Восточнославянская этнография — страница 15 из 43

Омовение ног возникло из омовения всего тела или обливания. Обрядовое окропление или обливание молодых водой встречается в некоторых местах Великой, Малой и Белой России (51, № 30; 129, 222; 40, 2, 254); встречается также у познанских поляков (239, 2, 202). Но вот значение обряда затемняется, и древняя его чистота нарушается. В воду начинают всыпать хлебные зерна. В некоторых местах молодых обливают водой, в которую брошен овес (33, с. 106; 66, с. 361; 187, 2, с. 33); таким образом, в одном обрядовом акте соединяется обливание и обсыпание. Обливание, наконец, выходит из употребления, и остается одно обсыпание. Местами, например в Малороссии, память об обливании удерживается тем, что при обсыпании молодых мать жениха объезжает верхом на граблях вокруг ведра с водой и воду льют на грабли — не на жениха. Самой характерной архаической чертой представляется, что осыпающая зерном имеет на себе шубу, вывороченную наизнанку. Осыпание в вывороченной шерстью вверх шубе указывает на тучу, изливающую дождь. В обряде мех и зерно так же близко стоят друг к другу, как в природе туча и дождь.

В самом языке сравнение сыпания и литья весьма обыкновенно, равно как обыкновенным явлением представляется переход одного понятия в другое в силу того, что зерна так же мелки, как капли дождя. <…>

В настоящее время, осыпая молодых хлебными зернами, хмелем или орехами, имеют в виду сделать их: 1) богатыми, здоровыми и веселыми (204, 4, с. 358); 2) предохранить от порчи (172, № 15); 3) сделать их способными к деторождению, «чтобы они плодились, как пшеница», по болгарскому выражению (28, с. 15). В Чехии и Силезии распространено поверье, что у молодой замужней женщины будет столько детей, сколько упадет на нее хлебных зерен во время свадебного осыпания (266, с. 351). У евреев старики, осыпая молодых хмелем и овсом, говорят: «Да умножитесь тысячами и мириадами» (17, с. 25, 15). Ранее факты эти были приведены мною в сочинении «О свадебных обрядах». В Малороссии, где почти каждое обрядовое действие сопровождается пояснительной песней, — обстоятельство, составляющее характерную особенность малорусского быта, — при обсыпании молодых зерном поют:

Ой еш, мати, овес,

Та на наш рид увесь;

Щоб наш овес рясен був,

Шоб Иванив рид красен був,

Или:

Роди, Боже, жито

На новее лито

Густее, колосистее,

На стебло стеблистее,

Шоб наши диты мали

И стоячи жали[12] (204, 4, с. 415).

В связи с обрядовым употреблением хлебных зерен стоит обрядовое употребление каши. И по времени употребления, и по внутреннему своему значению эти явления почти тождественные, и весьма возможно, что они впервые возникли одновременно или почти одновременно, до употребления печеного хлеба. Каша могла явиться в дополнение к хлебным зернам, притом в обрядах древнейшего происхождения, как древнейшее хлебное кушанье. Само слово каша означает кушанье, приготовленное из растертого зерна; санскрит каш — тереть. Первоначально каша — жидкая похлебка из муки; впоследствии с распространением гречихи слово «каша» стало означать преимущественно гречневую кашу. Само слово «каша» в древнем его значении, по-видимому, праславянское <…> Обрядовое употребление каши составляет явление общеславянское — более того, арийское. Кашу приносили в жертву богам земледелия и скотоводства. У индусов ведического времени жертвоприношение каши встречалось в чистом виде; ячменной кашей кормили скотьего бога Пушана[13], почему он и носит название «кашеед» (karamhad). Римляне, по словам Плиния, в день рождения ребенка приготовляли кашу <…>. Древние германцы в праздник Перахты (Берхта, Гольда) приготовляли и ели кашу (230, с. 251).

Имеются документальные указания, что уже в старинное время на Руси каша составляла необходимую принадлежность свадебного пира и похоронного обряда. В Воскресенской летописи слово «каша» употреблено в значении свадебного пира. Когда Александр Невский женился в 1239 г. в Торопце, он праздновал здесь «кашу», по возвращении в Новгород — другую, т. е. давал свадебный стол. В одном старинном описании свадьбы говорится, что «молодым в подклеть приносят кашу, и они кашу черпают и за себя мечут» (146, 2, с. 749), — одно из крупных свидетельств жертвоприношения каши земле. На царских свадьбах XVI и XVII столетий молодые в бане ели кашу. Кроме того рассылали кашу почетным особам. Так, казанский царь Симеон посылал кашу в 1554 г. царю Ивану Васильевичу и его жене, князю Юрию Васильевичу Углицкому и некоторым другим важным московским особам того времени (160, 3). В Правилах Владимирского собора 1274 г. находится известие, что в новгородской стране «неции несвященш освящають приносимыя к церкви плодонося, рекше крупы или кутья за мертвыя» (7, 75).

Обрядовое употребление каши на рождественских праздниках, родинах, свадьбах, похоронах и в некоторых других случаях встречается во всех славянских странах, в особенности в Великороссии, причем с течением времени употребление это все более и более ограничивается и в некоторых местностях удержалось исключительно за рождественскими Святками или за свадьбами как наиболее устойчивыми архаизмами быта.

