Крупномасштабное строительство – это совсем другое дело. Небольшие фермерские сообщества негидравлического типа обычно не обладают той организационной интеграцией, которая необходима для выполнения подобных работ. Некоторые гидравлические племена, такие как саки и эндо, не применяли организационные методы, которые они использовали в гидравлических работах, в негидравлических целях, что с огромным успехом делали американские индейцы племени пуэбло. Инструменты этих индейцев принадлежали их владельцам, но строительные материалы доставлялись совместно, и работа тоже производилась общими усилиями. Такие мероприятия не способствовали развитию частной индустрии, основанной на собственности, и не приводили к появлению группы людей, которая черпала свою силу в частной промышленной собственности и предприятиях. Наоборот. Они расчищали дорогу для таких методов работ, которые мешали развитию неправительственных собственнических сил не только в промышленных, но и в других секторах общества.
В сфере гидравлических работ эти антисобственнические силы появляются регулярно. Примитивный крестьянин, используя свои собственные инструменты, обрабатывает землю, которой может управлять коммуна, а может и нет, а семена культур могут быть его собственными или принадлежать его родственникам. При негидравлических условиях на этом дело и заканчивается. В гидравлических же сама культивация следует похожему образцу; а «подготовительные» операции – нет. Инструменты принадлежат рабочим, но сырье для гидравлических сооружений (земля, камень, дерево) является либо общественной собственностью, иными словами, принадлежит всем и никому, – или, если оно находится на земле, которую держит какой-то конкретный человек, семья или клан, поступает в распоряжение сообщества. Конечный продукт скоординированных усилий этого сообщества, рвы и каналы, не становится собственностью отдельных крестьян или фермерских семей, которые принимали участие в работах, но, подобно воде, которую они подвели к своим полям, переходит под контроль органа, управляющего этим сообществом[58].
Эти особенности собственности можно было увидеть на начальной стадии развития гидравлических сообществ племени саки, «чьи ирригационные сооружения являлись собственностью племени, а не отдельных людей» (Бич М. Саки, их язык и фольклор). В ирригационных поселениях эн-джемуси имелись оросительные каналы, а потому не требовалось, чтобы поля обрабатывались сообществом. У других небольших гидравлических племен староста, даже если его главенство признается всеми, тоже не всегда обладает такой привилегией. А вот у индейцев племени пуэбло, которые в большинстве случаев сочетали компактное гидравлическое сельское хозяйство с крупным негидравлическим строительством, поля вождя обрабатывали другие люди, даже если в деревне проживало всего несколько сотен жителей.
У крупных гидравлических племен, таких как чагга, наличие полей у вождя не считалось чем-то особенным, поскольку в крупных негидравлических сообществах такие случаи встречались. Но в многочисленных гидравлических племенах поля вождя были очень обширными, на них работало (как и в доме вождя) не ограниченное число слуг, а все здоровые соплеменники[59]. Другая особенность была весьма специфической: вождь предъявлял требование, чтобы вода для орошения, принадлежавшая всему племени, предоставлялась в первую очередь ему.
Необычайная концентрация земли, воды, сельскохозяйственного и промышленного труда в руках вождей не помогала усилить личную, семейную или клановую собственность. Она не способствовала улучшению социального положения частных ремесленников, которых в более крупных гидравлических племенах становилось все больше и больше[60].
Не способствовало оно и обогащению частных профессиональных торговцев (у индейцев племени чагга, как и у индейцев пуэбло, торговля сосредотачивалась в женских руках). Все это очень мешало расширению частной собственности в той отрасли индейской экономики, которая была самой важной для их выживания, – животноводства.
Племенная история многих европейских цивилизаций демонстрирует, что в условиях аграрной экономики увеличение поголовья скота является фактором социального лидерства. Точно так же расценивается это и в Восточной Африке; в сельском сообществе вроде масаев это богатство, которое охотно выставляют напоказ, служит показателем социального положения владельцев[61].
