азни человека, даже в случае очень серьезного преступления, если он «пользуется поддержкой сильной партии», но «тот, у кого нет такой поддержки, должен быть схвачен» и, как добавляет комментарий, «лишен своей собственности» (там же). Это смелое утверждение даже не претендует на то, чтобы быть справедливым.
Конфискация может быть частичной или полной и проведена, пока жертва еще жива, или после ее смерти. Посмертная конфискация нередко облегчалась тем, что семья погибшего уже больше не пользовалась тем влиянием, которое имела раньше. В 934 году аббасидский халиф конфисковал в свою пользу все имущество казненного визиря аль-Мухаллаби, вытряся деньги даже из его слуг, конюхов и моряков (Мец А. Возрождение ислама). После смерти могущественного визиря Северной Персии ас-Сахиба «его дом был тут же окружен – халиф обыскал его, нашел мешок с расписками на сумму, превышавшую 150 тысяч динаров, которые были спрятаны за городом. По ним без задержки были получены деньги, а все, что находилось в доме и в комнате для сокровищ, было перенесено во дворец».
«В 941 году после смерти своего великого военачальника Бейкема правитель велел окружить его дом, обыскал его, нашел мешок с расписками, перекопал все, что можно, и набрал золота и серебра на два миллиона дирхем. После этого он приказал промыть всю землю, на которой стоял дом генерала, и получил еще 35 тысяч дирхем, но неизвестно, сумел ли он отыскать сундуки с деньгами, которые Бейкем зарыл в песок пустыни» (Арташастра).
Люди, которых подозревали в том, что они утаили деньги от владыки государства, подвергались разным видам наказания. Калиф аль-Квадир (991—1031) велел подвергнуть жестоким пыткам мать своего предшественника. Не выдержав, она сломалась и отдала своему мучителю все наличные деньги, а также те, что она получила, продав свои земли.
Конфискация состояний, нажитых торговлей, следует тем же образцам. Как уже говорилось выше, любое обвинение можно оправдать политическими причинами, а международные связи богатых купцов только способствуют политическим обвинениям. Но в большинстве случаев народу открыто говорилось, что наказуемый совершил преступление в сфере финансов. Очень часто бывает весьма непросто провести границу между специальным налогом (введенным для сбора средств на войну или по другим чрезвычайным причинам) и частичной конфискацией, но, каким бы ни был предлог, последствия для жертвы будут очень печальными. «Арташастра» рекомендует царю увеличивать свое богатство, требуя денег от зажиточных людей в соответствии со стоимостью их собственности. «Он может схватить их и обращаться с ними очень жестоко, не давая им возможности ускользнуть. Ибо они могут забрать то, что отдали другим на хранение, и продать» (там же).
В случае обвинения в политических преступлениях для добычи сведений следует использовать шпионов и агентов. «Предателя» из среднего класса можно «прижать» несколькими способами. Агент правительства совершает убийство на пороге его дома; бизнесмена арестовывают, а его деньги и товары конфискуют. Агент может подбросить фальшивые деньги, инструменты для их фабрикации или яд в дом потенциальной жертвы. Можно также подбросить свидетельства того, что этот человек сделался шпионом другого государя, или даже сфабриковать «письмо», написанное якобы врагом государства. Теоретически эти меры рекомендуется применять только к тем, кто уже совершил какие-нибудь преступления, но в главе, посвященной способам увеличения богатства, этот метод «Арташастра» рекомендует использовать наравне с другими. История показывает нам, с какой готовностью обычные деспоты применяли их именно с этой целью. «Подобно тому как фрукты собирают, когда они созреют, так и дань следует собирать так же часто, как она созреет. Никогда не следует собирать дань или фрукты, когда они еще не поспели, ибо это нанесет вред их источникам, создав [для сборщика] огромные проблемы».
В исламском мире смерть богатого человека предоставляет правительству неисчислимые возможности для уменьшения или ликвидации его богатств. «Горе тому, чей отец умер богатым! – читаем в одной арабской книге IX века. – Долгое время его держали пленником в доме несчастья, и он [несправедливый чиновник] сказал [его сыну]: „Кто знает, что ты – его сын?“ И когда он сказал: „Мой сосед и многие другие это знают “, ему стали рвать усы, пока он почти лишился сознания. Его били и пинали ногами. Держали в заключении до тех пор, пока он не бросил им свой кошелек». В отдельные периоды Аббасидского халифата «смерть богатого частного лица становилась катастрофой для всего круга его близких; его банкиры и друзья прятались, где могли, а правительству запрещали проверять его завещание… и, в конце концов, его семья выкупала себя на свободу за огромные деньги» (Мец А. Возрождение ислама).
