Обыкновение это встречалось в Египте, Греции, Германии и ныне еще встречается в Индии и в России.
В одних случаях хлебная замена животного жертвоприношения произошла с целью избежать лишения жизни, в других — в большинстве случаев — из экономических побуждений.
Люди бедные, которые не в состоянии были принести богам в жертву быка, корову, барана, козла или свинью, приносили сделанное из теста изображение того или другого из этих животных. Таково происхождение встречающегося до сих пор у разных народов обыкновения приготовлять из теста изображения быков, овец, свиней если не в полном виде, то отчасти, например, вылепливать рога или копыта. В Болгарии к баднему вечеру пекут пироги с изображением домашних животных (78, с. 3); 11 марта здесь приготовляют боговицу — круглый хлеб, как коровай, но без углубления в середине. На боговице сверху налепливают из теста лошадок, овечек, рога, хвосты и т. п. Боговицу крошат в миску с вином и потом ее едят, выкрикивая на здоровье скота: «му-у-у, му-у-у», «бе-е-е-бе», «иха-ха-ха» (73, с. 193). В Костромской губ. на Семик пекут козули. В некоторых местах Малороссии, в губерниях Вологодской и Архангельской на Рождество Христово приготовляют из пшеничного теста различные изображения животных, украшают ими столы и окна, рассылают их знакомым (187, 7, с. 37, 38). Подобного рода обыкновение встречается у народов германских. Так, на германском севере на Иольском празднике в честь Фрейра убивали большого вепря в присутствии короля; над ним клялись подданные в ненарушимой верности королю, положив на кабана руки; затем следовали жертвоприношение и пиршество. Ныне на Святках в Скандинавии убивают свиней и пекут пироги в виде свиней (170, 2, с. 17–18).
Языческое обыкновение делать хлебы в виде животных получило христианскую окраску. Так, 6 марта, в день Герасима Грачевника, пекут хлебы в виде грачей (187, 6, с. 19); 9 марта, в день Сорока Мучеников, пекут 40 жаворонков, т. е. хлебов в форме птичек (187, 6, с. 20; 183, с. 9), или 40 хлебных шариков (209, с. 496); в Болгарии 9 марта каждая семья печет кравайци; число короваев должно соответствовать числу детей в доме; на короваях этих, пока они не посажены в печку, делают дырочки ветками бузины, а когда испекутся — обмазывают медом (78, 7). Римское духовенство накануне Рождества Христова рассылает тонкие из теста листки разных цветов с вытиснутыми на них изображениями, относящимися к празднику (170, 2, с. 26).
У древних славян корова составляла, по-видимому, главный предмет богатства и пропитания. Несомненно, по данным языка и по обрядам, что животное это некогда, быть может, в арийской древности пользовалось большим уважением. Можно допустить, что корова у ариев была священным животным — наподобие египетского быка Аписа, что ей воздавали божеские почести, и не только ее приносили в жертву, но, быть может, и ей приносили жертву, что могло совершаться одновременно. Слабые черты жертвоприношения корове сохранились в народных обрядах. Так, в Виленской губ. крестьяне в день св. Агафии (3 апреля) освящают в церкви хлеб, натыканный кусками соли, и потом вешают этот хлеб на рога коров (18, с. 20). Время дня древний арий определял по времени, когда скот идет на пастбище, на водопой, возвращается в село. От наименования коровы заимствовал он названия для некоторых растений и птиц и даже для определения пространства. Богатство определялось числом голов рогатого скота. Войны обыкновенно возникали потому, что одно родовое колено захватывало скот другого колена. Подарить корову — значило оказать особенную почесть и внимание. На свадьбах корова имела важное значение: ее посылали в подарок молодому, закалывали в жертву богам, на шкуре жертвенного животного усаживали молодых. Когда умирал человек, убивали корову как средство для пропитания умершего в загробной жизни или как жертвоприношение богу смерти. Наивное воображение пастушеского народа усматривало присутствие коровы даже в небесных пространствах: в весенних и летних облаках видели небесных коров, которые своим молоком (дождем) питают землю; сама земля представлялась коровой, и даже в звездах усматривали небесные стада, предводимые быком — месяцем. Подобного рода воззрения на внешнюю природу сохранились доныне в сказках, поверьях, поговорках. В них есть нечто поэтическое, художественное. В.А. Жуковский воспользовался древним представлением звезд стадом, месяца — пастухом и создал прелестное стихотворение «На пажити необозримой».
Выдающаяся роль, которую у всех славян, в особенности у южных и восточных, играет коровай в обрядовом употреблении хлеба, объясняется тем, что коровай заменил жертвоприношение коровы. Ясные доказательства такой замены заключаются в названии и в форме коровая.
Существуют несколько объяснений слова «коровай». Можно оставить в стороне мнение Терещенко о происхождении славянского коровая от римского «far», «libum farreum» «Коровай» и «far» возникли самостоятельно, быть может, из одного источника, существовали совершенно независимо друг от друга, и славянский коровай представляет гораздо более архаический и знаменательный остаток древнего миросозерцания и быта, чем римский «libum farreum».
