{224}, двух батарей полевой артиллерии, дивизиона итальянской горной артиллерии под командованием полковника барона Фассини-Камисси.
Река Енисей охранялась вооруженными пароходами «Енисей» и «Ангара», а также несколькими военными катерами. Командующим речной флотилией был капитан 2-го ранга Покровский (умерший в Сан-Франциско). Стратегическим резервом генерал-лейтенанта Розанова являлся 3-й Ставропольский полк славных каппелевцев под командой геройского командира полковника Ромерова{225} (сваренного впоследствии красными в асфальте за его действия в Енисейской губернии). Ромерову подчинялась батарея полевой артиллерии, дивизион конницы и саперный батальон.
Между прочим, охранение реки Енисея южнее города Минусинска пароходами и катерами было невозможно ввиду наличия к югу от города больших порогов. Капитан 2-го ранга Покровский вытянул два катера на сушу, поставил их на колеса и протащил по шоссе, миновав пороги; затем он спустил катера в Енисей. Впервые в истории России вооруженные катера пришли в столицу Урянхайского края город Белоцарск. Здесь глава урянхов Хайдуп сформировал для нас хакасский конный дивизион, прибывший на плотах по Енисею в подчинение генерал-лейтенанта Розанова.
Все, что я описываю, происходило в 1919 году. К концу этого года генерал-лейтенант Розанов, видя, что разрушение железной дороги и атаки водных путей буквально прекращают всякое снабжение Западного фронта, решил уничтожить всю партизанщину во вверенных ему губерниях.
Для выполнения этой задачи капитан 2-го ранга Покровский получил приказ доставить отряд полковника Ромерова по реке Енисею до деревни Стрелки при слиянии рек Ангары и Енисея. Полковнику Ромерову было приказано высадиться в деревне Стрелке, что было сделано с боем, и дальше продвигаться на юг в направлении села Тасеева для соединения с силами атамана Красильникова. Последний продвигался вдоль реки У солки по западному ее берегу. Атаману Красильникову и подчиненному ему чехословацкому гусарскому полку полковника Червинка это продвижение стоило многих жизней. Немало погибло и красных. Дивизион живущего сейчас в Лос-Анджелесе полковника Гаруцо{226} в конном строю изрубил комиссара Тигра и его конный отряд. 2-я Чехословацкая дивизия под командованием генерала Прхалы сдерживала и отражала все попытки красных пересечь железную дорогу и соединиться с южными силами большевиков. Генерал Прхала выполнил это задание блестяще. Противник был разделен на две группы. Северная, зажатая с севера полковником Гомеровым, с запада нашим речным флотом, а с востока силами атамана Красильникова, почти вся была уничтожена. Маленькие отряды красных прорвались на север через реку Ангару.
Иначе обстояло дело с южной группой. Генерал-майор Розанов буквально окружил красных и готов был к их ликвидации. Противник учел, что один участок нашего наступления на юге был в руках итальянцев. Сосредоточив большой кулак, дивизия красных прорвала этот участок и ушла в Урянхайский край.
Таким образом, разрушение железной дороги партизанами прекратилось, но это было уже поздно, кончался 1919 год, и положение фронта адмирала Колчака было к этому времени не в блестящем состоянии.
По моему скромному мнению, партизанщина в Енисейской губернии нанесла Сибирской армии страшный удар. Как я раньше указывал, виновниками этого были командиры Кравченко и Щетинкин. Помимо таланта командования, эти два человека пользовались своим знанием психологии русского рабочего и крестьянина. В селе Степной Баджей мы захватили типографию красных. В ней были тысячи листовок приблизительно следующего содержания: «Я, Великий Князь Николай Николаевич, тайно высадился во Владивостоке, чтобы вместе с народной советской властью начать борьбу с продавшимся иностранцам предателем Колчаком. Все русские люди обязаны поддержать меня. Великий Князь Николай. – С подлинным верно, главнокомандующие народным фронтом Енисейской губернии Кравченко и Щетинкин».
За время господства этих большевиков на внутреннем фронте было убито в самом городе Красноярске, Канске и Минусинске сотни офицеров и солдат. Потери на фронте исчислялись сотнями. Железнодорожных катастроф, по статистике, приходилось 11 на каждые 10 дней. Было сожжено три села, много зданий в городах губернии. Кравченко и Щетинкин подняли восстание в лагере австро-венгерских военнопленных и в военном городке нашего запасного полка. Усмирение и результат военно-полевого суда стоил 167 жизней русских и венгерцев, среди этих жертв 73 солдата правительственных войск.
Впоследствии Кравченко и Щетинкин в Урянхайском крае, куда они бежали, повесили духовного главу урянхов Хайдупа и расстреляли его приближенных. Захватив в плен итальянцев, красные, раздев их, всех расстреляли, и нам попадались красные партизаны в берса-льерских плащах и шляпах.
