[96].
Это заявление, сделанное в годы неуправляемых собственнических привилегий, дает нам ничем не приукрашенное экономическое толкование сущности государства. В нем не упоминается ни о власти как о независимой детерминанте класса, ни о социоэкономическом господстве государства в гидравлических цивилизациях, о которых Смит хорошо знал[97].
Последователи Смита весьма точно определили особенности азиатского общества, но и они считали Азию «остаточным» явлением в социоэкономической системе, которая считала частную собственность и получаемые с ее помощью доходы решающими факторами в формировании класса.
Несмотря на свои очевидные недостатки, собственническая концепция класса стала мощным стимулом для развития социальных наук до самого начала XX века. Вне всякого сомнения, эта концепция является необходимой для понимания обществ, в которых преобладает сильная, независимая частная собственность; она же помогает понять некоторые второстепенные аспекты обществ, основанных на власти. Но она явно недостаточна, если применять ее к формациям первого типа. А когда речь заходит о том, чтобы объяснить формации второго типа, она становится вовсе непригодной.
Создание мощных правительств во многих современных промышленно развитых странах и появление тоталитарных государств в СССР и Германии позволяет нам назвать государственную власть определяющим фактором классовой структуры в наши дни и в прошлом. Это также помогают нам яснее понять, какую роль играет власть в формировании правящего класса в гидравлическом обществе.
Классовая структура в гидравлическом обществе
Пионеры социологии, изучавшей роль собственности и классов, рассматривали азиатские страны как гигантских землевладельцев. В большей части гидравлических обществ основная часть всех обрабатываемых земель и в самом деле подвергается регуляции; и хотя право собственности государства на регулируемые поля скрывается за фасадом кажущегося самоуправления деревенских сообществ, оно действует негативно, когда власти запрещают людям со стороны покупать поля в этих деревнях, и положительно, когда государство передает или продает земли (или деревни) по своему желанию. Впрочем, классическая формула становится неудовлетворительной по крайней мере в одном аспекте: когда она забывает об источниках воды для орошения, которая в гидравлических обществах является главным средством производства.
Принадлежат ли деспотическому государству крупные водные резервуары? Во многих, но не во всех. Я предпочитаю думать, что государство контролирует «крупные» воды страны, но не владеет ими.
Такой же подход можно применять и к земле. Такие гидравлические страны, как имперский Китай, в течение длительного времени терпимо относились к преобладанию частновладельческих земель, ограничивали собственнические позиции с помощью больших налогов, указаний на то, какие культуры следует выращивать, и закона о наследстве, который предполагал раздел имущества умершего между несколькими наследниками. Таким образом, гидравлическое государство, которое нередко владело большей частью обрабатываемых земель, обычно предпочитало сохранять земельную собственность слабой. Такое положение лучше всего считать контролирующим.
В гидравлических обществах разделение людей на главных, привилегированных, и зависимых, которые лишены каких-либо привилегий, происходит одновременно с созданием необычайно сильного государственного аппарата. Хозяева этого государства, пользующиеся всеми его благами и управляющие им, составляют класс, который отличается от массы простолюдинов и считает себя выше «подлого народа», представители которого, хотя и обладают личной свободой, не разделяют привилегии тех, кто стоит у власти. Люди, принадлежащие к числу аппаратчиков, являются правящим классом в прямом смысле этого слова, а остальное население состоит из людей второго сорта, которыми надо управлять[98].
В пределах правящего класса различные индивидуалы и группы сильно различаются по своим способностям принимать решения и управлять персоналом. В гражданской администрации, как и в армии, основные решения принимаются на высшем уровне. Но там же, как и в армии, менее значимые решения принимают руководители среднего звена. А решения, связанные с выполнением приказов и распоряжений, принимают сержанты и рядовые властной иерархии. Их решения могут быть незначительными с точки зрения высшего командования, но они нередко жизненно важны для простолюдинов, судьбу которых они определяют.
Сходство между нижним слоем аппаратной иерархии и малым бизнесом в капиталистическом обществе очевидно. Мелкий предприниматель почти не влияет на условия снабжения, маркетинга или финансов, за исключением тех случаев, когда он объединяется с другими бизнесменами; но, делает он это или нет, именно он обычно и решает, где и что надо покупать и/или производить. Фактически он принимает множество мелких решений относительно мелких сделок, которые составляют его мир. Аналогичным образом, в гидравлическом обществе функционеры среднего и нижнего звена, подобно лидерам самого высокого ранга, являются частью аппарата власти и, хорошо разбираясь, кому надо угодить, тоже пользуются преимуществами, которые способна создать лишь неограниченная власть режима.
