[27].
Красными лентами перевязывают также животных, растения, даже огородные овощи[28].
Заметим мимоходом, что во многих малорусских названиях растений обнаруживается воззрение на яркие цвета как горящие, красные, солнечного или огненного свойства, например горицвит, горица, соняшник. Об отцветшей гречке говорят, что она «погасла».
Общее благотворное символическое значение красного цвета переносится на те растения, которые имеют ярко-красный цвет или плод, в особенности на рябину и калину. Рябина служит средством против колдовства, а калина служит обычным символом красоты и целомудрия.
Цветные кафельные изразцы
В старинное время в Малороссии процветало кафельное художество. На изразцах воспроизводились сцены из окружающей или минувшей жизни. «Представьте себе, — писал Ф.Г. Лебединцев, — что в какой-нибудь светлице или горнице давнего времени, которые равнозначущи были нашим залам и гостиным, выступала далеко от стены огромных размеров печь, а по ней всюду, сверху и донизу, с фронта и с боков сцены то близко знакомой боевой жизни и даже недавно оконченной компании, то будничной трудовой, то буколическая картинка желающей схватить гусенка „шулики“, сычащей гусыни, сочувствующей и старающейся помочь ей собачонки, то ирония над праздностью городской барышни или женщины, пускающей птицу из рук, то тяжелые сцены мужа, цепом поучающего свою жену, или борьбы человека с сильными зверями и чудовищами, то самое чудовище невиданное и неслыханное, то виденные когда-то в далеких краях птицы и животные, то легендарная Осавур-гила и печальная на ней кончина козака, не достигшего родины, забавные сцены разгульной жизни, то противоположные им сцены из Cв. истории, — и каждая из них наводит на ту или другую мысль, пробуждает то или иное воспоминание, возвышает и оживляет дух или вторит настроению данной минуты одиночного наблюдателя или целой, весело либо грустно и набожно настроенной компании. Только сообразив все указанное, мы поймем, какое широкое жизненное значение имела эта кафельная книга, как много она от самих авторов ее требовала развития, наблюдательности и сообразительности»[29].
Трудно сказать, как рано появилось в Малороссии кафельное искусство. В XVII столетии оно уже находилось на высокой степени развития. Павел Алеппский, бывший в Киеве в 1653 г., говорит, что кельи монахов в Печерском монастыре отоплялись и каминами, сложенными из цветных изразцов[30]. Еще недавно цветные изразцовые печи часто встречались в домах дворян и мещан Харьковской губ.; но затем белая заводская кафля мало-помалу вытеснила цветную кафлю кустарного гончарного производства, и теперь цветную изразцовую печь изредка можно встретить в домах мелкопоместных старосветских помещиков и мещан. Чаще такого рода печи встречаются в Галиции, где, по словам О-ого[31], гончарное искусство достигло высокой степени развития относительно подбора красок, изящества поливы, правильности и оригинальности узоров.
К истории слободско-украинского чумачества
В старинное время, в XVIII и в первой половине текущего столетия, в Слободской Украине было весьма развито чумачество. В существенных своих чертах слободско-украинское чумачество не отличалось от чумачества других малорусских местностей, например от чумачества полтавского. Путь слободско-украинских чумаков был так же далек и труден, так же безлюден и таинствен, как и путь чумаков полтавских или черниговских. И слободско-украинские чумаки держали путь в далекую, полусказочную Черноморию и в Донщину, забирали на Дону рыбу, в Крыму — соль и развозили их по украинским градам и весям. Сельские старики ныне с удовольствием вспоминают о том времени, когда они большую часть года странствовали по украинским полям и по донским степям со своими рослыми круторогими волами, на своих вместительных возах — паровицах. Для чумаковавших вспомнить о былом чумачестве значит вспомнить о жизни, правда, трудовой, но зато широкой и вольной. Не чумаковавшие крестьяне со словом «чумачество» соединяют ныне представление о прошедшем безвозвратно золотом веке рыбной торговли, когда рыба на ярмарках и базарах продавалась дешево и рыба-то была сочная, вкусная.
