Русской землёй в «узком смысле»[120]), чем объясняются их мирные и весьма тесные взаимоотношения с «салтовцами», фиксируемые по археологическим данным (Березовец 1965: 47–67; Галкина 2002: 309–328; 2006: 427–434; 2012: 294–300).
Аланская салтовская культура с её белокаменными крепостями, чеканкой собственной монеты («подражаний» дирхемам), развитым земледелием и военным делом (об аланской салтовской культуре см.: Ляпушкин 1958: 85—150; 1961: 187–214; Афанасьев 1987; 1993; Галкина 2006: 385–441; 2012: 256–313) хорошо соответствует той политии русов, которую знают восточные авторы на юго-востоке Европы. Салтовские аланы-русы серьёзно повлияли и в культурном, и, видимо, в политическом отношении на своих славянских соседей (северян, полян, донских славян и вятичей), также входивших в состав каганата.
Русский каганат был разгромлен около середины IX в. в результате венгерской и хазарской агрессии и потерял свой статус, в результате чего часть славиний днепровского правобережья оказывается на какое-то время в даннической зависимости от Хазарии (Седов 1999: 77; 1999а: 70).
По источникам неизвестно о том, чтобы какая-то из правобережных славиний подчинила себе своих соседей, но и у радимичей, и у вятичей[121] сложились мощные политии, выдержавшие длительную борьбу с экспансией Киева (радимичи – до конца X – первой половины XI в., вятичи – до второй половины XII в.).
III. Третий этап восточнославянского политогенеза. Формирование в Среднем Поднепровье поляно-варяжской политии и объединение славиний Восточной Европы вокруг Киева
Согласно условной дате ПВЛ, в 6390 (882) г. в Киев из Новгорода приходит войско Вещего Олега, наследника Рюрика. Захватив Киев, князь именно сюда переносит свою ставку (ПСРЛ. I: 23; ПСРЛ. II: 16–17). Отношения между киевской полянской общиной и новой княжеской династией, очевидно, вскоре были урегулированы на взаимовыгодной договорной основе. Когда в летописях применительно к концу X в. впервые появляются развёрнутые сведения о внутриполитической жизни Киева, мы видим, что все важные решения Владимир обсуждает со старцами градскими – полянской знатью (ПСРЛ. I: 82, 106–108, 124–127; II: 69, 93–94, 109–112; III: 130, 148–149, 166–167). Очевидно, что сложился такой порядок гораздо раньше.
Варяги принесли в Киев передовую военную технику циркумбалтийского региона, а полянская община дала князьям людские контингенты для формирования войск и проведения активной завоевательной политики.
И.Я. Фроянов справедливо констатировал: «В своей политике подчинения восточнославянских племён Рюриковичи опирались в первую очередь на воев… Для покорения и обложения данью древлян, северян, радимичей и прочих князья нуждались в более мощных военных соединениях, нежели дружина» (Фроянов 1980: 190).
Никакая княжеская дружина не смогла бы завоевать и держать в подчинении славинии. Только массовое народное войско Киевщины было способно решить задачу покорения Восточной Европы. Завоевания киевских князей – это результат действий не только князей и их дружин, а и рядовых полян, объединённых в ополчение. Соответственно, и дани с покорённых славиний шли не только князю и его дружине, но и всей киевской полянской общине. Вспомним сообщения летописей о дани, выплачиваемой Византией не только князю с дружинниками, но и целым русским городам (ПСРЛ. I: 31, 49; ПСРЛ. II: 22, 37), о распределении древлянской дани между Киевом и Вышгородом (ПСРЛ. I: 60; ПСРЛ. II: 48) и т. д., а также слова Константина Багрянородного о том, что в полюдье «архонты выходят со всеми росами» (Константин Багрянородный 1991: 51). Под росами император, очевидно, понимает всю киевскую общину как таковую, выступающую коллективным экзоэксплуататором покорённых восточноевропейских славиний, объединившую как пришедших с севера варягов, так и полян – не случайно последние не упомянуты в списке подвластных росам «племён».
Новая среднеднепровская полития, усвоившая имя «русь»[122], в конце IX – первой половине X в. постепенно объединяет вокруг себя большинство восточноевропейских славиний (древлян, дреговичей, кривичей, радимичей, северян, уличей, словен), так создаётся восточнославянская «конфедерация», или, по терминологии Б.А. Рыбакова и И.Я. Фроянова, «суперсоюз»/«союз союзов»/ «федерация союзов» (Рыбаков 1958: 857; 1982: 284–286; Фроянов 1980: 13–14; 2001: 735; 2015: 147). Славянские земли, попадавшие под власть Киева, сохраняли огромную автономию (своих князей, знать, народные собрания, политическую и военную организацию и т. д.) и нередко стремились восстановить полную независимость, хотя активно участвовали в организуемых киевскими князьями военно-торговых экспедициях (ср. перечни участников походов на Византию в 907 и 944 гг.: ПСРЛ. I: 29, 45; ПСРЛ. II: 21, 34), получая свою долю даней и выхода на международные рынки.
