(Леа Г. Ч. Предрассудки и сила). Нет никаких сомнений в том, что распад средневекового общества стимулировал не только еретические тенденции и фанатичное желание от них избавиться, но и структуры усиливающейся власти абсолютистских государств, которые приняли форму инквизиции.
Ограничения западного абсолютизма также определили и точку, за которой представители деспотической власти уже не могли подчинять себе своих подданных. Какое-то время эти представители еще могли применять юридический террор в светских и религиозных вопросах, но управленческого и фискального террора против основной части населения не было. С появлением современного индустриального общества судебные пытки в главных странах европейского абсолютизма были отменены, как и эксплуатация рабского труда в южных штатах США. В настоящее время общественное мнение борется с полицейскими акциями третьей степени. Эти методы никогда не были законными; их использование уменьшается благодаря возрастанию бдительности и силы гражданских организаций.
Домонгольская (Киевская) Русь восприняла много элементов византийского права, но смертной казни в ней не было. Это наказание, как и судебная пытка, по-видимому, появились на Руси только во время монголо-татарского ига, когда в ней установился восточный тип деспотизма. Методы устрашения третьей степени применялись до последних десятилетий царского режима, но пытки, как способ получения улик, были отменены еще в начале XIX века, когда рост промышленных форм жизни создал условия для ограничения многих абсолютистских черт русского законодательства и общества[25]. Зато хозяева коммунистического аппаратного государства обратили вспять гуманистический тренд и вновь ввели систематическое использование пыток для выбивания «признаний» у заключенных[26].
Среднее и чрезмерное развитие
В большинстве гидравлических цивилизаций правители использовали все главные виды террора: управленческий, фискальный и юридический. Это помогло им создать усредненные формы процедур, которые время от времени приводились в систему в виде кодексов. Их обычно вполне хватало для удовлетворения нужд режима, но нередко люди, применявшие их, переходили к крайне жестоким методам, которые, давая быстрый результат, обеспечивали этих людей еще и дополнительным доходом.
Как мы уже говорили выше, не все чиновники доходили до таких крайностей, и по разным причинам люди, прославившиеся чрезмерной жестокостью, могли быть наказаны. Но на «умеренные» эксцессы обычно внимания не обращали. С точки же зрения простолюдина деспотический аппарат оставался иррационально устрашающим даже тогда, когда применял лишь стандартные методы террора. И когда он истощал свой устрашающий потенциал, его все равно боялись.
Тотальное подчинение
Постулат здравого смысла и добродетель образцового гражданина: подчинение
Живя под угрозой тотального террора, члены гидравлического общества должны вести себя соответственно. Если они хотят уцелеть, то им не следует провоцировать неконтролируемое чудовище. На требования тотальной власти здравый смысл дает один совет: подчиняйся. А также следуй идеологическим стереотипам. В условиях деспотического режима подчинение становится основой поведения граждан.
Конечно, жизнь в любом сообществе требует определенной степени координации и субординации; а нужда в подчинении никогда не исчезает. Но в крупных аграрных обществах Запада покорность не входит в число главных добродетелей человека.
В демократических городах-государствах Древней Греции хороший гражданин должен был обладать четырьмя главными качествами: храбростью в бою, преданностью богам, гражданской ответственностью и сбалансированным суждением (Джегер В. Пандейя: идеалы греческой культуры). До наступления демократического периода особенно ценились физическая сила и храбрость (там же). Но ни в гомеровские времена, ни в классический период полное подчинение не считалось добродетелью свободного человека. Такого подчинения требовали только в армии. Оно было обязанностью – и горькой судьбой – раба. Добропорядочный гражданин соблюдал законы своего сообщества, но никакая политическая власть не контролировала его абсолютно.
Не требовала тотального подчинения и верность средневекового рыцаря своему господину. Согласно феодальному контракту, рыцарь должен был следовать за своим сувереном в четко обозначенных и ограниченных рамках. Среди рыцарских добродетелей значились отличная верховая езда, прекрасное владение оружием и храбрость в бою. Беспрекословное подчинение в их число не входило.
В гидравлическом обществе отношения простых членов сообщества и их лидеров регулировались совсем по-другому.
Требование безоговорочного подчинения появилось уже на племенном уровне. Среди американских индейцев племени пуэбло подчинение и покорность воспитывались с самого детства (Парсонс Э.К. Религия индейцев племени пуэбло). В племени чагга уважение к вождю было первой заповедью, которую родители внушали своим детям.
