Вопрос о происхождении радимичей продолжает интересовать польских исследователей. Так, Я. Тышкевич предполагает, что далекие предки радимичей, действительно, могли жить где-то в бассейне Вислы. В IV–VI вв. они переместились в Поднестровье, а оттуда двинулись в бассейн р. Сож (Tyszkiewicz J., 1972, s. 456). Оригинальную мысль высказал Г. Ловмянский. На основе наблюдений за повторяемостью топонимов этот историк полагает, что первоначальным местом обитания радимичей была правобережная часть Среднего Поднепровья (примерно между поречьем Днепра и течением Случи). Затем произошло их расселение — одна группа двинулась на северо-восток и осела в бассейне Сожа, а другая — мигрировала на верхний Днестр (Łowmiański H., 1973, s. 102–112). Серьезных оснований для таких построений у нас нет.
Поскольку радимичские древности в Посожье появились с IX в., нужно полагать что переселение славян (скорее всего из области Верхнего Поднестровья) в летописный ареал радимичей произошло в VIII в. Радимичская курганная культура в Посожье сложилась на месте в результате синтеза культуры славян-пришельцев с культурой предшествующего населения. В частности, семилучевые височные кольца получили здесь распространение уже в то время, когда радимичи заселяли Посожье.
Глава седьмаяПлемена севера
Кривичи
Еще в то время когда кривичи сооружали длинные курганы и хоронили в них умерших по обряду трупосожжения, они, как говорилось выше, дифференцировались на две этнографические группы. Главным образом в бассейнах Великой и Псковского озера формируются псковские кривичи. В более южных регионах — там, где кривичское население смешалось с местным балтским, складывается отдельная этнографическая группировка. Поскольку она составила ядро населения будущих Смоленской и Полоцкой земель, она называется смоленско-полоцкой. В IX–XIII вв. обе группировки кривичей в культурно-историческом отношении развивались самостоятельно, что, по-видимому, привело к окончательному дроблению племенного единства. Временная эволюция кривичских древностей и их региональная дифференциация показаны в табл. XLVIII.
Еще А.А. Спицын отметил, что в кривичском летописном ареале наиболее распространены браслетообразные височные кольца с завязанными концами. Эти украшения сконцентрированы главным образом в смоленской части Днепровского бассейна, в бассейнах верхних течений Западной Двины и Волги. Картография браслетообразных завязанных височных колец (карта 25) позволяет утверждать, что эти украшения были этноопределяющими для смоленско-полоцких кривичей. Вне их летописного ареала браслетообразные завязанные кольца известны только в тех древнерусских областях, которые были освоены переселенцами из Смоленской или Полоцкой земель.
Карта 25. Курганы смоленско-полоцких кривичей IX–XIII вв.
а — курганные могильники с браслетообразными завязанными височными кольцами; б — курганные могильники, содержащие трупосожжения; в — курганные могильники исключительно с трупоположениями; г — жальники; д — памятники с находками ромбощитковых височных колец; е — курганные могильники с характерными признаками псковских кривичей; ж — памятники с дреговичскими бусами; з — памятники с височными украшениями радимичей; и — памятники с вятичскими височными кольцами; к — могильники латгалов; л — восточнолитовские курганы.
1 — Лапищи; 2 — Остенец; 3 — Плакутица; 4 — Горбуны; 5 — Лисно; 6 — Игналино; 7 — Такелево; 8 — Сукали; 9 — Защирино; 10 — Абрамово; 11 — Любасна; 12 — Денисенки; 13 — Илово; 14 — Литвиново; 15 — Осиновка; 16 — Грицково; 17 — Шалахово; 18 — Бычково; 19 — Шакелево; 20 — Янковичи; 21 — Повалишино; 22 — Борки; 23 — Горовые; 24 — Захарничи; 25 — Получье; 26 — Смольки; 27 — Бескатово; 28 — Дубровка; 29 — Старое Село; 30 — Каховка; 31 — Курино; 32 — Голубово; 33 — Борисоглеб; 34 — Дорохи; 35 — Жабино; 36 — Усвяты; 37 — Кузнецово; 38 — Дохино; 39 — Бенцы (Бенецкий); 40 — Векошане; 41 — Селяне III; 42 — Селяне I; 43 — Торопец; 44 — Масловка; 45 — Андроново; 46 — Курово; 47 — Низовка; 48 — Скарбы; 49 — Сельцо; 50 — Угрюмово; 51 — Платово; 52— Раков; 53 — Городок; 54 — Городилово; 55 — Козаровщина; 56 — Шведы; 57 — Ленковщизна; 58 — Радошковичи; 59 — Заславль; 60 — Буды — Лысая Гора; 61 — Красный Бор; 62 — Козыри; 63 — Слаговище; 64 — Калено; 65 — Костыки; 66 — Каролино; 67 — Новоселки; 68 — Кисево; 69 — Варганы; 70 — Навры; 71 — Поречье; 72 — Горовляне; 73 — Нарушево; 74 — Залесье; 75 — Узречье; 76 — Дивное; 77 — Новая Весь; 78 — Заборье; 79 — Поддубники; 80 — Черневичи; 81 — Бобровщина; 82 — Шо; 83 — Устье; 84 — Бездедовичи; 85 — Рудня; 86 — Болонь; 87 — Бельчица; 88 — Глинище; 89 — Словены; 90 — Гомель; 91 — Пукановка; 92 — Плусы; 93 — Городец; 94 — Селище; 95 — Кубличи; 96 — Уклейно; 97 — Путилковичи; 98 — Поулье; 99 — Завидовичи; 100 — Несино; 101 — Грошовка; 102 — Боровно; 103 — Матюшино; 104 — Лепель; 105 — Долгое; 106 — Глыбочка; 107 — Черцы; 108 — Гущин Прудок; 109 — Кострица; 110 — Домжерицы; 111 — Ствольно; 112 — Пчельник; 113 — Малое Стахово; 114 — Слобода; 115 — Овсяники; 116 — Вядец; 117 — Сенно; 118 — Лятохи; 119 — Закурье; 120 — Неймоты; 121 — Взносное; 122 — Загородье; 123 — Латыговка; 124 — Новинка; 125 — Скавышки; 126 — Дроздово; 127 — Синчуки; 128 — Дымово; 129 — Голошево; 130 — Черкасово; 131 — Грязивец; 132 — Орша; 133 — Копысница; 134 — Багриново; 135 — Арава; 136 — Замошье; 137 — Молотовка; 138 — Эсьмоны; 139 — Церковище; 140 — Прудки; 141 — Добрынь; 142 — Клименки; 143 — Заборье; 144 — Шугайлово; 145 — Рапшево; 146 — Рудня; 147 — Шиловка; 148 — Слобода; 149 — Саки; 150 — Зубово; 151 — Комнидово; 152 — Ефремково; 153 — Каленидово; 154 — Прудянка; 155 — Кобзов; 156 — Травино; 157 — Русанова; 158 — Елисеевичи; 159 — Селище; 160 — Варнавино; 161 — Ковали; 162 — Заозерье; 163 — Пилички; 164 — Гончары; 165 — Турея; 166 — Новоселки; 167 — Кубарево; 168 — Введенское; 169 — Рядынь; 170 — Благодатная; 171 — Кобзы; 172 — Ярцево; 173 — Топорково; 174 — Купники; 175 — Вязовенка; 176 — Куприно; 177 — Коробино; 178 — Новоселки; 179 — Ольшанское; 180 — Гнездово; 181 — Печорское; 182 — Преображенское; 183 — Митино; 184 — Мазиново; 185 — Мольково; 186 — Харлапово; 187 — Тупичино; 188 — Иваники; 189 — Старое Село; 190 — Хажаево; 191 — Относово; 192 — Копнево; 193 — Русятка; 194 — Поклонная Гора; 195 — Литвиново; 196 — Семлево; 197 — Станище; 198 — Волочек; 199 — Бражино; 200 — Староселье; 201 — Березовка; 202 — Недники; 203 — Мутышино; 204 — Павлово; 205 — Арнишицы; 206 — Милеево; 207 — Тимошево; 208 — Матвеево; 209 — Огарково; 210 — Колупаева; 211 — Арефино; 212 — Яново; 213 — Туринщина; 214 — Маркатушино; 215 — Глушенки; 216 — Цурковка; 217 — Василевщина; 218 — Ямполь; 219 — Княжое; 220 — Мошевое; 221 — Путятинки; 222 — Рудня; 223 — Светлое; 224 — Еловцы; 225 — Рудня Новая; 226 — Деребуж; 227 — Дуброво; 228 — Коптево; 229 — Колпеницы; 230 — Гневково; 231 — Осиповка; 232 — Брянцевка; 233 — Старшевка; 234 — Шумячка; 235 — Рославль Воронки; 236 — Кубарки; 237 — Надворная; 238 — Азобичи; 239 — Рудня-Слобода; 240 — Новоселки; 241 — Радичи; 242 — Тросна; 243 — Сукромля; 244 — Помазовка; 245 — Доброносичи; 246 — Слобода; 247 — Блинные Кучи; 248 — Христовая; 249 — Христово; 250 — Пильня; 251 — Алешин; 252 — Дубровка; 253 — Загорье; 254 — Сеща; 255 — Балахча-Княжино; 256 — Хлюстинка; 257 — Зимница; 258 — Старые Славены; 259 — Богдановна; 260 — Дубровна; 261 — Ельня; 262 — Добрышино; 263 — Коханы; 264 — Добросолье; 265 — Трашковичи; 266 — Шуя; 267 — Батькино; 268 — Субуровка; 269 — Синьгово; 270 — Погост; 271 — Манина; 272 — Немеричи; 273 — Курганье; 274 — Меренище; 275 — Колчино; 276 — Высокое; 277 — Хотнежцы; 278 — Акулин Бор; 279 — Городище; 280 — Боголепье; 281 — Шатуны; 252 — Ступеньки I; 283 — Ступеньки II; 284 — Ивановское; 285 — Бочарово; 286 — Паново; 287 — Козловцы; 288 — Никольское; 289 — Стерж; 290 — Залучье (Березовец); 290а — Желыбня; 291 — Орденское; 292 — Наумово; 293 — Малый Бохот; 294 — Песочня; 295 — Вашловское; 296 — Сазоново (три группы); 297 — Васильевское; 298 — Горки; 299 — Петровское; 300 — Гульцево; 301 — Юрягшю; 302 — Алешино; 303 — Крутики; 301 — Кривая Улица; 305 — Михаил-Архангел; 306 — Титовка; 307 — Высокино; 308 — Зубцов; 309 — Мозгово; 310 — Бабково; 311 — Горки; 312 — Козлово; 313 — Свистуново; 314 — Иворово; 315 — Пентурово; 316 — Игрище; 317 — Никольское; 318 — Андреевское; 319 — Избрижье; 320 — Дуденево: 321 — Хвошня; 322 — Михаил-Архангел; 323 — Савинские Горки; 324 — Мельниково; 325 — Каменка; 326 — Посады; 327 — Пекуново; 328 — Устье; 329 — Глинники; 330 — Кузьминское; 331 — Заборье; 332 — Башево; 333 — Волосово; 334 — Могильцы; 335 — Ягодино; 336 — Гостомля; 337 — Хилово; 338 — Сильменево; 339 — Жела; 340 — Ядрово; 341 — Жилые Горы; 342 — Елизарово; 343 — Княжьи Горы; 344 — Кообеево; 345 — Полениново; 346 — Полякова Сеча; 347 — Ябедино; 348 — Муромцево; 349 — Шейка; 350 — Санниково; 351 — Павловская Слобода; 352 — Новинки; 353 — Савино; 354 — Поваровка; 355 — Кузнецово; 356 — Путилово; 357 — Лепешки; 358 — Муромцево; 359 — Пушкино; 360 — Федоскино; 361 — Каргашино; 362 — Кузнецовка; 363 — Черкизово; 364 — Болшево; 365 — Воронцово; 366 — Шишиморово; 367 — Троицкое; 368 — Терехово; 369 — Попелково; 370 — Юрьево.
На врезке: основной регион расселения смоленско-полоцких кривичей (а) и находки браслетообразных завязанных височных колец вне его (б).
1 — Верхоляны; 2 — Новгород; 3 — Васьково; 4 — Городиловка; 5 — Гориводы; 6 — Владимирское; 7 — Нестерово; 8 — Михайловское; 9 — Татариново; 10 — Погорелка; 11 — Купанское; 12 — Долгоруковская Дача; 13 — Чернихово; 14 — Кубанское; 15 — Исаково; 16 — Матвейщиково; 17 — Мелешки; 18 — Петушки; 19 — Пустошки; 20 — Заколпье; 21 — Жабок; 22 — Нарма; 23 — Парахино; 24 — Поповка; 25 — Херсонес; 26 — Семухино.
Там, где есть длинные курганы с зольно-угольной прослойкой в основании, браслетообразные завязанные височные кольца не встречаются. Очевидно, что псковская часть кривичей не знала этих украшений. Псковские кривичи в XI–XIII вв. отличались от смоленско-полоцких и по другим деталям женского убранства.
Распространение браслетообразных височных колец с завязанными концами дает возможность детально обрисовать кривичскую территорию XI–XIII вв. На юге смоленско-полоцкие кривичи вплотную соприкасались с дреговичами и радимичами. Кривичско-дреговичская граница проходила примерно по линии Заславль — Борисов — Шклов — устье Остера (левого притока Сожа). Лишь по Днепру кривичская территория, видимо, языком опускалась до Рогачева, где в 5 км от города, близ с. Лучин, известны курганный могильник с браслетообразными завязанными височными кольцами и городок Лучин, упоминаемый в Уставной грамоте Смоленской епископии середины XII в.
Между кривичами и радимичами четкого рубежа в XI–XIII вв. не существовало. В верховьях Ипути и бассейне Остера кривичи территориально смешивались с радимичами. Здесь обнаружены как кривичские, так и радимичские курганные могильники. Встречаются на этой территории и смешанные группы, в которых кривичские курганы насыпаны вперемежку с радимичскими.
В левобережной части Верхнего Подесенья кривичи перемешались с вятичами. Вятичские и кривичские погребения здесь часто находятся в одних могильниках. К смешанной кривичско-вятичской полосе принадлежала и значительная часть бассейна Угры (до устья Рессы). От устья Рессы кривичско-вятичская граница уходила в северном направлении до верховьев Москвы-реки. Бассейн ее в основном входил в вятичскую территорию. Только на небольшом участке левого берега Москвы-реки, между Исконой и Рузой, а также в бассейне Истры имеется несколько смешанных кривичско-вятичских могильников.
К территории смоленских кривичей принадлежали верховья Волжского бассейна — примерно до современного г. Зубцов. Поволжье ниже этого города было заселено двумя славянскими племенами — кривичами и словенами новгородскими. Поэтому вопрос о расселении кривичей в Волго-Окском междуречье выделен в особую тему.
Верховья Западной Двины и самая верхняя часть бассейна Ловати принадлежали смоленско-полоцким кривичам. Лишь изредка здесь встречаются ромбощитковые височные кольца и курганы с кольцом из валунов в основании, свидетельствующие о частичном смешении кривичей со словенами новгородскими. От верховьев Ловати северная граница территории смоленско-полоцких кривичей шла к верховьям Великой.
На западе рассматриваемая группа кривичей вплотную соприкасалась с латгалами и литовцами. От оз. Освейское западная граница кривичского расселения опускалась на юг, пересекая Западную Двину близ устья Дриссы. Правобережная часть бассейна Дисны, левого притока Западной Двины, принадлежала кривичам, а западнее начиналась область летописной литвы. Наиболее западным кривичским поселением здесь был, очевидно, город Браслав, при раскопках которого найдены браслетообразные завязанные височные кольца (Алексеев Л.В., 1960, с. 102, рис. 47, 9, 10).
Западнее очерченной границы, на правобережной части Западнодвинского бассейна известны курганы, по внешнему виду идентичные кривичским. Однако при раскопках их выявляется инвентарь, весьма характерный для латгальских захоронений (Рыков П.С., 1917; Спицын А.А., 1925, с. 153, 154). В захоронениях женщин найдены типично латгальские спиральные и жгутовые головные венчики, цепочки, булавки и шейные гриппы так называемых люцинских типов. Обычной находкой в мужских погребениях являются топоры, копья, браслеты и перстни, что не характерно для массовых кривичских захоронений. Ориентировка умерших в рассматриваемых курганах типично латгальская: мужчин хоронили головой к востоку, женщин — к западу. Обычай сооружать курганы над погребенными на территорию восточной Латвии мог проникнуть только от славян. Нужно полагать, что курганы на востоке современной Латвии оставлены латгалами, может быть, испытавшими кривичское влияние.
В IX в. в области расселения смоленско-полоцких кривичей длинные курганы сменяются круглыми (полусферическими), по внешнему виду не отличимыми от синхронных насыпей других восточнославянских земель.
Не все круглые курганы Полоцкой и Смоленской земель оставлены славянами. Для курганных могильников славян характерно скученное расположение погребальных насыпей. Курганы, как правило, недалеко отстоят один от другого и часто сливаются своими основаниями. Некоторые могильники образовались из нескольких групп, удаленных друг от друга на значительное расстояние (иногда на несколько сот метров), но всегда внутри такой группы беспорядочно разбросанные курганы «жмутся» друг к другу. Наоборот, курганные насыпи дославянского населения не образуют компактных групп, а отдалены друг от друга на значительное расстояние — от 30–50 до 300–400 м (Седов В.В., 1960а, с. 3–12).
Обычно славянские курганы насыпали из грунта, взятого здесь же, вокруг места возведения насыпи. Поэтому вокруг курганов образовывались кольцевые ровики различной ширины и глубины, иногда имеющие несколько перемычек. Эти ровики имели ритуальное значение. Как и раньше, в эпоху захоронений в длинных курганах, в ровиках, вероятно, зажигали костер или несколько костров. Следы их зафиксированы при исследовании Гнездовских курганов (Авдусин Д.А., 1969, с. 11–16), но, по-видимому, такие ровики были широко распространены. Костры в ровиках были жертвенным огнем, а значение огня в языческой религии славян очевидно.
К настоящему времени на территории Полоцкой и Смоленской земель раскопано более 5 тыс. круглых славянских курганов. Начало их раскопок относится еще к первой половине XIX в., однако они были проведены далеко не совершенными методами, а полевая документация не сохранилась. Из исследований середины прошлого столетия можно назвать раскопки Ф.В. Вильчинского и К.А. Говорского в Витебской губернии (Говорский К.А., 1853а, с. 98–104; 1853б, с. 87–97). Во второй половине XIX в. на той же территории раскопками курганов занимались М.Ф. Кусцинский (Кусцинский М.Ф., 1865; 1903; Указатель памятников, с. 158–161), А.М. Сементовский (Сементовский А.М., 1867; 1890), Е.Р. Романов (Романов Е.Р., 1889, с. 129–153; 1890а, с. 597–605; 1890б, с. 76–80; 1908) и другие.
На Смоленщине первые научные исследования кривичских курганов относятся в 70-м годам прошлого столетия (Керцелли Н.Г., 1876; Кусцинский М.Ф., 1881, с. 1–6; Чебышева В.М., 1886а, с. 67–70; 1886б, с. 14–22). В 80-90-е годы значительные исследования курганов произвел В.И. Сизов, который, кроме раскопок в Гнездовском могильнике, вскрыл около 300 насыпей в различных местностях Смоленской губернии (Сизов В.И., 1887, с. 87; 1894, с. 134; 1902б; Указатель памятников, с. 113–124). В те же годы раскопками курганов занимались К.А. Горбачев, Н.Е. Бранденбург, А.А. Спицын, Н.И. Криштафович, С.И. Сергеев, А.С. Уваров и многие другие (Горбачев К.А., 1887, с. 349–353; 1890а, с. 711–716; 1890б, с. 724–728; Бранденбург Н.Е., 1908, с. 200–203). На рубеже XIX и XX вв. важные исследования курганов в кривичско-вятичской пограничной полосе провел Н.И. Булычов (Булычов Н.И., 1899б, 1903; 1913).
К первым десятилетиям XX в. относятся раскопки курганов на Витебщине Л.Ю. Лазаревича-Шепелевича (Лазаревич-Шепелевич Л.Ю., 1900,1901б, с. 1–5; Спицын А.А., 1905в, с. 75–77), в смоленских частях Западнодвинского и Верхневолжского бассейнов — И.С. Абрамова, В.И. Глазова и С.А. Гатцука (Спицын А.А., 1905б, с. 105–108; 1906б, с. 185–211; 1907, с. 237–240; Гатцук С.А., 1904, с. 32–49), в Смоленском Поднепровье — Е.Н. Клетновой и Е.В. Домбровской (Клетнова Е.Н., 1910; 1915; 1916а, с. 1–18; Домбровская Е.В., 1914, с. 24–31).
В 20-30-х годах небольшие раскопки кривичских курганов производили многие археологи и краеведы. Среди них первое место принадлежит белорусскому исследователю А.Н. Лявданскому, раскопавшему более полутораста курганных насыпей в Смоленской и Полоцкой землях (Лявданский А.Н., 1928а, с. 285–290; Ляўданскi А.Н., 1928б, с. 1–98; 1928в, с. 300–305; 1930а, с. 31–40; 1930в, с. 93–104; 1930 г, с. 269–338; 1930д, с. 157–198; 1930е, с. 57–70). Заметный вклад в изучение курганов смоленско-полоцких кривичей внесли также И.А. Сербов (Сербаў I.А., 1930а, с. 85–91; 1930б, с. 199–211), Н.И. Савин (Савiн Н.I., 1930, с. 219–259); С.М. Соколовский (Ляўданскi А.Н., 1932, с. 5–68), С.А. Дубинский (Дубiнскi С.А., 1930, с. 512, 518), А.К. Супинский (Супiнскi А.К., 1925, с. 18–21). На кривичско-литовском пограничье интересные курганные исследования провели Е. и В. Голубовичи (Cehak-Hołubowiezowa H., 1938–1939, s. 178–203; 1939–1948, s. 419–455; Голубович Е., Голубович В., 1945, с. 126–137).
После окончания Великой Отечественной войны начались многолетние раскопки Д.А. Авдусина курганов Гнездовских могильников. В их составе имеется немало погребальных насыпей дружинников-воинов и купцов, но бо́льшая часть курганов принадлежит рядовому кривичскому населению. Характеристика Гнездовского курганного комплекса дана ниже — в разделе, посвященном дружинным древностям.
Значительное число курганов в нескольких пунктах Смоленской обл. раскопал Е.А. Шмидт (Шмидт Е.А., 1957а, с. 184–290; 1973, с. 3–14; 1980, с. 89, 90). Раскопками смоленских курганов занимались также А.Г. Векслер, С.И. Борисов, А.А. Юшко, В.В. Седов и другие (Седов В.В., 1960в, с. 130–132, 149, 150; 1971в, с. 54–60; Юшко А.А., 1974, с. 53–58). В верховьях Западнодвинского бассейна исследования вела Я.В. Станкевич (Станкевич Я.В., 1960, с. 236, 254, 266–268, 278–293, 313, 314).
