго альта до самой пенсии, если бы в хоре не грянула революция.
Руководил ими эксцентричный хормейстер Макар с крайне раздутыми амбициями. Несмотря на то, что большая часть хора уровнем своих возможностей не поднималась выше средних классов музшколы, он упорно пытался внедрить в репертуар произведения, сложные даже для профессионалов. А потом, получая на выходе чудовищную фальшь, топал ногами и заходился в крике, причем «тупые глухопёрды» в этом потоке было самым ласковым выражением.
В конце концов некоторым хористам это надоело, и они от коллектива откололись. А в руководители позвали Маську, которая имела пусть и небольшой, но все же хормейстерский опыт. Сначала собирались у кого-то дома и пели все, что нравилось и что шло без аккомпанемента, от народных песен до церковной музыки.
Было хорошо, но скоро изоляция начала напрягать, хотелось на публику. Творческие люди – они такие, им внимание извне нужно, как цветку солнце, иначе зачахнут. Да и соседям их экзерсисы не слишком нравились.
Кому-то надоело, некоторые покаялись и вернулись обратно. Осталось шестеро – самые стойкие и упертые. И тут внезапно, как по волшебству, приключился импресарио.
На одну из их спевок затесался Андрюшин приятель Слава, послушал, что-то там прикинул и заявил: «Пожалуй, возьмусь». Не успели они глазом моргнуть, как официально были оформлены в качестве творческого коллектива при «Петербург-концерте» и тут же поехали на первые гастроли. Для начала в сельский дом культуры. Приняли их там хорошо, накормили-напоили и даже заплатили какие-то смешные деньги, которые коллективно прогуляли в ресторане, как только вернулись домой. Надо же было отметить первый успех.
За два года география поездок значительно расширилась, а гонорары заметно подросли. Они нашли свою нишу – пусть узкую, на любителя, но уютную. И вот теперь им предстояли первые зарубежные гастроли – сразу в Пакистан.
«Почему именно туда?» - спросила Маська Славу.
«Да так уж вышло, - пожал плечами их толстенький лысенький импресарио. – Не все ли равно?».
Им предстояло дать три концерта в трех больших отелях Карачи, самого крупного города Пакистана. Ну, не совсем, конечно, это были настоящие концерты, в двух они пели всего по две песни, зато в третьем – целое отделение на сорок минут.
3.
Карачи встретил их удушающей влажной жарой. Безумное небо, похожее на застиранные джинсы, пучило свой единственный белый глаз, выискивая жертв для солнечного удара.
- Сейчас сдохну! – простонала Ирочка, обмахиваясь на ходу сложенным журналом.
- Да что вы, - ослепительно улыбнулся их сопровождающий по имени Бехрам, - сегодня всего тридцать два градуса по Цельсию. А знаете, какой у нас был однажды температурный максимум? Сорок семь!
Хорик дружно охнул. Для Маськи, учившей в школе французский, перевели. Бехрам хоть и говорил по-русски, но так мучительно долго подыскивал нужные слова, что его попросили перейти на английский.
За ними прислали ярко-синий минивэн. Маська, впервые попавшая за границу, да еще сразу в такую экзотическую страну, с жадностью таращилась в окно. Суперсовременные небоскребы соседствовали с древними зданиями, улицы кишели народом, а транспорт…
- Это наша беда, - вздохнул Бехрам, когда они очередной раз застряли в пробке. – Тринадцать миллионов жителей, и даже метро нет. Начали строить, заморозили, потом снова начали. А триста лет назад это была маленькая рыбацкая деревушка. Трудно поверить, да? Отель ваш находится в Саддаре – это центральный район. Там тесно, шумно и… не очень безопасно. Нет-нет, в самом районе, а не в отеле. Если надумаете выходить, будьте осторожны. Рядом несколько базаров, там можно недорого купить ковры, красивые шелковые шарфы, сумки из змеи, всякие сувениры. А завтра утром я отвезу вас на экскурсию в мавзолей Каид-э-Азам, там похоронен наш великий вождь Мухаммад Али Джинна.
До гостиницы они добрались около шести вечера, уставшие и измочаленные. Длинный перелет, смена часовых поясов, изматывающая жара… Хорошо еще, что первый концерт предстоял только на следующий день. Как ни странно, Маська, заслуженный метеопат, чувствовала себя лучше всех. Ей все нравилось, и рот сам собой растягивался в глуповато-блаженную улыбку до ушей.
- Сказка! – выдохнула она, упав на узкую кровать гостиничного номера, который предстояло делить с Аллой и Ирочкой. – Такая прямо… восточная сказка, да!
- Угу, - хмыкнула Ирочка с ехидной улыбочкой. – Не хватает только Али-бабы какого-нибудь. Симпатичного.
Маська вспыхнула и отвернулась. Ее безнадежно одинокое положение служило дежурным предметом шуток, впрочем, вполне беззлобных. Мало того, что она до сих пор была не замужем, так и романов в ее жизни случилось всего два, но ничего серьезного из них не вышло. Знакомиться особо было негде – не с папами же учеников, а на вечеринки и в клубы не ходила.
Что касается ее, как она говорила, певунов, тут тоже все обстояло безнадежно. Сережа был женат, Андрей безответно влюблен в Аллу, а Володька… Маська от всей души надеялась, что никто не догадывается о ее тайных чувствах к избалованному женским обожанием тенору. Сам он обращал внимание только на ее руководящие процессом пения руки, да и то не всегда.
4.
Вляпаться ее угораздило три года назад, когда Володька пришел в их университетский хор. Вообще-то хоров при универе было два, собственно студенческий и якобы выпускников, куда брали всех желающих, без привязки к этому вузу и ограничений по возрасту. Маська попала туда по наводке давней приятельницы Ани Светловой, с которой они были знакомы еще с музшколы, а потом вместе поступили в училище. Именно Аня занесла в хор ее прозвище. Услышав его, об «Иветте» все тут же забыли.
Тогда Маська вписалась в хор легко. О своем красном дипломе и работе по специальности помалкивала, чтобы не раздражать руководителя. Просто получала удовольствие от процесса. На замечания не огрызалась, по поводу репертуара не кривилась.
Чесноков? Хорошо. Танеев? Еще лучше. «Carmina Burana»? (Ты спятил, идиот???) Ну… почему бы и нет?
Кандидатов обычно прослушивали после репетиций, и девчонки набились на галерею, чтобы посмотреть на новенького – светловолосого парня с нахальным прищуром серых глаз.
- Ну-с, чем порадуете, Владимир? – скептически поинтересовался Макар.
- «Не счесть алмазов в каменных пещерах, - с ходу, без сопровождения, запел блондин песню индийского гостя из оперы «Садко», да так, что хормейстер растерянно заморгал. – Не счесть жемчужин в море полуденном…»
- Ах какой! – закатила глаза глубоко замужняя и даже беременная Аня, а Маська только вздохнула завороженно.