Коровы на водопое. Художник А.С. Степанов
Г-н Ящуржинский слово «коровай» производит от слова «краять», «кроить» (225, 85). Пикте название «коровай» возводит ко временам арийским. В санскрите «upakarika» — «род пирога» (из «upakara» — приготовление); лит. «karaiszis» — пирог, хлеб. Во всех этих словах Пикте усматривает корень «kr — facere» (253, 2, с. 313), так что «коровай» получает значение простого хлеба. Может быть, однако, сделано одно предположение, основательность которого подтверждается важным религиозно-бытовым значением коровы в древности. Если отбросить окончание — ай, то получится «коров-», «крав-». Названия хлеба «коровай» и животного «корова» отождествляются, как и следовало ожидать, от жертвенного хлеба, заменившего жертвоприношение коровы. В народных обрядах и песнях до сих пор сохранились намеки на замену короваем коровы. Так, коровай в Болгарии и Белоруссии иногда снабжают рожками из теста. В песнях коровай часто называется рогатым. «А рогат я богат!» (209, с. 340, 341). Болгарская боговица, представляющая лишь другое наименование коровая, имеет форму длинной булки-витушки с рожками на конце.
В песнях народных находится много доказательств религиозно-мифического значения коровая, его таинственной связи со светилами небесными — солнцем, месяцем и звездами, его сверхъестественных свойств. Приготовление и употребление коровая носят разные наименования: коровай бгаты (204, 4, с. 215, 216, 218), гбаты (204, 4, с. 224), гибаты (204, 4, с. 225), молить, вить, печь, гафтовать. Наименование «бгаты коровай», как и «молить коровай», весьма характерно; само слово «бгаты», по-видимому, происходит от слова «Бог» и означает «подносить коровай Богу» или «боготворить коровай». Что слову «бгаты» можно придавать такого рода значение, можно указать на применение его исключительно к короваю в торжественном случае обрядового употребления коровая и можно сослаться еще на называние болгарского обрядового хлеба боговицей. В песнях коровай окружен золотом и серебром: у него золотой обруч, сажают его на золоте и серебре в золотую печь (204, 4, с. 227, 230, 235, 244). Печь, окна, лавки обнаруживают при этом большую радость, пляшут (204, 4, с. 220, 221 и др.). Радость эта обусловливается тем, что коровай «вiд пана Бога и вiд добрых людей», что его смесили Бог и святые, что он из рая; потому он «красный», «святый» (204, 4, с. 231, 234, 224, 216, 245 и др.). Объяснением коровайного рая могут служить те песни малорусские, где говорит коровай:
Ой бувал же я та на чистесеньким полю,
Ой видал же я месяц над зорою (41, II, с. 642; 184, 245).
Так как коровай бывает на небе, вблизи месяца, и потом оказывается в печи, то естественно признать за ним способность самостоятельного движения. В песнях действительно «короваево тисто летило через мисто, через все село текло» (204, 4, с. 243; 40, 2, 116).
Вийся, короваю,
Еще вышший вид гаю,
Як душейка по раю,
А рибойка по Дунаю (204, 4, с. 247).
Прокопий (VI в.) и Ибн Фадлан (X в.) говорят о жертвоприношении славянами хлеба (112, с. 99, 101). Арабский писатель X века Ибн Доста говорит, что славяне «во время жатвы берут просяные зерна в ковше, поднимают их к небу и говорят: „Господи, ты, который снабжал нас (до сих пор) пищей, снабди и теперь ею нас в изобилии“». Саксон Грамматик сообщает, что арконские славяне подносили пирог идолу Святовита. «Жрец, спрятавшись за огромным пирогом, спрашивал у народа: видит ли он его, жреца? Когда руяне говорили, что видят, то он высказывал желание, чтобы год был столь плодороден, чтобы его за пирогом совсем не было видно. Верили, что этот обряд способствует не только благосостоянию народа, но и обилию следующей жатвы» (198, с. 40, 49). Почти тождественный обряд существует ныне в Малороссии и в Болгарии. Накануне Нового года вечером хозяин садится за стол; перед ним кладут кучу пирогов и кнышей. Зовут детей, которые спрашивают, входя в хату: «А де ж наш батько?» — «А хиба вы мене не бачите?» — отвечает отец из-за кучи пирогов. — «Ни, не бачимо, тату!» — «Дай же, Боже, щоб завше не бачили», т. е. чтобы всегда было такое изобилие хлеба, как в этот вечер (204, 3, с. 438). В «Слове Христолюбца» говорится: «И тако покладывают им, т. е. языческим богам, требы и коровай им ломят… моленое то брашно дадут и едят».
В современном обрядовом употреблении хлеба наиболее характерными остатками жертвоприношения солнцу представляются следующие обряды: в Македонии в день летника (1 марта) девушки и парни встают рано и выходят на двор увидеть какую-нибудь птичку, взяв предварительно в руки целый хлеб, чистое старое серебро и золото. Вышедши на двор, они несколько времени с зажмуренными глазами держат в руках эти предметы (73, с. 188). В Верхней Силезии девушки к Соботке (24 июня) пекут пирожки, называемые «słonczęta», и выходят с ними на заре в поле; положив их на чистом белом платке, пляшут вокруг, припевают «graj, słonczę, graj, tutaj cą twoi słonczęta» и потом, встретя солнце и поклонившись ему, делятся пирожками так, чтобы подарить ими всех близких своих (181, с. 40). Великорусские