Давно здесь не была. А стадион маленький, оказывается. Раньше казался таким огромным. Помнишь, мы сюда приходили?..
Молчание.
Груда кирпича… бурьян… Скоро и этого не будет. Приедет бульдозер, сравняет все с землей…
Молчание.
Узнал Подрезову? Тоненькая была. Самохвалова начальника искала, осталась без мужа.
Коняев. А ты что же не найдешь никого?
Семенихина. Кому я нужна без денег, со слепой матерью!.. Мужчины теперь в основном – моральные уроды. Ни совести, ни чести. Никому ничего не нужно. Отхватить бы кусок пожирнее и медленно его жевать.
Молчание.
Я любила одного человека, а он любил другую… (Засмеялась.) Мне не повезло… Он уехал, стал скрипачом… Вадик… я была в тебя влюблена… Прошло столько времени… я легко об этом говорю, потом – ты знал…
Коняев. Нет…
Семенихина. Ты знал…
Коняев. Никогда… даже не подозревал.
Семенихина. Тогда я дура. Клёнышеву еще любишь?
Молчание.
Коняев. Не знаю. Нет, наверное…
Семенихина. Давно ее видел?
Коняев. Как уехал отсюда – ни разу.
Молчание.
Семенихина. Ты стал каким-то другим…
Коняев. Каким?
Семенихина. Ты был таким приподнятым… Все мы, вероятно, изменились.
Появилась Шура Подрезова, в новом наряде, поднялась на несколько ступеней.
Подрезова. Наташа, ну что скажешь?
Самохвалова. Смотрится.
Подрезова. Вера, ну-ка глянь-ка ты… Вадик, наверно, я это тоже возьму. Только без прибора.
Увидела, как Потехин развернул что-то перед Самохваловой.
Олег, а что же вы мне этого не показали?
Самохвалова. Ты мне-то хоть оставь что-нибудь.
Потехин. Спокойно, спокойно, всем хватит. Шура, без бритвы я не уступлю. Я с самого начала говорил.
Подрезова. Вадик, объясни ты, кто такой Цурик. Спутник мой знаете где? Далеко…
Потехин. Я не настаиваю. Положите все назад в сумку.
Подрезова. Зачем ему английская? У него наша пластмассовая, я ему на двадцать третье февраля подарила с помазком. У него такая щетина – ему топором надо бриться. Мне же ее потом не продать будет. В цеху сплошь женщины. Наташа, у вас там мужики, возьми предложи кому-нибудь.
Самохвалова. Еще чего!
Уходит со свертками за трибуну.
Подрезова. Вадик, а сколько вы за все вместе хотите?
Коняев. Без меня это решите.
Потехин. Шурин, вещи твои.
Коняев. Мне все равно.
Подрезова. Вадик, иди сюда, давай приценимся.
Коняев(с трудом). Извини, Вера…
Семенихина(тихо). Иди, иди.
Коняев поднимается. Семенихина остается сидеть в стороне.
Потехин. Шура, нас попросили продать, вот здесь написали, сколько все это стоит. (Показывает список.)
Подрезова. Нет, правда, ребята… У меня наволочки кипят… Сколько, Вадим?
Коняев. Не знаю. Сколько дашь.
Подрезова. Я серьезно с тобой говорю. Ты что думаешь, я такое платье каждый день покупаю? Откуда мне знать, сколько оно стоит!
Потехин неожиданно засмеялся, изучая список.
Причем здесь смех? Олег! Вадик! Что вы, действительно, как дети! Давайте: сколько оно в магазине стоит, минус то, что его носили. Тридцатник. Согласен, Вадик?
Коняев. Согласен.
Потехин. Тридцатник будет только за бритву, Шурочка.
Подрезова. А за это платье сколько?
Потехин(весело). Бублик прибавьте.
Подрезова. Серьезно. (До нее доходит, наконец, требуемая сумма.) Ско-о-олько?
Потехин. Бараночку нарисуйте.
Из-за трибуны вышла Самохвалова в ярком атласном костюме, очень декольтированном. На ногах босоножки на неимоверно высоких каблуках. Наряд сильно ее изменил, поэтому довольно долгое время длится молчание.
Самохвалова. Только бы ногу не сломать на этих каблуках!.. (Пауза.) Что скажете, товарищи?
Потехин. Шарман!..
Самохвалова. Каблуки слишком высокие, никогда таких не носила. Стою прямо как на самолете… Правда, как вам, ребята?
Потехин. Шарман огромной силы…
Счастливая Самохвалова подходит к одиноко сидящей внизу Семенихиной.
Самохвалова. Вера, там на тебя есть такая прелесть! Ну пожалуйста, поднимись посмотри.
Семенихина. Сними этот позор.
Самохвалова. Почему?
Семенихина. Тебе не семнадцать лет.
Самохвалова. А вот я возьму и куплю. Назло тебе – куплю!
Семенихина. Не смеши людей.
Самохвалова. Я знала, что ты это скажешь! Знала! (Поднимается наверх.) Вам нравится, мальчики?
Потехин. Натали, как только вы отсюда выйдете, к вам тут же начнут приставать.
Подрезова. Наташа, неужели ты в таком виде сможешь на люди показаться?