Постоянно производятся рас коночные работы по изучению курганов в бассейне верхней Волги. Наиболее интересные результаты получены при исследованиях Березовецкого могильника, расположенного у д. Залучье на оз. Селигер (Успенская А.В., 1976, с. 39, 40; 1978, с. 90, 91; 1979, с. 100, 101; 1980, с. 84, 85).
Среди многих археологов, раскапывавших курганные могильники Полоцкой земли, заслуживают упоминания прежде всего Л.В. Алексеев (Алексеев Л.В., 1959, с. 275, 292; Алексеев Л.В., Сергеева З.М., 1973, с. 49–55), З.М. Сергеева (Сергеева З.М., 1969, с. 107–111; 1972, с. 61–64; 1974, с. 49–52; 1975, с. 85–90) и Г.В. Штыхов (Штыхов Г.В., 1969, с. 118–129; 1971; 1979, с. 448, 449; 1980, с. 371, 372; Штыхаў Г.В., 1972, с. 227–247; Очерки, 1972, с. 18–27). Материалы из раскопок курганов, находящихся в промежуточной полосе, где сочетаются элементы смоленско-полоцких и псковских кривичей, опубликованы В.В. Седовым (Седов В.В., 1977б, с. 68–74).
В последние годы курганными раскопками в кривичских землях активно занимаются белорусские археологи (Дучиц Л.В., 1978, с. 412, 413; 1979, с. 433; 1980, с. 359, 300; Заяц Ю.А., 1978, с. 414; 1979, с. 435; 1980, с. 362).
До конца X — начала XI в. у кривичей господствовал обряд кремации умерших. Все детали погребальной обрядности, отмеченные в длинных курганах, повторяются в круглых насыпях IX–X вв. Очевидно, что с изменением формы погребальной насыпи и переходом от коллективных захоронений к индивидуальным каких-либо изменений в погребальном ритуале не произошло.
В это время получают широкое распространение ритуальные кострища, следы которых выявляются под погребениями в основаниях курганов или на подсыпке высотой от 0,1–0,2 м до половины общей высоты насыпи.
По-прежнему распространен обычай кремации умерших на стороне. Остатки трупосожжения, собранные с погребального костра, помещались в круглых курганах совершенно так же, как и в длинных. Процентное соотношение между различными типами захоронений в VI–VIII вв., когда сооружались длинные курганы, и в IX–X вв. одинаково.
Между длинными и круглыми курганами кривичей и в устройстве насыпей, и в деталях погребального обряда наблюдается полная преемственность. Такая же преемственность выявляется и при сопоставлении вещевых инвентарей этих памятников. Как и в длинных курганах, процент урновых захоронений в круглых насыпях Псковщины очень невелик и заметно повышается в Смоленском Поднепровье и Полоцком Подвинье. Положение урн при остатках сожжения в круглых курганах абсолютно такое же, как и в валообразных насыпях. Среди лепных урн круглых курганов преобладают горшки с коническим туловом, округлыми плечиками и слегка отогнутым венчиком. Это такая же посуда, которая выше отнесена ко второй группе керамики длинных курганов. Сходство наблюдается не только в форме, но и в технологии изготовления. В X в. в курганах появляются гончарные урны.
Среди захоронений в круглых курганах большинство лишено вещей. Украшения и предметы одежды, как и в более раннее время, сгорали на погребальном костре. В захоронения попадали лишь отдельные перегоревшие или расплавленные вещи, и очень редко встречаются предметы, не побывавшие в огне.
Украшения, найденные в круглых насыпях, повторяют типы, известные по длинным курганам. Судя по находкам бус и стеклянных сплавов, цветовая гамма шейных ожерелий IX–X вв. идентична той, которая известна по материалам длинных курганов. По-прежнему преобладают синие стеклянные бусины, а среди них — зонные небольших размеров. На втором месте стоят бусины (небольшие зонные или бисер) зеленого и желтого цветов. Типы овальных, четырехугольных, кольцевидных и трапециевидных пряжек одинаковы в круглых насыпях и в длинных курганах. Спиральки и трапециевидные привески в одинаковой степени встречаются как в длинных, так и в круглых курганах.
В смоленско-полоцкой части кривичского ареала в курганах IX–X вв. продолжают встречаться вещи балтских типов. Так, узкопластинчатые височные кольца с заходящими концами найдены в круглых курганах с сожжением близ Полоцка, у д. Глинище, в Слободе на оз. Сашно и в Акатове. В Акатовских и Арефинских круглых курганах встречены височные кольца с пластинчатым расширением внизу. Остатки головного венка латгальского типа зафиксированы в круглых курганах Арефина, Акатова, Торопца, Казихи. Встречены в круглых курганах и биэсовидные привески, и подвески из кости в форме уточек.
Таким образом, какие-либо заметные различия между вещевой коллекцией длинных курганов и предметами из круглых кривичских курганов IX–X вв. не обнаруживаются. Очевидно, в длинных курганах хоронило умерших то же население, которое чуть позже сооружало круглые погребальные насыпи.
Вместе с тем в круглых курганах попадаются вещи, получившие широкое распространение в последующие столетия. Так, в курганах с сожжением на Смоленщине (Березовка и Копнево) найдены браслетообразные завязанные височные кольца. Несколько раз встречены обломки перстнеобразных височных колец. В некоторых курганах обнаружены также бубенчики, подковообразные застежки, толстопроволочные браслеты, привески из дирхемов.
Бытовые предметы — ножи, шилья, пряслица, кресала — в курганах с сожжением представлены единичными экземплярами. Очень мало курганов, где найдены предметы вооружения. Исключением являются дружинные курганы, в которых помимо оружия встречаются золотые и высокохудожественные изделия, в том числе импортированные издалека. В кривичской земле дружинные курганы больше всего известны по материалам Гнездовского могильника под Смоленском.
Основная масса круглых курганов с сожжением (карта 25) сосредоточена там, где известны длинные курганы, что косвенно отражает преемственность этих памятников. Но курганы кривичей IX–X вв. занимают несколько более широкую территорию по сравнению с ареалом валообразных насыпей, показывая освоение кривичами новых районов. Расширение территории наблюдается главным образом в юго-восточном и восточном направлениях. На юго-востоке кривичи в это время освоили южные области Смоленщины, где в Верхнем Подесенье и Посожье они встретились с радимичами и вятичами. В Верхнем Поволжье курганы с сожжением еще единичны, что говорит о малочисленности здесь славянского населения в IX–X вв.
Уже в X в. у кривичей появились первые трупоположения. В различных пунктах кривичского ареала исследованы курганы переходного типа. В одних случаях трупосожжение в таких насыпях находилось в основании, а трупоположение — в верхней части (например, Славены и Вядец на Полотчине), в других, наоборот, на материке располагалось ингумированное захоронение, а сверху — трупосожжение (например, Вядец, Дымово, Каховка, Катынь, Курганье, Ступеньки). К переходному периоду относятся также курганы с неполным (частичным) трупосожжением. Период, когда применялись два обряда погребения (кремация и ингумация), продолжался в земле кривичей 50–80 лет. В первой четверти XI в. обряд ингумации окончательно вытеснил трупосожжение.
Наиболее ранние курганы с трупоположениями на территории смоленско-полоцких кривичей сохраняют элементы огнепоклонства: под захоронениями сохранились остатки ритуальных кострищ. Костры разжигали, как правило, на материке или на специально устроенной подсыпке высотой 0,2–0,5 м и более. Особенно распространены кострища размерами от 1,5×0,7 до 2,5×1,5 м. Очертания их овальные, круглые или неправильные. Курганы с трупоположениями на кострищах не составляют исключительной особенности смоленско-полоцких кривичей. Такие насыпи известны также в дреговичском и радимичском ареалах.
Ритуал очищения огнем места, предназначенного для захоронения умершего, бытовал у смоленско-полоцких кривичей в течение XI в. В XII в. разведение костра становится не обязательным, и широко распространяются насыпи с трупоположениями на материке без кострищ.
Судя по Харлаповским курганам, женщин хоронили в XI — начале XII в. на выжженном материке и часто в деревянном срубе (домовине).
К XI–XII вв., кроме курганов с захоронениями в основании, относятся насыпи с трупоположениями выше горизонта. Среди них есть курганы с погребениями на специальной подсыпке самой различной высоты и курганы с так называемыми дополнительными захоронениями. Это семейные курганы, в которых на горизонте чаще бывает погребен мужчина, а дополнительно, в готовую насыпь, совершено захоронение женщины. Е.А. Шмидт видит в широком распространении дополнительных вводных трупоположений XI–XII вв. пережитки традиции длинных курганов (Шмидт Е.А., 1972а, с. 147, 148).
Какое-либо территориальное различие между курганными трупоположениями на материке и захоронениями на подсыпке на кривичской территории не наблюдается. Погребальный инвентарь их в целом однороден. Количество мужских и женских погребений примерно одинаково.
В XII в. для трупоположений начинают выкапывать прямоугольные подкурганные ямы, которые вначале были неглубокими, а к концу столетия стали значительно глубже. В XIII в. погребения в глубоких ямах становятся господствующими.
Курганы с захоронениями в грунтовых ямах известны по всему ареалу смоленско-полоцких кривичей. Однако в отдельных его районах такие погребения появляются уже в XI в. Таковы курганные могильники, расположенные на кривичско-латгальском пограничье (Голубович Е., Голубович В., 1945, с. 135), где погребения в ямах преобладают уже в XI в. Столь раннее распространение здесь ямных подкурганных трупоположений, очевидно, обусловлено латгальским влиянием. Однако изредка курганы с трупоположениями в ямах, относящиеся к XI в., встречаются и в срединных районах кривичской территории. Таковы курганы, исследованные у деревень Мутышино (с западноевропейской монетой рубежа X–XI вв.) и Топорково (с монетой германского императора Оттона III). Сюда же относятся, вероятно, Гнездовские курганы с захоронениями по обряду ингумации в грунтовых могилах.
Абсолютное большинство трупоположений смоленско-полоцких кривичей имеет общеславянскую (западную) ориентировку. Насыпи с захоронениями головой к востоку встречаются в небольшом числе. Есть также единичные курганы с меридиональными трупоположениями, по-видимому, оставленные славянизированными финнами.
Весьма разнообразно убранство женского костюма смоленско-полоцких кривичей. Характерными височными украшениями, как уже отмечалось, были браслетообразные завязанные кольца (табл. XLIX, 1; L, 2). Они прикреплялись при помощи кожаных ремешков к головному убору типа русской кички с твердой основой.
Головной убор изготовлялся из бересты и ткани, поэтому в полном виде он не сохранился. Иногда такие уборы украшались металлическими и стеклянными предметами. Так, из курганов, исследованных в Милееве Дорогобужского р-на, происходят мелкие оловянные бляшки и пластинки, которые, как чешуйки, покрывали берестяную основу головного убора. Нашивные бляшки и привески к такому убору встречены и в некоторых других кривичских курганах. В б. Торопецком уезде найдены остатки головного венчика из парчовой ткани.
Очень часты в находках шейные ожерелья, составленные из бус, а иногда и металлических привесок. Для многих ожерелий свойственно сочетание стеклянных позолоченных и сердоликовых бус. Стеклянные позолоченные или посеребренные бусины бочонкообразной или цилиндрической формы наиболее распространены в ареале смоленско-полоцких кривичей. Бусы из стекла (табл. L, 19) разнообразны по цвету и форме и принадлежат к типам, распространенным на широких пространствах древней Руси. В курганах XI в. встречаются сердоликовые призматические бусины (табл. L, 1, 4), но более популярны были бипирамидальные.
Кроме того, в состав кривичских ожерелий входили хрустальные и янтарные бусины.
Привесками к ожерельям служили лунницы, круглые пластинчатые или ажурные подвески и крестики (табл. L, 6–9, 11, 21, 22). Среди нагрудных привесок, носимых на шнурках или цепочках, наибольший интерес представляют изделия в виде пластинчатого конька (собачки). Тело конька всегда украшено циркульным орнаментом. Форма подвесок стандартная: на голове — стилизованные уши; хвост загнут вверх и образует колечко. Часто такие привески комбинируются с другими привесками — бубенчиками, ложечкой, ключом и гребнем (табл. L, 5,15), но встречаются и отдельно. Ареал пластинчатых коньковых подвесок позволяет связывать эти украшения со смоленско-полоцкими кривичами, на территории расселения которых сосредоточено около 80 % подобных находок (Седов В.В., 1968а, с. 151–157). Среди амулетов встречаются и просверленные клыки животных (табл. L, 10).
Шейные гривны в кривичских курганах весьма немногочисленны. Обычно они витые с пластинчатыми концами или круглопроволочные (табл. XLIX, 5). Кроме того, единичными экземплярами представлены шейные гривны балтских типов.
Браслеты и перстни принадлежат к общерусским типам (табл. XLIX, 2–4; L, 3, 16–18): браслеты — витые завязанные и петельчатые (из трех, четырех или шести проволок), толстопроволочные и пластинчатые, а перстни — проволочные, витые, рубчатые, пластинчатые и щитковые. Встречаются они повсеместно, но далеко не во всех курганах.
К принадлежности мужской одежды относятся пряжки, поясные кольца и поясные наборы (табл. XLIX, 6-11; L, 20). Женская одежда, видимо, не имела пояса с металлической пряжкой, поэтому в женских курганах кривичей поясные принадлежности не попадаются.
Неоднократно найдены подковообразные застежки (табл. XLIX, 12) для плащей или накидок. К принадлежностям одежды относятся также небольшие металлические пуговицы грибовидной или шарообразной формы (табл. L, 12–14).
В погребениях и мужчин и женщин попадаются железные ножи и глиняные горшки. Горшки преимущественно поставлены у ног. Ножи носили у пояса, где их обычно и обнаруживают при раскопках. Отмечены случаи размещения железных ножей на груди или у плечевых костей погребенного, что свидетельствует о ритуальном значении этих предметов в славянских захоронениях.
В курганах с трупоположениями смоленско-полоцких кривичей встречаются также украшения балтских типов. Так, головной венок латгальского типа (вайнаги) обнаружен не только в курганах, исследованных поблизости от латгальской территории (Овсиновка, Остенец, Федотково, Шакелево), но и в глубине кривичского ареала (например, Дымово под Оршей, Стерж в Осташковском р-не). Еще чаще встречаются отдельные элементы этого головного убора. В кривичских курганах Смоленской и Полоцкой земель много и других украшений балтских типов: браслеты и шейные гривны со стилизованными змеиными головками на концах, шейные гривны из проволоки круглого сечения с уплощенной передней частью и заходящими концами, шейные гривны из толстого прута, спирально обвитого тонкой проволокой, спиральные перстни, лучевые кольцеобразные пряжки и некоторые виды подковообразных застежек.
Подобные находки, как и курганные захоронения с восточной ориентировкой, свидетельствуют о том, что в XI–XII вв. здесь продолжался процесс славянизации местных балтов. В этой связи, по-видимому, нужно рассматривать находки топоров и копий в кривичских курганах. Хотя они спорадически встречаются на всей территории смоленско-полоцких кривичей, но распространены здесь довольно неравномерно. Значительная часть топоров и наконечников копий происходит из курганов западных областей, где кривичи вплотную соприкасались с латгалами и литовцами. В срединной части кривичского ареала топоры и наконечники находят редко и обычно вместе с предметами балтских типов.
Единичными находками в кривичском ареале представлены железные наконечники стрел, серпы, косы, сошник, рыболовные крючки, острога, долото, пешня и костяные гребни. Несколько чаще попадаются калачевидные и овальные кресала, а в женских погребениях — шиферные пряслица.
Смоленско-полоцкие кривичи были отдельной этнографической единицей восточного славянства. Ареал смоленско-полоцких кривичей в раннее время соответствует области распространения днепро-двинской культуры периода раннего железа. Балтские элементы в кривичских курганах VIII–XII вв. бесспорно свидетельствуют об участии дославянского этнического элемента в генезисе смоленско-полоцких кривичей. Очевидно, важнейшие культурно-племенные признаки их и обособление от псковских кривичей обусловлены славянизацией балтов — потомков носителей днепро-двинской культуры.
В русских летописях несколько раз упоминаются полочане. Так, рассказывая о славянском расселении на территории Восточной Европы, автор Повести временных лет сообщает: «…инии седоша на Двине и нарекошася полочане, речьки ради, яже втечеть въ Двину, имянемъ Полота, от сея прозвашася полочане» (ПВЛ, I, с. 11). Далее он пишет: «И по сихъ братьи держати почаша родъ ихъ княженье в поляхъ, а в деревляхъ свое, а дреговичи свое, а словени свое в Новегороде, а другое на Полоте, иже полочане… Се бо токмо словенескъ языкъ в Руси: поляне, деревляне, ноугородьци, полочане, дреговичи…» (ПВЛ, I, с. 13). Эти сообщения дали основания некоторым исследователям считать полочан отдельным восточнославянским племенем. Между тем, в той же летописи говорится, что «перьвии насельници… въ Полотьски кривичи» (ПВЛ, I, с. 18). В историографии XIX в. высказано мнение, что полочане являлись ветвью кривичей, расселившейся в полоцком течении Западной Двины и назвавшейся по имени реки Полоты (Барсов Н.П., 1885, с. 71, 85; Довнар-Запольский М.В., 1891, с. 24; Данилевич В.Е., 1896, с. 49). Существует противоположная точка зрения, согласно которой кривичи произошли от полочан (Голубовский П.В., 1895, с. 46).
П.Н. Третьяков, рассмотрев письменные свидетельства о полочанах, пришел к заключению, что летописные полочане не были восточнославянским племенем (Третьяков П.Н., 1953, с. 222, 223). Исследователь отметил, что в древних летописных сводах, предшествующих Повести временных лет и реконструированных А.А. Шахматовым, полочане не упоминаются. Нет этого имени и в тех частях Повести временных лет, которые имеют северное происхождение: в легенде о призвании варягов названы словене, кривичи, чудь и меря; в рассказе о походе Олега на Киев в 882 г. упомянуты варяги, чудь, меря «и все кривичи». Олег обложил данью словен, кривичей и мерю. Нет полочан и в перечне племен — участников похода 907 г. на Византию, но жители Полоцка, видимо, все же были среди воинов-дружинников этого похода. Не упоминаются полочане и среди племен, принимавших участие в походе Игоря 944 г. на Царьград. Поскольку летопись сообщает, что первыми поселенцами в Полоцке были кривичи, нужно думать, полагал П.Н. Третьяков, что полочанами назывались в XI–XII вв. жители Полоцка и Полоцкой земли, подобно тому как новгородцами называлось все население Новгородской земли.
Недавно А.Г. Кузьмин попытался показать, что места летописи, где названы полочане, являются вставками авторов-редакторов XI в. (Кузьмин А.Г., 1970, с. 125–127). Эти вставки были обусловлены взаимоотношениями Киева и Полоцка того времени.
Такому решению вопроса о полочанах целиком соответствуют археологические выводы. Бесспорно, что земли вокруг Полоцка были заселены кривичами. Длинные курганы Полоцкой земли идентичны таким же памятникам Смоленщины. Тождественны и круглые курганы с трупосожжениями на этих территориях. Погребальный обряд полоцких кривичей XI–XIII вв. не отличается от ритуала смоленских кривичей. Как на Смоленщине, так и в Полоцкой земле распространены одинаковые браслетообразные завязанные височные кольца. Тождественны и другие украшения в курганах этих территорий.
Иногда обращают внимание на то, что в полоцких курганах встречается меньше украшений, чем в смоленских, или на то, что в курганах Полоцкого Подвинья известны височные кольца с завязанными концами малых размеров и грубо скрученные (Алексеев Л.В., 1966, с. 55). Однако эти элементы нельзя считать этнографическими. Среди височных украшений Полоцкой земли нередки и браслетообразные завязанные кольца, не отличимые от смоленских, и, наоборот, на Смоленщине встречены подобные кольца небольших размеров.
Таким образом, археологический материал не дает возможности считать полочан отдельной этнографической (племенной) группой кривичей. Очевидно, полочане летописей были такими же кривичами, как и население Смоленской земли. Назывались они полочанами исключительно по политико-географическим мотивам. Это — население, подвластное полоцким князьям, или жители Полоцкой земли. Какого-либо этнографического рубежа между Смоленской и Полоцкой землями XI–XIV вв. не обнаруживается. И для смоленских кривичей, и для полочан характерен общий диалект, выявленный на основе изучения письменных памятников XIII XV вв. (Соболевский А.И., 1986).
Некоторые русские историки высказывали предположение, что полоцкими кривичами были заселены земли Верхнего Понеманья. Так, например, И.Д. Беляев допускал, что выходцами из Полоцкой земли были основаны города Новогрудок, Слоним, Волковыск, Турейск, Гродно и др. (Беляев И.Д., 1872, с. 7–10). М.К. Любавский писал, что полоцкими кривичами были освоены области, составившие Черную Русь (Любаўскi М., 1929, с. 15). Такую же мысль проводили в своих исследованиях В.И. Пичета и другие. В.Б. Антонович отмечал, что в западных источниках Черная Русь до XIV в. иногда называлась «кривичской землей» (Антонович В.Б., 1878, с. 9, 19, 49). Однако большинство исследователей признавали, что наряду с кривичским проникновением в Понеманье происходило расселение дреговичей и других славянских племен. В частности. Н.П. Барсов писал, что славянское население Понеманья пришло «из коренных земель кривичей, дреговичей, древлян и полян» (Барсов Н.П., 1885, с. 133).
Курганные исследования, проведенные в Верхнем Понеманье, показали, что славянское заселение этого края осуществлялось с разных сторон. О дреговичском проникновении в эти земли уже говорилось. Не исключена инфильтрация сюда славян с Волыни. Бесспорно расселение в этом регионе и кривичского населения из Полоцкой земли. Браслетообразные кольца с завязанными концами в Верхнем Понеманье найдены в нескольких курганных могильниках (карта 16). О проникновении кривичей в этот край говорят и географические названия «Кривичи», зафиксированные в Слонимском, Лидском, Ивьенском и Вилейском районах Белорусского Понеманья.
Смоленско-полоцкие кривичи приняли активнейшее участие в освоении территории Ростово-Суздальской земли. Однако Волго-Клязьменское междуречье не принадлежит к собственно кривичскому региону. Славянское население Северо-Восточной Руси формировалось в результате расселения нескольких племенных группировок. Поэтому археологическую характеристику этой территории целесообразно выделить в особый раздел.
Круглые курганы псковской группы кривичей (рис. 11) четко выделяются по зольно-угольной прослойке в основаниях. По своему строению она идентична подошвенной прослойке длинных курганов псковского ареала. Зольно-угольные прослойки присутствуют в круглых курганах как с трупосожжениями, так и с трупоположениями. Эта особенность курганов позволяет детально очертить ареал псковских кривичей и выявить районы их позднейшего расселения (карта 26).
