Остановить большевистского пропагандиста не могла никакая случайность. Но если бы «феодалисты» объявили весь «азиатский» лагерь троцкистским, они придали бы дискуссии законченный характер, но мастер идеологической стратегии, очевидно, не желал этого. Даже грубиян Йолк посчитал нужным заявить, что защитники азиатской концепции не повторяют буржуазных теорий. Он просто сказал, что с объективной точки зрения «их ошибочная позиция свидетельствует о вражеском влиянии».
Таким образом, политическая собственность сторонников теории азиатского способа производства не была подвергнута сомнению. Их ересь была незначительной и не лишила их прочного положения в лагере коммунистов.
Значение дискуссии 1931 года
С точки зрения немедленных результатов Ленинградская конференция оказалась незавершенной. Зато с точки зрения специалиста по социологии науки она была весьма продуктивной. Ибо эта конференция, насколько мне известно, была единственной, на которой советские идеологи достаточно искренне обсуждали политическое применение концепции азиатского общества. Эта уникальность заключается вот в чем: в отличие ото всех других дискуссий по противоречивым вопросам – в экономике, литературе или биологии – о работе этой конференции не сообщали в международной коммунистической прессе, да и сами вопросы, обсуждавшиеся на ней, не подвергались дебатам в коммунистических партиях других стран.
Суммируем кратко эти особенности: теория азиатского общества создала опасность для коммунистического лидерства в Азии, поскольку показала, что капиталистический Запад способен не только подавлять выступления недовольных, но и совершать конструктивные поступки. Она создала опасность для коммунистических лидеров, поскольку позволила национальным лидерам Азии отвергнуть доктрины русских коммунистов, которые те хотели им навязать в качестве руководства к действию. А это поставило под угрозу попытку коммунистов в одностороннем порядке подчеркнуть вторичные, хотя и весьма серьезные, проблемы собственности и тем самым затушевать главную проблему правления бюрократии и всеобщего государственного рабства, царившего в России.
Деликатная природа этих задач требовала особых методов их решения. Но верховное руководство мирового коммунизма знало, что благодаря отсрочкам концепция управленческого бюрократического «азиатского» государства в конце концов будет забыта.
Идеологические сумерки
Идеологическая эрозия теории азиатского способа производства развивалась неравномерно. Китайские коммунисты отвергли концепцию азиатского способа производства в традиционном Китае еще до Ленинградской конференции. Они сделали это в 1928 году на своем VI национальном съезде, который проходил в Москве и принял резолюцию об аграрных отношениях и борьбе за землю в Китае. Формулировка этой резолюции показала, что они намерены скорее принять сталинские феодальные взгляды, чем отдать должное Марксовым «азиатским замечаниям о Китае»[141]. Да, первый вариант этой резолюции включал в себя упоминание о концепции азиатского способа производства, но это патетическое усилие, по всей видимости, принадлежало Цюй Цю-баю и ни к чему не привело, а только подчеркнуло тот факт, что в китайском коммунистическом движении серьезная марксистская традиция отсутствует.
В других частях марксистско-ленинского мира идея азиатского общества сумела пережить идеологические сумерки, которые продолжались в СССР до появления в 1938 году работы И.В. Сталина «О диалектическом и историческом материализме», а в некоторых странах – еще дольше.
Было бы интересно проследить, как в течение 1930-х годов советские авторы пытались найти «феодальное» объяснение явлению, которое Маркс считал выражением азиатского способа производства. Отметим работы Пригожина (1934) и Гриневича (1936): Пригожин А.Г. Карл Маркс и проблемы истории докапиталистических формаций; Гриневич, статья в «Большой Советской энциклопедии». 1936. Т. XXXII; Струве В.В. Марксово определение раннеклассового общества.
Было бы интересно узнать, как сам Коминтерн собирался применять азиатскую концепцию. Обратим внимание на статью «Катастрофические наводнения в Китае», написанную Мадьяром[142] и опубликованную в органе Коминтерна «Корреспонденция международной прессы» («Импрекор») в номере от 3 сентября 1931 года. В статье 1935 года Фокс восхвалял Маркса «за великолепное понимание проблем Индии»; его статья была опубликована в том же журнале[143].
Было бы интересно показать, как английский марксизм, изложенный в книге Бернса «Учебник марксизма», распространил гидравлическое толкование Востока на другие страны. Стоит обратить внимание и на книгу Гордона Чайлда «Человек создает себя сам»[144], в которой автор делает упор на управленческие и деспотические черты «восточных обществ».
