Индия, Китай и Ближний Восток
В Индии полукомплексные образцы гидравлической собственности и общества в течение большей части ее письменной истории преобладали. В Китае и на Ближнем Востоке простые образцы собственности уступили место более сложным конфигурациям и с разными результатами. Китай действовал на полу сложном уровне по меньшей мере дважды; в первый раз во время последнего периода династии Чжоу, а потом – с конца V века до VIII века н. э. На Ближнем Востоке сложные образцы собственности, вероятно, преобладали только во время определенного периода римского правления, в то время как полукомплексные конфигурации присутствовали и до, и после этого времени.
Таким образом, различные формы полукомплексной гидравлической собственности и общества преобладали в Индии почти с самого начала письменной истории до XIX века, в Китае – в течение пяти сотен лет, а на Ближнем Востоке – в течение двух продолжительных периодов, покрывающих две тысячи лет, а возможно, и больше.
Византия и Россия
В Византии не было недостатка в частных предпринимателях и купцах. Торговля этой страны была обширной и процветала в середине и во второй половине 1-го тысячелетия (Брейер Л. Византийская цивилизация. Эволюция человечества). Но византийские ремесленники и купцы уже не имели той свободы действий, которой пользовались их предшественники в греческих городах Западной Азии или Риме до победы бюрократического абсолютизма. Административные и фискальные ограничения обременяли ремесленников и торговцев Византии до XI века, загоняя их в особенно неудачный вариант полукомплексного образца гидравлической собственности.
В России, сбросившей с себя монгольское иго, частная собственность на землю развивалась неравномерно, а в отношении крестьян – и очень поздно. Профессиональное и свободное ремесло медленно оправлялось от ударов, нанесенных ему монгольским игом. Торговля предоставляла гораздо больше возможностей для тех, кто ее контролировал, и чиновники Московского государства стремились управлять ею напрямую, с помощью торгующих чиновников, или опосредованно, с помощью торговых агентов. В сфере внутренней торговли правительственные функционеры сначала покупали воск, мед и другие товары, «приобретая их по низким ценам, которые сами и устанавливали, а потом продавали втридорога своим собственным купцам и купцам иноземным. Если же они отказывались их приобретать, то их заставляли сделать это насильно» (Флетчер Ж. Об общественном устройстве руссов, или Способ, которым управляет русский император). Правительство также торговало товарами, которые получало в виде налогов или дани, с таким же пренебрежением к покупателям, ибо эти товары «навязывались купцам для приобретения по драконовским ценам, желали они этого или нет».
Московское государство не могло справиться с объемом крупномасштабной циркуляции, как это делали власти Египта в эпоху фараонов или инки Перу. Царь пользовался услугами целого ряда богатых купцов, особенно гостей. Эти бюрократические капиталисты, собиравшие налоги и таможенные пошлины в пользу правительства, обычно действовали как коммерческие советники и агенты царя (Ляшенко П.И. История национальной экономики России).
Помимо правительственной торговли, коммерцией, среди прочих, занимались и помещики. Эти держатели земель, выдаваемых за службу царю, продавали излишки зерна и других продуктов, производимых в поместьях, составляя таким образом группу бюрократических капиталистов sui generis. Монастыри, связанные с государством и подчиненные ему, тоже занимались коммерческими сделками, и очень часто в весьма крупных масштабах (Кулишер И.М. История экономики Средних веков и Нового времени).
Все это не оставляло места для операций профессиональных и независимых купцов. Гости и небольшое число других привилегированных купцов держали под своим контролем большой сегмент рынка, следя за тем, чтобы «нигде не разрешалась свободная торговля». Так, по крайней мере, думали обычные купцы, которые играли второстепенную роль и ненавидели гостей.
Привилегированные купцы московского периода накапливали огромные богатства, но ни это богатство, ни полуофициальное положение не могли защитить их от произвола деспотических хозяев. Флетчер рассказывает о трех братьях, которые, проявив огромную энергию и решимость, создали очень выгодное торговое дело, которое приносило им «300 тысяч рублей дохода, а также земли, скот и другие богатства». Флетчер объясняет это тем, что братья жили более чем в тысяче миль от Москвы. Первоначально они имели отличные отношения с властями, которые поручили им сбор пошлин на сибирской границе. Царь был «рад пользоваться их кошельком до того времени, пока они не осели в Сибири». Тем не менее правительство отняло у них состояние «по частям, иногда [забирая] 20 тысяч рублей за раз, а иногда – и больше; пока, в конце концов, их сыновья не лишились своих денег – у них осталась лишь малая часть отцовских богатств – все остальное пополнило царскую казну».
