Новый импульс дискуссия об ас-сакалиба в Среднем Поволжье получила после того, как в археологической науке была выдвинута гипотеза о славянской этнической атрибуции именьковской культуры, существовавшей в этом регионе в IV–VII вв. н. э. (историографию вопроса об этнокультурной атрибуции именьковцев см.: Матвеева 2004: 65–79; Сташенков 2005: 8—16; 2006: 20–30; Расторопов 2009: 139–142; Овчинников 2009: 110–115). Именьковская культура была выделена в 1950-х гг. Н.Ф. Калининым и В.Ф. Генингом (последний и дал ей утвердившееся в науке наименование). Долгое время исследователи пытались связать ее происхождение или с местными финно-угорскими культурами, или с миграцией в регион тюрок, но ни первое, ни второе так и не было надежно доказано: ни в финно-угорских, ни в тюркских культурах не находилось многих важных элементов именьковской культуры. Переворот в этнокультурной атрибуции именьковского населения произвела в 1981 г. самарский археолог Г.И. Матвеева, сопоставившая материалы именьковской и зарубинецкой культур и пришедшая к выводу о родственности оставившего их населения (Матвеева 1981: 52–73). В цикле своих дальнейших работ Г.И. Матвеева и поддержавший ее известный археолог-славист В.В. Седов убедительно обосновали вывод о том, что происхождение именьковской культуры связано с несколькими миграционными волнами из ареала культур полей погребений: зарубинецкой, пшеворской и черняховской (Матвеева 1986: 158–171; 2004: 65–74; Седов 1994: 55–58; 1994а: 309–315; 2002: 245–249), который ныне признан подавляющим большинством исследователей. Ну а поскольку именно в рамках этих культур при различии взглядов по ряду конкретных вопросов подавляющее число археологов-славистов (Б.А. Рыбаков, И.П. Русанова, В.В. Седов, П.Н. Третьяков, Е.А. Горюнов, В.Д. Баран, Д.Н. Козак, Р.В. Терпиловский, Б.В. Магомедов, Е.В. Максимов, С.П. Пачкова, Л.Д. Поболь, А.М. Обломский, О.М. Приходнюк и т. д.) ищет предков исторических славян, то высказанная Г.И. Матвеевой гипотеза о принадлежности именьковской культуры к одной из праславянских группировок (Матвеева 1988: 11–13; 2004: 74–78) нашла поддержку целого ряда археологов и стала преобладать в науке (Седов 1994: 58–65; 1994а: 315; 1995: 193–197; 1999: 59–62; 2002: 252–255; Баран 1997: 154; Кляшторный, Старостин 2002: 210–217; Богачев 2011: 72—137). Были высказаны также гипотезы о происхождении волынцевской культуры, славянская принадлежность которой не вызывает сомнений, от именьковской (Седов 1994: 59–63; 1994а: 315; 1995: 193–194; 1999: 59–60; 2002: 253–255; Приходнюк 1995: 73–74; 1998: 75–76) и о том, что часть именьковцев не покинула Среднее Поволжье и влилась в состав волжских булгар, оказав существенное влияние на экономику и культуру Болгарии, в частности на развитие в ней земледелия (Старостин 1967: 31–32; Седов 1995: 195–197; 1999: 60–61; 2001: 5—15; 2002: 254–255; Семыкин 1996: 71–73; Матвеева 1997: 98–99; 2004: 77–79; Богачев 2011: 82–83, 312).
Гипотеза о славянстве носителей именьковской культуры позволила многим ученым связать именно с ними ас-сакалиба (Кляшторный 2001: 56–60; 2005: 68–72; Седов 1995: 196–197; 2002: 254–255; Матвеева 2004: 79; Галкина 2006: 195–202, 339–345; 2006б: 380–382), упоминаемых в Среднем Поволжье арабами. Согласились с этим, однако, не все. Более того, как это часто бывает, после периода этнузиазма наступил период определенного скепсиса.