Княгиня Ольга встречает тело князя Игоря. Художник В.И. Суриков (эскиз)
Главной формой зависимости восточнославянских земель от Киева была выплата дани. Здесь та система полюдья, которую мы уже рассматривали на уровне отдельных славиний, вышла на новый, более высокий уровень: если полюдье в рамках конкретной славянской этнополитии представляло собой обеспечение князя социумом за выполнение им общественно полезных функций (Фроянов 1996: 448–484), то теперь оно превращается в форму сбора дани киевской общиной с покорённых славиний, в отношении которых она выступает коллективным завоевателем.
Из источников следует, что дань представляет собой натуральное обеспечение – «корм». Даннические отношения в Восточной Европе первой половины Х в. ещё довольно архаичны, сводясь преимущественно к простому натуральному обеспечению победителей побеждёнными.
Характерно, что из другого места сочинения византийского императора мы узнаём, что даже такие важные для русов вещи, как ладьи, отнюдь не являлись частью дани, а покупались русами у представителей славиний: «Славяне же, их (русов. – М.Ж.) пактиоты, а именно: кривитеины (кривичи. – М.Ж.), лендзанины (радимичи. – М.Ж.) и прочие Славинии – рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних [мест] входят в эту самую реку и отправляются в Киову (Киев. – М.Ж.). Их вытаскивают для [оснастки] и продают росам» (Константин Багрянородный 1991: 44–45).
Подробный анализ древнерусского полюдья как важной части политической системы формирующегося государства был произведен Б.А. Рыбаковым (Рыбаков 1982: 316–342. Об аналогах славянского института полюдья в других странах см.: Полюдье 2009), по мнению которого оно представляло собой последовательный круговой объезд названных Константином славиний.
В поддержку приведённой выше гипотезы М.Б. Свердлова можно привести летописное сообщение, согласно которому Игорь передал дань с уличей и древлян своему воеводе Свенельду, в результате чего собственные дружинники стали жаловаться Игорю: «Отроци Свѣньлъжи изодѣлися суть оружьемъ и порты, а мы нази» (ПСРЛ. I: 54; ПСРЛ. II: 42; ПСРЛ. III: 110). Получается, что Игорь и его дружина не принимали участия в сборе дани Свенельдом с двух названных «племён»; Свенельд собирал дань в одних славиниях, Игорь – в других.
Отношения данничества всегда обращены «вовне». Это отличает основанные на них политические объединения от собственно государства, где отношения эксплуатации обращены «внутрь» самого общества.
Итак, политическая организация формирующегося Русского государства предстаёт перед нами в качестве двухуровневой:
1) уровень отдельных славиний с их социально-политической организаций (князья, знать, народные собрания, войска, города, принцип взаимных обязательств между народом и властью и т. д.);
2) общерусский уровень, на котором киевская община (с её князьями, знатью, народными собраниями, войсками, городами, принципом взаимных обязательств между народом и властью и т. д.) выступает в качестве коллективного завоевателя и правителя.
Такая система с неизбежностью вела к столкновению между двумя названными уровнями. Цели славиний, с одной стороны, и цели Киева – с другой, были противоположны. Первые стремились к восстановлению полной независимости, второй – к усилению своего контроля и в перспективе к началу прямого управления завоеванными областями (ср.: Пузанов 2017: 180–181). Летописи пестрят указаниями на войны Киева со славиниями (ПВЛ 2007: 11, 14, 21, 26–29, 31, 35, 38–39).
Наиболее острые формы приняла борьба киевского и древлянского обществ. Древляне не только не хотели мириться со своим статусом киевских данников, но и сами претендовали на лидирующее положение в Восточной Европе.
Кульминацией противостояния древлян и киевских русов стал в 6453 (945) г. разгром древлянами дружины киевского князя Игоря и его жестокое убийство: «Игорь иде в Дерева в дань, и примышляше къ первои да[н] и [и] насиляше имъ и мужи его. Возьемавъ дань, поиде въ градъ свои. Идуще же ему въспять, размысливъ рече дружинѣ своеи: «Идѣте съ данью домови, а я возъвращюся, похожю и еще». Пусти дружину свою домови, съ маломъ же дружины возъвратися, желая больша имѣнья. Слышавше же деревляне яко опять идеть, сдумавше со княземъ своимъ Маломъ: «Аще ся въвадить волкъ в овцѣ, то выносить все стадо, аще не оубьють его, тако и се. Аще не оубьемъ его, то все ны погубить». [И] послаша к нему глаголюще: «Почто идеши опять? Поималъ еси всю дань». И не послуша ихъ Игорь. И вышедше изъ града Изъкоръстѣня деревлене, оубиша Игоря и дружину его, бѣ бо ихъ мало» (ПСРЛ. I: 54–55: ПСРЛ. II: 43; ПСРЛ. III: 110).
Византийский историк Лев Диакон сообщает об ужасном способе казни, которому подвергли древляне ненавистного им завоевателя Игоря: «