Однако политические события вскоре заслонили эти распри: в 1517 году турецкий султан Салим I Грозный присоединил к своей империи Египет и Аравийский полуостров. В Османской империи кофе считался напитком воинов, которых он поддерживал в период больших походов, а также философов, которым он прибавлял мудрости. Кофе стал национальным напитком турок и, так же как хлеб и вода, пользовался постоянным спросом. Позиции противников кофе были подорваны, и вскоре два сирийских купца открыли в Стамбуле, на берегу бухты Золотой Рог, первую публичную кофейню. Она именовалась ”Мактаб аль-ирфан”, что условно можно перевести как ”Клуб образованных людей”, а кофе стал называться ”молоком шахматистов и мыслителей”. Диковинный восточный напиток, впервые приготовленный в Йемене, постепенно входит в употребление и у европейской знати. В 1652 году открылась первая кофейня в Лондоне, в 1671 году — в Марселе, а в 1672 году — в Париже.
Однако широкое распространение кофе в Европе связано с именем польского офицера Георгия Кольчинского. В августе 1683 года огромная турецкая армия во главе с великим визирем Кара Мустафой стояла под стенами Вены. Христианские государи Центральной Европы, считая, что падение Вены откроет туркам дорогу и в другие европейские страны, объединили свои усилия, чтобы дать отпор грозному противнику. Кольчинскому, находившемуся в осажденной Вене и владевшему турецким языком, было поручено передать депешу герцогу Шарлю Лоранскому, командующему объединенной армией союзников, состоявшей из поляков и отрядов германских князей.
Кольчинский блестяще выполнил поручение, и ему была обещана награда в 2 тыс. флоринов из тех трофеев, которые будут взяты у турок. В знак признания его заслуг было обещано также сделать его почетным гражданином Вены и выдать документ, разрешающий ему заняться в городе любым делом, которое он сочтет для себя выгодным.
В результате ожесточенного боя поляки и немцы одержали победу. В руки победителей и изголодавшихся в долгой осаде венцев попала огромная добыча, в том числе 500 мешков темных зерен с приятным ароматом, назначения которых никто не знал. Правда, лейтенант, командующий отрядом баварских драгун, захвативших турецкий обоз, слышал, что этими зернами турки вроде бы кормят верблюдов, но, поскольку верблюдов в Европе нет, он приказал выбросить мешки в Дунай. В этот момент появился Кольчинский. Уж он-то знал об употреблении этих зерен и поспешил вмешаться. Бравому поляку не могли ни в чем отказать, и вскоре все мешки кофе, отбитые у турок, стали его собственностью. Кольчинский получил разрешение на открытие публичной кофейни в Вене, близ башни Святого Стефана.
Богатые виноградники вокруг Вены были вытоптаны и сожжены турками, и венцам ничего не оставалось, как вместо вина попробовать напиток, приготовленный в таверне у башни святого Стефана. Но скоро разыгрался скандал. Слишком свежо было воспоминание о турецком нашествии, чтобы граждане, просидевшие в осаде несколько месяцев, могли спокойно дегустировать кофе по-турецки. Однако Кольчинский был не только храбрым офицером, но и предприимчивым дельцом. Если кофе по-турецки не нравится, будем готовить кофе по-венски, решил он. И вот в кипящую воду он засыпает кофе, фильтрует его, добавляет на чашку три ложки молока и немного меда, и кофе по-венски готов. Изобретение Кольчинского повергло в ужас пленных турок, но пришлось по душе венским мещанам. Когда же Кольчинский заказал булочки в виде полумесяца, венцы были вполне удовлетворены. Отныне редкий житель Вены отказывал себе в удовольствии выпить чашку кофе по-венски с булочкой в форме ненавистного полумесяца, украшавшего знамена турок, шедших на приступ Вены.
Производство кофе в Йемене в конце 80-х годов составляло немногим более 3 тыс. тонн в год, и в Министерстве сельского хозяйства создано специальное управление, которое занимается вопросами разведения кофе. Управление имеет три питомника в разных регионах страны. Убежденность моих собеседников в полезности своего дела и их настойчивость вызывают уважение и горячее желание чем-то помочь.
— Большинство деревьев кофе у нас в стране в возрасте пятидесяти-шестидесяти лет. Это значит, что они или уже не плодоносят, или вскоре перестанут это делать, — говорил Абд аль-Азиз Зарика, руководитель проекта по разведению кофе. — Поэтому мы раздаем черенки из наших питомников, но ведь этого мало! Агротехника остается та же, что и была сто, двести лет тому назад. Деревья на кофейных плантациях посажены слишком густо, ненужные ветви не обрезаются, — удобрения, химикаты для борьбы с вредителями и болезнями не используются, и сейчас болезни, характерные, скажем, для одного района, распространяются в других. И главное — отсутствие воды. Нам нужны артезианские скважины и современные методы агротехники, если мы хотим вернуть славу йеменскому кофе.
Абд аль-Азиз замолкает, и его непосредственный начальник Абд аль-Халим пытается добавить немного светлых тонов в мрачную картину, нарисованную подчиненным.