Ученики Г.И. Матвеевой начали определенную ревизию ее взглядов и стали более осторожно подходить к вопросу об этнической атрибуции населения, оставившего именьковскую культуру. Во-первых, отмечается, что происхождение ядра ее носителей из ареала культур полей погребений не означает автоматически славянской принадлежности культуры, так как культуры полей погребений были полиэтничными, в чем ныне уже мало кто сомневается. Во-вторых, связь именьковской культуры с волынцевской остается под вопросом, существуют и другие гипотезы генезиса волынцевской культуры (Гавритухин, Обломский 1996: 133, 144–147; Сухобоков 1998: 49–57). В-третьих, именьковская культура прекращает свое существование к концу VII в., а арабские известия об ас-сакалиба в Поволжье относятся к VIII–X вв. Однозначных и бесспорных данных о сохранении в этот период в регионе групп потомков именьковского населения пока нет, оно лишь предполагается.
По этим причинам двое учеников Г.И. Матвеевой заняли скептическую позицию в вопросе о соответствии именьковского населения Среднего Поволжья тем ас-сакалиба, которых атаковал Марван в ходе своего хазарского похода. Д.А. Сташенков, солидаризируясь с тем маршрутом похода Марвана, который обосновали А.З.В. Тоган, М.И. Артамонов и С.Г. Кляшторный, в определении этнической сущности этих ас-сакалиба близок к первым двум исследователям, не признававшим в них славян: ученый усматривает в них не потомков именьковцев, а носителей кочевнических новинковских памятников: хазар или буртасов (Сташенков 1999: 36; 2003: 339). Проблема сомнительности данной гипотезы в том, что оба этих народа были хорошо известны арабам и под собственными именами описаны во множестве арабских произведений. С какой стати в данном случае арабы приняли их за славян, также хорошо им к тому времени известных, совершенно непонятно.
Учитывая это обстоятельство и признавая, что Д.Е. Мишин убедительно показал проблематичность неславянской атрибуции ас-сакалиба восточных авторов в принципе, Н.А. Лифанов пошел по другому пути и высказал идею, близкую к точке зрения Б.А. Рыбакова и А.П. Новосельцева, о том, что столкновение Марвана со славянами произошло где-то в западной части бассейна Дона (Лифанов 2010: 305–309). К сожалению, касаясь ключевого для определения маршрута похода Марвана вопроса – местонахождения хазарского города ал-Байда’, – ученый не проанализировал самостоятельно источники, а сослался на противоречащую им точку зрения А.П. Новосельцева, почему-то отождествившего этот город с Самандаром, в то время как источники упоминают эти два города одновременно и как разные географические объекты (см. ниже).
При этом ни Д.А. Сташенков, ни Н.А. Лифанов не дали объяснения всему комплексу восточных известий об ас-сакалиба в Поволжье, ограничившись лишь известиями, повествующими о столкновении Марвана с ас-сакалиба.
III. Славяне Среднего Поволжья в арабских источниках
Очень важный и хронологически наиболее близкий ко времени существования именьковской культуры блок информации, связанной с ас-сакалиба в Поволжье, представлен в известиях, посвященных арабскому походу 737 г. против Хазарии, самое подробное из которых принадлежит перу историка Ибн А‘сама ал-Куфи (ум. в 926 г.). Интересующее нас известие входит в состав его «Книги завоеваний» («Китаб ал-футух») (Кляшторный 1964: 16–18; ал-Куфи 1981: 50–51; Гараева 2002: 468; Калинина 2007: 159–160), упоминающего при этом и гидроним Нахр ас-сакалиба («река славян»), на берегах которой и столкнулось в ходе названного похода со славянами арабское войско. Вопрос о том, какую реку подразумевает он под именем «Славянской» и является ли она тем же водным объектом, что и у Ибн Хордадбеха, Ибн ал-Факиха и Абу Хамида ал-Гарнати, вызвал длительную дискуссию, в ходе которой мнения исследователей распределились в основном между двумя крупнейшими реками Юго-Восточной Европы[22]: одни ученые связывали ее преимущественно с Доном (см. напр.: Рыбаков 1958: 873; ал-Куфи 1981: 81; Новосельцев 1990: 115, 184–187; 2000: 276–278; Лифанов 2010: 305–309), другие – с Волгой (см., напр.: Togan 1939: 307; Артамонов 2002: 234–237; Кляшторный 1964: 16–18; 2001: 56–60; 2005: 68–72; Мишин 2002: 42–43. Примеч. 1; Галкина 2006: 195–202, 313; Сташенков 1999: 36; 2003: 339; Смокотина 2009: 110–122). К настоящему времени этот вопрос не является окончательно разрешенным[23].
