В пределах подобных ограничений простолюдины могли – теоретически – наслаждаться своим богатством. Но они постоянно прятали подальше все самое ценное, а нередко страх конфискации был так силен, что они чурались всего показного. Во время правления первой династии Хан было вырезано огромное количество купцов, и это зверство было спровоцировано тем, что они выставляли напоказ свое богатство. При правительстве, которое не предпринимает никаких усилий для достижения рационального максимума, потенциальные жертвы конфискации стараются вести себя крайне осторожно. Французский врач Бернье, который с 1655 по 1658 год жил на Ближнем Востоке, а потом провел почти десять лет в Индии Моголов, был потрясен удручающей атмосферой, в которой приходилось действовать деловым людям Азии. Купцы не имели стимулов для коммерческих предприятий, поскольку жадные тираны «обладали властью и желанием лишить любого человека плодов его труда». А «если человеку удавалось разбогатеть, что иногда случалось, то он вовсе не наслаждался комфортом и независимостью, а, наоборот, изыскивал средства, которые помогли бы ему остаться незаметным: его одеяния, дом и мебель оставались бедными», и он следил, помимо всего прочего, чтобы его пища оставалась столь же скромной, как и раньше (Бернье Ф. Путешествия по империи Моголов в 1658–1668 годах).
Впрочем, к заявлениям Бернье следует относиться критически. При более дальновидных правителях богатые купцы Азии жили роскошно, если, конечно, их поведение не вызывало тревоги у властей. И даже в Индии Аурангзеба некоторые защищаемые правительством богачи, как пишет Бернье, «старались сделать вид, что живут в бедности, наслаждаясь при этом комфортом и роскошной жизнью».
Впрочем, такие люди были скорее исключением. В гидравлических странах богатые простолюдины не обладали той безопасностью, которой наслаждались бюргеры позднего Средневековья; не осмеливались они покупать и дорогие вещи, которые приобретали средневековые бизнесмены Европы, несмотря на многочисленные запреты, которым обязаны были подчиняться. Открытая демонстрация роскоши представителями государства, с одной стороны, и господство истинной или показной бедности – с другой, наглядно демонстрирует влияние тотальной власти на потребительский оптимум гидравлического общества.
Юридический оптимум правителей
Юридическое поле также характеризуется односторонними решениями. Как уже говорилось выше, не бывает общества без стандартизированных норм; и лишь немногие продвинутые аграрные цивилизации не имеют письменных или кодифицированных законов. Поэтому законы гидравлического деспотизма отличаются от государств, в которых господствует плюрализм, особыми установками и намерениями.
Юридический оптимум правителей поддерживается там, где его представители оказывают максимум влияния на формулировки и применение законов своей страны. Юридический оптимум народа поддерживается там, где решающая роль принадлежит неправительственным элементам. В демократических сообществах граждане, хорошо знающие конституцию, принимают участие в создании законов. Человек может работать судьей, как в демократических Афинах, или как светский член жюри сотрудничать с судьями, получившими профессиональное образование и выбранными для участия в процессе. В обоих случаях применять закон призвано не деспотическое государство, а неправительственные силы общества. Промежуточные варианты характеризуются усиленной, но не абсолютной властью правительства и пропорциональным уменьшением народного контроля над его законодательной и юридической деятельностью.
Нет сомнений, что первый тип юридического оптимизма преобладает в гидравлическом обществе. И не менее очевидно, что в юридической сфере, как и во всех других сферах, хозяева гидравлического государства стремятся достичь максимальных результатов (внутреннего порядка), приложив минимум усилий и с наименьшими затратами. Они добиваются этого не передачей важных юридических функций квазинезависимым вторичным центрам власти, как это делали суверены феодальной Европы, а позволяя не относящимся к делу группам самим решать определенные проблемы, связанные с законом, как это делали европейские феодалы[19], или разрешая магистратам заниматься юридическими проблемами наряду с другими делами там, где является правилом иметь в штате как можно меньше судей, работающих полный день.
Подобные условия не позволяют создать независимые жюри, мешают выполнять сложные юридические процедуры и не оставляют места для независимых профессиональных юристов. Благодаря этому судьи гидравлического общества улаживают проблемы, возникающие из-за столкновения интересов в вопросах, связанных с владением собственностью, и в странах с высоко коммерциализированной городской жизнью эта область деятельности становится очень важной.
Однако даже самые лучшие законы, принятые в этих странах, отражают фундаментально несбалансированную ситуацию в обществе. Они могут уберечь простого человека от произвола другого, но не способны защитить индивидуумов и группы простых людей от абсолютистской власти. В свое время об этом писал Бернье, а вслед за ним – Джон Локк, и его ссылки на османскую Турцию, Цейлон и царскую Россию показывают, что тиранический вариант юридической процедуры, который английская аристократия не смогла развить полностью, процветает, не встречая никаких препятствий, в странах восточного деспотизма.