Рис. 11. Один из курганов близ д. Казиха.
Карта 26. Область расселения кривичей псковских в IX–XII вв.
а — курганные могильники, содержащие насыпи с захоронениями по обряду трупосожжения; б — курганные могильники исключительно с трупоположениями; в — курганные могильники со специфически псковской особенностью — зольно-угольной прослойкой в основании; г — длинные курганы с зольной прослойкой в основании; д — памятники с находками браслетообразных завязанных височных колец; е — памятники с находками ромбощитковых височных колец; ж — жальники; з — каменные могильники эстов; и — грунтовые могильники эстов; к — могильники латгалов.
1 — Залахтовье; 2 — Желча Новая; 3 — Горско; 4 — Безьва; 5 — Жеребятино; 6 — Большое Заполье; 7 — Ново-Жуковская; 8 — Светлые Вешки; 9 — Городня; 10 — Грядище; 11 — Адамово; 12 — Васцы; 13 — Жидилов Бор; 14 — Муровичи; 15 — Кривовицы; 16 — Лезги; 16а — Лаоссина II; 16б — Линдора II; 17 — Виски; 18 — Малы; 19 — Веренково; 20 — Паниковичи; 21 — Конечки; 22 — Изборск; 23 — Лопотово; 24 — Новая; 25 — Паничьи Горки; 26 — Першина; 27 — Лыбуты; 28 — Голодуша; 29 — Ерусалимская; 29а — Волженец; 30 — Боркино; 31 — Батино; 32 — Поддубье; 33 — Дубровна; 34 — Головицы; 35 — Вязка; 36 — Заречье; 37 — Булавино; 38 — Каменка; 39 — Озерцы Средние; 40 — Подберезье; 41 — Любитово; 42 — Погорелки; 43 — Заозерье; 44 — Рогово; 45 — Пурышево; 46 — Шуруново; 47 — Волково; 48 — Чиплино; 49 — Макушино; 50 — Кирова; 51 — Шильско; 52 — Лапино; 53 — Арапово; 54 — Кишкина; 55 — Жадрицы; 56 — Опочка (урочище Пустошь Буракова); 57 — Опочка (урочище Святотечь); 58 — Укропово; 59 — Даниловка; 60 — Шильско; 61 — Кудово; 62 — Бабино; 63 — Огурцово; 64 — Пакрули; 65 — Шешки; 66 — Кицково; 67 — Казиха; 68 — Грицково; 69 — Глубокое; 70 — Янкевичи; 71 — Сатонкино (оз. Язно); 72 — Сатонкино; 73 — Яцково; 74 — Дыркино; 75 — Романово; 76 — Белено; 77 — Ильинское; 78 — Стрешено; 79 — Куловка; 80 — Бабынино; 81 — Осиновка; 82 — Прошково; 83 — Яновище; 84 — Бологово; 85 — Селище; 86 — Васюково; 87 — Чистово; 88 — Торопец; 89 — Финево; 90 — Дохино; 91 — Кузнецовка; 92 — Михайловское; 93 — Селяне I; 94 — Селяне II; 95 — Бенецкий; 96 — Векошане; 97 — Низинка.
Помимо бассейнов Великой и Псковского озера, такие курганы известны в верховьях Западной Двины и прилегающих районах Ловати и верхневолжских озер.
Научные раскопки курганов в этом регионе были предприняты в 70-80-х годах XIX в. А.С. Уваровым, Е.Р. Романовым, В.Л. Беренштамом, И.И. Васильевым и А.М. Кислинским (Беренштам В.Л., Васильев И.И., Кислинский А.М., 1885, с. 58–61). К 1899–1903 гг. относятся значительные исследования В.Н. Глазова, который раскопал несколько десятков насыпей в различных могильниках, расположенных в бассейне Великой (Глазов В.Н., 1901, с. 210–228; 1903а, с. 67–76; 1903б, с. 41–46; Спицын А.А., 1905 г, с. 71–74).
В первых десятилетиях XX в. псковские курганы исследовались В.Н. Крейтоном (Крейтон В.Н., 1913, с. 1–34; 1914, с. 1–24), А.В. Тищенко (Тищенко А.В., 1914б, с. 23–28), К.В. Кудряшовым (Кудряшов К.В., 1913, с. 241–264), К.Д. Трофимовым (Трофимов К.Д., 1909) и другими. Сводка данных о результатах исследований курганов на территории Псковской губернии в 1914 г. опубликована Н.Ф. Окулич-Казариным (Окулич-Казарин Н., 1914, с. 131–310; 1915, с. 125–131).
В 20-х годах XX в. небольшие раскопки курганов псковских кривичей были произведены археологами Тартуского университета (Tallgren A.M., 1925, s. 53–55; Nerman B., 1926, s. 44–74). Интересные курганы в 30-х годах восточнее Псковского озера исследовал Н.Н. Чернягин, материалы раскопок которого остались неопубликованными.
Наиболее существенные результаты получены при раскопочных работах, проведенных уже после окончания Великой Отечественной войны. Раскопками курганов занимались С.А. Тараканова (Тараканова С.А., 1951, с. 141–154; 1959, с. 117–127), Ф.Д. Гуревич (Гуревич Ф.Д., 1956, с. 103–106), Г.П. Гроздилов (Гроздилов Г.П., 1965, с. 74–77), Н.Л. Подвигина (Подвигина Н.Л., 1965, с. 293–296), В.В. Седов (Седов В.В., 1976б, с. 87–95; 1977б, с. 69–74), Н.В. Хвощинская (Хвощинская Н.В., 1977а, с. 62–68; 1979, с. 43, 44) и другие (Колосова И.О., 1979, с. 15; Тюленев В.А., Тюленева О.И., 1977, с. 36; 1978, с. 41, 42).
Эволюция погребального обряда в курганах псковских кривичей шла в основном тем же путем, что и в других восточнославянских землях. На смену захоронениям в длинных курганах в IX в. приходят погребения по обряду трупосожжения в круглых (полусферических) насыпях (табл. XLVIII). Некоторые исследователи полагают, что круглые курганы с одиночными или парными захоронениями стали сооружать уже в VIII в., что вероятно. Однако датирующие предметы, подтверждающие это, до сих пор при курганных раскопках не обнаружены.
Круглые курганы с сожжениями во всех особенностях погребального ритуала повторяют длинные насыпи. Обязательной деталью, как уже отмечалось, является зольно-угольная подошвенная прослойка. Образовывалась она в результате сгорания соломы и веток при разжигании огня с культовыми целями. Высота курганов 0,7–1,4 м, диаметры основания 6-12 м. Вокруг насыпей обычны кольцевые ровики с перемычками или без них.
Кремация умерших совершалась всегда на стороне, на специальных погребальных кострах. По-видимому, украшения и металлические части одежды сгорали при кремации, поэтому для псковских кривичей IX–X вв., как и в более раннее время, характерны захоронения без вещей.
Остатки трупосожжений, собранные с погребального костра, как правило, помещались в верхних частях насыпи. Очевидно, захоронения совершали в готовую насыпь. Лишь в виде исключения встречаются урновые погребения, основная же часть их представляет собой небольшое скопление кальцинированных костей. Поскольку захоронения обычно находились в самом верху насыпи, многие из них были разрушены дождевыми и талыми водами и ветрами. Поэтому в Псковской земле очень много так называемых пустых курганов, при раскопках которых погребения не встречены. Известны в Псковском регионе и курганы с захоронениями в основании. Единичны погребальные насыпи с трупосожжениями, совершенными на месте. В частности, таковы некоторые курганы у д. Ерусалимская (Тюленев В.А., Тюленева О.И., 1978, с. 41, 42).
В каждой круглой насыпи обычно бывает одно, изредка — два захоронения.
В единичных курганах с трупосожжениями найдены вещи. Так, из круглых курганов, исследованных в 1938 и 1939 гг. близ д. Городни Н.Н. Чернягиным, происходят бронзовая овальная пряжка, два пластинчатых браслета с узкими концами, спиральки и железные ножи.
Особняком стоят курганы с трупосожжениями, исследованные в Залахтовском могильнике (Хвощинская Н.В., 1977а, с. 62–67). Кальцинированные кости, собранные с погребальных костров, вместе с оплавленным и фрагментированным погребальным инвентарем ссыпали здесь в небольшие ямы округлых очертаний, вырытые в материке в центре курганной площади. В захоронениях женщин найдены пластинчатая гривна с привесками-бубенчиками, спиральный браслет, пластинчатые браслеты, браслет прямоугольного сечения, ажурная привеска в виде стилизованного изображения водоплавающей птицы, спиральки, фрагменты цепочек и подковообразной фибулы и стеклянные бусы. В захоронениях мужчин обнаружены предметы вооружения (меч, наконечники копья, топор, стрелы), а также удила, плеть, коса, нож и т. п. На основе находок трупосожжения датируются X в. Неславянский характер этих курганов очевиден. Существенно и то, что многие из более поздних курганов с трупоположениями в этом могильнике характеризуются неславянскими особенностями.
Переход от обряда трупосожжения к трупоположениям в регионе псковских кривичей скорее всего приходится на конец X и начало XI в. Дата весьма приблизительна, поскольку надежных данных для ее определения здесь нет. Наиболее поздние захоронения по обряду сожжения определяются по гончарным урнам-горшкам с линейно-волнистым орнаментом (Кривовицы, курган 3).
Ранние курганы с трупоположениями содержат захоронения в основаниях на зольно-угольных прослойках. В XII в. постепенно распространяются трупоположения в подкурганных ямах, которые господствуют во второй половине XII и в XIII столетии.
Похоронный ритуал представляется следующим. Сначала выжигали огнем место, предназначенное для курганной насыпи. Для этого использовали хворост и солому. В ранних курганах умерший положен на образовавшуюся после сгорания костра зольную прослойку. В поздних курганах в середине площади, занимаемой этой прослойкой, вырыта могильная яма, куда и помещен умерший. После этого яма была засыпана и сразу же сооружена насыпь. При этом вокруг ее основания образовывался кольцевой ровик, на дне которого зажигали ритуальный костер. Судя по раскопкам курганов в Себежском Поозерье, костер разводили обычно с южной стороны кургана, иногда их было два — с южной и северной сторон.
Положение умерших в курганах псковских кривичей общеславянское — на спине, головой к западу. Изредка встречаемая меридиональная или восточная ориентировка отражает славянизацию финноязычного или балтского населения.
На окраинах области расселения псковских кривичей наблюдаются некоторые особенности в развитии погребальной обрядности, появляются элементы, чуждые славянскому похоронному ритуалу. Так, в Себежском Поозерье трупоположения в грунтовых ямах под курганами получают распространение уже в XI в., что объясняется соседством с латгалами. Латгальский похоронный обряд в течение второй половины I и начала II тысячелетия н. э. характеризуется трупоположениями в грунтовых ямах (Седов В.В., 1977б, с. 72).
В Мальском могильнике, состоящем из курганов и жальничных могил, при раскопках наряду с обычными песчаными курганами исследованы насыпи с внутренними каменными сооружениями (Седов В.В., 1976б, с. 92, 93). По внешнему облику эти насыпи ничем не выделялись среди прочих. Однако после снятия дернового покрытия оказалось, что края курганов были сложены из плитнякового камня, положенного в четыре-пять ярусов. В центре кольцевой кладки на материке из такого же плитнякового камня был сложен ящик размерами 2,5–2,8×1,5–1,9 м и высотой 0,7–1 м. На дне ящика-саркофага находился скелет умершего, погребенного в таком же положении, как и в обычных курганах.
Курганы с каменными ящиками не имеют аналогий среди восточнославянских погребальных памятников. Трупоположения в сложенных из плитняка ящиках встречаются в могильниках Эстонии, относящихся к концу I и началу II тысячелетия н. э. (Selirand J., 1974, l. 76). Мальские ящичные захоронения, по-видимому, генетически связаны с ними. Сложенная из плитняковых камней обкладка этих курганов также восходит к эстским каменным могильникам. Нужно полагать, что Мальские курганы с каменными конструкциями оставлены ассимилированным славянами местным прибалтийско-финским населением (Sedov V.V., 1980а, р. 81–89).
Курганы с трупоположениями псковских кривичей беднее вещами, чем такие же смоленско-полоцкие. Собственных височных украшений псковские кривичи не имели. Лишь и немногих курганах встречены перстнеобразные височные кольца общевосточнославянских типов. Изредка попадаются трехбусинные или однобусинные кольца и их проволочные стержни (табл. LI, 1–3, 6–8). Шейные ожерелья состояли преимущественно из малого числа мелких стеклянных бусин синего, зеленого, желтого и белого цветов. Каменные бусины очень редки (табл. LI, 19). Привески — лунницы (табл. LI, 4), монетовидные или монетные (табл. LI, 5), бубенчики (табл. LI, 11) и прочие (табл. LI, 12) — единичны. Шейные гривны (табл. LI, 26) попадаются как редкое исключение. Чаще встречаются нагрудные подковообразные застежки (табл. LI, 15, 22), которые носили и женщины, и мужчины.
В целом ряде курганов найдены металлические браслеты и перстни общерусских типов (табл. LI, 9, 10, 13, 14, 16, 18). В захоронениях мужчин изредка встречаются поясные пряжки и кольца (табл. LI, 25, 27). В одном из Мальских курганов в области левого плеча погребенного обнаружены остатки кожаной сумки, в которой находились бронзовые поясные детали и серебряный пластинчатый широкосрединный перстень с завязанными концами. Поясной набор составляли пряжка, кольцо, наконечники, 16 ромбических и три миндалевидные бляшки с рельефным узором (табл. LI, 17, 20, 21, 23).
В очень немногих курганах встречены железные ножи. Иногда они лежали около пояса, иногда — в области ключицы или плечевых костей.
Глиняные сосуды (табл. LI, 24) найдены при единичных трупоположениях.
Особое место в регионе псковских кривичей по-прежнему занимает курганный могильник в Залахтовье (Трофимов К.Д., 1909; Кудряшов К.В., 1913, с. 255–263; Хвощинская Н.В., 1976, с. 18–24; 1977а, с. 62–69; 1977б, с. 118–120). Часть женских трупоположений этого могильника отличается специфическим набором нагрудных украшений. Он состоит из двух треугольных или пятиугольных ажурных блях, соединенных между собой несколькими рядами бронзовых цепочек. Бляхи-цепедержатели прикреплялись к одежде булавками с крестовидными навершиями. Во всех этих захоронениях найдены также остатки шерстяных тканей, расшитых по краям бронзовыми спиральками. Это наплечные покрывала, аналогичные литовско-латгальским. В этом могильнике многие погребенные имели восточную ориентировку. Курганная группа при д. Залахтовье является памятником разноэтничного населения. Это были кривичи псковские, прибалтийские финны (скорее всего западная водь) и, может быть, балты.
Область наиболее плотного распространения курганов с зольно-угольной прослойкой в основании соответствует ареалу псковских говоров, как он обрисован Московской диалектологической комиссией (Дурново Н.Н., Соколов Н.Н., Ушаков Д.Н., 1915; Дурново Н.Н., 1969.) По-видимому, псковские говоры восходят к племенному наречию псковских кривичей. «На основании показаний письменных источников, относящихся к территории Пскова, — пишет Р.И. Аванесов, — древние псковские говоры выделяются весьма ярко, в особенности по ряду характерных черт узкого чисто псковского значения, не соотносительных с чертами диалектных различий в общевосточнославянском масштабе… Характерно, что территория псковских говоров, как она определяется данными современной диалектологии, совершенно не совпадает с территорией Псковской земли XIV–XV вв. Это указывает, вероятно, на то, что образование их особенностей не связано по времени с формированием Псковской земли. Можно полагать, что специфические особенности древнего псковского говора, отразившиеся в псковских памятниках XIV–XV вв., сформировались в более ратною эпоху» (Аванесов Р.И., 1947, с. 131, 132).
На территорию псковских кривичей постепенно проникали словене новгородские. Здесь есть единичные сопки и более многочисленные жальники. С момента организации Новгородского государства псковские кривичи вошли в его состав.
Словене
На смену сопкам по всему их ареалу приходят круглые курганы, по внешнему виду одинаковые с погребальными насыпями других восточнославянских племен. Только одна весьма примечательная особенность выделяет новгородские курганы среди прочих — основания их обкладывались кольцом из валунов.
Курганы словен новгородских изучены в территориальном отношении очень неравномерно. Наиболее крупные исследования произведены в 70-80-х годах XIX в. на Ижорском плато, очень богатом курганными насыпями. Л.К. Ивановский раскопал здесь более 5500 курганов (Спицын А.А., 1896б). Многочисленный вещевой материал из этих курганов распределен по комплексам и хорошо сохранился, но дневниковые описания погребального ритуала до нас не дошли. Тот же исследователь раскапывал курганы в бассейне Мологи (Ивановский Л.К., 1881б, с. 7–15; 1884, с. 37–41).
В 1898–1901 гг. В.Н. Глазов раскопал около 400 курганов, расположенных в нескольких могильниках на восточном побережье Чудского озера (Спицын А.А., 1903а). В конце XIX и начале XX в. значительные исследования курганов проводил художник Н.К. Рерих. В различных пунктах Новгородской и Петербургской губерний им раскопано несколько сотен насыпей (Рерих Н.К., 1899а, с. 349–377; 1899б, с. 323–330; 1901, с. 60–68). К рубежу XIX и XX вв. относятся также курганные раскопки Л.Н. Целепи, проведенные в нескольких могильниках на территории Лужского уезда. Несколько позднее, в 1912 г., исследованием курганов Лужского уезда занимался Ф. Щитников (Щитников Ф., 1913, с. 35–50). В бассейне Мсты и на Валдае в первые десятилетия XX в. раскопки курганов проводили В.Н. Глазов и А.В. Тищенко (Глазов В.Н., 1904, с. 50–60; 1905, с. 97–106; Тищенко А.В., 1914а, с. 1–22). В бассейне нижней Мологи курганы копал А.А. Виноградов (Виноградов А.А., 1914). В последние десятилетия XIX и в начале XX в. новгородские курганы раскапывали краеведы и любители старины. Об этих раскопках в литературе остались лишь скудные информации. Материалы о курганах на территории Новгородской губернии собраны в сводке И. Романцева (Романцев И., 1911).
Дореволюционные исследователи много внимания уделяли и курганным могильникам, расположенным в юго-восточном Приладожье, в зоне контакта веси, словен новгородских и скандинавов. Еще в конце XIX в. крупные исследования курганов в этом регионе произвел Н.Е. Бранденбург (Бранденбург Н.Е., 1895). В начале XX в. здесь же раскопками курганов успешно занимался А.И. Колмогоров (Колмогоров А.И., 1914, с. 426, 427).
Из раскопок, предпринятых вскоре после Октябрьской революции, можно назвать исследования А.В. Арциховского на верхней Луге (Арциховский А.В., 1930б, с. 20–30; 1936, с. 187–194). В.И. Равдоникас продолжил раскопки курганов южного и юго-восточного Приладожья (Raudonikas W.J., 1930; Равдоникас В.И., 1934).
В 50-70-х годах раскопками курганов в Новгородской земле занимались многие исследователи, но преимущественно на ее окраинах. В восточных районах Новгородчины исследования проводили главным образом Н.В. Тухтина (Тухтина Н.В., 1966, с. 120–140; 1978б, с. 41; 1980, с. 36) и А.В. Никитин (Никитин А.В., 1974, с. 102–105; Сабурова М.А., 1974, с. 85–97). А.Е. Леонтьев и Г.Н. Пронин копали курганы в Бежецкой волости (Леонтьев А.Е., Пронин Г.Н., 1978, с. 272–282). Значительные работы проведены в бассейне верхнего течения р. Луга (Верхорубова Т.Л., 1980, с. 4, 5; Платонова Н.И., 1980, с. 26, 27; Пронин Г.Н., Мильков В.В., 1978, с. 30; Прусакова З.В., 1980, с. 27; Прусакова З.В., Лебедев Г.С., Башенкин А.Н., Колпаков Е.М., 1979, с. 31, 32).
Заметный вклад в изучение курганов Ижорского плато внес Е.А. Рябинин (Рябинин Е.А., 1976, с. 211–219; 1978, с. 32, 33; 1979б, с. 33, 34; 1980, с. 76–82). Исследуются курганы и жальники этого региона и другими археологами.
Курганы юго-восточного Приладожья обследовались и раскапывались А.М. Линевским и С.И. Кочкуркиной (Кочкуркина С.И., 1973), а в последние годы их изучает В.А. Назаренко (Назаренко В.А., 1974, с. 39–45; 1976, с. 96–100; 1979а, с. 106–115; 1979б, с. 152–157).
Большое исследование, в котором анализируются все курганные материалы и рассматривается вопрос о славяно-весских взаимоотношениях, принадлежит Л.А. Голубевой (Голубева Л.А., 1973; 1979а, с. 131–137).
В срединной части Новгородской земли еще в конце 40-х годов курганы с трупосожжениями в д. Борисово исследовала Т.Н. Никольская. Позднее раскопки производил А.В. Куза, а в последние годы плодотворно работает Г.Н. Пронин (Пронин Г.Н., 1979, с. 30, 31; Миронова В.Г., Пронин Г.Н., 1980, с. 20, 21). Раскапывают курганы и новгородские археологи (Конецкий В.Я., Верхорубова Т.Л., 1979, с. 16, 17). В.Я. Конецкий исследует также грунтовые могильники с захоронениями по обряду трупоположения, относительно рано (в XI в.) получившие распространение в окрестностях Новгорода (Конецкий В.Я., 1980, с. 11, 12).
Курганы с трупосожжениями новгородских словен известны почти исключительно в ареале сопок (карта 27). Можно отметить, что таких курганов больше всего в районах плотного распространения сопок. В Новгородской земле курганы с трупосожжениями в ряде районов выходят за пределы территории сопок. Очевидно, в IX–X вв. славянское население распространилось на северо-запад, в южные районы Ижорского плато и на восточное побережье Чудского озера. Словене направили своих переселенцев и на юго-восток. В IX–X вв. словене новгородские по Мологе достигают Ярославского Поволжья и продвигаются южнее, в глубь Волго-Окского междуречья.
Карта 27. Курганы IX–X вв. словен новгородских.
а — курганные могильники с захоронениями по обряду трупосожжения; б — синхронные курганные могильники кривичей псковских; в — курганы веси; г — курганы скандинавов; д — каменные могильники води; е — каменные могильники эстов.