Было бы интересно проследить, как в Соединенных Штатах некоторые авторы, разделяющие концепцию Маркса об азиатском гидравлическом обществе, повлияли на мировоззрение студентов из восточных стран, которые не разделяют идей Маркса. Обратите внимание на впечатление, которое произвела книга Цзи Чжаодина «Ключевые экономические районы в истории Китая, выявленные благодаря проведению общественных работ по водному контролю» и моя собственная работа относительно Оуэна Латимора[145].
Впрочем, подробная характеристика этого развития не входит в задачу нашей книги. Достаточно лишь упомянуть, что в 30-х годах XX века, особенно среди англосаксонских марксистских авторов, очень активно воспроизводилось и распространялось азиатско-гидравлическое толкование восточных цивилизаций.
Сталин «поправляет» Маркса
Впрочем, если это толкование стимулировало работу ряда социальных историков, то для новой русской тоталитарной бюрократии оно стало чем-то вроде динамита. Сталин, вероятно, уже в конце 1920-х годов почувствовал опасность, но, скорее всего, понимал, как сложно будет отказаться от ключевой идеи Маркса, которой еще придерживались старые большевики, пользовавшиеся огромным уважением в стране. Поэтому только после Большой чистки 1935–1938 годов, которая позволила ликвидировать большую часть этих ветеранов, Сталин осмелился наложить руки на решающее определение Маркса об азиатском способе производства.
Но разве сам Сталин не относился к числу старых большевиков? Он и вправду был приверженцем ортодоксального марксизма. В 1913 году он писал, что Россия 30-х годов XIX века находилась под властью «мощного азиатского социально-политического режима», а современную Россию называл «полуазиатской страной». Но Сталин писал свои статьи, находясь под влиянием Ленина. И хотя время от времени он применял термин «азиатский», характеризуя особенности царского гнета на Кавказе, где он родился, вряд ли он когда-нибудь всерьез изучал теорию Маркса об азиатском обществе. Во время Стокгольмской партийной конференции в 1906 году он превзошел Ленина, призывая к «черному переделу» земельной собственности в пользу крестьян; но вероятность азиатской реставрации, которая сильно тревожила Ленина и Плеханова, не вызвала никаких комментариев со стороны Сталина. В своей первой популяризаторской работе о марксизме, созданной в 1903–1907 годах, он назвал среди типов общества, возвысившихся над примитивным коммунизмом, матриархатом и патриархатом, лишь рабство, крепостничество и капитализм.
Во второй половине 1920-х годов Сталин начал подчеркивать «феодальный» характер китайского сельского хозяйства. С 1927 года он стал применять стандартную формулу «пережитки феодализма» для характеристики китайских средневековых форм эксплуатации и гнета, а также феодально-бюрократического аппарата.
У нас имеется мало причин верить в то, что раннее и полное принятие этой формулы не позволит Сталину отказаться от азиатской концепции. Ленин умел отказываться от своих любимых идей, если того требовала стратегия. Но отсутствие «азиатских» убеждений, несомненно, помогало Сталину продвигать «феодальный» взгляд на вещи точно так же, как отсутствие у него щепетильности помогало ему добиваться своих целей без оглядки на моральные принципы.
Как уже говорилось выше, Энгельс в своих самых проблематичных неазиатских утверждениях отрицал социоэволюционное значение экологического фактора, который они вместе с Марксом подчеркивали в своих ранних работах, посвященных азиатскому обществу. И ни Энгельс, ни Ленин не собирались оспаривать программное заявление Маркса о четырех антагонистических способах производства, указанных в его знаменитом «Предисловии».
Но Сталин сумел это сделать. Он отрицал значение «географической среды» как «решающего фактора социального развития, ибо то, что остается практически неизменным в течение десятков тысяч лет, не может быть главной причиной развития»[146].
И вместо того чтобы просто опустить программное высказывание Маркса, как это сделали другие, Сталин смело привел его, но в искаженном виде. Представив свою нелинейную схему развития, которая включала всего лишь три типа классовых обществ (рабовладельческое, феодальное и капиталистическое), он, с грубой лестью, принялся восхвалять блестящее определение сущности исторического материализма, данное Марксом в 1859 году в своем историческом предисловии к знаменитой работе «Критика политической экономии». И он сам процитировал «исторический абзац», не пропустив в нем ни единого слова, и закончил цитату как раз перед предложением, в котором Маркс описал азиатский способ производства (Сталин И. В. О диалектическом и историческом материализме). Этим Сталин продемонстрировал, что даже Маркса можно подправить, когда возникает такая необходимость, и сделать это с помощью большого ножа мясника – по примеру татар.