Но у индейцев племени чагга скот в основном находился в стойловом содержании из-за особых условий района, где они жили. Благодаря этому его поголовье быстро росло; некоторые жители племени имели до восьмидесяти голов. Но в обществе чагга владельцы крупного стада не всегда обладали высоким социальным статусом, хотя в материальном плане они пользовались дополнительными преимуществами. Вожди племени чагга, пользуясь своей квазидеспотической властью, легко находили предлог для того, чтобы обвинить богатого владельца скота в том или ином проступке и конфисковать у него какое-то количество животных или даже всех (Гутман Б. Государство чагга). Поэтому индейцы чагга, владевшие стадами, не хвастались своим растущим поголовьем, а стремились сохранять эти сведения в тайне, ибо опасались, что его у них заберут. Древний обычай передавать стадо бедным соплеменникам для того, чтобы они его пасли, помогал им спрятать свою ценную собственность и спасти ее. Животных украдкой ночью передавали временным владельцам, а сыновьям хозяина, которые первоначально играли в передаче скота очень важную роль, порой даже не сообщали, где теперь находится скот. Дандес писал: «Крестьянин хранил место пребывания своего стада в такой тайне, что не сообщал об этом даже своим сыновьям». Эта тенденция усиливалась с возрастанием власти вождя, которое наблюдалось до установления колониального порядка. Ее усиление подстегнул тот факт, что вождь, по распоряжению колонизаторов, начал собирать общий налог на скот (Гутман Б. Государство чагга).
В таких условиях частное богатство не обязательно давало возможность выдвинуться среди своих сограждан. Из всех качеств, которые в более ранние времена давали право стать вождем, богатство было желательным, но не обязательным фактором; и собственность вождя росла не пропорционально богатству, которое он или его предки имели первоначально, а пропорционально его растущей агроуправленческой и военной власти. В качестве своих помощников правитель выбирал людей, прославившихся в своем селении или тех, чьи персональные качества подходили для этой работы. В обоих случаях человек, ставший помощником вождя, значительно улучшал свое материальное положение, ибо вождь дарил тем, кто ему служил, скот и женщин. Меркер обнаружил, что богатыми становились только те люди, которые участвовали в управлении племенем (Эллис У. Рассказ о путешествии по Гавайям).
Гидравлические племена, как и негидравлические аграрные, обладали частной собственностью. Оба типа этих народов имели недифференцированные формы собственности (как в ремесле и торговле), но демонстрировали тенденцию к регулированию этих форм (как в сельском хозяйстве по отношению к земле). В то же время, однако, можно заметить значительные различия. В гидравлических условиях политическая собственность уже появлялась в небольших гидравлических компактных сообществах (земли в деревнях, принадлежавших вождю племени пуэбло). В то же самое время существовали и большие различия. В гидравлических условиях политическая собственность начала уже появляться в небольших, гидравлически компактных сообществах (например, земля, принадлежавшая вождю в деревнях пуэбло). В более крупных племенах политическая собственность расширялась односторонне, тормозя и повреждая частную собственность в самых важных сферах деятельности (таких как животноводство).
Различие между односторонним накоплением собственности в руках правящей власти и плюралистическими образцами роста собственности в негидравлических аграрных племенах прекрасно демонстрирует различия в характере и весе политической власти[62].
В германских племенах, которые описывали Цезарь и Тацит, вождь, хотя и признавался политическим лидером высшего ранга, от которого ждали, что он будет посвящать много времени своим правительственным обязанностям, не имел права ограничивать богатства своих помощников или облагать их налогом. Не мог он требовать и участия в общественных работах или уплаты налогов от своих соплеменников, которые восприняли бы такое требование как оскорбление и которые наравне с благородными господами участвовали в публичном обсуждении дел своего племени (Эллис У. Рассказ о путешествии по Гавайям).
Таким образом, в племенных гидравлических обществах собственность принадлежат племени, и это справедливо и для более крупных, построенных всем обществом ирригационных сооружений индейцев из племени пуэбло.
Стремясь дать этим фактам правильную оценку, мы должны вспомнить, что описанные нами сообщества совсем невелики – их базовой единицей почти всегда является деревня. В негидравлическом районе старосты небольших поселений не обладают, как правило, властью над какой-нибудь крупной, принадлежащей обществу селян или управляемой ими собственностью. Такая собственность, впрочем, характеризует гидравлическую деревню и в большинстве случаев находится под управлением церемониальных и/или действующих вождей[63].
Развитие собственности имеет еще один аспект, о котором уже упоминалось, но который в данном контексте приобретает новое значение. В небольших гидравлических сельскохозяйственных сообществах староста может обладать собственностью, которая является простой, но имеет специфическую тенденцию стремиться к преобладанию политической, то есть основанной на власти, собственности. Эта тенденция усиливается с возрастанием размеров сообщества и становится решающей в простых гидравлических сообществах, которыми руководит уже не примитивное (племенное) правительство, а государство.