1 — Калихновщина; 2 — Верхоляны; 2а — Залахтовье; 3 — Гусева Гора; 4 — Полище; 5 — Осьмино; 5а — Славенское; 6 — Жилое Горнешно; 7 — Курея; 8 — Озертицы; 8а — Бегуницы; 9 — Рапти; 10 — оз. Ретенское; 10а — Мерево III; 10б — Поддубье; 10в — Удрай; 11 — Городище; 12 — Полище; 13 — Глазова; 14 — Воймерицы; 15 — Подол (оз. Пелавино); 16 — Подол (оз. Люто); 17 — Кончанское; 18 — Далево; 19 — Низовка; 20 — Жерновка; 21 — Борисово; 22 — Рютино; 23 — Столбец; 24 — Ловницы; 25 — Бологое (Котово); 26 — Бологое (урочище Ладыгинский Бор); 27 — Валдайка; 28 — Потерпилец (оз. Крюково); 29 — Потерпилец (урочище Сопочный Бор); 30 — Тумашево; 31 — Левоча; 32 — Березовый Рядок; 33 — Дубровка; 34 — Хозютино; 35 — Подсосонье; 36 — Обрынь; 37 — Липино; 38 — Куженкино; 39 — Белено; 40 — Яновище; 41 — Шихино; 42 — Никольское; 43 — Бежецы; 44 — Сулецкий Борок; 45 — Маслово; 46 — Сарогожское; 47 — Пестово; 48 — Новинки; 49 — Тимошкино; 50 — Утишье; 51 — Либогощи; 52 — Владимирское; 53 — Манилово; 54 — Лопатино; 55 — Брейтово; 56 — Боженок; 57 — Пуйга; 58 — Рыжаково; 59 — Млевский Бор; 60 — Коллентов.
Круглые курганы с трупосожжениями в Новгородской земле расположены почти всегда в сочетании с погребальными насыпями других типов — сопками и курганами, содержащими захоронения по обряду трупоположения.
По данным раскопок сожжение умерших совершалось вне пределов курганной насыпи. Остатки сожженного покойника переносили и помещали в курган. Иногда в основаниях курганов бывает темная прослойка из золы и угольков, аналогичная подошвенным слоям сопок. Изредка крупные зольно-угольные прослойки встречаются и выше основания.
Остатки трупосожжений во всех случаях помещали в верхние части курганов. Очевидно, сначала сооружали курганную насыпь, а потом в нее переносили с погребального костра остатки кремации. Это — продолжение погребальных традиций, бытовавших ранее, во время захоронений в сопках. В Новгородской земле, как и в Псковской, довольно часто встречаются курганные насыпи без захоронений. По всей вероятности, в этих насыпях остатки трупосожжений были помещены сверху и со временем оказались размытыми или развеянными.
Большинство курганов содержит по одному-два захоронения. В группе близ д. Воймерицы раскопано пять курганов, в каждом из которых насчитывалось по три-четыре погребения — трупосожжения на стороне. Все захоронения помещены в готовые насыпи и находились сразу под дерном. В одном из курганов оказались кальцинированные кости лошади. Это или незавершенные сопки, или насыпи, занимающие промежуточное положение между сопками и курганами.
Около г. Бологое (имение Котово) Н.К. Рерих раскопал четыре кургана, в которых остатки трупосожжений были помещены в срединной части насыпи. По мнению исследователя, сначала устроили возвышение (насыпали нижнюю часть кургана), на него поместили кальцинированные кости, принесенные со стороны, а затем досыпали курган до полной высоты. В этом тоже можно видеть наследие погребального ритуала, существовавшего в период сопок.
Большинство захоронений в курганах Новгородчины не содержит урн и лишено вещей. Курганы с погребениями в глиняных горшках-урнах встречены только в Березовом Рядке, Бологом, Борисове, Воймерицах, Низовке и Подоле. Вся керамика лепная. По форме, тесту и обжигу она сопоставима с глиняной посудой из сопок, отнесенной выше к первому типу. Это слабопрофилированные горшки, довольно приземистые, со слегка округлыми в профиле плечиками, суживающимися книзу. Сосуды сделаны из грубой глины со значительной примесью дресвы или песка. Орнамент отсутствует. В Воймерицких курганах найдена глиняная урна, напоминающая сосуды второго типа из сопок.
Как и в более раннее время, вещевой материал обычно сгорал на погребальных кострах. В захоронениях оказываются лишь единичные и случайные предметы. В одном из курганов у д. Низовка найдено перстнеобразное височное кольцо, в кургане у д. Избоищи — бронзовый толстопроволочный браслет. Несколько раз в захоронениях встречены бронзовые лировидные пряжки и железные ножи. Из Воймерицких курганов с сожжением происходят стеклянные бусы голубого и синего цветов, бронзовые спиральки, браслеты и бляшка с тиснением.
Этот материал явно недостаточен для определения времени новгородских курганов с трупосожжениями. Очевидно, эти памятники следует датировать в целом IX–X вв. по аналогии с курганами других древнерусских земель (табл. LII). Верхняя дата новгородских курганов с трупосожжениями может быть определена началом XI в., поскольку в это время получает широкое распространение обряд ингумации, который приходит на смену ритуалу сожжения умерших и окончательно вытесняет его.
Курганы с трупоположениями новгородских словен представлены двумя основными типами. Наиболее ранние из них содержат захоронения в основаниях. В окраинных районах Новгородской земли такие курганы сооружались довольно продолжительное время. В срединной же части территории расселения словен очень скоро захоронения стали помещать в грунтовые ямы под курганами.
Наиболее ранние курганы с трупоположениями в грунтовых ямах датируются арабскими и западноевропейскими монетами первой половины X в. (Кшева, 24; Хрепле, 20), середины и второй половины X в. (Замошье, 3 и 7), рубежа X и XI вв. и первой половины XI в. (Замошье, 2, 8, и 12; Каменка, 47). Следовательно, уже в XI в. в Новгородской земле распространился обычай захоронения в грунтовых ямах. Сопровождающие эти трупоположения вещи (стеклянные позолоченные или посеребренные бочонкообразные бусы, щитковые завязанные перстни, витые браслеты с обрубленными концами, бубенчики с крестообразной прорезью) подтверждают эту дату. Пока трудно сказать, чем объясняется столь раннее распространение в Новгородской земле ямных трупоположений под курганами. В окрестностях Новгорода, на верхней Луге, а также в бассейне Мологи нередки могильники, целиком состоящие из курганов с погребениями в грунтовых ямах.
Сооружение этих курганов происходило так. Сначала на месте кургана выкапывали прямоугольную яму размерами 1,7–2×0,6–1 м и глубиной от 0,3 до 2 м. В бассейне среднего течения Луги встречены грунтовые ямы, края которых обложены камнем. После того как умершего клали на дно ямы, ее засыпали, сооружали насыпь и основание ее обставляли камнями. Обычно под одной насыпью находится одно захоронение. При двух одновременных трупоположениях рыли или общую могильную яму, или две ямы.
Одновременно с курганами, содержащими ямные захоронения, в течение XI в. сооружались насыпи с трупоположениями на горизонте. Число их постепенно уменьшалось, однако изредка их насыпали и в начале XII в. (курганы с находками монет второй половины XI в.: Калихновщина, 52, 53, 78; Кшева, 27). Позднее курганы с трупоположениями на горизонте не встречаются.
Курганных трупоположений выше горизонта, помещенных на специальных подсыпках, в ареале новгородских словен почти нет. Встречаются лишь ярусные трупоположения, но они оставлены финским населением лесной полосы Восточной Европы (Седов В.В., 1958, с. 3–11). Изредка попадаются также курганы с впускными захоронениями.
Как и все славяне, новгородцы клали умерших в курганы головой к западу. В Новгородской земле, особенно на ее окраинах, так же как и в курганах других древнерусских земель, прежде занятых финно-угорским населением, постоянно встречаются трупоположения с меридиональной ориентировкой (карта 28).
Карта 28. Курганные могильники с трупоположениями с меридиональной ориентировкой.
а — могильники с северной ориентировкой; б — могильники с южной ориентировкой.
1 — Челмужи; 2 — Симон-Наволок; 3 — Видлицы; 4 — Рабола; 5 — Горка; 6 — Гиттойла; 7 — Яровщина; 8 — Карлуха; 9 — Залувщик; 10 — Заозерье; 11 — Новая (выше деревни); 12 — Саньково; 13 — Леонова; 14 — Костино; 15 — Кириллино (ниже деревни); 16 — Щуковщина (против деревни); 17 — Новая; 18 — Усть-Рыбижна; 19 — Сязниги; 20 — Щуковщина; 21 — Сязниги (выше села); 22 — Щуковщина (выше деревни); 23 — Кузнецы; 24 — Балдино; 25 — Вялгозеро; 26 — Новосельск; 27 — Ганьково; 28 — Новинки; 29 — Ильино; 30 — Большой Двор; 31 — усадьба Лесницкой; 32 — Мозолево; 33 — Овино (8 км от деревни); 34 — Овино; 35 — Овниево (против деревни); 36 — Чимихино; 37 — Городище; 38 — Подбережье; 39 — Шахнова (против деревни); 40 — Плакун (Старая Ладога); 41 — Усть-Рудица; 42 — Рабитицы; 43 — Рябболово; 44 — Черновицы; 45 — Речка; 46 — Подберезье; 47 — Кшева; 48 — Дворец; 49 — Пустошь Морозовицы; 50 — Осьмино; 51 — Высоко; 52 — Верхоляны; 53 — Колодня; 54 — Малые Поля; 55 — Михацково; 56 — Адамово; 56а — Лаоссина II; 57 — Каменки; 58 — Булавино; 59 — Любитово; 60 — Дорохи; 61 — Курово; 62 — Браслав; 63 — Черниковщина; 64 — Заславль; 65 — Макаричи; 66 — Видогоща; 67 — Сводино; 68 — Мурава; 68а — Домжерицы; 69 — Любовичи; 70 — Волосовичи; 71 — Овсянники; 72 — Слобода; 73 — Заозерье; 74 — Трухоново; 75 — Харлапово; 76 — Черкасово; 77 — Ботвиновка; 78 — Костюковичи; 79 — Влазовичи; 80 — Гориводы; 81 — Мохов; 82 — Киев; 83 — Коханы; 84 — Дубровка; 85 — Доброселье; 86 — Синьгово; 87 — Манина; 88 — Колчино; 89 — Курганье; 90 — Кошары; 91 — Гочево; 92 — Ступеньки II; 93 — Богоявленье; 94 — Марфинка; 95 — Крымское; 96 — Стрелково; 97 — Апочницы; 98 — Городец Спасский; 99 — Земское; 100 — Городище; 101 — Буково; 102 — Вепрь; 103 — Ненашевское; 104 — Семеновское; 105 — Васильки; 106 — Пущина Гора; 107 — Березово; 108 — Шолохово; 109 — Подборовье; 110 — Гульцево; 111 — Высокино; 112 — Мозгово; 113 — Михайловское; 114 — Ягодино; 115 — Кощево II; 116 — Дуденево; 117 — Федово; 118 — Абакумово; 119 — Заборье; 120 — Юрьевская; 121 — Бустрыгино; 122 — Пестово; 123 — Митино; 124 — Минино; 124а — Кабожа; 125 — Пожаринцы; 126 — Вороново; 127 — Евчаково; 128 — Тимерево; 129 — Петровское; 130 — Мотордеталь; 130а — Корякиво; 131 — Шеляиха; 132 — Зиновьино; 133 — Конищева; 134 — Низовская; 135 — Кошелиха; 136 — Петрушино; 137 Княжьи Сосны; 138 — Черная.
Еще Л. Нидерле заметил, что обычай помещать тело умершего по направлению север-юг — неславянский, и в России он в большинстве случаев — финно-угорский (Нидерле Л., 1956, с. 220). Действительно, обращение к материалам могильников различных финно-угорских племен севера европейской части СССР выявляет исключительно широкую распространенность обычая погребения умерших в меридиональном направлении — от Прибалтики на западе до Северного Урала и Среднего Поволжья на востоке. Этот ритуал зафиксирован у эстов, суми, ливов, корелы, ижоры, веси, мордвы, мари и прикамских финно-угров. Обычай погребения умерших головой на юг или север был известен некоторым финно-угорским племенам уже в раннем железном веке и удержался среди мордовского населения вплоть до XVII–XVIII столетий. Все это говорит о тесной связи рассматриваемой похоронной обрядности с общефинно-угорскими мифологическими представлениями и о возникновении их в глубокой древности (Седов В.В., 1966б, с. 246–248).
Древнерусские курганы с северо-южными трупоположениями известны не только в Новгородской земле, но вообще распространены почти по всей территории, где дославянским населением были финно-угры. Картография курганов с меридиональной ориентировкой погребенных и встречаемость в них украшений типичного финно-угорского наряда позволяют считать северо-южные трупоположения финно-угорскими по происхождению. Очевидно, часть древнерусских курганов с захоронениями головой на север или на юг оставлена финно-уграми, ассимилированными славянами, а в окраинных районах древней Руси некоторые подобные курганы могли принадлежать и финноязычному населению, воспринявшему у славян обычай погребения под курганной насыпью.
В регионе расселения словен новгородских исследованы и курганы с трупоположениями головой к востоку (карта 12). Уже отмечалось, что такое направление погребенных было по происхождению балтским обрядом. В Новгородскую землю этот обряд занесен из более южных, кривичских областей, где происходила метисация славян с балтами. Не исключено также, что трупоположения, обращенные головой на восток, в новгородских курганах оставлены балтами, увлеченными славянской переселенческой волной.
Большинство захороненных погребено без гробов. Долбленые колоды или дощатые гробы встречаются сравнительно редко. Несколько чаще отмечены случаи подкладывания доски под трупоположение.
Северо-западная часть Новгородской земли до славянского расселения принадлежала одному из прибалтийско-финских племен — води. Древнее население не покинуло мест своего обитания — славяне на Ижорском плато и на восточном побережье Чудского озера селились среди водских поселений. Результатом территориального смешения славян и води была аккультурация и постепенная ассимиляция местного прибалтийско-финского населения.
Наряду с обычными трупоположениями, при которых умершего клали в курган на спине, с вытянутыми ногами, в Новгородской земле, чаще, чем в каком-либо ином древнерусском регионе, встречаются сидячие захоронения (карта 29). Выяснить причины и условия появления этой обрядности в древнерусских курганах пока не удается.
Карта 29. Распространение курганов с сидячими захоронениями.
1 — Гостилицы-Буря; 2 — Дятлицы; I, II; 3 — Алапурсково; 4 — Рябболово; 5 — Таровицы; 6 — Гонголово; 7 — Яскелево; 8 — Торосово I, II; 9 — Роговицы; 10 — Артюшкина; 10а — Лашковицы; 11 — Канарщина; 12 — Ославье; 13 — Прологи; 14 — Вруда; 15 — Рабитицы; 16 — Домашковицы; 17 — Введенское; 18 — Роготино; 19 — Волосово; 20 — Лисино; 21 — Калитино; 22 — Холоповицы; 23 — Большие Борницы; 24 — Войсковица; 25 — Матакюлля; 26 — Вонша; 27 — Ново-Сиверская; 28 — Даймище; 29 — Глумицы; 30 — Рождествепо; 31 — Литенаэ; 32 — Малая Каменка; 33 — Калихновщина; 34 — Дубницы; 35 — Малы; 36 — Вельяшев Лог; 37 — Морозовицы; 38 — Конезерье; 39 — Косицыно; 40 — Головицы; 41 — Любитово; 42 — Солоницко; 43 — Малое Станишино; 44 — Боркино; 45 — Полище I; 46 — Березовик; 47 — Окуловка (урочище Воскресенский погост); 48 — Столбово; 49 — Подол; 50 — Кончанское; 51 — Валдайка; 52 — Абакумово; 53 — Рыбинское; 54 — Сарогожское; 55 — Новинки; 56 — Горки; 57 — усадьба Коровяковского; 58 — Петровское; 59 — Ядрово; 60 — Верхогрязье; 61 — Никольское; 62 — Кривец; 63 — Жуково; 64 — Тимерево; 65 — Левашиха; 66 — Обабково; 67 — Земля В.И. Королева; 68 — Мицуры (урочище Высокие могилы); 69 — Макаричи I; 70 — Дымово; 71 — Эсьмоны I, II; 72 — Борисов; 73 — Пузеле; 74 — Леневка; 75 — Новый Быхов; 76 — Буховка; 77 — Чуфары; 78 — Чешуйки; 79 — Деребуж I; 80 — Деребуж II; 81 — Пеклино; 82 — Александровка; 83 — Глухов; 84 — Воронеж; 85 — Шестовицы I, II; 86 — Киев.
А.А. Спицын, публикуя материалы раскопок Л.К. Ивановским курганов Ижорского плато, отметил, что древнейшим здесь был обряд, когда умершего в сидячем положении прислоняли спиной для устойчивости к правильно сложенной груде камней, обкладывали дровами и сжигали (Спицын А.А., 1896б, с. 7). Позднее, когда на Ижорском плато господствовал обряд трупоположения, многих умерших, по утверждению А.А. Спицына, хоронили опять-таки в сидячем положении, прислоняя к заранее сложенной груде камней (Спицын А.А., 1896б, с. 8).
Ижорское плато наиболее насыщено курганами с захоронениями в сидячем положении. Однако они есть в немалом количестве и в других местах Новгородской земли. Поэтому вряд ли сидячие захоронения связаны исключительно с водским ритуалом. Скорее всего, такие трупоположения в новгородских курганах являются реликтом древней погребальной обрядности северо-запада Восточной Европы. Однако с определенным финно-угорским племенем этот ритуал связать не удается. Не исключено, что некоторые каменные кладки, обнаруживаемые в сопках, свидетельствуют о распространении сидячих захоронений в Приильменье в VI–IX вв. Эти кладки из камней во многом тождественны сооружениям внутри курганов XI–XIII вв. Ижорского плато, на что уже обращалось внимание (Седов В.В., 1970а, с. 18, табл. X). Что касается сравнительно немногочисленных курганов с сидячими захоронениями, находящихся в более южных районах территории древней Руси, то они могли быть оставлены переселенцами из Новгородской земли.
Курганы с трупоположениями в срединной части Новгородской земли не отличаются богатым вещевым инвентарем. Очень многие захоронения вовсе лишены вещей. В курганах XI в. предметы украшений одинаково часто встречаются и в трупоположениях на горизонте, и в захоронениях в подкурганных ямах. Курганы XII в., бесспорно, беднее инвентарем по сравнению с более ранними насыпями.
В области новгородских словен распространены ромбощитковые (и овальнощитковые) височные кольца, которые служат этноопределяющим признаком этого племени. Концы колец, как правило, сомкнутые, реже — втульчатые. Основной ареал их — Приильменье с бассейнами Луги и Плюссы. Найдены ромбощитковые кольца и в самом Новгороде. Кроме того, они встречены на Ижорском плато, освоенном словенами в X–XIII вв. Их находки отражают также словенскую инфильтрацию на Псковщину (карта 30).
Карта 30. Расселение словен новгородских в XI–XIV вв.
а — памятники с находками ромбощитковых височных колец; б — прочие исследованные курганные могильники словен; в — жальники (цифрами обозначены исследованные могильники); г — грунтовые могильники словен; д — курганные могильники кривичей псковских; е — памятники с находками браслетообразных завязанных височных колец; ж — курганы веси; з — могильники ижоры; и — область расселения води; к — каменные могильники эстов; л — грунтовые могильники эстов; м — могильники латгалов.
1 — Тюрсамяэ; 2 — Йыуга; 3 — Ольгин Крест; 4 — Криуши; 5 — Большие Поля; 6 — Малая Руя; 7 — Павлов Погост; 8 — Малая Каменка; 9 — Калихновщина; 10 — Бакин Конец; 11 — Верхоляны; 12 — Городище; 12а — Залахтовье; 13 — Дубровщина; 14 — Крапивна; 15 — Засторонье; 16 — Куричек; 17 — Малые Поля; 18 — Куклина Гора; 19 — Гусева Гора; 20 — Кушелка; 21 — Савиновщина; 22 — Гостицы; 23 — Хрель; 24 — Доложское; 25 — Осьмино; 26 — Замежиничье; 27 — Ершова; 28 — Жидковицы; 29 — Жилое Горнешно; 30 — Дворец; 31 — Высокая; 32 — Зеленок; 33 — Битино; 34 — Козлово; 35 — Безьва; 36 — Малые Васцы; 37 — Жидилов Бор; 38 — Подмогилье; 39 — Кривовицы; 40 — Муровичи; 41 — Виски; 42 — Малы; 43 — Изборск; 44 — Новая; 45 — Голодушино; 46 — Погорелки; 47 — Головицы; 48 — Вышково; 49 — Боркино; 50 — Батино; 51 — Дубровка; 52 — Верхние Горки; 53 — Дуброво; 54 — Заречье; 55 — Вязка; 56 — Булавино; 57 — Страшницы; 58 — Одосье; 59 — Любитово; 60 — Горцы; 61 — Новгород; 62 — Косицкое; 63 — Песчаник; 64 — Речка; 65 — Кшева; 66 — Подберезье-Кшева; 67 — Подберезье; 68 — Заупорье; 69 — Бор; 70 — Заполье; 71 — Хрепле; 72 — Черновицы; 73 — Конезерье; 74 — Брод; 75 — Лихарева Гора; 76 — Полицы; 77 — оз. Ретенское; 78 — Малый Удрай; 79 — Замошье; 80 — Городня; 81 — Недолбицы; 82 — Ущевицы; 82а — Плещевицы; 83 — Унотицы; 84 — Систа; 85 — Хотыницы; 86 — Полотбицы; 87 — Смолеговицы; 88 — Горицы; 89 — Вруда; 90 — Пежовицы; 91 — Артюшкина; 92 — Греблово; 92а — Богуницы; 93 — Терпилицы; 94 — Сяглицы; 95 — Ославье; 96 — Роготино; 97 — Введенское; 98 — Озертицы; 99 — Калитино; 100 — Озеры; 101 — Волосово; 102 — Ронковицы; 103 — Спанка; 104 — Котино; 105 — Клопицы; 106 — Ожогино; 107 — Торосово; 108 — Будино; 109 — Кикерино; 110 — Роговицы; 111 — Лорвила; 112 — Яскелево; 113 — Смольково; 114 — Большие Борницы; 115 — Тяглино; 116 — Таровицы; 117 — Гонголово; 118 — Вохоно; 119 — Войскорово; 120 — Вошна I; 121 — Вошна II; 122 — Елицы; 123 — Кобрино; 124 — Старо-Сиверская; 125 — Выра; 126 — Глумицы; 127 — Даймище; 128 — Большево; 129 — Старо-Солабско; 130 — Марфино; 131 — Панаева Горка; 132 — Суховерховье; 133 — Старо-Курское; 134 — Даниловка; 135 — Шурупово; 136 — Заозерье; 137 — Арапово; 138 — Бабынино; 139 — Ильинское; 140 — Отрешено; 141 — Куловка; 142 — Осиновка; 143 — Козлово; 144 — Малый Бохот; 145 — Мамаевщина; 146 — Михалево; 147 — Бор; 148 — Ватцы; 149 — Стекляницы; 150 — Костково; 151 — Горы; 152 — Березовик; 153 — Брод; 154 — Полище; 155 — Родионово; 156 — Криманичи; 157 — Дрегли; 158 — Мозолево; 159 — Гора Максимова; 160 — Селище; 161 — Золотово; 162 — Великий Двор; 163 — Бор; 164 — Концы Павловские; 165 — Мулево; 166 — Пяхта; 167 — Заборовье; 168 — Рандога; 169 — Залювщик; 170 — Сарожа; 171 — Ригачево; 172 — Кяргино-Круглицы; 173 — Буркова; 174 — Рыбежна; 175 — Гора Черкасова; 176 — Гагрино; 177 — Заозерье; 178 — Черезборнцы; 179 — Левоча; 180 — Кабожа; 181 — Плоское; 182 — Новинки; 183 — Ярцево; 184 — Дубино; 185 — Футица; 186 — Бабаево; 187 — Тимошкино; 188 — Степанова; 189 — Володино; 190 — Гришкино; 191 — Куреваниха; 192 — Николино-Реня; 193 — Сухолжино; 194 — Бодачево; 195 — Любогощи; 196 — Тухино; 197 — Лошицы; 198 — Жуково; 199 — Славыково; 200 — Загорье; 201 — Раменье; 202 — Старая; 203 — Таирова; 204 — Владимирское; 205 — Плавь; 206 — Сабельская; 207 — Залужье; 208 — Пестово; 209 — Сарогожское; 210 — Абаканово; 211 — Курово; 212 — Маслово; 213 — Бустрыгино; 214 — Бежецы; 215 — Воронцово; 216 — Могилевская Пустошь; 217 — Федово; 218 — Селиваниха; 219 — Березино; 220 — Михайлово; 221 — Кидомля; 222 — Глазачево; 223 — Воробьево; 224 — Сутоки; 225 — Посады; 226 — Хрипелево.
