В.В. Седов обстоятельно аргументировал принадлежность длинных курганов летописным кривичам (Седов 1970: 91—124; 1974: 36–41; 1981: 5—11; 1982: 46–58; 1999: 117–128; 2007: 24–35; см. также: Третьяков 1953: 233–236; 1966: 280–283), указав на идентичность в устройстве и в особенностях погребального ритуала между длинными и сменяющими их круглыми курганами; нахождение длинных и круглых курганов на одних и тех же могильниках; генетическую связь керамических материалов IX – Х вв. с керамикой длинных курганов; отсутствие данных о притоке масс какого-либо нового населения в конце I – начале II тыс. н. э. в регион Верхнего Поднепровья и Подвинья, равно как и в бассейн Чудского озера; отсутствие генетической преемственности между ранними памятники КПДК и предшествующей ей финно-угорской культурой текстильной керамики, что свидетельствует о приходе в регион крупных масс нового населения с новым хозяйственным укладом, которое и явилось создателем новой культуры (отдельные финские или балтские черты в культуре не являются для неё основными и носят региональный характер, они отражают ассимиляцию славянами автохтонного населения); совпадение ареала длинных курганов с тем, который летописи отводят кривичам; родственность смоленско-полоцких и псковских говоров.
Ничем не обосновано и не может быть подтверждено предположение Г.С. Лебедева о принадлежности Изборска ильменским словенам. Ни Псков, ни Изборск ни в одном источнике не называются городами словен. Отношения Пскова и Новгорода, Псковской и Новгородской земель складывались очень сложно и неоднозначно. Сопки, связываемые большинством исследователей со словенами, в псковско-изборском регионе единичны (рис. 1).
Высказывались также сомнения в том, что Изборск мог быть в IX в. значительным центром и играть роль одной из столиц Северной Руси, которую отводят ему летописцы. А.Н. Насонов полагал, что «Изборск, конечно, не был значительным центром кривичского племени» (Насонов 1951: 72), а в «варяжскую легенду» попал при Ярославе Мудром, будучи своеобразной опорой Ярослава в Псковской земле, поскольку в самом Пскове до 1036 г. сидел брат Ярослава Судислав (Насонов 1951: 71). Г.С. Лебедев отметил «бедность» культуры первоначального Изборска, из чего, по мнению учёного, следует, что он не мог быть племенным центром (Лебедев 1978: 84).
Подобные утверждения, на наш взгляд, необоснованны. Упадок одних городов и рост на этом фоне других – хорошо известный исторический факт. Уже древнерусские летописцы писали о том, что изначально в Псковском регионе ведущую роль играл именно Изборск и лишь впоследствии он уступил её Пскову. Помимо приведённого выше свидетельства Устюжского свода можно вспомнить и слова Степенной книги: «…еще бо граду Пскову не сущу, но бяше тогда началный градъ во стране той, зовомый Изборескъ, идеже прежде господьствуя Труворъ» (Сказание 1908: 6).
Что же касается «бедности» материальной культуры древнейшего Изборска, то это понятие очень относительное и может рассматриваться только в сравнении с уровнем других поселений Псковского региона. В VIII–IX вв. он был здесь одним из наиболее выдающихся. Подводя итоги многолетних работ изборской экспедиции (1971–1992), В.В Седов констатировал: «Достаточно очевидно, что Изборск… был нерядовым поселением… Уже на первых порах поселение было защищено валом… Наличие площади, предназначенной для проведения массовых (племенных) сборов и культовых (языческих) празднеств и гаданий, свидетельствует о том, что поселение выполняло административно-политические функции, являясь центром (племенным) одной из крупных группировок кривичей… Несомненно, что в VIII–X вв. Изборск был одним из протогородских поселений Восточной Европы» (Седов 2007: 117).
Археологически подтверждена связь начального Изборска (т. н. Труворово городище в посёлке Старый Изборск в 30 километрах от современного Пскова) с КПДК. Ведущий исследователь Изборска В.В. Седов указывал, что изборское поселение, ставшее одним из славянских племенных центров, было основано на рубеже VII–VIII вв. (Седов 1982: 57) и «древнейшая лепная керамика Изборского городища представлена горшкообразными сосудами с плавным профилем… Эта керамика аналогична глиняным урнам из длинных курганов, отнесённым ко второй группе» (Седов 1982: 57). В своей итоговой работе об Изборске учёный говорил: «Специального рассмотрения заслуживает керамика культуры псковских длинных курганов, поскольку основная часть наиболее ранней лепной посуды Изборского городища находит в ней полные аналогии» (Седов 2007: 29; в той же книге дан подробный обзор изборской керамики и ей сопоставление с керамикой КПДК: Седов 2007: 77–84). Керамика, характерная для КПДК, найдена и в нижних слоях Псковского городища (Седов 2007: 29).