Самохвалова. А что такого?
Подрезова. Не знаю… По-моему только женская распущенность может такое себе позволить. На вечере или на танцах тебя же дружинники выведут.
Самохвалова. Какие танцы?!
Подрезова. Куда же ты это оденешь? Будешь одна перед зеркалом стоять?
Самохвалова(оскорблена). Может, мне есть перед кем стоять!
Подрезова. Погоди радоваться. Сказать, сколько они с меня просят?
Потехин. Что вы митингуете, Саша? Дело добровольное. Наташенька, вместе с набором французской косметики – половина.
Самохвалова. Половина чего?
Молчание.
Потехин. Половина шестого. (Вздохнул.) Знатные у нас покупатели… Тяжело идет, шурин, помогай…
Подрезова. Половина, Наташа, это значит полста с бубликом.
Самохвалова. Угомонись, Подрезова.
Коняев. Он пошутил.
Потехин. Конечно. Специально ехал сюда… целый день. Сидишь в Москве и думаешь: куда бы это съездить побалагурить? Быстро в машину, накручиваешь полтыщи – и шутишь, шутишь…
Молчание.
Ты меня опять обидел, свояк. При всех моих пороках, дешевкой я никогда не был. Сколько Валька хочет, столько я и прошу! На, занимайся этим сам! (Возвращает ему список, садится в стороне, закуривает.)
Молчание.
Подрезова. Вадик, что я два месяца должна работать на одно платье?
Потехин. Выход простой, Шура: это платье будет носить другая женщина, у которой спутник не так далеко, как у вас.
Подрезова. Ты моего спутника не трогай! Он труженик. Он пьет и работает. Работает и пьет. Он другой жизни не знает. Да мне это платье, если хочешь знать, Вадик, нужно, чтобы он через меня человеком себя почувствовал. Подумала: приеду к нему в этом платье, может он повеселеет… захочет на волю. А так ведь ему все равно уже, что там, что дома…
Молчание.
Потехин. Шура, я вас могу пожалеть, но что изменится?
Подрезова. Заткнись, с тобой все ясно, барыга!
Самохвалова. Не стыдно тебе, Подрезова?
Подрезова. Знаешь, Наташа, мне деньги тяжело достаются! У меня руки вон какие стали! Давай, Самохвалова, плати! Давай! У тебя, значит, кубышка! Так и будем считать!
Неподвижно сидевшая в стороне Семенихина вдруг поднялась и пошла прочь.
Самохвалова. Замолчишь ты, Подрезова? (Кричит.) Вера! Куда ты?
Семенихина не обернулась, пошла быстрее.
Пускай идет, куда хочет! Какая-то она отщепенка стала!.. Всю душу мне вымотала. Пессимистка! Мысли черные… Представляешь, у меня уже про нее спрашивали. Я сказала: «Она ненормальная, не обращайте внимания». Она ведь, Вадик, знаешь до чего дошла: что думает, то и говорит.
Подрезова. Странная она стала. Может час в очереди простоять, а человека два останется – возьмет и уйдет. Тяжело ей, Вадик. Она после работы на «скорой» санитаркой устроилась, по ночам-то…
Самохвалова. Я это понимаю, не волнуйся.
Подрезова. У тебя дом, сад… батька пенсию офицерскую получает и на базаре прихватывает.
Самохвалова. Я из-за нее лишилась личного счастья! Да, Подрезова, из-за нее! Олег, вы не волнуйтесь: я решила, значит и возьму.
Потехин. Я не волнуюсь.
Самохвалова. Вадик, за то время, как мы не виделись, у меня был жених. Ты его, кажется, знал… Валера Бычков. Жил на улице Анны Аристарховой в двухэтажном доме… во дворе огромный тополь рос… Пожарники приезжали шлангами гнезда галочьи сбивали. Мы смотреть бегали…
Подрезова. Кличка у него еще была Бычок. Такой… маленький… Ну Бычок…
Самохвалова. Только ты про эту кличку и помнишь!
Подрезова(улыбнувшись). Давай! Что ты там про Бычка своего начала?
Самохвалова. Валера закончил наш сельскохозяйственный, его послали в деревню. Оттуда повысили в район. Потом из района повысили сюда в область. Здесь он сразу пошел в гору… Съездил в Москву, поучился… вернулся… и его повысили опять… Я с ним стала встречаться, когда его повысили в район. Он ко мне приезжал, и я к нему ездила. Расписаться решили, когда его повысили сюда. Настал мой день рождения. Он попросил меня пригласить своих начальников… которые ему были нужны. Еще он попросил, чтоб не было Семенихиной. Сам понимаешь, они друг друга видеть не могли. Вадик, разве я могла встречать свой день рождения без Веры? Но я попросила ее молчать. Рассказала все как есть… Она пришла. И произнесла тост… Такой, что у Бычкова потом что-то с сердцем было… Она сказала все, что про него думала. Выпила за меня и ушла… Его приглашенные тоже сидеть не стали. Это, конечно, ему на карьеру не повлияло, его все равно повысили. Но он мне не простил. Сказал, что я для серьезной жены не гожусь. Бывают серьезные жены и несерьезные… Вадик, ты меня слушаешь?
Коняев.