Общее распространение ромбощитковых височных колец свидетельствует о весьма широком расселении словен новгородских (карта 31). Эти украшения неоднократно найдены в курганах Ярославского и Костромского Поволжья и в центре Ростово-Суздальской земли, свидетельствуя о том, что в освоении этих территорий славянами активное участие приняли и новгородские словене. Встречены ромбощитковые кольца и в ряде пунктов Смоленской земли. Здесь эти украшения специфичны. Очевидно, в подражание кривичским браслетообразным кольцам концы их завязаны. Ромбощитковые кольца ни разу не найдены в типично кривичских трупоположениях на кострищах. Более того, их нет даже в могильниках, содержащих кривичские курганы с кострищами. Это может быть объяснено тем, что ромбощитковые височные кольца были занесены на Смоленщину новгородскими переселенцами.
Карта 31. Распространение ромбощитковых височных колец.
а — основной регион; б — находки вне этого региона.
1 — Дрогичин; 2 — Пересопница; 3 — Залужье; 4 — Радошковичи; 5 — Селище; 6 — Чаплин; 7 — Пильня; 8 — Княжое; 9 — Доброселье; 10 — Курганье; 11 — Колчино; 12 — Леоново; 13 — Шатуны; 14 — Бочарово; 15 — Волочек; 16 — Мутышино; 17 — Березовка; 18 — Харлапово; 19 — Новоселки; 20 — Мазиново; 21 — Коробино; 22 — Елисеевичи; 23 — Саки; 24 — Шакелево; 25 — Усвяты; 26 — Селянь; 26а — Залучье; 27 — Угрюмово; 28 — Никольское; 29 — Хилово; 30 — Красный Стан; 31 — Черкизово; 32 — Чернихово; 33 — Мележская Дача; 34 — Белогостье; 35 — Великое; 36 — Лысая; 37 — Коточижевка; 38 — Дубены; 39 — Пьянково; 40 — Погорелка; 40а — Коряково; 40б — Семухино; 41 — Татариново; 42 — Терешино; 43 — Большое Андрейково; 44 — Елкотово; 45 — Марьинское; 46 — Турыгино; 47 — Рауту; 48 — Бегуницы; 49 — Копорье; 50 — Кабожа.
Отдельные экземпляры ромбощитковых украшений встречены далеко от их основного ареала — в Дрогичине, на Волыни, в Гомельском Поднепровье. Известны они и за пределами территории древней Руси. Из земли новгородских словен ромбощитковые кольца проникли в Карелию (Nordman С.А., 1924, s. 70, fig. 50), Финляндию (Kivlkoski Е., 1973, Abb, 1077), на Готланд (Stenberger М., 1947, Abb. 226, 1) и Скандинавию (Hárdh В., 1976, Taf. 3, 22). В скандинавских землях ромбощитковые кольца не употреблялись как украшение. Они представлены фрагментами в составе кладов.
Ромбощитковые кольца бытовали в Новгородской земле продолжительное время — с начала XI до XIV вв. включительно. За этот период их форма видоизменялась. Наиболее ранними были кольца с четко вырезанными ромбическими щитками, орнаментированными пунктирным крестом в ромбе. Крест оформлялся на концах тремя кружками (табл. LIII, 1). Время этих так называемых классических ромбощитковых колец — XI–XII вв. Постепенно щитки становятся сглаженноромбическими, а потом овальными (табл. LIII, 5). Изменяется и орнаментация — вместо креста появляется пунктирный рисунок с кружками или выпуклинами или без них (табл. LIII, 2, 6). Распространяются такие кольца в конце XII в. и бытуют в XIII в. (Седов В.В., 1953б, с. 194). Происходят изменения и в размерах колец. Более ранние их экземпляры отличаются крупным диаметром (до 9-11 см), височные кольца позднего периода, как правило, небольшие.
Носили ромбощитковые кольца так же, как и браслетообразные. Обычно при умершей находят два кольца — по одному на каждом виске. Но нередко встречаются с одним ромбощитковым кольцом, а иногда — с тремя-четырьмя.
Кроме ромбощитковых височных колец постоянно встречаются перстнеобразные и несколько раз обнаружены трехбусинные. В некоторых местностях насыпи содержали захоронения с браслетообразными сомкнутыми височными кольцами, об этнической принадлежности которых будет сказано далее, в связи с характеристикой курганных древностей Волго-Клязьменского междуречья.
В XIII–XIV вв. получают заметное распространение серьги в виде вопросительного знака (табл. LIII, 7, 13).
В курганах Новгородской земли нередко находят тонкопластинчатые (серебряные или бронзовые) головные венчики. Концы их имели или отверстия для продевания шнура, при помощи которого венчики завязывались, или крючки. В курганах у с. Хрепле найдено четыре пластинчатых венчика, около оз. Ретенское — два, в курганах Ижорского плато, исследованных Л.И. Ивановским, — более 20. В других местах Новгородской земли обнаружены фрагменты подобных венчиков. Не исключено, что пластинчатые головные венчики являются характерной племенной принадлежностью словен. Вне Новгородского региона они найдены в Верхнем Поволжье и междуречье Волги и Клязьмы — на территориях, в освоении которых активное участие приняли новгородские словене.
Другой тип головного венчика имел более широкое распространение. Делались эти венчики из парчовой ткани и иногда украшались штампованными серебряными бляшками. В Хреплевских курганах найдены квадратные, круглые и треугольные бляшки, украшенные рубчатыми каемками. Кроме Новгородского региона парчовые венчики найдены в кривичских курганах, а также в погребальных насыпях Волго-Окского междуречья. По-видимому, подобные тканевые венчики в основном делались из домотканой тесьмы и поэтому во многих случаях не сохранились.
Носили новгородские женщины и сложные головные уборы. В словенском курганном могильнике у д. Новинки в Вологодской обл. найдены остатки головного убора, состоявшего из шести рядов округлых и удлиненных оловянисто-свинцовых бляшек. Височные кольца здесь обычно крепились непосредственно к головному убору (Сабурова М.А., 1974, с. 88, 89).
Шейные гривны для новгородских словен не характерны. В курганах Приильменья они не встречены. Единичные находки происходят лишь с верхней Луги. Зато на окраинах Новгородской земли шейные гривны попадаются довольно часто. Может быть, их появление здесь было обусловлено неславянским этническим элементом.
Для новгородских словен характерны небогатые шейные ожерелья. Они состоят преимущественно из стеклянных и настовых бус разных цветов (табл. LIII, 19, 23–27). Преобладают зонные бусины, встречаются также шарообразные, винтообразные, ребристые и битрапецоидные. Их цвета белый, голубой, синий, желтый, черный. Довольно часто встречаются зеленый, голубой, желтый бисер и мелкие кольцевые пастовые бусины. Менее многочисленны сердоликовые (призматические и многогранные — табл. LIII, 21, 22) и хрустальные (призматические, шарообразные и многогранные) бусины. Единичными экземплярами представлены медные бусины (табл. LIII, 18).
Нагрудные привески в новгородских курганах немногочисленны. Это лунницы (табл. LIII, 3, 4, 9, 16), бубенчики (табл. LIII, 17), крестики общерусских типов. В северо-западной части Новгородской земли весьма распространены круглые привески с различными орнаментами, а также ажурные, в том числе решетчатые (табл. LIII, 8, 10–12, 14, 15, 20, 28).
Встречены привески в виде пластинчатых коньков смоленского типа, ложечки, ключи, гребни. Из Хреплевских курганов происходят треугольная пластинчатая привеска со штампованным глазковым орнаментом и привеска-колокольчик.
Довольно широко были распространены перстни и браслеты. Перстни принадлежат к общевосточнославянским типам (табл. LIV, 2–5, 7, 9-12, 14, 16, 19, 21, 23–26, 29, 31). Из них наиболее часто встречаются узкопластинчатые и проволочные перстни. Изредка попадаются спиральные перстни (табл. LIV, 30).
Курганы новгородских словен содержали значительную коллекцию браслетов. Среди витых самыми ранними, относящимися к XI–XII вв., считаются браслеты с обрубленными концами (табл. LIV, 1).
Во второй половине XII в. появляются витые тройные браслеты с петельчатыми концами (табл. LIV, 8), а позднее — и витые браслеты 2×2, 2×3, 2×4 (табл. LIV, 17).
Кроме обычных для восточнославянских древностей пластинчатых браслетов (табл. LIV, 6, 13, 15, 18), в новгородских курганах северо-западного окраинного региона в большом количестве найдены широкие пластинчатые браслеты (табл. LIV, 20, 27, 28), а также толстые плосковыпуклые (табл. LIV, 22). Пластинчатые браслеты из курганов словен иногда имеют в элементах орнаментации сходство с узорами ромбощитковых височных колец (табл. LIV, 6). Орнамент в виде пунктирного креста в ромбе на предметах вне расселения новгородских словен не встречается.
В курганах северо-западных районов Новгородской земли довольно часты бронзовые и биллоновые подковообразные застежки (табл. LV, 1–4, 6–8). Они принадлежат к различным типам, и многие из них имеют аналогии в прибалтийских древностях. Из кургана Калитинского могильника происходит подковообразная застежка с утолщенными концами (табл. LV, 10). Она имеет литовско-латышские параллели (Сергеева З.М., 1977, с. 34–37). В курганах Ижорского плато встречены пластинчатые кольцевые застежки (табл. LV, 5), аналогии которым находят также в Прибалтике.
В мужских захоронениях новгородских словен попадаются лировидные и иных типов пряжки, поясные кольца и бляшки (табл. LV, 9, 11, 12–16). При трупоположениях мужчин и женщин обычны железные ножи и глиняные горшки древнерусских форм. Однако большинство погребений мужчин лишено вещей.
На смену курганным захоронениям в древнем ареале новгородских словен приходят жальники. Жальник — местный новгородский термин, производный от древнерусского и старославянского «жаль» — гробница (Фасмер М., 1967, с. 35). Это кладбище из грунтовых могил, обставленных на поверхности валунами в виде кольца или прямоугольника.
Эволюция от курганов к жальникам очевидна. А.А. Спицын в связи с этим писал: «По мере того как становятся глубже погребальные ямы и увеличиваются размеры камней, входящих в состав ограждений, курганные насыпи все более и более теряют свое значение, опадают все ниже и ниже, пока не делаются столь низкими и плоскими, что едва выполняют вместимость каменного ограждения; к концу XIII в. вырождение курганных насыпей уже завершается. XIV и XV вв. — время расцвета жальничных погребений» (Спицын А.А., 1903а, с. 14, 16).
Начальная дата жальничных захоронений — XII в. Впрочем, к этому времени относятся, по-видимому, лишь единичные жальники. Наиболее ранние из жальничных захоронений исследованы в Кривовицах и Жидилове Боре на Псковщине, в Одосье и Боре в Приильменье. В погребении 9 Кривовицкого могильника найдены стеклянные позолоченные бочонкообразные бусы (Глазов В.Н., 1903а, с. 70), которые датируются временем от конца X до начала XII в.
Такие же бусы и монета XII в. обнаружены в захоронении 1 жальника в Одосье. Монеты второй половины XI в. найдены в жальниках Кривовицы и Жидилов Бор (Глазов В.Н., 1903а, с. 72).
Среди многих жальничных могил, исследованных на восточном побережье Чудского озера, только две могут быть отнесены к XII в. Это погребение 5 в Малой Каменке, в котором найдены витой браслет без концов и щитковый перстень раннего облика (Спицын А.А., 1903а, с. 93, 94), и захоронение 3 в Крапивне с находкой такого же браслета (рис. 12) (Спицын А.А., 1903а, с. 113, 114). В жальничных захоронениях этого района 16 раз найдены витые тройные браслеты и 12 — витые 2×2 и 2×3, подчеркивающие относительно поздний характер этих могил.
Рис. 12. Украшения из погребения кургана 3 могильника Крапивна.
В XII–XIII вв. жальничные могилы сосуществовали с курганными захоронениями. Однако в Новгородской земле есть регионы, где курганный обряд захоронения был окончательно вытеснен жальниками уже в XII в. Таковы районы, лежащие к западу и юго-западу от оз. Ильмень.
Все ранние жальники имеют кольцевую обкладку из довольно крупных валунов. Иногда с западной и восточной сторон могилы помещены валуны особенно больших размеров. Могильные ямы сохраняют такие же формы и размеры, что и у ям под курганными насыпями. В некоторых случаях в верхних слоях заполнения могильных ям встречаются включения золы и угольков, а изредка и обломки глиняных сосудов.
Со временем происходит эволюция каменных ограждений жальничных могил. Кольцо камней постепенно заменяется прямоугольником по форме могильной ямы. В это же время, по-видимому, появляются овальные обкладки могил. В головах и ногах, т. е. с запада и востока, теперь всегда ставятся крупные валуны. В дальнейшем они еще увеличиваются в размерах, а обкладка могил исчезает. Позднее пропадает и обычай ставить камень в ногах погребенного. Остается крупный валун или плита, поставленные в головах. Уже в некоторых прямоугольных и овальных жальничных могилах вместо крупного камня в головах ставились каменные кресты. Постепенно роль каменных крестов возрастает, и они, в конце концов, остаются единственными наземными обозначениями захоронений.
Абсолютное большинство жальничных захоронений принадлежит к безынвентарным. Это затрудняет хронологию этапов эволюции этих погребений. Первые прямоугольные обкладки над захоронениями появляются, по-видимому, в XII–XIV вв. (например, Крапивна, погребение 3). Самые поздние жальники не содержат вещевого материала и поэтому не поддаются датировке. В могиле с прямоугольной обкладкой у д. Малая Каменка найдены монеты XV в. (Спицын А.А., 1903а, с. 94). Следовательно, в некоторых местностях обычай сооружать жальничные могилы существовал до XV в.
Положение умерших в жальничных могилах общеславянское. В некоторых могилах найдены следы деревянных гробов, иногда сбитых гвоздями. Отмечены единичные случаи сидячих захоронений. В бассейне Ловати раскопано несколько жальничных могильных ям, стенки и дно которых были выложены обломками гранита. Вещевой инвентарь погребенных в жальниках полностью идентичен курганному материалу новгородских словен. Неоднократно найдены в жальниках и этноопределяющие украшения словен — ромбощитковые височные кольца.
Карта новгородских жальников была составлена Н.И. Репниковым еще в начале 30-х годов XX в. (Репников Н.И., 1931). На эту карту, кроме жальников описанных типов, попали и несколько иные памятники. В восточной части Новгородской земли древние кладбища иногда целиком ограждались валунами. Обычно они имели небольшие размеры, занимали невысокое всхолмление, которое оконтуривалось большими валунами, а иногда еще ровиком. Диаметр таких кладбищ от 12 до 50 м. Внутри каменного кольца в грунтовых ямах находятся безынвентарные трупоположения. Каждое захоронение не имело наземных признаков, но иногда на поверхности видны беспорядочно разбросанные мелкие камни или плитняк. Местное население называет эти кладбища тоже жальниками, почему они и были включены Н.И. Репниковым в общий перечень жальников. Без проведения специальных полевых изысканий выделить подобные кладбища из числа собственно жальничных могил не представляется возможным.
Распространены жальники преимущественно в ареале сопок. Известны такие погребения и на восточном побережье Чудского озера, и в окрестностях Пскова и Изборска, отражая проникновение словен новгородских в эти земли (карта 32).
Карта 32. Распространение новгородских жальников.
а — могильники, в которых имеются жальничные погребения; б — граница основного региона новгородских сопок.
1 — Криуши; 2 — Большие Поля; 3 — Малая Руя; 4 — Засторонье; 5 — Малая Каменка; 6 — Бакин Конец; 7 — Крапивца; 8 — Верхоляны; 9 — Кусма-Калтри; 10 — Дубровщина; 11 — Высокая; 12 — Дворец; 13 — Зеленск; 14 — Замежничье; 13 — Полицы; 16 — Битино; 17 — Подмогилье; 18 — Жидилов Бор; 19 — Кривовицы; 20 — Муровичи; 21 — Виски; 22 — Малы; 23 — Изборск; 24 — Новая; 25 — Голодушино; 26 — Даниловка; 27 — Шурупово; 28 — Заозерье; 29 — Арапово; 30 — Путилковичи; 31 — Каховка; 32 — Дубровка; 33 — Пирогово; 34 — Козлово; 35 — Старо-Курское; 36 — Суховерховье; 37 — Панаева Горка; 38 — Мамаевщина; 39 — Марфино; 40 — Вышково; 41 — Дубровка; 42 — Страшницы; 43 — Заречье; 44 — Булавино; 45 — Одосье; 45а — Батецко; 46 — Любитово; 47 — Косицкое; 48 — Лихарева Гора; 48а — Конезерье; 49 — Малый Удрай; 50 — Гостицы; 51 — Гусева Гора; 52 — Савиновщина; 53 — Хрель; 54 — Беседа; 55 — Полотбицы; 55а — Плещевицы; 56 — Ронковицы; 57 — Ожогино; 58 — Вохоно; 59 — Роговицы; 60 — Таровицы; 60а — Лашковицы; 61 — Фьюнатово; 62 — Пяхта; 63 — Заборовье; 64 — Рандога; 65 — Сарогожа; 66 — Залювщик; 67 — Буркова; 68 — Мулево; 69 — Концы Павловские; 70 — Рыбежна; 71 — Бор; 72 — Великий Двор; 73 — Селище; 74 — Заборовье; 75 — Криманичи; 76 — Новинка; 77 — Горы; 78 — Стекляницы; 79 — Костково; 80 — Ватцы; 81 — Гагрино; 82 — Гора Черкасова; 83 — Заозерье; 84 — Ярцево; 85 — Лошицы, 86 — Бежецы.
Отдельные изолированные жальники найдены и за пределами очерченной территории. Таковы жальники в Витебской обл. — Каховка, Дубровка, Ствольно, Путилковичи (Штыхов Г.В., 1971, с. 39, 47, 59, 85). Очевидно, это — тоже следы новгородского расселения. Однако в Ярославско-Костромском Поволжье и в Волго-Клязьменском междуречье жальники неизвестны. По-видимому, новгородское расселение в эти края осуществлялось прежде чем курганный обряд погребения был вытеснен жальничными захоронениями.
На территории Новгородской земли отмечено большое количество древних каменных крестов (карта 33). Большинство из них — намогильные, но известны также памятные и так называемые поклонные кресты, ставившиеся на дорогах или вделанные в стены христианских церквей. Первый научный обзор этих памятников был сделан А.А. Спицыным (Спицын А.А., 1903б, с. 201–234).
Карта 33. Распространение каменных крестов в Новгородской земле.
Цифрами обозначены наиболее известные кресты: 1 — Килпола; 2 — Войносолово; 3 — Рабитицы; 4 — Ольгин Крест; 5 — Малая Руя; 6 — Гостицы; 7 — Гостиж Бор; 8 — Засторонье; 9 — Верхоляны; 10 — Изборск; 11 — Куланово; 12 — Петровское; 13 — Подмошье; 14 — Новгород; 15 — Окуловка; 16 — Воймерицы; 17 — Горусово; 18 — Конецкое; 19 — Загороды (Лопастицкий крест); 20 — Волгино-Верховье (Стерженский крест); 21 — Троица; 22 — Старица; 23 — Курский Рядок-Тугановичи.
К числу памятных относится Стерженский крест, поставленный на городище при впадении Волги в оз. Стерж, на пути из Новгорода во Владимирскую землю. Надпись на нем гласит: «6641 (1133) месяца июля 11 день почах рыти реку сию яз Иванко Павловиц и крест сь поставих» (Колосов В.И., 1890). Очевидно, крест поставлен в память о произведенных здесь работах по углублению русла. Другой крест — Эстляндский — находится не на древнерусской территории, в 75 км к северо-западу от Нарвы, и имеет немецкую надпись конца XVI в.
Несомненно памятным является каменный крест, стоящий при входе на Изборское (Труворово) городище и обычно называемый Труворовым (рис. 13). Как сообщают летописи, в 1303 г. это городище — детинец древнего города Изборска — было оставлено жителями. Город был перенесен на Жеравью гору, более отвечающую условиям обороны того времени (Псковские летописи, с. 14). Очевидно, в XIV или XV в. изборяне поставили памятный крест при въезде на старое городище, связанное летописной легендой с одним из братьев-варягов Трувором, призванным на заре образования древнерусского государства. Крест выделяется большими размерами. Высота его наземной части превышает 2,2 м. Форма креста своеобразна: два боковых и верхний концы его слегка расширяются от центра к краям, а нижний конец не имеет расширения, его стороны почти параллельны. Надпись на Труворовом кресте традиционна: ЧРЬ, СЛА, IСЪ, ХЪ, НИКА (Царь славы Иисус Христос Ника). В средокрестии высечен восьмиконечный крест на подножии.
Рис. 13. Изборский (так называемый Труворов) крест.