— Нельзя сказать, что у нас ничего не делается, начинает он издалека. — Ведь существуют уже три питомника, и десятки тысяч саженцев были розданны крестьянам горных районов. Мы хотим создать еще пять новых питомников, организовать десять агротехнических пунктов, которые будут учить крестьян современным методам выращивания кофе, укомплектовывать все эти организации специалистами и агрономами. Но есть вещи, которые от нас не зависят. Знаете ли вы, что основной конкурент и, я бы сказал, враг йеменского кофе — кат?
Похожий на д’Артаньяна Абд аль-Халим вопросительно смотрит на меня, ожидая, по-видимому, что я как иностранец, малоосведомленный о привычках йеменцев, буду поставлен в тупик его риторическим вопросом о главном враге йеменского кофе. По правде говоря, что такое кат, я знаю, даже пробовал его, но мне интересно услышать мнение специалистов, и я, немного поколебавшись, отрицательно качаю головой.
— Так послушайте, — назидательно говорит Абд аль-Халим. — Кат растет на тех же землях, что и кофе. Но кофейные зерна крестьянин в лучшем случае получит после пяти лет напряженного труда. А кустарник ката через год, в худшем случае через два уже можно обрывать и поставлять на рынок. Этот кустарник, можно сказать, сорняк, он встречается в диком виде и не требует ни ухода, ни особого полива и удобрений. Рост личных доходов увеличивает число людей, которые могут позволить себе такое дорогое и сомнительное удовольствие. Знаете ли вы, сколько стоит килограмм кофе и пучок ката?
Я отрицательно качаю головой: действительно, кофе я не покупал, а кат если и жевал, то очень давно, да и то меня им угощали.
— Один килограмм кофе стоит в два с половиной раза дешевле, чем пучок ката. Где уж кофе конкурировать с катом! Нужны государственное регулирование, государственные дотации и освобождение от налогов производителей кофе. Без помощи государства мы ничего не сделаем. У нас в стране сегодня хватает и других забот, но — Абд аль-Халим повышает голос — вернуть славу йеменскому кофе — наш национальный долг, долг нашей интеллигенции и специалистов.
Через три часа тяжелой, утомительной, с крутыми поворотами дороги мы вырываемся из скалистых ворот на равнину Тихама. Темное облако несется нам навстречу. Еще несколько минут, и лавина дождя обрушивается на машину. Вода идет сплошным потоком, и несколько грузовиков уже предусмотрительно встали на скользкую узкую обочину. Другие продолжают медленно двигаться вперед с включенными фарами и бешено работающими ”дворниками”.
Особенность тропических ливней в том, что они идут полосами, внезапно начинаются и так же внезапно кончаются. У города Баджиля — несколько километров сухого асфальта, затем опять дождь, начинающийся медленно, с крупных больших капель, шлепающих по крыше и ветровому стеклу автомашины весомо, как расплавленный свинец.
Баджиль — небольшой городок, который в мой первый приезд в Йемен был печально знаменит своей текстильной фабрикой, построенной в середине 50 х годов сирийской фирмой и не выпустившей ни одного метра ткани. Вроде бы все было продумано: хлопчатник выращивают в Тихаме, потребность в хлопчатобумажных тканях существует — строй фабрику, обучи рабочих и налаживай производство. Но управлять даже таким несложным предприятием и тем более организовать на нем рентабельное производство оказалось невозможным при монархическом режиме. Фабрику построили, но выяснилось, что весь хлопок еще на корню скупался приближенным к королевской семье купцом Джабали и вывозился в Англию и Индию, откуда поставлялись дешевые ткани. Сам имам Ахмед, сидевший в то время на йеменском троне, получал какие-то отчисления от Джабали да еще имел доход от таможни, так как пошлины шли в государственную казну, которая была одновременно и личной казной имама.
Но, пожалуй, кроме этого и других экономических факторов существовали и другие — политического характера. Для эксплуатации фабрики нужны были специалисты. Для их подготовки йеменцы должны были поехать за границу, в Сирию или Ливан, а некоторые иностранцы — приехать сюда, в Йемен. И то и другое было нежелательно для королевского режима. Йеменцы, выезжавшие в другие арабские страны для получения специальности, вернувшись домой, могли сравнить душную атмосферу средневекового деспотизма с порядками тех государств, где они учились и получили образование. Что касается арабов из других стран, которые здесь работали, то им визы на въезд, как и всем иностранцам, давал лично наследный принц Бадр — в то время министр иностранных дел. Давал, разумеется, не всем, а выборочно, и на короткий срок, чтобы, не дай Бог, специалисты не обросли знакомыми и связями и не могли познакомить любознательных йеменцев с жизнью и порядками других государств. Опасения имама Ахмеда оказались оправданными: в сентябре 1962 года именно те офицеры, которые обучались в Ираке и других арабских странах, свергли его сына Бадра, просидевшего на троне после смерти отца одну неделю.
Сейчас Баджиль несколько изменился. На холме слева каменной феской торчит средневековая крепость. Но Баджиль уже не тот сонный городишко, сомнительная слава которого связана с головотяпством экономической политики монархического режима. Здесь с помощью Советского Союза построен цементный завод, пущена его вторая очередь. Отсюда 25 километров до государственной фермы Сурдуд, тоже созданной с помощью советских специалистов. Через Баджиль тянется высоковольтная линия, по которой из Ходейды в Таизз поступает электроэнергия от мощной тепловой станции Раскинувшиеся вокруг Баджиля поля, орошаемые артезианскими скважинами, засажены томатами. Здесь же сооружен завод по производству томатной пасты.