Готовые пирожки складывают на большие, плетенные из ветвей тамариска блюда, которые привозят с гор, и затапливают большую, укрепленную в земле круглую печь — ”таннура”, где обычно пекут хлеб. Дрова прогорают, и, как только угли немного подернутся пеплом, хозяйка приступает к работе. Смазав пирожок яйцом, она прикрепляет его к внутренней стороне горячей печи. Вот теперь-то, пожалуй, и наступает самый ответственный момент… Готовые пирожки складывают в комнате остывать до следующего дня, когда начнется дегустация. Хозяйка дома угощает всех домочадцев, дети набивают пирожками карманы. Если у хозяйки сыновья женаты, она посылает, своим снохам пирожки, причем любимой снохе — хорошо поджаренные и вкусные, а нелюбимой — похуже. В праздничные дни молодые мосульские женщины по полученным от свекрови гостинцам могут узнать об ее к ним отношении.
Конец лета в Мосуле приходится на 14 сентября — большой праздник. Собственно, это христианский праздник, но его отмечают все мосульцы независимо от вероисповедания. Гвоздем программы становятся большой фейерверк и огромные костры, которые жгут в окрестностях города в ночь с 13 на 14 сентября. Это связано с рассказом, по которому византийская императрица Елена, мать Константина, отправилась в Иерусалим, где в результате поисков на Голгофе обнаружила крест, на котором был распят Христос. Спеша сообщить христианскому миру эту новость, она приказала разжечь огромный костер, пламя которого было бы видно издалека. Византийские солдаты, находящиеся в нескольких десятках километров от Иерусалима, завидев пламя, зажгли свой костер и т. д. Так император Константин на берегах Босфора в своей столице узнал о находке креста всего за несколько часов.
Зима в Мосуле дождливая, сырая. В большинстве домов нет центрального отопления, и для обогрева употребляются большие керосиновые лампы. Однако коренные мосульцы, особенно живущие в собственных домах, продолжают заготавливать древесный уголь. Этим делом занимается хозяйка дома. Уголь делится на три сорта: крупный, средний и мелкий. Иногда покупают угольную пыль; из нее делают большие шары, которые сжигают при наступлении слабых холодов. Во время же сильного холода хозяйка заправляет печь крупным углем. Чаще всего это делают в марте, когда зимняя сырость пропитывает стены дома. На этот счет даже существуют свои пословицы и поговорки.
Напомню, что в Мосуле я был осенью. Осень здесь, как в любом городе, связанном с периодом сельскохозяйственных работ, — время многочисленных свадеб. Свадебные обычаи здесь несколько отличаются от уже описанных мной, и это объясняется прежде всего тем, что в Мосуле живут лица различных национальностей и вероисповеданий. В 30 лет мужчина здесь считается созревшим для вступления в брак, и к этому возрасту родственники, и близкие друзья часто задают ему многозначительный вопрос: ”Когда же ты полностью исполнишь предписания твоей веры?” В Коране есть фраза: ”Зиввадж — нысф дин”, т. е. ”Брак — половина религии”, и поэтому вопрос совсем не праздный, поскольку брак — не прихоть, а долг и религиозная обязанность каждого мужчины. Иногда этот же смысл вкладывается в вопрос: ”Когда обрадуешь нас, сынок?” Как правило, сынок уклоняется от прямого ответа, но не молчит, так как молчание расценивается как согласие.
В одну из своих самых продолжительных прогулок по Мосулу я побывал у главной башни крепости Баштоба, сооруженной турками на левом берегу Тигра в средние века. Затем, пропетляв по узким улицам, я вышел к центральной площади и но построенному в 1958 году мосту через Тигр перешел на правый берег реки. Солнце медленно опускалось к горизонту, и кофейни, многие из которых расположены на плоских крышах домов, постепенно заполнялись народом. На фоне розового заката отчетливо виднелся 50-метровый ”падающий” минарет мечети — одна из достопримечательностей города. Через несколько минут я добрался пешком до второго моста, построенного в 1934 году, и вернулся обратно к башне. У здания мосульского отделения банка ”Рафидейн”, отделанного местным серым мрамором, городские власти пробили новую улицу, снеся обветшалые лачуги. Слева от него проходит улица Ниневии, застроенная ровными двухэтажными домами. В конце прогулки на шарабане я отправился к железнодорожному вокзалу, в одну из гостиниц города, где и заснул под пересвист паровозов и протяжный гудок восточного экспресса, следовавшего из Багдада через Анкару в Белград.
В черном шатре бедуина
Старая дорога из Мосула на Эрбиль сначала тянется вдоль Тигра, а затем все больше и больше отклоняется на восток. Вдоль реки расположены самые плодородные участки, затопляемые рекой в паводок. Земля здесь дает фантастические урожаи. Километрах в десяти от Мосула вниз по течению Тигра находится деревня Салями, где выращивают арбузы, побившие сразу два рекорда — по своим размерам и по времени сохранности. Мне рассказывали, что местные историки зафиксировали следующий факт: в Салями был выращен арбуз такой величины, что даже осел не смог увезти его. Возможно, это и преувеличение, но я лично видел в Багдаде длинный, похожий на бледно-зеленый гигантский огурец мосульский арбуз весом 36 килограммов. В прохладном подвале арбуз может храниться около полугода. В этом и заключается причина того, что арбузы, выращенные в Мосуле, получили известность еще в средние века далеко за пределами Багдадского халифата. Крестьяне сеют арбузы в мае, после того как сойдет паводок, прямо во влажную землю, и уже через два месяца можно собирать первый урожай.