Памятных каменных крестов известно очень немного, хотя обычай ставить их бытовал в Новгородской и Псковской землях вплоть до XVII в. Так, в 1657 г. у северной стены Изборской крепости был поставлен каменный крест в память о сражении изборян с литовцами.
Храмовые кресты, вделанные в стены церквей, датируются в основном XIV–XVI вв., хотя обычай этот сохранялся и в XVII–XVIII вв. Он характерен для новгородской и псковской архитектуры позднего времени. А.А. Спицын выделяет среди храмовых крестов три типа: с лопастными концами и прямым основанием; равноконечные лопастные с ободком; восьмиконечные.
Среди придорожных наибольший интерес представляют следующие: большой Нерльский крест с надписью церковного характера, поставленный близ Боголюбова на берегу Клязьмы, при впадении в нее Нерли (История культуры, 1951, с. 298, рис. 196); крест с надписью «Игнач крест», стоявший на дороге из Новгорода в Тверь; крест в самом начале волховских порогов. Впрочем, придорожных крестов известно довольно много, они ставились на водных и на сухопутных путях, главных и второстепенных.
Самую большую группу каменных крестов составляют намогильные. В отличие от поклонных и памятных, они характеризуются меньшими размерами и относительной массивностью. Ставились они или непосредственно в землю у могилы, или на специальных плитах с отверстием. По форме они часто повторяют памятные и поклонные, но имеются и оригинальные.
Вслед за А.А. Спицыным, небольшое исследование этим памятникам посвятил И.А. Шляпкин (Шляпкин И.А., 1906), разделивший каменные четырехугольные кресты по форме на девять типов. К ним в настоящее время добавляется десятый — изборский тип крестов (Седов В.В., 1976а, с. 102–107).
Наиболее характерные формы намогильных каменных крестов Новгородско-Псковской земли представлены в табл. LVI: одни не имеют никаких надписей, на других высечены кресты разных форм, на третьих сделаны надписи, состоящие из традиционных монограмм, как и на Труворовом кресте, и лишь очень немногие содержат надписи с именами погребенных.
Так, на каменном кресте, стоявшем на месте старинного кладбища в д. Войносолово, надпись гласит: «Хростъ раба б[о]жия Савы Тарасина кузнеца» (табл. LVI, 11). Крест был надгробием деревенского кузнеца Саввы Тарасина, датируется XIV–XV вв. (Седов В.В., 1962а, с. 311–314).
Среди крестов, находящихся в с. Воймерицы в б. Боровичском уезде (табл. LVI, 4, 5), один имеет надпись: «Мироуславоу и Лазоревы братья и мати Мирослава поставили хрестъ. Славоне делале» (Спицын А.А.: 1903б, с. 208). Он относится к XII в. В Изборске внутри деревянной часовни стоит крест, на котором, помимо обычных монограмм, высечена надпись: «Ле[та] 700 миро[м] поставлен кр[ес]т на рабе б[о]жии на Степане». Этот памятник в 1492 г. установлен миром-общиной над могилой, очевидно, чем-то прославившегося изборянина Степана (Седов В.В., 1976а, с. 103–105).
Каменные кресты весьма распространены в области расселения словен новгородских. В Псковской земле они известны главным образом там, где встречаются и жальничные могилы. Датируются кресты временем от XII до XVI в., а намогильные ставились преимущественно в XIV–XVI вв.
Каменные намогильные кресты, изредка встречаемые на территории Витебской обл., главным образом в ее северных районах (Штыхов Г.В., 1971, с. 31–89), скорее всего связаны с расселением новгородских словен. В более южных районах древней Руси они единичны (Спицын А.А., 1903б, с. 204; Штыхов Г.В., 1971, с. 104, 106, 145, 178, 209).
На верхней Волге в д. Иворово Старицкого р-на зафиксирован случай постановки каменного креста на кургане. Поскольку в основании этого кургана есть кольцевая обкладка из валунов, очевидно, он оставлен новгородскими переселенцами. Погребение в кургане с каменным крестом было совершено в саркофаге из белого камня (Комаров К.И., Елкина А.К., 1976, с. 226–238).
Картина развития погребальных древностей, нарисованная здесь, касается главным образом основного региона словен новгородских, т. е. той части Новгородской земли, которая была занята славянами еще в период сооружения сопок. Другие области словенской территории характеризуются заметным своеобразием, что в основном обусловлено относительно поздней славянизацией местного финноязычного населения.
В XI в. словене новгородские активно осваивают Ижорское плато и нижние течения Луги и Плюссы, прежде занятые водью (Седов В.В., 1953б, с. 190–229). Культурное воздействие славян на водское население выразилось в распространении среди води обряда сожжения мертвых и сооружения курганов. Уже в XI в. появляются немногочисленные водские курганные погребения. Они находятся рядом со славянскими погребальными насыпями, а иногда и в одних могильниках с ними. В XII в. число славянских курганов в северо-западных районах Новгородской земли заметно увеличивается. В это время водские курганы сооружаются не только внутри словенской территории, но и на ее окраинах. Началась активная славянизация водского населения, закончившаяся лишь через несколько столетий.
В XIII в. количество водских курганных захоронений здесь еще более увеличивается, ибо все больше водского населения включается в исторический процесс славянизации. Еще в XII в. появляются поселения смешанного характера, о чем говорят курганные группы со славянскими и водскими захоронениями. В XIII–XV вв. смешение населения увеличивается. Краниологические материалы обнаруживают целые серии метисного населения.
К концу XIV в. славянские курганные погребения на Ижорском плато исчезают. Но жальники здесь не получают широкого распространения, хотя некоторые жальничные могилы, судя по инвентарям, могут относиться и к води. Среди водского населения курганный погребальный обряд сохранялся еще в XV в., а в периферийных уголках — и в XVI в.
Водский этнический компонент оказал существенное воздействие на курганный обряд захоронения. На Ижорском плато во многих насыпях оказались внутри каменные кладки. Их сооружали на материке из булыжников, положенных в два-три или четыре яруса, и иногда прикрывали плитами. В курганах Ижорского плато встречены также бесформенные груды камней, сложенные без какой-либо системы. Промежутки между камнями заполнены золой с мелкими угольками, среди которых попадаются сожженные кости домашних животных (коров, овец и свиней). Исследователь этих курганов Л.К. Ивановский называл эти кучи камней жертвенниками. А.А. Спицын предполагал, что груды из камней устраивались для удержания погребенного в сидячем положении. Однако каменные кучи имеются и в курганах с захоронениями в вытянутой позе.
Дневниковое описание курганов с каменными кладками в материалах Л.К. Ивановского не сохранилось. Поэтому невозможно сказать, в каких курганных группах — водских или славянских — каменные кладки преобладали, и с какими вещами они коррелируются. Однако полное отсутствие каменных кладок в древнерусских курганах основной восточнославянской территории позволяет связывать их с погребальной обрядностью води.
Славянские захоронения северо-западных земель Великого Новгорода по инвентарю идентичны курганным трупоположениям других районов Новгородчины. В них обычны ромбощитковые височные кольца и другие украшения славянских типов. Водские курганные древности XI в. имеют много аналогий с предметами других западнофинских племен (булавки с крестообразной головкой, подковообразные застежки с «маковыми» головками, спиральные браслеты). Начиная с XII в. среди водского населения распространяются многобусинные височные кольца, ставшие этноопределяющими украшениями. Кроме них, к типично водским принадлежат ожерелья из раковин каури или с включением этих раковин, полые подвески-уточки, нагрудные цепочки ливского типа. Среди води широко распространяются и украшения славянских типов.
В результате смешения славян с водским населением в северо-западных районах Новгородской земли формируется своеобразная культура — симбиоз прибалтийско-финской и славянской. К элементам, характеризующим эту культуру, принадлежат разнотипные подковообразные застежки (табл. LV, 1–8, 10), встреченные в сотнях курганных трупоположений. В захоронениях мужчин их обычно находят на левом или правом плече, т. е. они служили для укрепления верхней одежды. В погребениях женщин, а иногда и мужчин, такие застежки обнаруживают у ворота одежды.
Выделяются захоронения этого региона и широким распространением поясов с пряжками и поясными бляшками (табл. LV, 12–16). К поясам прикреплялись ножи, ножны, оселки, огнива, гребни, ключи. Здесь получают распространение пластинчатые, довольно широкие браслеты. Особенностью северо-западной культуры можно считать необычную для древнерусских земель распространенность погребений с орудиями труда (Рябинин Е.А., 1974, с. 23–26).
Словенами новгородскими были освоены также области, заселенные весью. В юго-восточном Приладожье, по рекам Сясе, Паше и Ояти, курганный обряд захоронения распространяется в IX в. Однако наиболее ранние курганы здесь не содержат славянских элементов. Наоборот, ряд курганов с трупосожжениями отмечен скандинавскими параллелями: это — захоронения с ладьей; железные гривны, связанные с языческим культом бога Тора; наборы украшений, типичных для женской одежды средневековой Швеции; погребения с воткнутым в грунт копьем (Кочкуркина С.И., 1973). Число курганов с достоверно скандинавскими захоронениями невелико, тем не менее, нужно полагать, что распространение курганного обряда захоронения среди приладожской веси обусловлено влиянием похоронного обряда пришлого населения.
Основная масса приладожских курганов оставлена местной весью. Весский ритуал в этих курганах проявляется и в положении умерших, и в обычае устраивать очаги с предметами кухонного инвентаря, и в наборе женских украшений, и в инвентаре, сопровождающем мужские захоронения (табл. LVII; LVIII).
Очевидно, скандинавские фибулы носили в Приладожье весские женщины, поскольку эти застежки встречаются в курганах с местным погребальным ритуалом (Тухтина Н.В., 1978а, с. 192–498).
По-видимому, только с XI в. в юго-восточные районы Приладожья проникают значительные группы славянского населения. Здесь появляются подкурганные трупоположения с западной ориентировкой, обычай обкладывать курганы камнями, славянские височные кольца и другие украшения.
В области белозерской веси славяне проникли несколько раньше. К VIII–IX вв. здесь относятся единичные сопки, а к X–XIII вв. — курганы славян, однотипные по устройству и содержанию с приильменскими, и курганы веси, перенявшей славянский обряд захоронения. Принадлежность их местной веси устанавливается по ориентировке покойников головами на север или на юг, а также по распространению специфически финно-угорских украшений (Голубева Л.А., 1973, с. 21–66). Весское население, не затронутое славянским культурным и языковым воздействием, хоронило умерших в грунтовых могильниках.
Поскольку курганные древности Белозерского края и юго-восточного Приладожья значительно отличаются друг от друга, В.А. Назаренко высказал предположение, что они оставлены различными племенными группами прибалтийско-финского населения. Он считает, что весь обитала только в Белозерье. О ее локализации здесь говорит Повесть временных лет. В Приладожье же жила не весь, а чудь приладожская (Назаренко В.А., 1979б, с. 152–157). С этим трудно согласиться хотя бы потому, что потомки средневековой веси — вепсы — до сих пор проживают в Приладожском регионе. Однако подчеркиваемое В.А. Назаренко заметное культурное отличие приладожской курганной культуры от древностей белозерской веси заслуживает внимания. Может быть, оно обусловлено тем, что Приладожье и Белозерский край были заселены разными племенными группировками веси.
Волго-Клязьменское междуречье
Вопрос о славянском расселении в междуречье Волги и Клязьмы неоднократно привлекал внимание исследователей. До накопления археологических материалов его пытались решить с помощью исторических свидетельств и данных лингвистики. Так, историк Д.А. Корсаков в монографии, посвященной древнейшей истории Ростовской земли, пришел к выводу, что раннее славянское заселение этого края шло от новгородских словен. Оно было весьма значительным, и только в XI–XII вв. началось более слабое колонизационное движение из Поднепровья, через земли кривичей и вятичей (Корсаков Д.А., 1872). К аналогичному выводу склонялся и И.А. Тихомиров, рассмотревший археологические и лингвистические материалы главным образом по Ярославской губернии (Тихомиров И.А., 1914, с. 73–185).
А.А. Шахматов считал кривичей в диалектном отношении северноруссами, поэтому полагал, что заселение Ростово-Суздальской земли было осуществлено кривичами с верховьев Волги (Шахматов А.А., 1899, с. 336, 337). Это положение исследователь подкреплял ссылкой на Уставную грамоту Смоленской епископии XII в., согласно которой Суздаль и его владения платили дань Смоленску. Но поскольку современные говоры в пределах Смоленской и Владимирской земель далеки друг от друга, А.А. Шахматов высказал догадку о переселении на Смоленщину дреговичей, которые и вытеснили кривичский диалект. «Залесскую дань» Смоленску объясняли миграционным движением смоленских кривичей и раньше (Барсов Н.П., 1885, с. 188). Однако А.Н. Насонов показал, что «залесская дань» шла не Смоленску, а через Смоленск в Киевскую Русь (Насонов А.Н., 1951а, с. 167–171).
К иному выводу, анализируя особенности русских говоров, пришел А.И. Соболевский (Соболевский А.И., 1902, с. 99–102). Ростово-Суздальская земля, по его мнению, была заселена вятичами, а участие кривичей и новгородских словен в этом процессе было незначительным. В связи с реконструкцией племенных диалектов восточных славян, основываясь на тех же языковых материалах, Ф.П. Филин отметил, что в районе Владимира и Суздаля не было ни словен, ни кривичей, а было самостоятельное восточнославянское племя, название которого не дошло до нас (Филин Ф.П., 1940, с. 86). Видимо, материалы современных говоров не могут служить самостоятельным источником для реконструкции расселения древних племен. К тому же, исследователи не учитывали воздействий субстратов в сложении современных диалектов.
Активное исследование курганов в Тверском Поволжье и междуречье Волги и Клязьмы началось еще в середине прошлого столетия. В дореволюционное время в раскопках курганов приняли участие более сотни исследователей.
В Верхнем Поволжье наиболее значительные исследования курганов принадлежат Л.К. Ивановскому (Ивановский Л.К., 1881б, с. 7–15; 1884, с. 37–41), Я.А. Ушакову (Ушаков Я.А., 1878–1879, с. 280–287; 1890, с. 24–34), А.И. Кельсиеву (Кельсиев А.И., 1878–1879, с. 295–308, 347–349; 1880, с. 53–68), В.А. Чагину (Чагин В.А., 1880, с. 378–381), Н.Е. Макаренко (Макаренко Н.Е., 1904, с. 21–31), Н.И. Репникову (Репников Н.И., 1904, с. 12–20), С.А. Гатцуку (Гатцук С.А., 1904, с. 32–19) и Ю.Г. Гендуне. Весьма важной сводкой курганных древностей Тверской земли служит книга В.А. Плетнева (Плетнев В.А., 1903).
В центральных областях Ростово-Суздальской земли в 50-х годах XIX в. А.С. Уваровым и П.С. Савельевым раскопано более 7 тыс. курганов (Уваров А.С., 1871, с. 633–847). А.С. Уваров все эти насыпи отнес к летописной мере. В 80-90-х годах прошлого столетия и в самом начале XX в. большие курганные раскопки производились в Костромском крае. Основными исследователями были Н.М. Бекаревич (Бекаревич Н.М., 1894, с. 24–39; 1896; 1906), И.Д. Преображенский (Преображенский И.Д., 1897, с. 371–376) и Ф.Д. Нефедов (Нефедов Ф.Д., 1899б, с. 161–236).
На основе распространения браслетообразных височных колец, которые связывались с кривичами, А.А. Спицын пришел к заключению, что славянское заселение Верхнего Поволжья и Владимиро-Суздальской земли шло главным образом из Смоленского Поднепровья (Спицын А.А., 1899в, с. 334–340; 1906а, с. 1–6). Этот исследователь заново проанализировал материалы владимирских курганов, раскопанных А.С. Уваровым и П.С. Савельевым, и отметил, что они оставлены в основном смоленскими кривичами (Спицын А.А., 1905а, с. 84–172). К выводам А.А. Спицына присоединились В.А. Городцов (Городцов В.А., 1909, с. 134–150), Т. Арне (Arne Т., 1914, р. 722), Ю.В. Готье (Готье Ю.В., 1928, с. 138–144) и другие.
В 20-50-х годах XX в. раскопки курганов исследуемой территории продолжались, но велись в значительно меньших масштабах. Отчасти это объясняется тем, что в некоторых местах Волго-Клязьменского междуречья сохранилось мало курганных насыпей. Наиболее заметные курганные раскопки этого периода принадлежат Н.П. Милонову (Милонов Н.П., 1950, с. 152–172), Я.В. Станкевич (Станкевич Я.В., 1941, с. 56–88) и М.В. Фехнер (Ярославское Поволжье X–XI вв.). Пристальное внимание было уделено историко-археологическому анализу всех накопленных материалов. Уже в начале 30-х годов курганы Костромского Поволжья стали объектом монографического исследования П.Н. Третьякова (Третьяков П.Н., 1931). Курганные погребения были разделены им на три хронологические стадии. Все они отнесены к славянам, в состав которых к XII в., по мнению П.Н. Третьякова, вошло и местное мерянское население. Курганы в окрестностях Ярославля продолжали изучать Я.В. Станкевич, а затем экспедиция Государственного исторического музея. По материалам Большого Тимеревского и Михайловского могильников Я.В. Станкевич попыталась показать, что первыми славянскими поселенцами здесь были выходцы из Новгородчины (Станкевич Я.В., 1941, с. 56–88). М.В. Фехнер, В.А. Мальм и Н.Г. Недошивина подвергли всестороннему анализу материалы из трех ярославских могильников и классифицировали захоронения на финские (весские, по их мнению), славянские и скандинавские. При этом оказалось, что преобладающим здесь было финское население (Ярославское Поволжье X–XI вв.).
Многочисленные курганы Калининского Поволжья систематизированы в работах Т.Н. Никольской (Никольская Т.Н., 1949а, с. 31–41; 1949б, с. 78–83), которая выделила здесь три исторически сложившихся района — северный (словенский), юго-западный (кривичский) и восточный (словенско-кривичско-мерянский). Наконец, Е.И. Горюнова попыталась нарисовать целостную картину славянского расселения в Волго-Окском междуречье (Горюнова Е.И., 1961, с. 183–248). Исследовательница выделяет два этапа славянской колонизации. Первый датируется X–XI вв. В это время кривичи заняли Тверское Поволжье, а Ярославское Поволжье и Суздальский край были заселены с двух сторон — кривичами и словенами новгородскими. Второй этап колонизации относится к концу XI–XII в., когда уже метисное славяно-мерянское население стало осваивать более восточные районы междуречья Волги и Оки.
Для 70-х годов характерен новый подъем в раскопочных исследованиях курганов Волго-Клязьменского междуречья. Ценно, что раскопки планомерно проводятся почти во всех регионах этой территории.
В Тверском Поволжье исследования курганов ведут калининские археологи, А.В. Успенская и К.И. Комаров. К.И. Комаров вместе с И.В. Дубовым занимаются раскопками курганов в Ярославском Поволжье. Интересные результаты получены В.П. Глазовым и археологами Суздальской экспедиции при раскопках на территории Владимирской земли. Производятся также раскопочные исследования Курганов в Костромском Поволжье.
Материалы новых работ в основном еще не опубликованы. Изданы лишь результаты отдельных исследований или информация о них (Глазов В.П., 1978, с. 55, 56; Дубов И.В., 1976, с. 82–86; Ерофеева Е.Н., 1976, с. 216–225; Комаров К.И., 1975, с. 91–94; 1979, с. 64; Леонтьев А.Е., 1978, с. 70; Леонтьев А.Е., Исланова И.В., 1979, с. 70, 71; Мальм В.А., Недошивина Н.Г., Фехнер М.В., 1978, с. 72, 73; Недошивина Н.Г., Фехнер М.В., 1979, с. 76; Станкевич И.Л., Нащекин Н.В., Тимофеева М.Ю., Ширихина Т.Б., 1978, с. 86; Харитонов Г.В., 1976, с. 101–104).
Вполне очевидна необходимость новейших анализов огромных курганных материалов междуречья Волги и Клязьмы, собранных несколькими поколениями археологов и краеведов. Источниковедческие возможности этих памятников далеко не исчерпаны. В этом отношении представляют большой интерес исследования В.П. Глазова (Глазов В.П., 1977, с. 37–41) и Е.А. Рябинина (Рябинин Е.А., 1979а, с. 228–244). В первой работе на основе изучения курганов исследователем выделены в Костромском Поволжье три этнографических региона, сложившихся исторически в связи с освоением этого края разными племенами. Е.А. Рябинин исследовал заново четыре курганных могильника (Большая Брембола, Малая Брембола, Веськово и Кабанское), раскопанные еще в середине прошлого столетия, и показал, что это — памятники смешанного славяно-мерянского населения.
До славянского расселения Волго-Клязьменское междуречье принадлежало одному из поволжско-финских племен — мере, о чем говорится в Повести временных лет. Отчетливо об этом свидетельствуют топонимика (Vasmer M., 1935, s. 507–580; Седов B.В., 1971а, с. 99–113) и археология (Горюнова Е.И., 1961, с. 38–182; Третьяков П.Н.: 1966, с. 285–300).
Древнейшие кривичские памятники — длинные курганы — на верхней Волге очень немногочисленны. Это единичные насыпи, расположенные преимущественно на берегах самой Волги на значительном расстоянии друг от друга.
Все эти курганы невелики по размерам и, по-видимому, принадлежат к самой поздней поре сооружения таких насыпей. Митинский курган датирован И.Н. Чернягиным IX–X вв. Очевидно, до IX в. на верхнюю Волгу проникали лишь небольшие изолированные группы кривичей.
На севере исследуемого района наблюдается расширение ареала новгородских словен. Их погребальные памятники — сопки — появляются в бассейне Мологи, левого притока Волги, однако до поречья Волги они не доходят.
Круглые курганы с сожжением, относящиеся в целом к IX — началу XI в., в междуречье Волги и Клязьмы уже многочисленны и свидетельствуют о начальном этапе широкого славянского освоения этой территории (карта 34). Основная масса круглых курганов с сожжением здесь бесспорно принадлежит славянам. Однако дифференцировать эти насыпи на кривичские и новгородские нет возможности. Все же некоторые детали позволяют говорить о преобладающей роли словен в заселении исследуемой территории. Прежде всего заслуживает внимания территориальное распределение курганов с сожжениями. Основная масса их сосредоточена в бассейне Мологи — там, где известны более ранние словенские памятники — сопки, в примыкающих к нему районах Ярославского Поволжья и в окрестностях Ростова и Суздаля. В более западной части Волго-Окского междуречья — в Тверском Поволжье, а также в верховьях Клязьмы встречаются лишь редкие единичные насыпи с сожжением. Создается впечатление, что в западной половине междуречья, непосредственно примыкающей к Верхнему Поднепровью, в IX — начале XI в., как и в период длинных курганов, имело место лишь проникновение небольших изолированных групп кривичей. В то же время со стороны Новгородской земли через бассейн Мологи в срединные области междуречья Волги и Клязьмы хлынул значительный поток переселенцев.
