Абсолютистским правительствам Европы эпохи позднего феодализма и постфеодального периода приходилось справляться с такими силами, как организованное дворянство, церковь, гильдии и растущим капиталистическим средним классом. Правительства в ту пору были достаточно авторитарными и прилагали все усилия, чтобы осуществлять тотальную власть. Но в целом это им плохо удавалось, поскольку добиться монополии на лидерство в обществе они не могли.
Социальное лидерство могли осуществлять лишь те группы или классы, которые тем или иным способом побеждали других. Это лидерство могла захватить и какая-то одна группа или класс. Объединение людей, которое осуществляет монопольное лидерство, ведет себя совсем не так, как группа, которая, несмотря на всю свою силу, не способна сокрушить своих соперников.
В постфеодальных обществах Европы и Японии государственная власть и активная (предпринимательская) собственность привели к появлению нескольких высших классов, но ни один из них не сумел добиться эксклюзивного (тотального) лидерства. А совсем недавно владельцы земли и капитала столкнулись с новым соперником: владельцами особого рода собственности, то есть труда. В наши дни труд открыто соперничает с политическим и социальным лидерством старых высших классов.
В гидравлическом обществе развитие пошло по другому пути. Здесь возвышение собственнических классов: ремесленников, торговцев и землевладельцев – не привело к появлению соперничающих верхних классов. В полукомплексных и комплексных гидравлических обществах чиновники высшего ранга приняли как неизбежное и, в некотором смысле, даже желаемое присутствие богатых людей, не связанных с правительством. Но даже тогда, когда этот слой сделался весьма многочисленным, чтобы объединиться в новый класс, он не стал бороться с бюрократическим высшим классом за социальное и политическое лидерство. Он не стал этого делать потому, что не имел возможности участвовать в мощной политической борьбе. Ни в самом начале, ни позже держатели независимой небольшой или крупной собственности не смогли объединиться в национальную, политически эффективную конкурирующую организацию.
По всей вероятности, аппаратчики не осознавали угрозы, которую могли создать им конкурирующие организации. Большинство гидравлических обществ появились еще до сбалансированных аграрных обществ, которые кристаллизовались в Древней Греции, Риме, а также средневековой Европе и Японии. В большинстве простых же гидравлических обществ независимые собственнические группы были слишком слабы, чтобы заставить общие политические ассамблеи или корпорации прислушаться к их политическим требованиям. Демократические племенные традиции – там, где они существовали, – были, очевидно, позабыты либо в эту пору, либо после нее и превратились в серьезную угрозу для хозяев агроуправляемых режимов. Так вполне могло случиться в протошумерском обществе, но свидетельств того, что это действительно произошло, у нас нет. По-видимому, представители молодых деспотических государств старались держать владельцев частной мобильной или немобильной собственности в состоянии политической разобщенности, временами прибегая к насилию, но чаще всего недозволенные физические или политические методы были им просто не нужны.
В эпоху позднего Средневековья и после него восточные деспотические государства Ближнего Востока, а также Российская империя сосуществовали с европейскими странами, в которых было много политических организаций. Но, за исключением России XVIII века и Турции XIX века, примеров того, что западные образцы сознательно имитируются в ближайших восточных государствах, практически не имелось. Вторжения крестоносцев ослабили абсолютистскую власть в поздней Византии, но ее люди, владевшие собственностью, не смогли создать независимые и эффективные феодальные или бюргерские корпорации. В Турции и России многочисленные политические организации появились только тогда, когда промышленная революция и влияние западных стран создали совершенно новую национальную и интернациональную ситуацию.
Свобода соревноваться включает в себя и свободу организации, а когда позволяют условия, она также включает свободу использовать бюрократические методы для развития и поддержания организационных связей. Корпоративные бароны и бюргеры феодального мира использовали бюрократические средства весьма умеренно. Но история церкви показывает, что и в Средние века мощная неправительственная организация могла создать, если хотела, впечатляющие бюрократические структуры.