От такой жестокой политики страдали частная собственность и частные предприятия. «Жестокое притеснение бедных простолюдинов отнимало у них всякое желание заниматься своим делом, ибо чем больше они имели, тем в большей опасности находились не только их товары, но и сама жизнь. И если у них что-то имелось, то они старались спрятать это подальше, иногда передавая монастырям, иногда – зарывая в землю или [унося] в лес, как это делают люди, опасаясь вторжения извне… Иногда я видел, как они раскладывали свои товары… чтобы полюбоваться ими за закрытыми дверями: как люди, которые боятся, что кто-то это увидит и будет захвачено врагом» (Флетчер Ж. Об общественном устройстве руссов, или Способ, которым управляет русский император. В кн.: Россия в конце шестнадцатого века).
При таких условиях большая часть простолюдинов предпочитала получить деньги немедленно, а не заниматься долгосрочным планированием: «Это заставляет людей (занятых тяжелым трудом) предаваться безделью и пьянству, а получив что-то из еды, немедленно отправлять ее в рот». Трудно найти более красочный пример частной мобильной собственности в условиях уродливого полукомплексного восточного общества.
Сколько власти могут получить богатейшие представители мобильной собственности, крупные купцы, в полукомплексном гидравлическом обществе? Могут ли они преобладать в абсолютистском правительстве? Богатые купцы, несомненно, имеют возможность контролировать абсолютистские правительства даже в тех сообществах, где имеются элементы гидравлического управления. Но только отдельные элементы. Пока такие правительства не будут удерживать частную собственность слабой в юридическом и экономическом смысле, образцы собственности и власти будут оставаться гидравлически субмаргинальными. Так всегда бывает в тех случаях, когда в обществе преобладают интересы частной собственности, и даже тогда, когда крупные гидравлические предприятия подвержены квазивосточным способам политического контроля. Город-государство Венеция построила огромные защитные водные сооружения, но осталась негидравлической аристократической республикой, в которой крупная коммерческая собственность получила максимум силы и безопасности.
Карфагенское общество в IV и III веках до н. э. включало в себя несколько восточных институтов. Жители Карфагена, несомненно, знали ирригационное сельское хозяйство. Их правительство было достаточно сильным, чтобы взимать с ливийских крестьян налог[77]. У карфагенян существовал символ полного подчинения, падение ниц – и не только перед изображениями богов, «как это в обычае у других народов», но и перед людьми (Полибий. Всеобщая история). Но как мы уже видели на примере Японии, ирригационные технологии и обычай падения ниц могли существовать также и в субмаргинальной бахроме гидравлического мира. В Карфагене во всем преобладали коммерческие интересы[78], а наличие собственности было главным средством получить высокую должность[79].
Из всего известного нам сейчас мы можем сделать вывод, что, по крайней мере во времена Аристотеля, в карфагенском обществе богатые купцы и аналогичные субмаргинальные конфигурации появились в других местах, в особенности – хотя и не обязательно – в географическом окаймлении гидравлического мира.
В независимых сообществах, основанных на торговле, богатые купцы – которые также могли быть и крупными землевладельцами – несомненно, достигали социального и политического превосходства. Но, признавая такую возможность, мы должны спросить: сколько власти могли иметь представители независимой коммерческой собственности в полукомплексном восточном обществе.
Разнообразное развитие
При полукомплексных условиях собственности основная часть обрабатываемых земель не является частной собственностью, поэтому крупным купцам приходится основывать свою социальную силу в основном на своих мобильных богатствах. В ряде случаев их совместные богатства были огромными, но даже во время правления разумных деспотов, вроде царей Вавилонии, коммерческая собственность в целом подвергалась разделу в результате наследования и всеобщего налогообложения. Что же касалось перевозок, то правительство нередко вводило налог на волов, телеги и наемных работников.
Мы уже говорили выше, но следует повторить еще раз: держатели активной мобильной собственности должны были объединяться в гильдии, и государство часто заставляло их делать это; но ни торговые, ни ремесленные союзы не составляли независимых политических механизмов ни на местном, ни на общегосударственном уровнях.
Благородные купцы Мексики времен ацтеков, по-видимому, удовлетворялись тем, что служили коммерческим придатком для светских и религиозных правителей; принимали ли они попытки доминировать в мексиканском обществе, мы не знаем. «Богатые» майя, кварталы которых были похожи, но не идентичны тем, в которых жили правители государства, действовали на внешней границе властной системы Мексики. Простолюдины, «очевидно люди богатые или влиятельные», время от времени «пытались занять политическое положение, которое считалось недоступным их рангу», но «официальная иерархия время от времени подвергалась чисткам, [о