Карта 34. Курганы IX–XIII вв. восточной части Волго-Окского междуречья.
а — курганные могильники с захоронениями по обряду трупосожжения; б — курганные могильники, содержащие исключительно трупоположения; в — памятники с находками ромбощитковых височных колец; г — памятники с находками браслетообразных завязанных височных колец; д — памятники с находками браслетообразных височных колец с сомкнутыми концами; е — памятники с находками вятичских колец; ж — памятники с находками радимичских колец; з — области распространения курганов с каменной обкладкой в основании.
1 — Брейтово; 2 — Таирово; 3 — Плавь; 4 — Владимирское; 5 — Манилово; 6 — Лопатино; 7 — Коллентов; 8 — Ивановская; 9 — Себель; 10 — Губино; 11 — Сущево; 12 — Турбаново; 13 — Михалево; 14 — Боженок; 15 — Посады; 16 — Хрипелово; 17 — Устье; 18 — Пекуново; 19 — Грехов ручей; 20 — Васильково; 21 — Баскачи; 22 — Кирьяново; 23 — Нестерово; 24 — Стромынь; 25 — Клементьево; 26 — Жуково; 27 — Вороново; 28 — Охотино; 29 — Кривец; 30 — Елохово; 31 — Костово; 32 — Борок; 33 — Евчаково; 34 — Тутаев; 35 — Воздвиженское; 36 — Харитоньевский (устье Пекши); 37 — Михайловское; 38 — Тимерево; 39 — Петровское; 40 — Великое; 41 — Канюково; 42 — Белогостье; 43 — Шугарь; 44 — Богослово; 45 — Пужболово; 46 — Шурскало; 47 — Кустера; 48 — Городец на Саре; 49 — Дубены; 50 — Шестаково; 51 — Веригово; 52 — Горки; 53 — Чижово; 54 — Кострома (Мотордеталь); 54а — Коряково; 55 — Лысая; 56 — Коточижевка; 57 — Иванниково; 58 — Гороженны; 59 — Городище; 60 — Пьянково; 61 — Становщина; 62 — Сулятино; 63 — Качалова; 64 — Свотиково; 65 — Погорелкина; 66 — Юрьевка; 67 — Карпово; 68 — Глазково; 69 — Дренево; 70 — Семенково; 71 — Песиково; 72 — Марьина; 73 — Таранино; 74 — Гридино; 75 — Татариново; 76 — Шувалово; 77 — Тимонино; 78 — Исаево; 79 — Терешино; 80 — Репрево; 81 — Марьинское; 82 — Стипково; 83 — Елкотово; 84 — Мельниково; 85 — Турыгино; 86 — Буханово; 87 — Подолец; 88 — Большое Андрейково; 89 — Федулова; 90 — Залогино; 91 — Марфино; 92 — Боровиково; 93 — Погорелово; 94 — Сенино; 95 — Руболдино; 96 — Демидково; 97— Кузьмино; 98 — Гоменки; 99 — Погост; 100 — Кузнецово; 101 — Капищево; 102 — Новоселки; 103 — Рыбалова; 104 — Кожухово; 105 — Горесловка; 106 — Гореновка; 107 — Антоновское; 108 — Фоминская; 109 — Низовская; 110 — Яковлевская; 111 — Ловашиха; 112 — Мальцево; 113 — Пеньки; 114 — Абабково; 115 — Кисловская; 116 — Новлянское; 117 — Есиплево; 118 — Заволжье; 119 — Петрушино; 120 — Новая; 121 — Студенец; 122 — Семухино; 123 — Антоново; 124 — Курьянова; 125 — Иваново; 126 — Зиново; 127 — Удуново; 128 — Якшино; 129 — Коптево; 130 — Сверчково; 131 — Идрище; 132 — Никитино; 133 — Твердилково; 134 — Радованье; 135 — Субботино; 136 — Буково; 137 — Вепрева Пустынь; 138 — Купанское; 139 — Криушкино; 140 — Веськово; 141 — Большая Брембола; 142 — Переяславль; 143 — Городище; 144 — Борисово; 145 — Осипова Пустынь; 146 — Сараева; 147 — Горки; 148 — Ковригино; 149 — Терехово; 150 — Попелково; 151 — Мисирево; 152 — Михайловское; 153 — Ботино; 154 — Чеприно; 155 — Поваровка; 156 — Павловская Слобода; 157 — Черкизово; 158 — Муромцево; 159 — Путилово; 160 — Долгоруковская Дача; 161 — Чернихово; 162 — Каблуково; 163 — Сутоки; 164 — Карамлино; 165 — Осеево; 166 — Соколово; 167 — Псарево; 168 — Мележская Дача; 169 — Плоская; 170 — Петушки; 171 — Воронцово; 172 — Флорищи; 173 — Воргово; 174 — Матвейщиково; 175 — Чернокулово; 176 — Кабанское; 177 — Исаково; 178 — Аламова; 179 — Скомово; 180 — Шелебово; 181 — Косинское; 182 — Елох; 183 — Клин; 184 — Осиновец; 185 — Романово; 186 — Константиновское; 187 — Шехобаево; 188 — Менчаково; 189 — Никольское; 190 — Варварино; 191 — Кумино; 192 — Ильинское; 193 — Ненашевское; 194 — Кинобола; 195 — Кубаево; 196 — Шокшово; 197 — Лычково; 198 — Давыдовское; 199 — Ратницкое; 200 — Торки; 201 — Киболы; 202 — Весь; 203 — Миславль; 204 — Киркеево; 205 — Медведево; 206 — Крапивново; 207 — Телепниха; 208 — Рубское; 209 — Торчино; 210 — Старое Быково; 211 — Сизино; 212 — Лопатище; 213 — Исады; 214 — Красное; 215 — Сельцо; 216 — Суздаль; 217 — Новоселки; 218 — Чернижа; 219 — Гнездилово; 220 — Васильки; 221 — Новое; 222 — Доброе; 223 — Куземкино; 224 — Пустошки; 225 — Заколпье; 226 — Жабок; 227 — Парма; 228 — Парахино; 229 — Поповка; 230 — Коржавино; 231 — Булатниково; 232 — Аксениха.
Это впечатление подтверждается конкретными археологическими материалами. Уже Я.В. Станкевич справедливо отметила, что в составе Михайловского и Тимеревского могильников имеются насыпи, по форме и внутреннему строению напоминающие новгородские сопки. Так, в Тимеревском могильнике центральную часть образовывали высокие курганы с каменными конструкциями внутри и с ярусным расположением остатков сожжения. Я.В. Станкевич на основании вещей, собранных в захоронениях, датировала ранние курганы Тимеревского (14 и 16, 1939 г.) и Михайловского (20, 27 и 50, 1898 г.) могильников второй половиной IX в. (Станкевич Я.В., 1911, с. 82).
Одно время наиболее древние погребения в этих курганных могильниках датировались только X в. (Ярославское Поволжье X–XI вв.). Однако новейшие исследования и раскопки синхронных поселений показали, что Тимеревское и Михайловское кладбища датируются периодом от IX до начала XI в.
Курганы IX в. характеризуются небольшими размерами и каменными конструкциями в насыпи. Кальцинированные кости в них либо собраны в кучу, либо разбросаны на материке или в насыпи. Часто встречаются кости животных.
Для курганов X в. типичны трупосожжения на месте. По кострищу иногда разбросаны камни. В это время получают распространение деревянные конструкции-домовины. В первой половине X в. в курганах обычен разнообразный инвентарь — фибулы, мечи, копье, стрелы, гирьки, весы, гребни, детали пояса и предметы культового назначения (глиняные лапы и кольца, подвески из астрагалов бобра, копоушки). Вторая половина X в. характеризуется постепенным обеднением инвентаря.
Новгородские словене конца I тысячелетия н. э., как отмечалось, были неоднородны по происхождению. Кроме пришлых носителей славянского языка, в составе новгородцев был значительный процент местного финского населения. И это прекрасно иллюстрируют ярославские курганные могильники. Среди погребений в этих курганах выделяются финские захоронения, которые составляют весьма значительный процент. Анализ таких захоронений показал, что они принадлежат не мерянскому, а западнофинскому (венскому) этносу.
В составе курганных захоронений в окрестностях Ярославля исследователи выделяют скандинавские захоронения. Основаниями для отнесения курганных погребений Тимеревского могильника к скандинавским послужили кольцевые или полукольцевые кладки из камней, треугольная форма погребальных кострищ и находки — бронзовые крючки в виде птиц, скандинавские фибулы (Фехнер М.В., 1963, с. 15).
Новгородское расселение в X в. достигло Ростово-Суздальского края. Здесь имеется много курганов, содержащих по нескольку трупосожжений, в чем Е.И. Горюнова справедливо видит пережитки древнего обряда словен. Вместе с тем здесь довольно много трупосожжений с вещами, в которых нужно видеть захоронения неславянского населения.
Так, в суздальских курганах с трупосожжениями женщин встречаются шумящие привески — типичные украшения финских племен. Среди них есть подвески в виде коньков и каркасных треугольников (Большая Брембола, Весь, Кабанское, Кустера, Шокшово), которые являются характерным украшением мерянского костюма. В одном из курганов с сожжением близ д. Киучер найдено браслетообразное височное кольцо с замком в виде круглого щитка. Это — тоже собственно мерянское украшение. Во многих ростово-суздальских курганах с трупосожжениями встречены глиняные медвежьи (бобровые) лапы и глиняные кольца, часты амулеты и обереги из просверленных зубов, когтей или костей животных. Все это принадлежит к предметам вотивного значения, отражающим религиозные представления мери (Горюнова Е.И., 1961, с. 138–148). Таким образом, очевидно, что в составе курганных захоронений Ростово-Суздальской земли присутствует местный мерянский этнический компонент. Распространение курганного обряда захоронения, по-видимому, отражает начавшийся процесс славянизации мери.
В ростово-суздальских курганах с трупосожжениями, кроме мерянских, найдены вещи скандинавского происхождения. Это прежде всего скорлупообразные фибулы, а также широкие выпукловогнутые браслеты, плетеные браслеты некоторых типов с напущенными колечками, подвески, украшенные рельефным растительным орнаментом, и круглые бляшки-подвески с плетеным узором. Однако все эти находки не являются этноопределяющими. Их присутствие в трупосожжениях ростово-суздальских курганов отнюдь не означает, что погребенные с такими украшениями были норманнами.
X столетие, к которому относятся перечисленные вещи, было периодом оживленных торговых связей Скандинавии с Восточной Европой. В результате торговли скандинавские украшения, как свидетельствуют приладожские курганы, распространяются довольно широко среди финского населения лесной полосы Восточной Европы. Большое число монет во владимирских курганах определенно показывает, что население, оставившее эти насыпи, участвовало в восточноевропейско-скандинавских торговых связях. Торговый путь из Скандинавии в Среднее Поволжье проходил через северо-восточные районы Новгородчины, Ярославское Поволжье и по рекам Нерли и Клязьме. Следовательно, проникновение в Суздальское ополье предметов из Скандинавии было закономерным явлением.
Конечно, не исключено, что в Ростово-Суздальский край в потоке переселенцев проникли и отдельные торговцы скандинавского происхождения. Однако, если в ярославских курганах выделяются немногочисленные захоронения норманнов, то среди трупосожжений ростово-суздальских погребальных насыпей их обнаружить не удается. Правда, в некоторых владимирских курганах скорлупообразные норманские фибулы были единственными находками. Но этого мало для отнесения подобных захоронений к скандинавским. В скандинавском костюме обязательны две скорлупообразные фибулы. Во владимирских курганах в большинстве случаев попадается по одной такой находке. По-видимому, Ростово-Суздальская земля заселялась с северо-запада метисным населением, основными компонентами которого были словене новгородские и весь. В составе веси, может быть, присутствовал и небольшой скандинавский компонент.
Собственно славянские вещи во владимирских курганах с сожжениями немногочисленны, что обусловлено погребальным ритуалом славян. Об освоении Ростово-Суздальской земли, прежде всего новгородскими словенами, определенно говорит распространенный здесь обычай обкладывать основания курганов камнями. Этот ритуал не был известен ни днепровским кривичам, ни вятичам, ни приладожской веси.
По-видимому, новгородцы расселялись в Ростово-Суздальском крае в ту эпоху, когда обычай носить ромбощитковые кольца еще не стал привычным. Только этим можно объяснить малочисленность ромбощитковых украшений во владимирских курганах с трупоположениями.
Курганы с трупосожжениями в междуречье Волги и Клязьмы, как и в других лесных областях древней Руси, относятся к IX–X вв. В Ростово-Суздальском крае обряд курганных трупосожжений, по-видимому, бытовал и в первой половине XI в. К середине этого столетия повсеместно распространяется обряд трупоположения под курганными насыпями.
О кривичской миграции в междуречье Волги и Клязьмы определенно свидетельствуют браслетообразные завязанные височные кольца (карта 34). Не подлежит сомнению, что осуществлялась она из Смоленской земли. Ареал браслетообразных височных колец с завязанными концами от Верхнего Поднепровья продолжается далеко на восток. Сначала он узкой полосой тянется между поречьем тверского течения Волги, Москвы-реки и Клязьмы, затем расширяется, охватывая Ярославское Поволжье и всю Ростово-Суздальскую землю. На Владимирщине кривичи пересекли Клязьму и заселили часть мещерско-муромских земель, включая северные районы будущей Рязанской земли.
Самыми отдаленными от Смоленщины пунктами кривичского расселения являются курганы близ деревень Поповой и Парахиной в б. Касимовском уезде Рязанской губернии (Нефедов Ф.Д., 1878, с. 56–61). Браслетообразные завязанные височные кольца в сочетании с другими славянскими украшениями найдены также в Пустошенском, Заколпском и Жабокском грунтовых могильниках местного населения (Макаренко Н.Е., 1910; Иванов А.И., 1925; ОАК, 1893, с. 31, 32). Очевидно, кривичи здесь, как, впрочем, и в других местах Волго-Окского междуречья, жили совместно с финскими аборигенами и постепенно их славянизировали.
Начало интенсивной волны кривичского расселения в Волго-Окском междуречье относится к XI в. В XI в. в Ярославском Поволжье возникают новые курганные могильники. Увеличивается в это время и количество курганных групп в Ростово-Суздальском крае.
Курганы с трупоположениями междуречья Волги и Клязьмы по внешнему виду идентичны погребальным насыпям других древнерусских областей. В Ростово-Суздальском крае многие из них в основании обложены камнями. Большое число курганов с каменными венцами в основаниях известно также на левобережной части Тверского Поволжья. Изредка они встречаются в ярославской части поречья Волги и обычны в Костромском Поволжье.
В курганах Волго-Окского междуречья умерших сначала клали на горизонте, а в поздний период сооружения курганов — в грунтовые ямы. Преобладает общеславянская (западная) ориентировка трупоположений. Но почти всюду спорадически встречается меридиональное положение умерших — наследие погребального ритуала местных финских племен (карта 28). В Тверском Поволжье и изредка в более восточных районах междуречья попадаются трупоположения головой к востоку, свидетельствуя о том, что в составе славянских переселенцев на эти земли были славянизированные или, возможно, не подвергшиеся окончательной ассимиляции балты.
Могильный инвентарь курганов междуречья Волги и Клязьмы включает типично славянские предметы. Височные кольца представлены браслетообразными завязанными (табл. LIX, 13), перстнеобразными (табл. LIX, 7, 8) и ромбощитковыми (табл. LIX, 1, 11). Последние украшения сосредоточены в основном в Костромском Поволжье. Здесь же обнаружены и другие новгородские элементы — обкладка курганов камнями, некоторые типы застежек, решетчатые привески, что свидетельствует о расселении в этих местах новгородских словен в XI–XII вв. Кроме того, ромбощитковые височные кольца встречаются в небольшом количестве в Суздальском ополье, в верхневолжских областях. Об участии новгородцев в освоении северной половины Тверского Поволжья, помимо этих находок, говорят распространение обычая обкладывать основание курганов валунами и наименование погребальных насыпей новгородским термином «сопки».
В курганах с трупоположениями Суздальского ополья в большом количестве найдены трехбусинные височные кольца (табл. LIX, 2, 3, 5, 9, 10, 12). Эти украшения более характерны для жителей древнерусских городов и лишь в единичных экземплярах встречаются в курганах. Владимирские курганы можно рассматривать как исключение. Видимо, в заселении Ростово-Суздальского края наряду с выходцами со Смоленщины и из Новгородской земли приняло участие южнорусское население. Южные элементы во Владимирской Руси проявляются в домостроительстве — полуземляночные жилища киевского типа открыты здесь на нескольких поселениях. Может быть, население, бежавшее с беспокойных южных окраин древней Руси, и распространило в Суздальском крае обычай носить трехбусинные височные кольца.
Помимо височных украшений, в курганах с трупоположениями XI–XII вв. встречаются и другие славянские украшения — ожерелья из бус, браслеты, перстни, пряжки, железные ножи, глиняные горшки. Наиболее распространенными были стеклянные и пастовые бусины, в том числе обычны стеклянные позолоченные и посеребренные бочонковидной и цилиндрической форм. Нередки также бусины из цветного стекла, сердолика, горного хрусталя. В составе ожерелий часты металлические украшения-лунницы (табл. LIX, 14–17), монетовидные привески с самыми различными узорами (табл. LIX, 18–20), крестики (табл. LIX, 21). Шейные гривны встречаются очень редко. К числу нагрудных принадлежат также подковообразные и кольцевые застежки (табл. LX, 6, 8, 15).
Широко представлены разнообразные браслеты — пластинчатые, часто орнаментированные, а также витые и плетеные (табл. LIX, 27, 29–31). Весьма разнообразны перстни — витые, ложновитые, пластинчатые, широкосрединные и др. (табл. LIX, 4, 6, 22–26, 28).
В захоронениях мужчин сравнительно часты металлические детали поясов — пряжки, кольца, наконечники, бляшки (табл. LX, 9-14, 16).
В целом можно заметить, что курганы описываемого региона богаче вещевым материалом, чем погребальные насыпи Смоленской и Новгородской земель. Объясняется это отнюдь не богатством населения междуречья Волги и Клязьмы, а особенностями погребального ритуала, которые, нужно полагать, восходят к погребальной обрядности финно-угорских племен. Богатство металлического убранства финского населения Восточной Европы ярко проявляется при анализе грунтовых могильников. Древнерусские курганы, находящиеся в местностях, где славяне соприкасались с финским населением, всегда выделяются обилием вещевых инвентарей. Таковы, в частности, отмеченные выше водско-славянские курганы Ижорского плато.
Финский этнический компонент в междуречье Волги и Клязьмы (в основном мерянский, в верхневолжских областях — весский) проявляется не только в количество украшений при курганных трупоположениях. В этих погребениях очень часто встречаются и типичные украшения — прежде всего разнообразные шумящие привески.
Шумящие привески, составлявшие поясные и нагрудные украшения женщин, были характерной и самобытной категорией женского наряда финно-угорского населения Прикамья, а также, судя по могильникам, поволжских и окских финнов. Шумящие привески распространяются у финно-угров уже в раннем железном веке.
Древнерусские курганы с шумящими привесками довольно многочисленны, и почти все они находятся в ареале финно-угорской гидронимики. Такие курганы в лесной зоне Восточной Европы распространены весьма неравномерно, что обусловлено разновременностью славянизации аборигенного населения и прочими историческими условиями. Междуречье Волги и Клязьмы принадлежит к числу районов наиболее плотного распространения курганных трупоположений с шумящими привесками (карта 35). Очевидно, славянизация местных финнов здесь продолжалась в XI–XIII вв., а в отдельных местах затянулась до XIV столетия.
Карта 35. Распространение древнерусских памятников с финно-угорскими шумящими привесками.
1 — Ваймуша; 2 — Пустошь; 3 — Городище; 4 — Челмужи; 5 — Кокорин; 6 — Видлицы; 7 — Рабола; 8 — Алехновщина; 9 — Валданица; 10 — Яровщина; 11 — Карлуха; 12 — Залувщик; 13 — Заозерье; 14 — Леонова (выше деревни); 15 — Конбежка-Костино; 16 — Подъелье; 17 — Сязниги (в 1,5 верстах выше деревни); 18 — Вихмес; 19 — Рыбежна (против деревни); 20 — Саньково (выше деревни); 21 — Сязниги (в 4 верстах выше деревни); 22 — Щуковщина; 23 — Кирилино (ниже деревни); 24 — Чалых; 25 — Рочевщина; 26 — Мозолево; 27 — Новосельск; 28 — Горка; 29 — Городище; 30 — Красная Заря; 31 — Шахнова (против деревни); 32 — Новгород, 33 — Старо-Сиверская; 34 — Ново-Сиверская; 35 — Вопша II; 36 — Таровицы; 37 — Гатчина; 38 — Ожогино; 39 — Котино; 40 — Будино; 41 — Тресковицы; 41а — Лашковицы; 42 — Летошицы; 43 — Богуничи; 44 — Мануйлово; 45 — Беседа; 46 — Косицкое; 47 — Заполье; 48 — Подберезье; 49 — Малый Удрай; 50 — Подосье; 51 — Крапивино; 52 — Куричек; 53 — Савниковщина; 54 — Калихновщина; 55 — Малая Каменка; 56 — Ольгин Крест; 57 — Йыуга; 58 — Пюхтица; 59 — Хрепле; 60 — Дубровно; 61 — Булавино; 62 — Чернобыль; 63 — Бочарово; 64 — Палашкино; 65 — Волынщина; 66 — Мякинино; 66а — Десна; 67 — Окатово (Балахна); 68 — Егорьевск; 69 — Зарайск; 70 — Кузнецовка; 71 — Осипова Пустынь; 72 — Криушкино; 73 — Шурскало; 74 — Богослово; 75 — оз. Неро; 76 — Кустера; 77 — Сарское городище; 78 — Городище; 79 — Веськово; 80 — Большая Брембола; 81 — Киучер; 82 — Ненашевское; 83 — Шелебово; 84 — Кабанское; 85 — Красково; 86 — Давыдовское; 87 — Юрьев-Польский; 88 — Кубаево; 89 — Шокшово; 90 — Весь; 91 — Суздаль; 92 — Васильки; 93 — Владимир; 94 — Сунгирь; 95 — Иваново; 96 — Вознесенский; 97 — Симухино; 98 — Заколпье; 99 — Вашловское; 100 — Жела; 101 — Ягодино; 102 — Васильевское; 103 — Старица; 104 — Мокрые Пожни; 105 — Пекуново; 106 — Посад; 107 — Новенькое; 108 — Кирьяново; 109 — Вороново; 110 — Жуково; 111 — Кривец; 112 — Воронцово; 113 — Сарогожа; 114 — Пестово; 115 — Митино; 116 — Минино; 117 — Белоозеро; 118 — Добрый Бор; 119 — Таирово; 120 — Плавь; 121 — Зубарево; 122 — Евчаково; 123 — Тимерево; 124 — Михайловское; 125 — Чижово; 125а — Коряково; 126 — Пьянково; 127 — р. Черная; 128 — Карпова; 129 — Подолец; 130 — Татариново; 131 — Семенково; 132 — Васильевское I, II, V; 133 — Терешино; 134 — Гридино I; 135 — Демидково; 136 — Погорелка; 137 — Руболдино; 138 — Елкотово I, III; 139 — Куликова; 140 — Большое Андрейково; 141 — Турыгина; 142 — Исаево; 143 — Боровиково; 144 — Дренево; 145 — Залогино; 146 — Гоменки; 147 — Кузьмино; 148 — Погост; 149 — Яковлевская; 150 — Иорданиха; 151 — Кошелиха; 152 — Сухарева; 153 — Петрушино; 154 — Низовская; 155 — Мальцево; 156 — Коробова; 157 — Никульцина; 158 — Зиновьева; 159 — Антоновское; 160 — Шеляиха; 161 — Иворово; 162 — Безрядова; 163 — Есиплево; 164 — Кожухова; 165 — Конищева; 166 — Фоминское; 167 — Новлянское; 168 — Лешково; 169 — Никульское; 170 — Обабково; 171 — Кочергино; 172 — Влечиха; 173 — Зайково; 174 — Студенец; 175 — Турово; 176 — Покров.
