По своему непререкаемому авторитету и имея в своем непосредственном распоряжении несколько десятков офицеров – слушателей академии, которые проходили, как говорится на походе, «школу колонновожатых», эти опытные в большинстве генералы Генерального штаба могли бы в короткий срок взять, по крайней мере на первое время, в свои руки бразды правления во всей военной организации в Сибири и на Волге.
По странному, однако, «предубеждению» к этому вопросу со стороны некоторых ответственных по своему влиянию в окружении адмирала Колчака лиц вся академия все же оказалась не у дел. В таком печальном и угнетаемом состоянии ее держали на протяжении всей сибирской эпопеи. Почему-то признано было необходимым «продолжать обучение» слушателей академии для подготовки их к занятию будущих должностей Генерального штаба. Больше всего почему-то неистовствовал в этом вопросе начальник главного штаба генерал Марковский, поддержку в котором он видел при этом от военного министра адмирала Колчака – генерала Н.А. Степанова. Они, оба два, вершители омского военного Олимпа, почему-то предали остракизму и позорному бичеванию всех чинов Императорской военной академии, несмотря на то что в составе ее были весьма почтенные профессора, в свое время обучавшие того же Марковского и Степанова.
История возникновения малопонятной травли против всего состава военной академии относилась отчасти на счет самого начальника академии генерала А.И. Андогского, которому не могли никак простить его участия в переговорах с немцами при заключении большевиками мира в Брест-Литовске, отчасти потому, что на пути проникновения в Сибирь, прежде чем попасть в армию адмирала А.В. Колчака, академия сохраняла свое полулояльное к большевикам отношение.
Странное творилось в этом направлении в Омске вообще, вот взять хотя бы вопрос с этой академией. Если уже она, и особенно ее начальник, признаны были «неблагонадежными» в политическом отношении, то не следовало ли просто раскассировать ее полностью и виновных привлечь к законной, по тому времени, ответственности. Однако в те времена и генерал Степанов, и его ближайший помощник Марковский предпочитали предавать людей моральному распятию, то есть привлекать их на ту или иную службу, но в то же время держать их под тяжестью интриг и бесконечных, совершенно ни на чем не обоснованных обвинений в… большевизме. В больном мозгу Марковского это, может быть, было и естественно, но лица, на которых он в данном случае, пользуясь своим высоким служебным положением, возводил эти «обвинения», испытывали невероятные нравственные мучения. Только чувство долга перед распинаемой большевиками родиной заставляло скрепя сердце переносить эти трения и обиды, исполнять прямые обязанности по службе в обстановке, которую создал в этом отношении в Омске маниакальный начальник главного штаба адмирала А.В. Колчака.
В глубоком тылу, в университетском городе Томске, было назначено место официального расположения военной академии, но, по существу, это было местом ссылки русских военных профессоров, связи с которыми чванный омский военный олимп поддерживать совершенно не желал. На короткое время, когда влияние Степанова и Марковского было ослаблено, из состава академии привлекались для несения старших штабных должностей генералы Андогский, Рябиков и другие, но потом, когда запахло развалом позиций адмирала А. В. Колчака и в воздухе повисла неизбежная эвакуация, они снова возвратились в академию и откатились с нею в Харбин и во Владивосток. Итак, наша военная «альма-матер» оказалась не в милости Белого движения в Сибири и активного в нем участия не приняла. Главенствующие роли в высших военных учреждениях Омска возложили на себя в военном министерстве и в главном штабе старые «зубры» Степанов и Марковский, а в штабе Верховного главнокомандующего – «политический молодняк» во главе с покойным ныне генералом Д.А. Лебедевым.
Между этими двумя доминирующими в Омске военными группами сразу выросла мертвая стена взаимного непонимания и завязалась борьба, которая с течением времени приняла такие размеры, что в конце концов адмирал А. В. Колчак вынужден был главный штаб расформировать, а его начальника генерала Марковского, под предлогом другого назначения, из Омска убрать. К сожалению, реформа эта была продиктована не столько велениями насущной к тому необходимое-ти, сколько чувством затаенной борьбы и ничем не оправдываемого соревнования между двумя высшими органами военного управления, район и сферы деятельности которых должны были не исключать, а дополнять друг друга.
Автор настоящих воспоминаний прибыл в Омск в период, когда главный штаб существовал только по названию, ибо к прямой организации его генерал Марковский как следует приступить еще не успел, но зато он уже в достаточной мере напортил свои личные отношения с «молодой Ставкой», авторитета которой он явно признавать ни над собой, ни вообще не хотел. «Рогатые» отношения между штабами Марковского и Лебедева были очевидными сразу для всех. Приходится только удивляться, как этого долго не замечал сам адмирал А. В. Колчак.