Д.А. Мачинский, отвергая связь древнейшего Изборска с кривичами, попробовал воскресить восходящее к Г.Ф. Миллеру предположение о будто бы скандинавском происхождении названия города: *Isaborg – «город на реке Исе», а поскольку Труворово городище расположено далеко от Исы, решил, что оно не было первоначальным Изборском. Изначальный Изборск, по Д.А. Мачинскому, – это какое-то финско-скандинавское поселение на берегах Исы (Мачинский 1986: 20–22). Развивая последнее допущение Д.А. Мачинского, С.В. Белецкий предположил, что изначально имя Исуборга носило Псковское городище в низовьях реки Великой (будто бы такое имя ему дали пришедшие в конце IX в. скандинавы, разрушившие местное поселение и основавшие на его месте свой город), откуда в первой половине XI в. жители переселяются на Труворово городище, перенеся на него и название Изборск, уже славянизированное, в то время как Псков получает своё нынешнее имя (Белецкий 1996: 79–82).
Подобные построения иначе, как несерьёзными, назвать невозможно. Если так произвольно «носить» города, то «доказать» можно всё что угодно. Никаких данных о переносе названия Изборск нет.
Идея XVIII в. о скандинавском «Исуборге», которую ещё М.В. Ломоносов называл «смешной», противоречит закону ряда и ныне популярна в основном среди некоторых петербургских археологов (Д.А. Мачинский, С.В. Белецкий, К.М. Плоткин), но не воспринимается всерьёз большинством лингвистов, которые связывают это название со славянским «избор»/*jьzborъ, при некоторых различиях в подходе к вопросу непосредственной его топонимизации[46].
Ф. Миклошич и Й. Миккола рассматривали топоним Изборск как притяжательное прилагательное, образованное от личного имени Избор в значении «избранник» (Izbor, зафиксировано у южных славян в районе Зальцбурга (кон. VIII – нач. IX в.) и у поляков) (Miklosich 1860: 66; Mikkola 1921: 200). Эта гипотеза была поддержана Е.А. Рыдзевской в её неопубликованной статье о названии Изборск (Седов 2007: 17), в ранней работе С. Роспонда (Роспонд 1972: 21) и ведущим исследователем археологии Изборска В.В. Седовым, по мнению которого Избором могли звать предводителя одной из славянских группировок, осевших в середине I тыс. н. э. в Изборском крае (Седов 1982: 246; 1990: 24–26; 2007: 17–18).
В.П. Нерознак возводит название города Изборска не к антропониму, а непосредственно к древнерусскому изборъ в значении «выбор» и трактует «Изборск» как «место, избранное (для поселения)» (Нерознак 1983: 79).
С. Роспонд (в более поздней работе) и Р. Мароевич предложили рассматривать имя Изборск в ряду отгидронимических с названий с суффиксом ьskъ (типа Витебск – от реки Видьбы; Полотеск – от реки Полоты и т. д.), трактуя его как «(город), расположенный на озере Избор» (Роспонд 1979: 29; Мароевич 1997: 85). В.В. Седов по поводу данной гипотезы заметил: «Если это так, то можно предположить, что озеро, которое ныне именуется Городищенским, славянскими первопоселенцами было названо Избор (древнерусское избор – «выбор»), подобно тому как в 1431 г. псковский князь Александр Федорович с посадниками «заложиша город новый в Котельньскомъ обрубе и нарекоша имя ему Выборъ». От гидронима Избор и было произведено название города, основанного на берегу озера» (Седов 2007: 18)[47]. Смена имени гидрографического объекта – явление редкое, но в данном случае современное имя озера Городищенское невольно вызывает вопрос: а как оно называлось, когда рядом с ним ещё не было городища?
Важно отметить, что данный топоним имеет не единичный характер, на славянщине известны и другие Изборски. Так, например, «Список русских городов дальних и ближних» называет ещё два Изборска: один на Волыни на реке Солоной, а второй – среди «литовских» городов (видимо, под Минском: Беляев 1872: 9). Также известны: луг Изборескъ у реки Москвы (Межевая книга, 1504 г.); пустошь Изборско под Новгородом в Бутковском погосте Водской пятины (Писцовая книги, XVI в.); в Псковской земле известна местность Изборщина за рекой Соротью (Псковская I летопись 1518 г.); в районе Калуги и Вязьмы известны поселения Изборово (Бутков 1840: 61; Седов 2007: 17).
Характерно и то, что археологическое изучение Изборска не выявило ни в его культуре, ни в вещевых материалах признаков проживания скандинавов (Седов 2007: 117).
Выше было приведено наблюдение А.А. Шахматова о том, что латыши называют русских «криеви» (латыш. krievi, латг. krīvi), а Россию «Криевия» (латыш. Krievija), именем, явно производным от названия «кривичи», из чего следует, что кривичи были первыми восточными славянами, с которыми встретились латышские племена. Большая часть славяно-латышского пограничья древнейшей поры приходилась на рубеж КПДК и латгальских памятников.
На Псковщине есть ряд географических названий, которые можно связывать с кривичами: Кривкина, Кривцы, Кривец, Кривины (Барсов 1873: 155).
По мнению Г.С. Лебедева (Лебедев 1977: 78–99; 1978: 61–85) и развивающей его ныне Е.Р. Михайловой, «длиннокурганники» не были славянами и не стали основой населения соответствующих регионов древнерусского времени, уступив место новому, славянскому, населению, которое их ассимилировало: «Рассуждать об этнической или языковой принадлежности населения, полностью растворившегося в иной среде, не оставив заметных следов ни в материальной культуре, по-видимому, в языке, вряд ли имеет смысл» (Михайлова 2014: 230). Насколько обоснован такой скепсис?