Отряды партизан, ушедшие на юг, впоследствии, при отходе Белой армии, вернулись в Красноярск и присоединились к поднявшему восстание против своих белых в этом городе генералу Зиневичу{227} и явились сильнейшей преградой для отступающих на восток через Енисейскую губернию белых армий. В 1919 году Кравченко и Щетинкин свели до минимума объявленную Верховным Правителем мобилизацию. Нет точной мерки для определения страшного морального, политического и материального ущерба, причиненного нам партизанами.
Я всегда буду при своем мнении, что дела в Енисейской губернии были ножом в спину Сибирской армии. Советский генерал Огородников, описывая «Фронт Колчака», говорит, что белые проиграли в Сибири без всяких стратегических поражений от Красной армии, а причина их гибели была в беспорядках в тылу. Имея опыт на этом вооруженном тылу, я не могу не согласиться с тем, что говорит Огородников. Что отшатнуло от нас население Енисейской губернии и заставило его взять оружие против нас – на это пусть ответят специалисты. Пусть они разберутся: отсутствие ли политической программы, лозунгов, земельных и социальных реформ или еще что-нибудь явилось катастрофой для нас в самом сердце Сибири.
А. Ленков{228}Никита Львов{229}
Южная армия белых войск, под командованием доблестного атамана Дутова, наносила Красной армии удар за ударом, но вскоре была вынуждена прекратить свое продвижение вперед и двинуться назад, ибо обозначился общий отход на восток всей Сибирской армии, а посему был обнажен правый фланг, который и заставил Южную армию тоже отходить.
Красный Генеральный штаб сумел разъединить Южную армию с Сибирской, с полным прекращением связи между ними. Южная Белая армия, оперировавшая в районах, бедных железнодорожными путями, естественно, не могла согласовать свой отход с Сибирской армией, а потому осталась при отступлении далеко уступом впереди от отступающей на восток Сибирской армии. Попытки Южной армии соединиться с Сибирской были безуспешны, ибо на главном пути предполагаемого соединения красными были уже заняты города Челябинск, Кустанай и Троицк.
Потеряв всякую надежду на соединение с Сибирской армией, Южная армия повернула свое направление на город Верный, в надежде соединиться с частями атамана Анненкова, но и здесь потерпела неудачу, проиграв сражение у станции Челкары, где обнаружилось наступление на белых Туркестанского советского корпуса.
Южная армия, опять переменив направление, двинулась к Аральскому морю в надежде соединиться с частями генерала Акулина у города Гурьева, но время было упущено, и оттуда двигались большие силы красных. Путей отступления не осталось. Видя такое безвыходное положение, при наличии большой усталости, в армии начался развал. Появились какие-то юркие, горластые люди, уговаривавшие солдат и казаков никуда не двигаться, а ожидать прихода красных, которым и сдаться, а чтобы красные не были так суровы к казакам и солдатам, агитаторы предлагали, даже требовали арестовать всех офицеров, как виновников всего происшедшего. В это время Южная армия состояла из восьми казачьих полков Оренбургского войска и не казачьей 21-й пехотной Яицкой дивизии с малочисленными полками по 200–300 человек в полку (полки 81, 82, 83 и 84-й), плюс гусарский дивизион ротмистра Марсова{230}, конный дивизион ротмистра Львова{231}, каждый примерно по 100 сабель, и артиллерийский дивизион подполковника Гринева (четыре легкие трехдюймовые пушки). Вот такая воинская группа фактически была окружена красными с трех сторон, и лишь с восточной стороны никто не наступал и не угрожал, ибо с этой стороны зияла желтая «пасть» этой русской Сахары – голодной, безлюдной Тургайской степи, и вот сюда-то и были прижаты остатки Южной армии.
Оренбургские казаки, составлявшие три четверти этой армии, как аборигены этого края, прекрасно знали эту страшную площадь горячих песков и, конечно, не думали туда уходить. Но не казачьи части упомянутой выше 21-й дивизии предпочли лучше погибнуть в горячих песках, чем сдаться красным.
Стоял жаркий август 1919 года. 21-я дивизия, перейдя границу сыпучих песков у последнего населенного пункта, маленького поселка Казачьего, была поглощена русской Сахарой. Через четыре дня путешествия по пескам, раскаляемым жарким августовским солнцем, пали все до одной лошади, не имея воды и корма, и, конечно, была брошена и артиллерия (взорвана). Томимые голодом и жаждой люди брели как тени, имея для еды примерно фунт муки и самое ограниченное количество воды.
На пятый день добрели до маленького киргизского поселка – городка Иргиз, где стоял охранный отряд Олашь-Орды, примерно 100 человек. Усталые, голодные люди сделали здесь двухдневный привал. Запаслись водою, кто как и сколько мог ее набрать, а главное то, что начальник этой группы генерал Галкин (начальник дивизии генерал Гоппер был болен) распорядился закупить у киргизов 300 верблюдов, которые и были доставлены через два дня.