В вопросах дохода нижних членов аппаратной иерархии можно сравнить с наемными служащими капиталистических предприятий, которые не участвуют в разделе прибыли, полученной благодаря их усилиям. Поэтому основанная на собственности социология классов будет считать их простолюдинами, а не членами верхнего класса. Однако такой подход не учитывает человеческих отношений, которые обычно и специфично характеризуют операции бюрократического порядка. Эти операции позволяют самым нижним слоям аппаратного государства участвовать в осуществлении тотальной власти. В отличие от работников коммерческих или промышленных предприятий, действующих по принципу «давай-и-бери», который царствует на рынке, и потому при формально равных условиях даже самые нижние слои служащих аппарата имеют возможность личного обогащения; и это дает им, всем без исключения, особый социополитический статус. Как представители деспотического государства, даже функционеры самого нижнего звена вызывают у простого народа смесь страха и подозрения. Поэтому они занимают социальное положение, которое помещает их в вопросах власти, престижа, а иногда и дохода за пределы и безоговорочно выше масс народа, которым они управляют.
Жители побежденной страны считают оккупационную армию единым организмом, хорошо зная при этом, что власть ее рядовых солдат крайне ограничена. Аналогичным образом, подданные гидравлического деспотизма считают всех членов аппарата единым организмом, прекрасно понимая, что отдельные его члены сильно различаются по власти, которой они обладают, а также по богатству и социальному статусу.
Правящий класс выделился на самом раннем этапе существования гидравлических цивилизаций. В простых гидравлических обществах подчиненный ему класс обычно не выделяется, но он всегда присутствует в полукомплексных и комплексных гидравлических обществах.
Положение обоих классов определяют разные условия. В правящем классе главной детерминантой является его положение в силовой иерархии общества, а богатство, пусть даже очень значительное, играет второстепенную роль. В угнетенном классе типы и размеры активной собственности служат главным свидетельством социального статуса, в то время как разница в отношении к правительству в этом аполитичном мире играет вторую роль и вообще никакой.
Правители
Базовая вертикальная структура
Правящий класс гидравлического общества представляет собой в первую очередь его активное ядро. Это люди, служащие в аппарате управления. Практически во всех гидравлических странах их возглавляет правитель, имеющий личную свиту (свой двор), который контролирует и повелевает своими многочисленными гражданскими и военными подданными с помощью группы чиновников разного ранга. Эта иерархия, включающая в себя суверена, чиновников высокого ранга и всякую мелкую сошку, является базовой для всех восточных деспотических режимов. Горизонтальная иерархия, возникающая при определенных условиях, усложняет основную вертикальную структуру.
Правитель и его двор
Непредсказуемая жестокость и столь же непредсказуемая щедрость деспота описаны во многих источниках. Эта жестокость говорит о том, что под влиянием очевидных физических или культурных недостатков он может вознести или сломать любого, кого захочет. Его непредсказуемая щедрость свидетельствует о том, что, подверженный очевидным экономическим ограничениям, он может позволить себе тратить, сколько ему захочется, и никто не сможет ему этого запретить. Знаменитая роскошь дворов восточных владык представляет собой не что иное, как экономическое выражение деспотического контроля, который правитель осуществляет над своими подданными.
Правитель сочетает в своем лице высшую власть и многочисленные магические и мифические символы, которые выражают ужасающие (и якобы необходимые) качества силового аппарата, который он возглавляет. Из-за своей незрелости, слабости или некомпетентности лидер может делить свою исполнительную власть с помощником: регентом, визирем, канцлером или «премьер-министром». Но власть этих людей длится не очень долго и очень редко влияет на символы высшей власти. И она исчезает, как только правитель становится достаточно сильным, чтобы реализовать самодержавный потенциал, заключенный в его положении.
Уникальное значение капризов и действий правителя наделяет уникальной значимостью тех людей, которые могут на него повлиять. Помимо визиря, лучше всего для этой роли подходят члены личного окружения деспота: его жены и наложницы, его кровные родственники и друзья, его придворные, слуги и фавориты. В условиях деспотического самодержавия любой из них может на какое-то время захватить верховную власть и использовать ее для своего собственного обогащения и возвышения.