Локк утверждал, что наличие законов в деспотических странах вовсе не свидетельствует о том, что они справедливы: «Если говорить о безопасности и о том, какие преграды ставит государство на пути жестокости и гнета этого абсолютного правителя, то этот вопрос не имеет никакого смысла. Вам скажут, что смерти заслуживает сам вопрос о безопасности. Вам заявят, что между одним подданным и другим должны стоять меры, законы и судьи, которые обеспечат им взаимный мир и безопасность. Что же касается правителя, то он должен быть абсолютным и выше всех этих обстоятельств; поскольку он обладает властью, чтобы принести больше вреда и горя, то он прав, когда делает это. Спрашивать, как можно уберечься от зла и горя, которые приносит эта сильная рука, значит выступать за [создание] фракций и устраивать мятеж. Это все равно что люди, отказывающиеся от природного государства, войдут в состав общества и согласятся, что все они, кроме одного, будут находиться под ограничениями со стороны закона, а этот человек должен сохранить все свободы природного состояния, увеличить свою власть и безнаказанно вести себя так, как ему вздумается. Так может думать только тот, кто считает людей дураками, которые стараются избежать вреда, приносимого им котами или лисами, но согласятся, нет, будут думать, что безопасно быть сожранными львами» (Локк Дж. О гражданском правительстве).
Это очень горькая истина. В отличие от современных защитников тоталитарных законов и конституций Локк отказывается верить в потенциальное милосердие самодержца: «Тот, кто верит, что абсолютная власть очищает людскую кровь и исправляет природу людей, должен почитать [книги] об этой или любой другой эпохе, чтобы убедиться в обратном» (там же). Всем хорошо известно высказывание лорда Эктона, подтверждающее слова Локка: «Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно» (Эктон. Эссе о свободе и власти).
Согласие с этой идеей вовсе не означает, что мы разделяем пессимистический взгляд Локка на «низменный характер человеческой натуры». Человек совершает свои поступки под влиянием разных мотивов, которые в разных обстоятельствах имеют разную силу. И поглощенность собой, и общественная направленность требуют своего выражения; и какая черта окажется главной, зависит от культурного уровня и общей обстановки. Если в стране доминирует государственная власть или господствуют собственнические настроения, то появляется абсолютный режим, который позволяет людям, стоящим у власти, удовлетворять свои запросы абсолютно. Именно по этой причине аграрный деспотизм, как и его промышленный собрат, развращает тех, кто купается в лучах тотальной власти, абсолютно.
Коррумпирующее влияние еще более усиливается за счет одностороннего манипулирования общественным мнением. Это мнение можно формировать различными путями; и здесь, как и везде, интересы правителей и народа сильно расходятся. Это становится ясным, стоит только рассмотреть главные альтернативы.
Оптимум правительственной гласности поддерживается тогда, когда реальным или мнимым достижениям правительства уделяется максимум некритического освещения в средствах массовой информации, в то время как опыту, страданиям и взглядам простых людей – самый минимум.
Оптимум народной гласности представляет собой полную информацию о достижениях и ошибках правительства. Все промежуточные состояния играют на руку правительству, ибо они не позволяют неправительственным силам общества защитить свои интересы.
Независимая критика со стороны населения отличается и по качеству, и по своим целям от критики, которой занимаются ведущие члены управленческого аппарата. Бюрократическая критика необходима для правильного функционирования сложного аппарата управления, но она высказывается либо за закрытыми дверями, либо в публикациях, доступных лишь ограниченному числу образованных людей, которые обычно принадлежат к правящему классу. В обоих случаях проблемы народа рассматриваются главным образом с точки зрения более или менее рационально понимаемых правительственных интересов[20].
Обладая тотальной властью, хозяева гидравлического государства могут без труда поддерживать оптимум правительственных публикаций. При социально недифференцированных условиях голос правительства (а чаще всего суверена) подавляет всю критику, за исключением народного творчества – сказок и песен. При более дифференцированных условиях появляются новые источники: вторичные религии и философские теории, анекдоты, романы и пьесы. Но даже эти средства массовой информации остаются достаточно уязвимыми. В отличие от независимых авторов Запада, которые в условиях западного абсолютизма критиковали не только эксцессы, но и сами основы деспотической власти, критики гидравлического общества почти во всех случаях жаловались только на произвол отдельных чиновников или критиковали отдельные правительственные распоряжения