1. Самым кратким, внутренне логичным и структурно «простым» является вариант варяжской легенды, представленный в Новгородской I летописи. Вариант Сказания о призвании варягов, представленный в Лаврентьевской и Троицкой летописях, очень близок к нему[99] и представляет собой преимущественно незначительно изменённый и в двух местах расширенный текст, относительно содержащегося в составе НПЛ. В НПЛ нет никаких существенных смысловых фрагментов, отсутствующих в Лаврентьевском и Троицком списках, его текстовый «избыток» представлен исключительно отдельными словами или небольшими словосочетаниями («и городы ставити», «находникъ тѣхъ», «и от тѣх словет», «до днешняго дни», «единъ»), которые при переходе повествования из летописи в летопись легко могли пропускаться или изменяться.
Напротив, в Лаврентьевской и Троицкой летописях имеются два больших добавления пояснительного характера относительно текста НПЛ:
а) фрагмент с перечислением народов Балтийского региона (очевидно, связанный с соответствующим фрагментом этногеографического введения к ПВЛ, в котором названы те же народы: «Афетово бо и то колѣно: варязи, свеи, оурмане, [готе], русь, агняне»: ПСРЛ. I: 4; ПСРЛ. II: 4) и списком участвующих в призвании варягов «племён» в середине (необходимым здесь потому, что в отличие от НПЛ, где эти племена фигурируют в начале данной же статьи, в ПВЛ они как данники варягов перечислены в предыдущей погодной статье и в данной статье до этого не фигурировали);
б) рассказ о раздаче Рюриком городов своим мужам в конце. Также в Лаврентьевской летописи изменены в сравнении с вариантом НПЛ отдельные слова и словесные обороты: вместо «дружину многу и предивну», которую взяли с собой Рюрик, Синеус и Трувор, написано «всю русь» (видимо, так летописец развил идею о «прозвании» Русской земли «от варяг», читающуюся в НПЛ); вместо «и въсташа град на град» написано «въста родъ на родъ» и т. д.
Непосредственно фрагменты о распределении варяжских братьев по городам читаются в НПЛ и Лаврентьевской и Троицкой летописях практически одинаково, за исключением того, что в двух последних пропущено название города, в котором сел Рюрик. Но, учитывая общую тождественность текстов и то, что вариант варяжской легенды из Лаврентьевской и Троицкой летописей представляет собой преимущественно лишь расширение текста, содержащегося в НПЛ, нет особых сомнений, что в их протографе этим городом также был назван Новгород. Это подтверждается тем, что сразу после пассажа о том, как именно призванные братья распределились по городам, в данных летописных списках читается: «Новугородьци ти суть людье нооугородьци от рода варяжьска, преже бо бѣша словѣни», что логично только в том случае, если перед этим речь шла о Новгороде.
2. Дальнейшую эволюцию текста варяжского сказания в сторону его «усложнения» наблюдаем в Ипатьевской и Хлебниковской летописях. Здесь в него вставлены два новых фрагмента, существенно меняющие смысл рассказа:
а) сказано, что братья-варяги сначала «срубиша городъ Ладогу»;
б) сказано о переходе Рюрика из Ладоги в Новгород и основании им этого города («и пришедъ къ Ильмерю, и сруби городъ надъ Волховомъ, и прозваша и Новъгородъ, и сѣде ту княжа»).
Если предполагать обратное направление развития текста (от варианта Ипатьевской и Хлебниковской летописей к варианту Лаврентьевской и Троицкой), как делают некоторые исследователи, то ещё можно объяснить выпадение первого из названных фрагментов вследствие порчи в их протографе текста в том месте, где указан город, в котором обосновался Рюрик, но никак невозможно объяснить выпадение второго фрагмента, так как в этом месте в Лаврентьевском и Троицком списках никакой порчи текста нет.
Более того, именно в варианте Ипатьевской летописи видим редакторскую правку Сказания о призвании варягов в пользу «ладожской» версии. Здесь пропущен читающийся и в НПЛ, и в Лаврентьевской летописи пассаж о новгородцах «от рода варяжьска», так как он явно противоречил «ладожскому» варианту вокняжения Рюрика (если говорится о Ладоге, причём тут новгородцы?), введённому данным редактором варяжской легенды. «Ладожская» версия прихода Рюрика явно вторична в летописном тексте.
Противоречит пассаж об основании Новгорода и его наименовании Рюриком и сообщению этногеографического введения к ПВЛ, согласно которому город был основан и назван словенами, пришедшими на берега Ильменя в рамках славянского расселения с Дуная: «Словѣни же сѣдоша около езера Илмеря [и] прозвашася своимъ имянемъ и сдѣлаша градъ и нарекоша и Новъгородъ» (ПСРЛ. I: 6; ПСРЛ. II: 5). Упоминается Новгород и в пассаже ПВЛ о «племенных» княжениях восточных славян: «И по сихъ братьи (после смерти Кия, Щека и Хорива/ – М.Ж.) держати почаша родъ ихъ княженье в поляхъ, [а] в деревляхъ свое, а дреговичи свое, а словѣни свое в Новѣгородѣ, а другое на Полотѣ иже полочане» (ПСРЛ. I: 10; ПСРЛ. II: 8).