В современных государствах Центральной и Западной Европы, в Америке, Австралии и Японии многие более мелкие или более крупные бюрократии существуют вне государства и независимо от правительства. Аристократические землевладельцы, там, где они еще сохранились, могут применять бюрократические методы для защиты своих интересов. Торговцы, руководители промышленных предприятий, а также банкиры управляют крупными структурами с помощью коллективов, организованных по бюрократическому образцу; и когда они объединяют свои усилия с целью решения крупных политических задач, то создают или поддерживают лобби или партии, организованные по бюрократическому образцу. Да и фермеры все больше и больше обращаются к бюрократически скоординированным акциям. А профсоюзы и рабочие партии получают экономическую и политическую известность благодаря тому, что эффективно используют бюрократические методы для реализации своего организационного потенциала, который заключается в концентрации больших масс рабочих на крупных предприятиях.
Превращение крупных предприятий в монополистические гиганты широко комментировалось некоторыми аналитиками; они рассматривали это явление как характерную особенность нашего времени и присвоили ему название «период монополистического капитализма».
Концепция «монополистического капитализма» столь же провокационна и сбивающая с толку, как и предыдущая, но даже ее недостатки помогают выявить особенности восточной монопольной бюрократии. Многие современные предприятия можно, без преувеличения, назвать гигантскими – по их размерам и влиянию; несомненно, они сумели довести до банкротства и поглотить большое число средних и мелких соперников. Но помешать работать другим гигантам в разных отраслях экономики им оказалось не под силу. Не сумели они предотвратить и появления крупных общественных конкурентов – Большого правительства и Большого труда. «Монополистический капитализм» поэтому служит другим названием явления, в котором множественные силы общества, хотя и настроенные монополистически, уравновешивают друг друга, не позволяя никому вырваться в лидеры.
Но у тотального аппаратного государства таких сдерживающих сил нет. Хозяева гидравлического общества не терпят крупных и бюрократически организованных соперников. Они безжалостно осуществляют эксклюзивное руководство и действуют как настоящая монопольная бюрократия.
Глава 9Создание теории азиатского способа развития и отказ от нее
Таково гидравлическое общество, таким оно и представляется в нашем исследовании. Это общество просуществовало более тысячи лет, пока развитие индустриального и коммерческого Запада не нанесло ему удар. После этого началась цепная реакция, которая придала старому обществу новую форму и новое направление. Поможет ли наш анализ традиционного гидравлического общества понять процессы, происходящие в наши дни?
В этом месте у читателя, вполне справедливо, возникает несколько вопросов. Концепция гидравлического общества, несомненно, может быть использована для изучения прошлого, но подходит ли она для оценки настоящего и будущего? Правильно ли она интерпретирует феодальные условия восточного мира? Нет сомнений, что она предает проклятию наследство феодализма – и уже широко используется на Востоке и на Западе.
Все это весьма вероятно. Однако в нашей ситуации энергия и текущий момент не могут стать решающими факторами. История социальной и расовой демагогии показывает, что фальшивые лозунги извращают мысли и дела людей – и чем чаще и энергичнее они произносятся, тем сильнее их действие. Приравнивая друг к другу Восточную и феодальную Европу, мы теряем из виду их основные различия. А игнорируя существование незападных обществ, мы рискуем отказаться от свободы исторического выбора, поскольку наш ум парализует фикция нелинейного и неопровержимого развития.
Усилиям универсалистов XIX века не грозила подобная опасность, поскольку их ошибки можно было легко распознать. Ошибки же нашего времени – это продукт современного марксизма-ленинизма, соединяющего в своей теории идеологические и политические средства, которые стремятся дискредитировать как теорию восточного общества, так и концепцию многопланового развития.
Если не выявить эти ошибки, то марксистско-ленинские силы могут заблокировать анализ гидравлического общества в переходный период – но не в открытой дискуссии, а путем создания невыносимой атмосферы недоверия и противоречий. Если мы сумеем вовремя распознать эти ошибки, то получим новый стимул для изучения фактов – и потенциальных возможностей – многообразного и постоянно изменяющегося мира.
Старые и новые конструкции однородного развития, отвергающие идею гидравлического общества
Сторонники идеи линейного развития, жившие в XIX веке, отвергали концепцию гидравлического общества, но не потому, что отказывались признавать существование бюрократического деспотизма, а по той простой причине, что их вдохновляли огромные успехи промышленной революции. Чрезмерно генерализируя опыт быстрого изменения западного мира, они наивно верили в то, что социальное развитие идет простым, однородным и прогрессивн