сем недалеко и со стороны его могли быть всякие для «товарищей» неожиданности, включительно до крушения поезда. В последнем случае могли пострадать и все невольные пассажиры латышского эшелона.
В этой нервной и напряженной обстановке перед самым почти рассветом, среди полной темноты совершенно ничем не освещенного вагона, вдруг раздался душу раздирающий крик одного из пассажиров. Этот крик подхватили еще несколько голосов, и в первую минуту нельзя было ничего понять – что и с кем в этот момент приключилось… Среди темноты в вагоне началась какая-то сильная возня. По отдельным возгласам боровшихся нескольких людей можно было уловить весьма злобную ругань по адресу какого-то вора, забравшегося в чей-то карман и вытащившего кошелек с деньгами и документами. Всеобщее возбуждение в вагоне возросло, так как обокраденными оказались многие лица. Наскоро зажженные свечи осветили трагикомическую картину внезапного ночного происшествия. Несколько человек вцепились руками за шиворот какого-то субъекта и нещадно били его по чем попало. Избиваемый издавал дикий гнусавый вой. Из зубов и носа у него сочилась кровь. Он молил о пощаде, обещая вернуть все, что он успел вытащить за эту ночь из карманов своих не только близко расположившихся от него соседей, но и тех, которые находились в совершенно другом конце вагона… Какова дерзость и ловкость «оперирования» среди глубокой ночной темноты!
Мольбы и обещания вора не удовлетворили тузивших его людей, и они сами начали обшаривать все карманы и складки незатейливого костюма опытного рецидивиста. Лишившихся своих кошельков оказалось не больше не меньше как девять человек. К счастью, судьба к Светланову и членам его семьи в этот трагический момент была милостива… Все эти девять лиц с ожесточением рвали на пойманном воре всю его одежду и искали свои пропавшие кошельки. Отчаяние их возросло, когда они не нашли последних в его куртке и в карманах штанов. Минутное остервенение сменилось внезапным отчаянием, так как надежда вернуть пропавшее как будто исчезла. Как вдруг кому-то из пострадавших пришла внезапная мысль обыскать обмотки на ногах вора. Новый взрыв негодования и радости от обнаружения всех девяти кошельков в этом потаенном месте снова огласил стены полутемного вагона. Мигом все начали пересчитывать свои деньги и, к глубокому их удовлетворению, нашли их нетронутыми… Это обстоятельство «приободрило» и самого «виновника происшествия», который вследствие «благополучных результатов» обыска и сохранности всех сумм просил себе снисхождения. Он больше всего боялся, чтобы возбужденные пассажиры не передали его в руки агентов железнодорожной станционной Чрезвычайки. Вора продолжали крепко держать за шиворот и в то же время обсуждали вопрос, как с ним следует поступить. Как всегда в подобных случаях бывает, проектов посыпалось немало. Кто предлагал «набить морду и выкинуть из вагона на ходу поезда», кто требовал «убить на месте, как собаку», кто находил, что его можно «простить»… И только немногие неуверенные голоса советовали передать вора станционному начальству для привлечения его «к законной ответственности»… Судьбу свою решил сам виновник импровизированного вагонного «суда». Он не нашел ничего для себя более лучшего, как выпрыгнуть из вагона на полном ходу поезда… Все ахнули, но вора в вагоне уже не оказалось.
Вытягивая сколько позволяла возможность свои шеи из вагонной задвижной двери, при едва брезжащем свете начинающегося раннего утра видели эти растерянные лица, как опытный вагонный воришка, перекувырнувшись два-три раза, свалился под пологий откос полотна, встал быстро на ноги и «спокойно» пошел в обратную от направления движения поезда сторону. На этом все происшествие и закончилось. Некоторые повеселели и по адресу ловкого акробата и его «талантов» даже отпускали лестные эпитеты.
– Ну и парень, ну и молодец!!!
«Молодец» пошел себе домой в Вятку, а остальные путешественники продолжали свой путь до Перми. Примерно через неделю после того, как Светланов выехал из Петрограда, достигнут был конечный пункт назначения, то есть город Пермь.
В этом городе находилась в данный момент постоянно проживавшая там та группа русских платинопромышленников, с которой были у Светланова коммерческие договорные, по заключенному в Москве с французами договору, отношения. Промышленники имели свою обширную коммерческую агентуру по всему Уралу, через которую весь ценный материал накапливался или в Перми, или в Екатеринбурге. По намеченному раньше плану, если бы обстоятельства позволили, предполагалось поработать первоначально в Перми и потом передвинуться в Екатеринбург. Имена участников этой группы, которые, может быть, в настоящее время находятся где-либо в советской России, называть сейчас не представляется возможным… Несмотря на повальные повсюду в Перми обыски, они умудрялись так надежно припрятывать ценные металлы (платина и золото) и минералы, что они, вероятно, и по сей день во многих местах хранятся в полной безопасности, выжидая изменения в России обстановки.