3. Соединение текстов, читающихся в Ипатьевской и Лаврентьевской летописях, находим в Радзивилловском и Московско-академическом списках. Здесь, с одной стороны, даются фрагменты о первоначальном вокняжении Рюрика в Ладоге и его последующем переходе в Новгород (есть в Ипатьевской, нет в Лаврентьевской), а с другой – присутствует пассаж о новгородцах «от рода варежска» (есть в Лаврентьевской, нет в Ипатьевской).
Что мы в случае с варяжским сказанием в Радзивилловской летописи имеем дело именно с соединением двух текстовых традиций (одна из которых представлена в Лаврентьевской летописи и вторая – в Ипатьевской), а не с воспроизведением текста протографа Лаврентьевской и Троицкой летописей, явствует из того, что по некоторым фрагментам рассказ Радзивилловской летописи текстуально соответствует Ипатьевской летописи и не соответствует Лаврентьевской. Так, если в Лаврентьевской летописи сказано, что Рюрик «раздае мужемъ своимъ грады», то в Ипатьевской читаем иначе: «Раздае мужемъ своимъ волости, и городы рубити». И почти то же самое находим в Радзивилловской летописи: «Раздаа волости мужемъ своим, и городы рубити».
Текстологическое сопоставление вариантов Сказания о призвании варягов, представленных в НПЛ и древнейших списках ПВЛ, не оставляет особых сомнений в том, что «ладожский» вариант вокняжения Рюрика является текстуально вторичным и был введён в текст ПВЛ только на этапе создания той редакции летописи, которая отразилась в Ипатьевском, Хлебниковском и связанных с ними списках (при этом в текст легенды не только были вставлены два «ладожских» фрагмента, но и изъят явно противоречащий им пассаж о новгородцах «от рода варяжьска»).
То, что в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях отражены две разные редакции ПВЛ, ясно уже из того, что сам автор данного летописного свода в них указан совершенно по-разному. В Лаврентьевской летописи в начале ПВЛ ничего не говорится о её авторстве. Зато в неполной статье под 6618 (1110) г., которой здесь заканчивается ПВЛ, в конце имеется запись, указывающая, что автором данного «летописца» является игумен Выдубицкого монастыря Святого Михаила Сильвестр: «Игуменъ Силивестръ святаго Михаила написахъ книгы си лѣтописець, надѣяся отъ бога милость прияти, при князи Володимерѣ, княжащю ему Кыевѣ, а мнѣ в то время игуменящю у святаго Михаила въ 6624, индикта 9 лѣта; а иже чтеть книгы сия, то буди ми въ молитвахъ» (ПСРЛ. I: 286; Присёлков 2002: 205).
В Ипатьевской летописи данной записи нет (и само повествование в статье 6618 г. там не обрывается на соответствующем месте, а продолжается дальше), зато здесь авторство ПВЛ обозначено в самом её начале и автором назван монах другого монастыря – Печерского: «Повѣсть временныхъ лѣт черноризца Федосьева манастыря Печерьскаго» (ПСРЛ. II: 2).
Соединение этих двух вариантов авторства ПВЛ находим в Радзивилловской летописи (начинается ПВЛ в данной летописи с упоминания «черноризца Федосьева монастыря Печерьскаго» (ПСРЛ. XXXVIII: 11), а в статье 6624 г. читается приписка об авторстве Сильвестра: ПСРЛ. XXXVIII: 103), что подтверждает вывод, сделанный на примере анализа текста варяжской легенды, о соединении в данной летописи традиций протографов как Лаврентьевского и Троицкого, так и Ипатьевского и Хлебниковского списков.
В протографе Лаврентьевского и Троицкого списков, отражающих в целом более раннюю редакцию ПВЛ в сравнении с Ипатьевским и Хлебниковским списками (тут мы согласны с А.А. Шахматовым и М.Д. Присёлковым, и анализ истории текста варяжского сказания подтверждает, на наш взгляд, их принципиальную правоту), передающих варяжскую легенду близко к варианту НПЛ и в основном лишь расширяющих его, была, очевидно, представлена «новгородская» версия. В Радзивилловской летописи обе текстовые традиции оказались соединены, в результате чего имеем там самый подробный и «сложный» вариант Сказания о призвании варягов.
История текста варяжского сказания на этапе древнейшей русской летописной традиции, представленной в ПВЛ и в НПЛ, выглядит так:
1) вариант НПЛ (самый краткий, логичный и «простой» по структуре, в котором представлена «новгородская» версия[100]);
2) вариант Лаврентьевской летописи (с добавлением взятого из этногеографического введения перечня народов Балтийского региона и некоторыми заменами отдельных оборотов: «дружину многу и предивну» → «всю русь» и т. д.);
3) вариант Ипатьевской летописи, где текст варяжской легенды подвергся дальнейшей редактуре и «усложнению» (сделаны две «ладожские» вставки и изъят противоречащий им пассаж о новгородцах «от рода варяжьска»);
4) самый подробный, противоречивый и структурно «сложный» текст варяжской легенды, представленный в Радзивилловской летописи (соединение версий протографов Лаврентьевской и Ипатьевской летописей: «ладожская» версия и пассаж о новгородцах «от рода варежска»).
Включение в состав ПВЛ на этапе создания редакции, представленной в Ипатьевском, Хлебниковском и связанных с ними списках, «ладожского» варианта вокняжения Рюрика, скорее всего, связано со статьёй, читающейся в Ипатьевской летописи (в её протографе впервые в русском летописании и появилась, судя по всему, «ладожская» версия в