В отличие от нас западные авторы применяли термин «дворянство» к шэныпи, или носителям поясов. Эта группа частично совпадает, но совсем не идентична бюрократическому дворянству нашего исследования. Насколько нам известно, слово «шэныпи» встречается только в официальных документах последних династий. Список шэныпи включает в себя уроженцев конкретных регионов, которые были чиновниками, когда он составлялся и до этого; в него также попали люди, получившие эту степень ранее, в основном после экзаменов или в результате покупки, но до этого никакой должности не занимали.
Система экзаменов появилась в Китае сравнительно поздно, а выделение людей, получивших степень в результате экзаменов, в особую группу – еще позже. Но какой бы ни была исходная дата, бюрократическая ориентация шэнь-ши не вызывает сомнений. Как упоминалось выше, статус шэныпи определялся не по его связи с землей, а по службе в правительственном учреждении[103].
Эберхард в своем определении китайского дворянства в первую очередь говорит об их «земельной собственности»; он упоминает этот аспект, когда описывает «класс дворян», охватывающий землевладельцев, ученых и политиков в одном и том же классе и обычно имеющий представителей всех этих трех занятий в одной семье (Эберхард В. Захватчики и правители. Социальные силы в средневековом Китае). Эберхард «не считает себя вправе писать о Египте, Месопотамии и Индии и рассматривать концепцию Эллинистическо-Восточного султаната, а также бюрократическое государственное рабство поздней Римской империи. Не имея необходимых средств для сравнительного исследования восточного правительства и собственности, он не знал об особом характере (и силе) первого и особом характере (и слабости) второго».
Верхние эшелоны иерархии шэньши состояли из действующих или бывших чиновников и обладателей высших степеней, которые вскоре должны были занять освободившиеся чиновничьи места. Гораздо больше было шэньши невысокого ранга, которые, имея более низкие степени, должны были долго дожидаться освободившегося места. Впрочем, как и люди, имевшие высшие степени, которые еще не поступили на государственную службу, члены низших слоев шэньши занимали полуофициальные должности, такие как руководители местными общественными работами, местной обороной и безопасностью, раздачей пособий и благотворительными предприятиями, а также сбором вкладов и выплат в пользу государства[104].
И они, конечно же, всегда были рады поддерживать действия правительства, ибо это, в дополнение к возможности добиться большого политического и социального влияния, приносило гораздо более крупный доход.
Средний гражданский чиновник, занимающий высокую должность, мог получать около 1700 таэлов в год. Обычный же представитель нижнего слоя шэныпи имел, вероятно, годовой доход где-то в пределах 200 таэлов.
Для некоторых гидравлических обществ наши данные о существовании бюрократического дворянства относятся к разряду предположений; а другие достоверны. Но даже в тех случаях, когда документальная база весьма скудна, существование привилегированных членов правящего класса и схожих с ними, хотя и не во всем, привилегированных бюрократических дворян не вызывает никаких сомнений. Высокопоставленные чиновники стремились разделить преимущества своего положения с родственниками, и в доступных для них пределах это, несомненно, им удавалось.
Родственники гражданских мелких чиновников, а также рядового и сержантского состава армии
А были еще родственники гражданских мелких чиновников и рядового и сержантского состава армии. О повседневной жизни этой многочисленной группы нам почти ничего не известно. Живший в XVII веке в Китае разбойник Ли Сань, грабивший богатых, жил в роскоши, поскольку он, опираясь на опыт своих деда и отца, служивших чиновниками, а также на свой собственный, нажил вполне приличные деньги. Его успех, хотя и был весьма непродолжительным и неповторимым, подчеркивает, какую выгоду умные и амбициозные родственники мелких гражданских чиновников могли получать от своего положения.
Семьи профессиональных военных составляли более или менее однородные группы. Некоторые проблемы, с которыми им приходилось сталкиваться, описаны в кодексе Хаммурапи, а сравнительное изучение клерухов Птолемеев и солдат Византии, которые были выходцами из крестьянского сословия, вероятно, выявило сходные условия.
Родственники этих гражданских и военных мелких чиновников были столь же бедны, как и основная часть ремесленников и крестьян. Но политически и социально они разделяли амбивалентный престиж членов своих семей, служивших государству. Социальное положение, которое в полицейском государстве занимали отец, жена или сын полицейского, помогает нам понять, какое место отводилось родичам мелких чиновников в восточном деспотическом государстве.