Как уже знает читатель, вся операция по заключенному договору на поставку большой партии платины не была выполнена из-за политических обстоятельств. Непосредственное распространение военных действий между белыми и красными в приуральском и в приволжском районах сковало всю нормальную и деловую жизнь в этом крае, не говоря уже о том, что той же операции едва ли позволили бы осуществиться и заведенные к тому времени на Урале местные большевистские власти. Ввиду того же, что в Сибири были также повсюду беспорядки и восстания, нечего было и думать о том, чтобы вообще могла удаться операция и по вывозу купленной французами платины в том или ином направлении.
Попав с таким трудом и риском в незнакомый для него город Пермь, Светланов совершенно определенно в этом сам убедился и потому решил в отношении принятых на себя перед французами обязательств стремиться только к тому, чтобы соответственным образом информировать своих покупателей. Для этой цели приходилось поддерживать всякими путями и способами связь с Москвой и Петроградом. В последнем пункте французы имели негласно сохранившуюся к тому времени торговую палату, которой руководил очень симпатичный инженер Гро… Через него же при завязке платинового дела были начаты первоначальные переговоры в Петрограде, которые потом перекинуты были в Москву.
В течение августа и сентября месяца 1918 года сравнительно нетрудно было проникать в эти пункты посылаемым из Перми светлановским курьерам, но в последующие месяцы это делать было уже совершенно невозможно, да и надобности не было, так как обстановка весьма серьезно осложнилась и французы сами покинули и Москву, и Петроград. Все участвовавшие в этом деле лица выехали во Францию, и только один капитан Парис прорвался в Сибирь и временно находился на Восточном белом фронте. За все последующее время Светланову так и не удалось видеться с этим весьма энергичным капитаном, который отлично изъяснялся на русском языке. Таким образом, вынужденное сидение Светланова в Перми сводилось уже к выжиданию изменения военно-политической ситуации в районе Перми до того момента, когда можно было бы перейти по ту сторону линии фронта, которая разделяла в это время «красных» от «белых».
Жизнь в большевистской Перми в течение последних двух месяцев перед занятием ее сибирскими войсками была полна тревоги и ужаса. В городе и на Мотовилихе, так называемом районе военных заводов, царил кровавый террор. Всюду шли аресты и расстрелы. Кто из жителей Перми попадал в Мотовилиху или в местную семинарию, где располагалась Чрезвычайка, тот оттуда живым уже не возвращался. Про Мотовилиху народная молва говорила, что там «живьем» сжигают в заводских печах, семинарский сад был весь завален трупами расстрелянных там «буржуев», священников и офицеров…
После занятия Перми белыми автор настоящих воспоминаний сам лично убедился в полной справедливости последнего сведения. Действительно, в саду, довольно обширных размеров, всюду валялись трупы, видимо, давно расстрелянных жителей Перми, имевших несчастье попасть в это место смерти и пыток. В ужасных позах, изуродованные, полураздетые, там и сям валялись полузасыпанные снегом фигуры несчастных. Толпами народ валил в этот страшный сад, разыскивая среди погибших своих родных и близких людей. Все это знал в Перми каждый житель и больше всего боялся попасть на особый учет и внимание агентов Чрезвычайной комиссии.
Каково же было настроение тех, кто невольно находился в эти страдные дни в Перми и вынужден был, как, например, Светланов, скрывать свое настоящее лицо и положение… Никаких «артистических» выступлений публичных, конечно, Светланов для оправдания своего профессионального положения производить не мог уже потому, что не был профессионалом, да и, кроме того, появись он на «сцене» вообще, он был бы кем-нибудь обязательно опознан и с «концерта» мог бы прямо угодить или в Мотовилиху, или в семинарский сад…
В штабе Красной армии, кажется по номеру 5-й, располагавшемся в то время тоже в Перми, служило несколько бывших офицеров кадрового Генерального штаба, среди которых были такие, которые отлично знали «Светланова» в лицо. Был однажды один случай, когда «Светланов» с глазу на глаз столкнулся с полковником В.Я. Жуковым, с которым он в течение полутора последних месяцев совместно, бок о бок, сотрудничал в Петрограде в Главном управлении Генерального штаба. Жуков был немного близорук, а «Светланов» сильно видоизменил свою внешность, и потому только обошлось без «приятного» восклицания: «Ба, какими судьбами! Что поделываете, Георгий Иосифович, где служите?»
Трудно было бы в это время доказывать, что ты уже не Георгий Иосифович, а Юрий Федорович. Каких настроений преисполнен был в это время «дорогой друг Владимир Яковлевич», Светланову совершенно было неизвестно. Люди ведь так быстро меняются… После этой неожиданной встречи различными агентурными и кружными путями было выяснено, что этот самый полковник старого Генерального штаба был ревностным работником (таким же ревностным служакой он был и в Гугше в свое время) в штабе Реввоенсовета 5-й советской армии по оперативной части. Возглавлялся Реввоенсовет тогда Смилгой, Лашевичем и Уборевичем. Последний из них был в последние годы ликвидации белых армий на Дальнем Востоке командующим краснознаменной армией. Лашевич, как известно, играл печальную роль потом на К. В. Ж. Д., будучи на ней в качестве ответственнейшего руководителя ее с советской стороны.