В 737 г. наместник халифа (позже сам ставший халифом) Марван ибн Мухаммад предпринял грандиозный поход против Хазарии, ставший кульминацией длительного периода арабо-хазарских войн, шедших за гегемонию на Кавказе почти столетие (примерно с середины VII в.). Целью Марвана был решительный разгром Хазарии, который должен был навсегда положить конец ее претензиям на гегемонию в Закавказье и на Северном Кавказе. Марван своей цели достиг: Хазарский каганат потерпел сокрушительное поражение, его центры, расположенные в современном Дагестане (Баланджар, Самандар и т. д.), были разгромлены (об этом походе см.: Артамонов 2002: 233–238 и сл.; Плетнева 1986: 39–40; Новосельцев 1990: 184–187; Галкина 2006: 312–313). Именно после этого разгрома[24] усиливается начавшееся несколько ранее из-за арабской угрозы перемещение населения и политических центров каганата на север – в безопасные степи Северного Прикаспия, Нижнего Подонья и Поволжья.
Восходящая к разным источникам информация о походах Марвана против Хазарии, которые не всегда можно четко идентифицировать и отождествить друг с другом[25], присутствует у ряда арабских авторов: ал-Йа’куби, Ибн ал-Факиха, ал-Балазури, ат-Табари, Бал’ами, ал-Куфи, Халифы ибн Хаййата, Ибн ал-Асира и т. д. (Калинина 2007: 158–159). Из них в рассказах ал-Балазури, ал-Куфи и Ибн Хаййата, рассказ которого содержит несколько иную версию событий[26], которая может помочь прояснить некоторые неясности в рассказе двух первых авторов, говорится о том, что Марван во время своей войны с Хазарией напал на народ ас-сакалиба т. е. славян. Предпринимавшиеся периодически попытки отождествить ас-сакалиба ал-Балазури, ал-Куфи и Ибн Хаййата с каким-либо иным народом, который арабы приняли за славян, например буртасов (Артамонов 2002: 234), касогов (Тортика 2006: 280–288) и т. д., лишены оснований, так как все эти народы были хорошо известны арабам под их собственными названиями. Под этнонимом ас-сакалиба практически во всех известных случаях арабские авторы понимали именно этнических славян. К моменту похода Марвана арабы уже хорошо были знакомы со славянами: еще в VII в. те проникали из Византии на земли Халифата, нередко в весьма значительном количестве и вступали в ряды арабской армии (Гаркави 1870: 3–4; Мишин 2002: 101–114). То, что речь в рассказах о походе Марвана идет именно о славянах, подтверждает и одна фраза у ал-Куфи, в которой говорится, что наряду со славянами Марван напал и на других «неверующих», т. е. язычников. Это ясно говорит о том, что этноним сакалиба означает здесь вполне конкретный народ и не используется в каком-то «расширительном» смысле. В целом рассказ ал-Куфи о столкновении Марвана со славянами наиболее подробен: «[войска Марвана] выступили и вскоре достигли города ал-Байда’, в котором пребывал хакан, царь хазар. Говорит [автор]: Марвану и мусульманам в стране хазар сопутствовал успех, и