Чумаки. Художник И.К. Айвазовский
В Ахтырском у. Харьковской губ. чумачество процветало преимущественно в Боромле и в Котельве. В Боромле, по наведенным мною справкам, в настоящее время живет довольно много стариков, занимавшихся некогда чумацким промыслом: Лозовой, Гудым, Новгородский, Трипольский, Сичкарь, Пятак, Скачко и др. Одни, как Федор Лозовой, перестали чумаковать в начале 50-х годов; другие, как Петр Сичкарь, дотянули до времени построения южнорусских железных дорог в 60-х годах. Одни чумаковали в течение нескольких десятков лет, причем ежегодно ходили в дорогу. Другие чумаковали незначительное число лет и чумаковали, когда случится, иногда пропускали год, редко — два года. Почти всегда чумаки шли в путь на волах, но были случаи в Новейшее время, с обеднением крестьянства, что ходили на юг России и с одними конными подводами. Из боромлянских крестьян в 30-х и 40-х годах наиболее богатыми по числу ходивших в степи волов были Лозовой и Гудым. Боромлянские чумаки покупали волов в Полтавской губ., причем платили за пару обыкновенно 220 руб. ассигнациями. Возы изготовлялись на месте, за исключением колес, которые были покупаемы в имении Шереметева Пушкарне, приблизительно в 40 верстах от Боромли, по 8—10 руб. ассигнациями за две пары колес. В большую дорогу клали на воз около 50 пудов; соли клали до 60 и 65 пудов. Из съестных припасов чумаки брали с собою в дорогу в Крым или на Дон на оба конца по мерке пшена, по 21/2 пуд. сухарей, по 11/2 пуд. печеного хлеба, по 20 ф. гречневой и пшеничной муки на галушки и по 10 ф. сала на одного человека. Лекарств не брали. Брали с собой в дорогу лишь синий камень для лечения скота. В путь-дорогу отправлялось несколько хозяев по предварительному взаимному уговору. Общее число паровиц доходило иногда до 40. Рано утром чумаки собирались за цариной, молились и трогались затем в путь. С хозяевами шли наймиты, по одному человеку на четыре пары волов. В наймиты к чумакам шли парубки из семейств зажиточных, хороших. Срок найма начинался Светлым Христовым Воскресением и кончался зимним Николаем, и за все это время наймит получал от хозяина рублей 8 или 10 серебром. Чумацкая валка не выбирала ни атамана, ни кашевара. Слушались того, кто уже хаживал в дорогу и знал чумацкие тракты и чумацкие звычаи и обычаи. Пищу варили и волов в ночное время стерегли поочередно. Время выхода определялось тем, куда направлялась валка; в Москву выходили из Боромли на Фоминой неделе; на Дон выступали за неделю перед Вознесением. Боромльские чумаки хаживали в Москву, Нижний Новгород, Перекоп, Севастополь, Мариуполь, Бердянск, Таганрог и Ростов-на-Дону. Шли большею частью полями да степями, где попросторней и попривольней. Чумацкий тракт на Одессу шел через Екатеринослав и Вознесенск; в Крым — чрез Коломак, Карловку, Кочерижки, Карабиновку, Михайловку, Тимошовку, Сырогозы и Перекоп; на Дон — через Коломак, Берестянку, Корниевку, Гришино, Родивку и степью до Ростова. В Одессу возили разный товар, преимущественно «крейду, крупу, олию», а привозили в Украйну орехи, деревянное масло и другие продукты южных стран, которые находили сбыт на украинских ярмарках. В Крым возили исключительно овес. Сичкарь весьма хвалит крымских татар за честность. С выселением татар в Турцию новые поселенцы русские иногда воровали у чумаков волов, преимущественно во время Крымской войны. В Крыму чумаки брали соль на Красном озере и сбывали ее исключительно в Боромле. Здесь спрос на соль оказывался выше предложения. В Донщину из Боромли везли разные деревянные изделия, по малорусскому выражению — «деревню», т. е. оси, колеса, вила и т. п. С Дону привозили исключительно рыбу, которую продавали в разных местах Харьковщины и Черниговщины. На юг боромлянские чумаки ходили гораздо охотнее, чем на север, по сравнительной близости расстояния и дешевизне проезда по малонаселенным степям. На севере — Москва, на северо-востоке — Нижний Новгород были крайними пунктами, куда заходил боромлянский чумак. В Москву возили преимущественно грушевые деревья для тамошних мануфактурных фабрик; в Нижний Новгород на Макарьевскую ярмарку возили сахар и грушину. В Одессу из Боромли шли шесть недель, в Одессе проживали неделю и обратно домой шли также шесть недель. В Крым шли четыре недели, от двух до десяти дней проживали в Крыму и затем четыре недели находились на обратном пути. Хождение на Дон занимало столько же времени, что и ходка в Крым. В течение лета и осени чумаки делали две ходки на юг, т. е. четыре конца. Дорожные расходы чумака были незначительны. Платили несколько копеек за переезд через мост. В некоторых местах мосты находились в руках евреев, которые обязывали чумаков покупать за право проезда по кварте водки на каждый десяток возов. За одновременный попас обыкновенно платили 2 коп. с пары волов, в некоторых местностях — более, например под Карловкой во владении графини Разумовской, впоследствии принадлежавшем великой княгине Елене Павловне, платили по 10 коп., под Одессой — по 25 коп. Были для чумаков благодатные местности, например обширные владения Иловайских на Донском чумацком тракте, где чумаки шли очень долго и ничего не платили за пастьбу скота. За водопой платили лишь в редких случаях, и платили самую малость. Дорогою в Крым или в Донщину боромлянский чумак в 40-х годах издерживал всего один рубль на разные расходы: мостовое, пропас, пропой, деготь и т. п. По дороге в Одессу и в Москву расходы увеличивались. Чистая прибыль от чумацкого промысла была довольно значительна. Так, за вяленую рыбу на Дону платили за тысячу (на воз клали 5 тыс.) рублей 14 ассигнациями, за сырую (клали на воз 21/2 тыс.) — 22 руб. ассигнациями; первую продавали в Малороссии по 30 или 40 руб., вторую — по 40–50 руб. (около 14 руб. серебром). За соль на месте ее добывания платили 94 коп. ассигнациями (28 с