Тигр — самая беспокойная река Ирака. Выходя из берегов, он затопляет большие площади плодородных земель, прилегающих к его берегам, размывает глинобитные лачуги, уничтожает скот. Сообщения об уровне воды в период весеннего паводка напоминают лаконичные и строгие сводки с полей сражения. Но за каждым их словом или цифрой скрывается многое: будут ли крестьяне снимать урожай или, перебравшись на высокое место, будут наблюдать, как бешеная река уносит выращенные с большим трудом посевы, смогут ли они спокойно лечь спать или, застигнутые стихией, будут сидеть на грозящей рухнуть, крыше дома и искать воспаленными от напряжения глазами лодку своих спасителей.
Для защиты от наводнений на Тигре построены две плотины: одна — близ Самарры, защищающая Багдад, переживший в 1954 году разрушительное наводнение, другая — в городе Куте. ”Кут” в переводе с арабского означает ”крепость”, ”центр”. Иногда этот город называют Кут-эль-Амара по имени племени, центром которого он был в прошлом. В районе Эски Мосул планируется строительство третьей плотины на Тигре. Как-то весной, направляясь от Кута к Эн-Наамании, я проехал по проселочной дороге по правому берегу Тигра. Река на протяжении почти 50 километров течет в своеобразном ложе с высокими, искусственно поднятыми берегами. 15 млн. тонн наносов, которые несет ежегодно Тигр, частично осаждаются на дно реки, меняют ее ложе и вынуждают постоянно поднимать дамбы, ограждающие ее берега. Уровень воды в некоторых местах находится метра на два выше уровня земли поэтому прорыв дамбы грозит затоплением огромной площади. Недаром библейский миф о всемирном потопе родился в Месопотамии, которая являлась единственным районом Передней Азии, страдавшим больше от избытка воды, чем от ее недостатка.
На 30-м километре от Мосула по дороге на Эрбиль есть поворот на восток, к небольшой арабской деревне Нимруд, расположенной у высокого, явно искусственного холма с ровно срезанной вершиной. За ним виднеется еще несколько холмов меньших размеров. Под грудами серой земли здесь погребены развалины столицы Ассирийского царства — Кальку (Калаха), открытого и раскопанного английским путешественником Лэйярдом.
Как и многие его современники, Лэйярд считал Верхнюю Месопотамию колыбелью мудрости Запада. В 1839 году он оказался, на пустынных берегах Тигра, близ Нимруда, горя желанием познакомиться с местом, о котором говорится в Библии. Он обнаружил кучи нагроможденной земли, где попадались осколки мрамора, алебастра, и интригующий пирамидальный холм. Рассказы местных жителей о фигурах из черного камня и особенно созвучие названия деревни с именем правнука библейского Ноя, Нимрода, получившего в десятой главе Первой книги Моисея лестную аттестацию ”сильного зверолова пред Господом”, заставили Лэйярда всерьез задуматься о раскопках. В 1845 году он начинает свою работу и в течение трех лет делает открытия, поставившие его имя в один ряд с именами величайших археологов XIX столетия.
Вот теперь и я стою перед фасадом дворца Ашшурнацира-апала II (883–858 годы до нашей эры). Это он построил новую великолепную столицу Кальху. Справа, за моей спиной, — пирамидальный холм, некогда привлекший внимание английского исследователя своей необычной формой, слева — небольшая, сложенная из желтого кирпича хижина сторожу этих раскопок. На раскопках нет гида — и сторож, невысокого роста араб в белом головном платке, взялся рассказать мне все, что узнал за десять лет своей работы в Нимруде.
С расстояния десяти метров можно охватить взглядом весь фасад дворца ассирийского царя с двумя порталами, ведущими в тронный зал. Они охраняются скульптурными изображениями богов Мардука и Нергала. Скульптура Мардука сделана из серовато-зеленого с белыми вкраплениями мосульского мрамора, доставленного сюда на плотах с верховьев Тигра. Я отчетливо вижу покрытое змеиной чешуей брюхо, мощные ноги и человеческую голову главного бога народов древней Месопотамии, его крупный нос мягко очерчен, прямая борода заплетена в косицы, а усы лихо закручены. В некоторых местах потемневшие металлические скобы скрепляют треснувшую скульптуру.
Две фигуры бога Нергала, крылатого льва с человеческим лицом, стоят анфас. Они сделаны из того же материала, что и Мардук, но меньше по размеру и достают Мардуку лишь до подбородка. Одно изображение Нергала держит в руке ягненка, другое — сосуд с вином или маслом. Бог Нергал в мифологии народов Месопотамии считался владыкой преисподней, куда он попал, силой подчинив себе свою супругу, древнюю богиню подземного царства Эрешкигаль.