В централизованных гидравлических государствах люди, которым принадлежала власть в стране, не были столь близки к народу, как в племени пуэбло, и клановое влияние не ограничивало их действий, как в некоторых индейских племенах. Правители аграрных аппаратных государств требовали от своих подданных гораздо большего, чем индейские вожди, а способов заставить людей подчиняться у них было тоже больше.
Торкильд Якобсен в своем труде, посвященном обществу и религии Древней Месопотамии, называет покорность властям главной добродетелью ее жителей. И вправду, в Месопотамии «хорошей жизнью считалась послушная жизнь» (Якобсен Т. Месопотамия: космос как государство). В отличие от средневековой Европы, где воины часто воевали в составе небольших отрядов и мало заботились о том, чтобы их возглавил какой-нибудь аристократ, жители Месопотамии чувствовали, что «солдаты без царя – это овцы без пастуха», «крестьяне без бейлифа – это поля без пахаря», а «рабочие без десятника – это воды без инспектора каналов». Таким образом, подданный обязан был выполнять приказы своего десятника, своего бейлифа и, конечно же, вождя. «Все эти люди могли и обязаны были требовать беспрекословного подчинения» (там же). Подчинение, которого нельзя было избежать, подвергалось удобной рационализации: «Месопотамцы были убеждены, что власти всегда правы».
Аналогичные идеи царили и в Египте фараонов. Корабль должен иметь капитана, отряд бойцов – командира, а тот, кто хочет выжить и достичь в жизни успеха, должен встроиться в систему господства и подчинения: «Сгибай спину перед начальником и тем, кто наблюдает за тобой из дворца [правительство]… Сопротивление вышестоящим – очень болезненная вещь, [ибо] тот, кто мягок, дольше живет» (Уилсон Д. Египетские мифы, сказки и посмертные тексты).
Законы индуистской Индии предписывали подчиняться светским и церковным властям. Люди, которые не выполняли приказов царя, подвергались «различным видам смертной казни» (Ману).
Коран требует от мусульман подчиняться не только Аллаху и его пророку, но и «тем, кто стоит у власти». В абсолютных монархиях, созданных последователями Магомета, этот отрывок использовался для того, чтобы подчеркнуть необходимость подчинения правительственной власти.
Конфуций представлял себе власть, которая могла бы реализовать рациональный максимум правителя. Поэтому он настаивал на том, чтобы каждый чиновник мог оценить качество действий правителя; в случае серьезного конфликта министр высшего ранга должен подавать в отставку. Впрочем, обычно идеальный функционер должен подчиняться правителю, а почтение к вышестоящему было его главным долгом. Простолюдины вообще не имели никакого выбора. Поскольку они не могли понять суть дела, то должны были делать то, что им подсказывала интуиция и тот человек, который стоял выше их. В «идеальном» обществе Конфуция, как и у индейцев и жителей Ближнего Востока, хороший подданный – это послушный подданный.
Хороший подданный был также послушным сыном. Для Конфуция воспитание, требующее от детей беспрекословного подчинения воле родителей и учителей, образует идеальную основу, на которой строится абсолютное подчинение хозяевам общества.
В средневековой Европе этого не было. Сына феодала безжалостно муштровали. В детстве его сажали на коня и привязывали к седлу; а чтобы укрепить его силу воли, закапывали в конский навоз. Юность рыцаря часто сопровождалась руганью и побоями. Может создаться впечатление, что обучение молодого рыцаря было столь же тяжелым, если не тяжелее, как и воспитание сына восточного чиновника. Да и годы обучения европейского подмастерья тоже были совсем не легкими (Легге Дж. Китайская классика).
Однако поведение молодых бюргеров во время праздников показывает, что дисциплинарные меры, которые к ним применялись, не были чересчур жестокими, а поведение молодых рыцарей было столь же разнузданным. Обе группы юношей взрослели в условиях, которые строились на контрактных взаимоотношениях, а не на беспрекословном подчинении, и воспринимали огорчения юности как временные неприятности, какими они, в сущности, и были.
И наоборот, похожая и даже менее строгая дисциплина могла быть очень эффективной для воспитания безоговорочного подчинения. В Древней Месопотамии «отдельный человек располагался в центре расширявшихся кругов власти, которая ограничивала свободу его действий. Ближайший и самый малый из этих кругов состоял из авторитетов его собственной семьи: отца, матери, старшего брата и сестры» (Якобсен Т. Месопотамия: космос как государство). И «подчинение старшим членам своей семьи было только началом. За ее пределами располагались другие круги, другие власти: государство и общество». И все они «могли и обязаны были требовать абсолютного подчинения».