Привязанность, основанная на полу-, квази- и доофициальном статусе
Не все родичи аппаратчиков обладали теми же социальными привилегиями, что и родственники, принадлежавшие к аппарату управления. Относительная близость к бюрократическим активистам и особенности системы родства определяют специфическое положение лиц, пользующихся льготами, в составе правящего класса. Но каковы бы ни были различия, такое положение, при прочих равных условиях, проистекало из выдающегося положения, которым аппаратное государство награждало своих функционеров.
Это справедливо и для групп, имевших полу-, квази- и доофициальный статус. Хотя эти люди не были истинными чиновниками, они работали на правительство в качестве экономических агентов или получали официальный и квазиофициальный статус, поскольку как функционеры господствующей религии они чудесным образом укрепляли безопасность режима.
Светские получиновники (коммерческие и фискальные агенты)
Людей, посвящавших все свое время или большую его часть государственной службе в роли экономических агентов (дамкаров, сетхи), иногда включают в состав чиновников. В этом случае их статус никто не оспаривал. Чаще, однако, коммерческих агентов не записывали таковыми, а фискальных агентов (люди, собиравшие налоги с фермеров) очень редко, или вообще никогда, не причисляли к бюрократической иерархии. Но хотя этим людям и отказывали в официальном ранге, их считали государственными служащими. В этом качестве их поддерживали и наделяли властью, а иногда даже власть принуждала своих сограждан, в награду за их службу они получали деньги или комиссии. В Египте Птолемеев фермеры, собиравшие налоги, получали 5 процентов от собранной суммы, которую позже повысили до 10 процентов; в Византии – один процент, 2,5 процента или до десяти процентов. В османском Египте они, сверх платы наличными, получали около 10 процентов всех обрабатываемых земель в своем селении, так называемую васию.
Нет никаких сомнений в том, что коммерческие агенты и сборщики налогов из числа фермеров собирали и оставляли у себя больше предписанных им квот. Но эта черта, с которой сильные правители энергично боролись, не отличала экономических агентов от коммерческих или фискальных чиновников, которые столь же рьяно стремились собрать и оставить у себя гораздо больше того, что им было поручено.
Эти коммерческие и фискальные агенты были частными предпринимателями, которые использовали свои средства, а в некоторых местах нанимали частным образом себе помощников. Однако, работая на правительство, они пользовались властью как слуги правительства и, в случае необходимости, могли мобилизовывать правительственный персонал себе в помощь. Население их уважало и побаивалось не как частных лиц, а как представителей власти.
Если эти люди были чиновниками или членами бюрократического дворянства, которые стремились увеличить свое состояние с помощью полуофициальных операций, то их бюрократическое положение было установлено a priory. В любом случае официальный характер их функций превращал их в получиновников и помещал их в состав правящего класса, хотя нередко на самую его периферию.
Религиозные квазичиновники (функционеры доминирующей религии)
В предыдущей главе мы рассматривали методы, с помощью которых агродеспотическое государство подчиняло себе господствующую в стране религию и ее функционеров. В Китае и в течение раннего периода Египта фараонов правительственные чиновники выполняли множество основных задач доминирующего культа. В других восточных цивилизациях правительство само назначало жрецов этого культа и относилось к ним так же, как и к светским чиновникам.
Религиозные функционеры ислама жили большей частью за счет земельных наделов, которые, напрямую или опосредованно, контролировались правительством. В этом отношении они были гораздо теснее связаны с государством, чем брамины индуистской Индии, которые очень редко получали земельные наделы. Тем не менее в обоих случаях государство поддерживало священный закон доминирующей религии, благодаря чему религиозные функционеры имели полуофициальное положение.
Любой религиозный функционер, несомненно, пользовался у верующих большим уважением, но его престиж мог увеличиться или, наоборот, потерпеть урон под влиянием окружения, в котором он действовал. Жрец второстепенной или не имеющей никаких привилегий религии мог с трудом утвердить свою власть даже над своими собственными единоверцами, которым постоянно приходилось сталкиваться с враждебными выходками людей, исповедующих другую религию. Жрец доминирующей религии подобных проблем не имел. Наоборот, уважение правителей усиливало его престиж, и чем сильнее было правительство, тем выше его престиж. В странах гидравлического деспотизма функционеры доминирующей религии, даже в тех случаях, если они не были назначенцами правительства, имели на социальном уровне полуофициальный статус.
Люди, стремившиеся получить официальный статус (учащиеся учебных заведений и кандидаты на должности, имеющие дипломы)