В древнерусских курганах встречены шумящие привески нескольких типов. Среди них наиболее распространены малые зооморфные привески (Голубева Л.А., 1979б; Голубева Л.А., Варенов А.Б., 1978, с. 228–239). Это литые изображения уточек или коньков (реже — барашков) с зигзаговидным рельефным узором по бокам — символом воды. Обычно к привескам при помощи колечек на коротких цепочках привешивались «утиные лапки», бутылкообразные подвески или бубенчики. Носили их на кожаных шнурах, спускавшихся ниже пояса. Финно-угорское происхождение этих украшений не подлежит сомнению. Еще А.И. Колмогоров заметил, что полые подвески-уточки широко распространены на всей территории, некогда занятой финно-угорскими племенами. «Уточка» — обычный ласкательный эпитет финской мифологии. В Калевале утке приписывается огромная роль: из ее яйца был создан мир (Колмогоров А.И., 1914, с. 426, 427). В собственно финно-угорских памятниках зооморфные шумящие привески в большом количестве найдены в Прикамье, Среднем Поволжье, а также в корельских могильниках (Aspelin J.R., 1877, fig. 700–702; Swindt Т., 1893, s. 339–341; Первухин Н.Г., 1896, табл. XIV, 17). Неоднократно встречены они и в курганах води, ижоры, веси и мери.
Зооморфные пластинчатые привески не принадлежат к исключительно финно-угорским украшениям. Из них специфически финскими являются, бесспорно, привески, дополненные бахромой шумящих подвесок — «утиных лапок», бутылкообразных или бубенчиков (табл. LX, 4, 5).
Среди плоских зооморфных шумящих привесок встречаются плетеные коньковые своеобразного облика (табл. LX, 7). Их ареал ограничен областью расселения мери в Волго-Клязьменском междуречье, почему эти украшения считаются типично мерянскими (Горюнова Е.И., 1961, с. 101, рис. 41).
В курганах Костромского Поволжья и реже — в Калининской обл. встречаются привески камского происхождения — литые парные коньки, конические или выпуклоцилиндрические, с кольцами для бутылкообразных подвесок.
Довольно многочисленны в курганах Ростово-Суздальского края шумящие привески в виде каркасного треугольника из проволочной косоплетки с шумящей бахромой из «утиных лапок», треугольников и «бутылочек» (табл. LX, 2, 3). Здесь же обычны привески с четырехугольной или круглой плетеной или ажурной основой и с такой же шумящей бахромой (табл. LX, 1), распространенные в могильниках мордвы, муромы и прикамских финнов.
Типично мерянскими, по Е.И. Горюновой, являются также шумящие привески в виде спаянных треугольником трех или более плоских проволочных спиралей. Они встречаются в курганах Волго-Клязьменского междуречья. В суздальских и костромских курганах найдены привески, состоящие из трех-шести спаянных проволочных колец с шумящей бахромой внизу.
Особенно богато представлены финские элементы в окраинных районах Волго-Клязьменского междуречья. Так, в курганах Костромского Поволжья, кроме большого количества шумящих привесок и игольников (Голубева Л.А., 1978, с. 199–204), финно-угорское наследие проявляется в наличии своеобразного «свода» (или заливки), покрывавшего верхнюю часть некоторых насыпей. Своды делались из теста, замешенного из глины, песка и извести, а иногда из булыжных камней. В этом же районе среди курганной керамики нередко встречаются приземистые глиняные сосуды, генетически восходящие к местной финской керамике до славянского расселения. Наконец, местное население ряда районов междуречья Волги и Клязьмы до сих пор называет курганы «панками» или «панами». Финский апеллятив этого термина бесспорен (Горюнова Е.И., 1961, с. 227, 228, 233–240).
Все эти материалы свидетельствуют об активном участии местного финского населения в этногенезе славян Волго-Клязьменского междуречья. Материалы археологии и топонимии свидетельствуют о том, что финское население в процессе славянского расселения в этих землях оставалось на своих местах. Значительность финно-угорских элементов в курганах Волго-Клязьменского междуречья говорит о том, что местные финны смешались со славянами и постепенно были ассимилированы ими.
В интересной статье «Этапы и формы ассимиляции летописной мери» А.Е. Леонтьев и Е.А. Рябинин попытались проникнуть в детали взаимоотношений славян с местным мерянским населением (Леонтьев А.Е., Рябинин Е.А., 1980, с. 69–79). Исследователям удалось показать, что на первом этапе (IX–X вв.) освоение славянами Волго-Клязьменского междуречья осуществлялось небольшими разрозненными группами переселенцев (общинами). В курганах этого времени мерянских элементов еще нет. Сближение этносов начинается в конце X — начале XI в., когда на поселениях мери получают распространение древнерусские орудия труда и бытовые предметы. Изменение материальной культуры мери шло не только за счет усвоения новых элементов. Под влиянием славянского ремесла совершенствуются и собственно мерянские вещи. В это время, очевидно, нередки были брачные связи между славянами и мерей, о чем свидетельствует появление славяно-мерянских поселений и курганных могильников. Затем прекращают функционирование собственно мерянские укрепленные поселения, свидетельствуя о том, что племенная организация мери была нарушена. Меря как этнос перестала существовать, по-видимому, в XII в. В окружении славян еще на одно-два столетия сохранились сравнительно небольшие островки мерянского населения.
Вывод археологов, что мерянское население Волго-Клязьменского междуречья смешалось со славянами и растворилось в их среде, полностью соответствует наблюдениям антропологов. Черепа из курганов исследуемой территории, особенно из тех, где прослеживается концентрация финно-угорских элементов, характеризуются суббрахикранией при заметной уплощенности лица и слабом выступании носа (Трофимова Т.А., 1946, с. 105–115, 130; Алексеева Т.И., 1961, с. 140–143). Эти специфические особенности славянского населения XI–XIV вв. сближают его с финскими племенами лесной зоны Восточной Европы, известными по синхронным грунтовым могильникам. Объяснить такую близость можно лишь участием финно-угорского субстрата в формировании славянского населения северо-восточных земель древней Руси (Veenker V., 1967).
В связи с характеристикой финских элементов в волго-клязьменских курганах необходимо остановиться еще на одном типе женских украшений XI–XI II вв. Это — браслетообразные височные кольца с сомкнутыми (или слегка заходящими) концами.
Они в большом числе известны на обширной территории от восточного побережья Чудского озера до восточных районов междуречья Волги и Клязьмы (карта 36). Наиболее часты такие кольца в курганах Калининского и Ярославского Поволжья, в Ростово-Суздальской земле и в северо-западных районах Новгородчины. В Волго-Клязьменском междуречье браслетообразные сомкнутые височные кольца территориально соприкасаются с браслетообразными завязанными украшениями кривичей. Курганы с находками сомкнутых колец здесь или образуют самостоятельные могильники, или расположены в одних могильниках с насыпями, в которых встречены завязанные украшения. Совместная находка височных колец обоих типов зафиксирована лишь в единичных случаях.
Карта 36. Распространение браслетообразных (незавязанных) височных колец.
1 — Унотицы; 2 — Котино; 3 — Гонголово; 4 — Клопицы; 5 — Смольково; 6 — Озера; 7 — Хотыницы; 8 — Пежовицы; 9 — Полотбицы; 10 — Недолбицы; 11 — Беседа; 12 — Городня; 13 — Сяглицы; 14 — Калитино; 15 — Грызово; 16 — Черная; 17 — Рождественно; 18 — Выра; 19 — Вопша; 20 — Лорвила; 21 — Ершова; 22 — Боршова; 23 — Малый Удрай; 24 — Замошье; 25 — Княжья Гора; 26 — Копытец; 27 — Криуши; 28 — Ольгин Крест; 29 — Павлов Погост; 30 — Малая Каменка; 31 — Куклина Гора; 32 — Патреева Гора; 33 — Куричек; 34 — Засторонье; 35 — Доложское; 36 — Верхоляны; 37 — Калихновщина; 38 — Городище; 39 — имение Салтыкова; 40 — Харламова Гора; 41 — Высоко; 42 — Полицы; 43 — Поддубье; 44 — Шурупово; 45 — Остенец; 46 — Верино (Вырино); 47 — Бычково; 48 — Кузнецово; 49 — Дохино; 50 — Боково; 51 — Бор; 52 — Полище; 53 — Белый Крест; 54 — Дрегли; 55 — Шакелево; 56 — Рудня Салатка; 57 — Смоленский Брод; 58 — Селяне, группы I и II; 59 — Сельцо; 60 — Хвошня; 61 — Малый Бохот; 62 — Песочня; 63 — Высокино; 64 — Горбуново; 65 — Титовка; 66 — Сеславье; 67 — Ягодино; 68 — Юркино; 69 — Жела; 70 — Гостомля; 71 — Сильменево; 72 — Хилово; 73 — Старица; 74 — Иверовское; 75 — Козлово; 76 — Сенчаево; 77 — Кощево; 78 — Андреевское; 79 — Избрижье; 80 — Мельниково; 81 — Дуденево; 82 — Тухино; 83 — Мокрые Пожни; 84 — Савинские Горки; 85 — Башево; 86 — Заборье; 87 — Глиники; 88 — Устье; 89 — Мещрево; 90 — Посады; 91 — Сутоки; 92 — Селищи; 93 — Святое; 94 — Васильки; 95 — Бежецы; 96 — Воронцово; 97 — Усть-Кеза; 98 — Сарогожское; 99 — Новинка; 100 — Таирово; 101 — Вороново; 102 — Кирьяново; 103 — Нестерово; 104 — Жуково; 105 — Баскачи; 106 — Евчаково; 107 — Белогостье; 108 — Полянково; 109 — Татариново, группы I и II; 110 — Боровиково; 111 — Погорелка, группы I и II; 112 — Иваново; 113 — Кустера; 114 — Городец на Саре; 115 — Семенково; 116 — Буково; 117 — Вепрева Пустынь; 118 — Купанское; 119 — Шустино; 120 — Звездочка; 121 — Кузнецовка; 122 — Веськово; 123 — Каргашино; 124 — Болшево; 125 — Городище; 126 — Кабанское; 127 — Кубаево; 128 — Шокшово; 129 — Шелебово; 130 — Исаково; 131 — Косинское; 132 — Матвейщиково; 133 — Ненашевское; 134 — Заколпье; 135 — Муромцево; 136 — Путилово; 137 — Чернихово; 138 — Черкизово; 139 — Кожухово; 140 — Мякинино; 141 — Санниково; 142 — Соколове; 143 — Одинцово; 144 — Красный Стан; 145 — Семенково; 146 — Никита Великий; 147 — Жилые Горы; 148 — Воронцово; 149 — Полениново; 150 — Климово; 151 — Относово; 152 — Ивановская; 153 — Новоселки; 154 — Березовка; 155 — Погост; 156 — Войлово; 157 — Меренище; 158 — Курганье; 159 — Доброселье; 160 — Богдановка; 161 — Мошевое; 162 — Светлое; 163 — Деребуж; 164 — Колпеницы, группы I и II; 165 — Блинные Кучи; 166 — Кормы; 167 — Эсьмоны; 168 — Матюшина Стена; 169 — Логойск; 170 — Заславль, группы 1–5; 171 — Селец; 172 — Бретянка; 173 — Перекаль; 174 — Леневка; 175 — Устиж; 176 — Волосовичи; 177 — Курганье; 178 — Шапчицы; 179 — Мохов; 180 — Пашковичи.
Интересно, что в Калининском Поволжье и в соседних районах Ярославщины сосуществование этих височных украшений привело к появлению своеобразного варианта колец. Многие браслетообразные кольца здесь имеют такую же завязку, как кривичские украшения Смоленщины, но один из концов после завязки остается свободным, подобно концам сомкнутых колец.
Племенная принадлежность браслетообразных сомкнутых колец до сих пор не определена. Иногда их приписывают новгородским словенам (Никольская Т.Н., 1949б, с. 78–83; Левашева В.П., 1967, с. 38). Однако словене имели свой особый тип височных украшений — ромбощитковые кольца, ареал которых соответствует области новгородских словен. Предположение, что для словен были характерны и ромбощитковые, и браслетообразные сомкнутые кольца, отпадает по ряду соображений. Во-первых, ареалы этих украшений в значительной степени различны. Пожалуй, только в северо-западной части Новгородской земли, где население было этнически смешанным (славяно-водским), встречаются и ромбощитковые, и браслетообразные сомкнутые кольца. При этом первые из них тяготеют к центру Новгородчины, а вторые чаще встречаются в окраинных районах, где преобладал финский этнический элемент. Во-вторых, новгородским словенам свойственны курганы с каменной обкладкой в основаниях и жальники. Но если ромбощитковые кольца распространены главным образом в пределах территории этих погребальных памятников, то браслетообразные сомкнутые кольца найдены преимущественно вне их ареала.
Ряд обстоятельств позволяет отнести браслетообразные сомкнутые кольца к славянизированному местному (финноязычному) населению северных областей древней Руси (Décsy G., 1967, р. 105–120; Veenker V., 1967):
1. Распространение этих украшений в значительной степени совпадает с ареалом финно-угорской топогидронимики на древнерусской территории, где происходили смешение пришлых славян с финно-угорским населением и его ассимиляция.
2. Как отмечалось выше, для финно-угров характерны меридиональные трупоположения. В могильниках, где есть курганы с меридиональными трупоположениями (Бустрыгино, Кошево, Евчаково, Воронцово и др.), сравнительно часты браслетообразные сомкнутые кольца и почти нет собственно кривичских, с завязанными концами. В районе раскопок А.С. Уварова и П.С. Савельева на Владимирщине в могильниках с погребенными головой на север (Буково, Вепрь, Городище) встречены исключительно браслетообразные сомкнутые кольца. Наоборот, в курганных группах с трупоположениями, имеющими западную ориентировку (Кабанское, Матвещиково, Исакова и др.), найдены только кольца с завязанными концами.
3. В большинстве случаев шумящие привески находят в подкурганных захоронениях, лишенных височных колец. Совместные находки этих украшений в одном комплексе сравнительно редки, но показательны. С браслетообразными завязанными кольцами шумящие привески встречены трижды, с ромбощитковыми — дважды, а с браслетообразными сомкнутыми — не менее 18 раз.
4. Финская атрибуция погребенных в ярусных курганах северной полосы Восточной Европы представляется несомненной (Седов В.В., 1958, с. 3–11). При трупоположениях в таких курганах встречены только многобусинные височные украшения, типичные для одного из финских племен — води, и браслетообразные сомкнутые кольца (Хотил).
5. Федовский грунтовой могильник XI–XII вв., расположенный на Мсте в Вышневолоцком р-не, содержал трупоположения с различной ориентировкой и древнерусским вещевым инвентарем (Ширинский, Шахматов А.А., 1906, с. 53–62). Неславянский характер большинства погребенных здесь проявляется в их ориентировке. Из 44 скелетов, положение которых определено при раскопках, только девять (или 20,5 %) имели западную ориентировку (шесть умерших положены головами к западу и три — к юго-западу). Северная ориентировка зафиксирована в 11 погребениях. Если добавить 16 погребенных, направленных головами к северо-востоку, то станет очевидным господство здесь (61,5 %) характерных для финно-угров меридиональных захоронений. На финское происхождение основной части погребенных в Федовском могильнике, по-видимому, указывает также ритуал разрушения трупов, отмеченный в 35 случаях. Характерные же височные украшения погребенных здесь представлены браслетообразными сомкнутыми кольцами.
Еще в VI–VII вв. у финских племен Волго-Окского междуречья появляются браслетообразные височные кольца, один конец которых расплющен и имеет отверстие, а другой загнут крючкообразно. Они найдены в погребениях рязанских и муромских могильников, а также на мерянских поселениях — Сарском и Мало-Давыдовском городищах (Спицын А.А., 1901, с. 45, табл. XXIV, 5; Ефименко П.П., 1926, с. 76; Эдинг Д.Н., 1928, с. 28, табл. II, 3). В это же время исключительно на мерянской территории бытуют браслетообразные втульчатые височные кольца, служащие этноопределяющим признаком мери (Горюнова Е.И., 1961, с. 96, рис. 41). В XI в. и втульчатые, и щитковые браслетообразные кольца выходят из употребления, что обычно объясняется славянизацией финского населения междуречья Волги и Оки. Можно полагать, что на смену этим украшениям пришли браслетообразные сомкнутые височные кольца. В XI–XIII вв. эти украшения носило уже не финское население лесной части древней Руси, а его славянизированные потомки. Поэтому вполне закономерно, что браслетообразные сомкнутые кольца обычно встречаются в славянских курганах и часто сопровождаются древнерусскими украшениями.
Нарисованная картина славянского освоения междуречья Волги и Клязьмы целиком соответствует представлениям, основанным на данных современной диалектологии. Современные говоры территории, которую в XII–XIII вв. занимало Владимиро-Суздальское княжество, сложились и развились на основе говоров словен новгородских и кривичей. При этом «колонизационный поток словен (новгородских), расселившихся на территории Владимиро-Суздальского княжества, был, видимо, очень значительным по численности населения и неоднороден по этническому составу, а, следовательно, и по языку» (Мельниченко Г.Г., 1970, с. 40). Новгородские словене освоили левобережную часть Поволжья, а также осели по правую сторону Волги, на территории современных Ярославской и Ивановской областей. Можно предполагать, что в заселении Ярославского Поволжья приняли участие новгородцы из Белозерья. Говоря иными словами, вместе со словенами в Ярославское Поволжье пришла белозерская весь, может быть частично славянизированная. Кривичи, согласно диалектным данным, заселяли области по правую сторону Волги.
С археологией восточного славянства связана также тема о начальном а этапе проникновения древнерусского населения в Вятский край и области Верхнего Прикамья, заселенные финно-угорскими племенами.
Первые славянские переселенцы появляются в этой земле, вероятно, в XI — начале XII в., о чем говорят отдельные вещевые находки древнерусского происхождения. Судя по летописи, племена печеры, обитавшие на р. Печора, и югра, жившая в Северном Приуралье, уже в конце XI — начале XII в. платили дань Новгороду Великому (Шахматов А.А., 1916, с. 293). Очевидно, в это же время в орбиту новгородских интересов попала и Пермская земля, поскольку все походы новгородцев на югру осуществлялись через эту землю.
Активное проникновение славянского населения в Вятско-Камский край начинается во второй половине XII в. Этот процесс отражен в памятниках вымской и родановской культур. Так, на поселениях и в могильниках позднего этапа вымской культуры (XII–XIV вв.), принадлежащей предкам коми-зырян, резко увеличивается число вещей древнерусского происхождения. Это различные железные орудия труда, многочисленные изделия из цветных металлов, в том числе трехбусинные височные кольца, решетчатые привески, широкосрединные перстни, пластинчатые браслеты с завернутыми концами и др., а также стеклянные и пастовые бусы некоторых типов. С конца XII в. получает распространение древнерусская гончарная керамика, свидетельствуя о совместном проживании славян на одних поселениях с местным финским населением (Савельева Э.А., 1971, с. 74–108).
Такая же картина наблюдается на поздней стадии (XIII–XIV вв.) родановской культуры, принадлежащей предкам коми-пермяков. На ряде поселений с XIII в. распространяется древнерусская гончарная керамика, на поселениях и в могильниках нередко встречаются вещи славянских типов (оружие, украшения, предметы культа). Особенно много изделий древнерусского облика найдено на городище Анюшкар. Эго железные топоры, ледоходные шипы, пряслица из волынского шифера, височные кольца, бусы и др. При раскопках могильника, расположенного рядом с городищем, исследовано погребение, к сожалению разрушенное, которое, судя по вещам, принадлежало славянину. Среди древнерусских предметов из погребения имеется писанка с зеленовато-желтой поливой (Оборин В.А., Балашенков Л.А., 1968, с. 44).
Сравнительно небольшая часть изделий древнерусского происхождения могла быть привезена в Вятско-Камский край из Южной Руси, может быть, через посредничество Волжской Булгарии. Таков, например, браслет-наруч со стилизованным растительным узором, выполненным чернью (Смирнов А.П., 1952, табл. VI, 3). Основная же масса славянских вещевых находок и керамика происходят из севернорусских областей. Вятско-Камский край в меньшей степени был связан с Ярославско-Костромским Поволжьем, а в основном — с Новгородской землей. Оттуда и происходит, нужно полагать, большая часть переселенцев.
К периоду активного проникновения новгородцев в Вятско-Камский край относится и возникновение здесь первых русских городков. В конце XII в. был основан Хлынов, на рубеже XII и XIII столетий, судя по археологическим материалам, строится Никулицын. С середины XIII в. (1269 г.) области Перми называются в письменных источниках в числе новгородских волостей.
Восточнославянских курганов в Вятско-Камском крае нет. Это является важным свидетельством того, что массы деревенского населения древней Руси, занятые преимущественно землепашеством, не участвовали в освоении рассматриваемых территорий. Проникновение древнерусского населения в вятско-камские земли носило совершенно иной характер, чем расселение восточных славян в Волго-Окском междуречье. Области последнего осваивались массами славянского населения, занятого сельскохозяйственной деятельностью. Переселенцы были заинтересованы в земельных участках, скоро оседали на землю и становились коренными жителями края. Древнерусские переселенцы Вятско-Камского края не были земледельцами. Это были ремесленники и торговцы, вероятно, в основном горожане, а также лица, связанные с новгородской администрацией. Древнерусское население Вятско-Камского края было весьма малочисленным. Славянская инфильтрация не внесла заметных изменений в этническую структуру местного финно-угорского населения.