У сербов и хорватов каша варится с особенными обрядами несколько раз в течение зимних праздников, т. е. начиная со дня великомученицы Варвары (4 декабря) до Богоявления (7 января). Каша, которая варится на Варвару из смешанного зерна всех сортов, у сербов называется варица. Обыкновенно эту кашу ставят в печь еще вечером накануне Варварина дня, а едят холодную на третий, и после Саввы (5 декабря) на Николая (6 декабря). Сербы гадают на варице. «У Боци наставе варицу по вечери само, да се мало смлачи, па у ютру гледаю, каква е одозго; ако надю по ней гуке и брегове, онда веле, да слути на богатство; ако ли буду путови и пукотине, онда веле да слути на смерть и на гробове». В Боке Которской существует посыпание кашей, что отождествляет обрядовое употребление каши с обрядовым употреблением хлебного зерна: «У Боци послу неме (каша варицею) по кути, говорети: оволико люди, волова, бродова (лодок) коня, улишта (ульев), пила (домашней птицы), каша (корзин с кукурузою), да се плоди плод и род!» (149, с. 59). «У чехов и куявлян каша составляет непременную принадлежность свадебного стола» (229, с. 307; 239, 3, с. 257).

В Великой, Малой и Белой России и в Руси Галицкой обрядовое употребление каши весьма обычно на рождественских Святках и на свадьбах, встречается на крестинах и похоронах. У великорусов каша приготовляется накануне Рождества и на Васильев день; в иных местностях каша на Васильев день приготовляется до света старшей в доме женщиной при помощи старшего в доме мужчины. У малорусов «кутя» варится на «богатый вечер» (накануне Рождества) и стоит на покути до новой кутьи накануне Крещения. В Великой, Малой и Белой России на рождественской каше гадают (149, с. 56–57). Обыкновение угощать молодых в день свадьбы кашей соблюдается в настоящее время во многих местах Великой России и в Руси Галицкой. Так, в Архангельской губ. и молодым за княжим столом разрешается есть одну только кашу, причем на молодую накидывают платок, под которым она и ест кашу. У лемков кашу дарят молодым на другой день после свадьбы. Кроме того каша как обрядовое кушанье встречается в Архангельской губ. в конце жатвы, в Курской и Орловской губерниях и в особенности в Болгарии во время крестин, в Костромской губ. при праздновании именин, в Виленской губ. при поминовении усопших. В старинное время в Малороссии и в Курской губ. и в настоящее время в Борисовском у. Минской губ. в начале учения школьники едят кашу и потом разбивают палкой горшок, в котором она находилась. Обрядовое употребление каши встречается в Галиции в день св. Георгия, у чехов — в Троицын день, в Костромской губ. — 23 июня.

Обрядовое употребление каши по своему религиозно-мифическому и бытовому значению тождественно обрядовому употреблению хлебного зерна, с которым оно, как было замечено, органически сливается в обряде осыпания. Оба эти обряда символически изображают дождь, который сыплется на землю, подобно сеемому зерну. Собственно обряды с кашей развились и удержались в народном быту не в силу этого древнего первобытного своего символического значения, а в большинстве, и в большинстве значительном, потому что каша в древности была предметом жертвоприношения богам. По тем торжественным приемам, которые свойственны обрядовому употреблению каши, с достаточною ясностью можно определить, каким именно явлениям и силам природы каша приносилась в жертву как божественным существам, и такое определение относительно употребления каши можно вполне распространить и на однородное с ним обрядовое употребление зерна. На жертвоприношение каши земле указано было ранее в обряде молодых в старинное время есть кашу и бросать ее назад, причем сам обряд в глубокой древности мог быть поясняем каким-нибудь мифом вроде греческого мифа о Девкалионе и Пирре. В особенности отчетливо обнаружилось значение каши как предмета жертвоприношения солнцу в следующем обряде. В Орловской губ. во время крестин в конце обеденного стола повивальная бабка ставит горшок каши и две порожние тарелки, покрытые свернутыми полотенцами. После молитвы священника бабка несколько раз поднимает и опускает над столом ребенка. В то же время то же самое делает крестный отец с горшком каши. В некоторых местах кума, приподнимая горшок с кашей, высказывает пожелание, чтобы новорожденному было столько счастья, сколько звезд на небе. Обряд этот называется «молить кашу» (192, с. 46) — название, весьма характерное в историко-культурном отношении; кашу поднимают вверх — приглашают солнечное божество пожаловать вместе со своей божественной супругой (вероятно, луной, так что упоминаемые бабкой звезды имеют значение их детей, как в колядках) в избу крестьянина; для них и кушанье, и тарелки готовы. Высказывая пожелания новорожденному, кума в древности сознавала присутствие при этом ласково приглашенных на семейное торжество и радушно угощаемых солярных божеств. Во внутренней, органической связи с «молением каши» находится встречающийся в Волынской губ. следующий любопытный обычай: крестьяне накануне Рождества Христова за ужином последнюю ложку кутьи бросают в потолок. Если к потолку прилипнет много кутьи, то это озн