Жестокость и грабеж не являются монополией какого-либо одного общества, но гидравлический способ конфискации качественным образом отличается от произвола других аграрных цивилизаций, находящихся на более высоком уровне развития. В классической Греции не чрезмерно сильное правительство, а сообщество горожан, владеющих собственностью, а позже и не имеющих ее вовсе, избавлялось от лидера, который мог стать всемогущим, отправив его в ссылку или отобрав у него богатство. В средневековой Европе у правителей был совсем небольшой штат чиновников, такой крошечный, что они не имели никаких шансов устроить внутрибюрократическую борьбу по образцу восточной. Конфликты между феодальными центрами власти были весьма многочисленными и нередко отличались крайней жестокостью, но противники сражались не в помещениях, а на поле боя. И те люди, которые желали уничтожить своих врагов, предпочитали засады, а не судебные слушания. Возможностей для второго способа было столь же много, но случаи решения дела в суде были крайне редкими.
Богачи, жившие в классической Греции, не облагались непосильными прямыми налогами, а их средневековые коллеги были отлично защищены от фискальных требований территориальных и национальных владык. Как и первые, бюргеры полунезависимых гильдейских городов не ощущали постоянной опасности быть арестованными, допрошенными, пытаемыми или лишенными собственности по приказу чиновников столичной бюрократии. Да, средневековые торговые караваны задерживали и грабили по дороге; но за стенами городов ремесленники и купцы ощущали себя в безопасности и не дрожали за свою жизнь и собственность.
Европейские абсолютные монархи интриговали и убивали людей столь же безжалостно, как и их восточные коллеги. Однако их власть казнить и подвергать своих подданных конфискациям была ограничена владельцами земель, церковью и городами, автономию которых самодержавные монархи могли ослабить, но никак не уничтожить. Кроме того, представители новых централизованных правительств хорошо понимали преимущества развития новых, капиталистических форм мобильной собственности. Вырастая из аграрного порядка, который они не могли ни контролировать, ни эксплуатировать гидравлическим способом, западные государи охотно защищали коммерческих и промышленных капиталистов, постоянно увеличивающееся богатство которых все больше и больше способствовало процветанию их защитников.
Владыки же гидравлического общества, наоборот, опутывали своей фискальной сетью всю страну и ее аграрную экономику. И у них не было особых причин поддерживать капиталистов, живших в городе, как это делали западные государи постфеодальной эпохи. В лучшем случае они относились к капиталистическим предприятиям в своих городах как к полезному злу. А в худшем – стригли и обдирали капиталистический бизнес, как липку.
Гидравлическая собственность – слабая собственность
В ряде стратифицированных цивилизаций представители частной собственности и предприятий были достаточно сильны, чтобы ограничивать власть государства. При гидравлических же условиях государство ограничивало развитие частной собственности с помощью фискальных, юридических, судебных и политических учреждений.
В предыдущих разделах мы обсудили применявшиеся для этого фискальные и юридические методы (налоги, конфискации и провокации). Но прежде чем перейти к политическому аспекту этой проблемы, следует описать легальный институт, который, вероятно, больше всех других приводил к периодической фрагментации частной собственности: гидравлические законы о наследстве.
Во всем гидравлическом мире основная часть собственности умершего человека передавалась не в соответствии с его волей, а на основе обычаев или писаных законов. Эти законы требовали, чтобы собственность делилась на равные или приблизительно равные части и передавалась наследникам, чаще всего сыновьям и другим близким родственникам мужского пола. Делать это обычно предписывалось старшему сыну. Он должен был позаботиться о матери и своих младших братьях; он также отвечал за выполнение религиозных обязанностей семьи. Закон принимал во внимание все эти аспекты. Но изменения не затрагивали главного: раздела имущества умершего между его наследниками.
В Египте эпохи фараонов старший сын, которому принадлежала главная роль во всех церемониях, получал основную долю отцовской собственности. Но и другие дети могли требовать своей доли наследства, предписанной им законом.
Принцип более или менее равного деления наследства был очень четко обозначен в Вавилонском кодексе. Подарок, который отец во время своей жизни делал старшему сыну, не включался в завещание, но и все [сыновья] получали равные доли оставшейся от отца собственности. Ассирийские законы были еще более сложными. Старший сын имел преимущество, но все другие братья получали свою долю.
В Индии первоначальное привилегированное положение старшего сына постепенно уходило в прошлое, и, в конце концов, все сыновья стали получать равные доли. В исламском мире наследование было осложнено целым рядом факторов, среди которых было право завещать одну треть собственности. Но система «наследников Корана» строго предписывала делить наследство между несколькими людьми. Последний кодекс императорского Китая подтверждал законную практику, которая господствовала в течение всего периода «развитой» частной собственности. Семейные владения должны были делиться на равные доли, которые получали все сыновья. Невыполнение этого условия наказывалось сотней ударов тяжелой палкой.