В лице вновь прибывшего полковника Генерального штаба Г.И. Клер-же генерал Марковский усмотрел, как об этом он сам выразился при первом служебном представлении, необходимого для себя помощника, который по предыдущей своей практике хорошо был знаком с организацией высших военных учреждений. Принимая должность помощника генерала Марковского в главном штабе, автор настоящих воспоминаний должен был наладить, прежде всего, службу Генерального штаба, на которой лежали главнейшие задачи по обслуживанию действующей армии во всех отношениях, а также и по организации военных округов, находящихся вне театра военных действий и подчиненных военному министерству.
Естественно, что в столь ответственной работе требовалась полная согласованность и солидарность работы со штабом Верховного главнокомандующего, от которого поступали требования, вызывающиеся обстановкой на фронте. В его же распоряжении должны были быть поданы соответствующие пополнения как живой силой, так и всеми видами материального снабжения.
Хотя находившаяся в том же городе Ставка несколько стесняла свободу распоряжения всеми необходимыми средствами военного ведомства, тем не менее, это вполне было бы терпимо, существуй между двумя высокими военными учреждениями вполне нормальные и взаимно доброжелательные отношения.
Пользуясь личными приятельскими отношениями со старшими чинами штаба Верховного главнокомандующего, которые были сверстниками и младшими даже сослуживцами автора настоящих воспоминаний, последний, несмотря на существовавшие трения между генералами Марковским и Лебедевым, решил действовать в полном контакте с ними, добиваясь одновременно и того, чтобы существующее «разногласие» было постепенно ликвидировано. Учитывая некоторую нервность и невоздержанность самого Марковского, приходилось проявлять максимум такта и внимания ко всякого рода вопросам и положениям, чтобы при разрешении их не задеть «самолюбия» лиц, пользующихся одинаковыми служебными правами и положением и друг другу не подчиненных…
«Блажен, кто верует»… Омская печальная практика показала, что подобная вера была напрасна… Олимп главного штаба, хотя первое время и смотрел как будто сквозь пальцы на налаживавшийся «альянс» между помощником начальника главного штаба со штабом Верховного главнокомандующего, тем не менее, однако, в тайниках своей души этого именно «альянса» он явно не одобрял. По нормальным понятиям это называлось бы работа согласованная, а по понятиям генерала Марковского классифицировалось проще… «снюхались».
И вот за это своеобразное «снюхивание» между двумя высокими военными омскими учреждениями автору настоящих воспоминаний пришлось испить чашу горьких испытаний и перенести массу незаслуженных обид и унижений. На виду у серьезнейшего и жестокого противника, в то время как дорога была каждая минута полезной работы на укрепление антибольшевистского фронта, такое уродливое положение было не только нетерпимо, но было и просто преступно.
В течение января и февраля месяцев 1919 года работа в главном штабе, который в это же самое время сам и организовывался, протекала весьма интенсивно и с полным напряжением. Создались отделы Генерального штаба, главное направление деятельности которых было сосредоточено в руках пишущего эти строки. Так как жизнь выдвигала живые вопросы, на которые приходилось реагировать немедленно и непосредственно, то создававшийся кипучий характер самой деятельности службы Генерального штаба привлекал к себе общее внимание и расположение. В свою очередь, это способствовало выдвижению на первый план тех лиц, которые принимали в этой работе то или иное, а тем более видное, участие.
Как на грех, именно этот успешный темп развития работы в главном штабе, столь удачно согласовываемый со штабом Верховного главнокомандующего и с военным совещанием, которое отпускало кредиты, привел автора настоящих воспоминаний еще к большим служебным неприятностям и осложнениям с генералом Марковским. Под влиянием «шептунов» он вообразил, что под его репутацию, как начальника главного штаба, идет «подкоп» со стороны его же помощника, который якобы только «спит и видит», как бы своей выделяющейся из общего фона работоспособностью и распорядительностью невыгодно оттенить «ограниченную деловую способность своего прямого начальника». Чем больше налегал помощник начальника главного штаба на работу, тем больше ревновал его к этой работе начальник этого штаба. Получилась невероятнейшая какофония отношений и понятий.
Стремясь проявить свою деятельность, генерал Марковский временами пробовал перекладывать на свои плечи главнейшие вопросы штаба, а иногда даже и мелочи, которые мог бы сделать любой писарь, как, например, вскрытие несекретной почты, но, повозившись некоторое время и видя, что дело от этого только запутывается, снова возвращал дела в руки своего помощника. «Шептуны» же не дремали и сильно настраивали больное самолюбие слабого в своих организационных способностях и нерешительного в принятии решений генерала Марковского. Услужливо, а иногда и по прямому приказу самого генерала Марковского заработала против автора настоящих воспоминаний и… контрразведка главного штаба, которая была сначала подчинена помощнику начальника главного штаба, но когда Марковскому нужно было использовать ее против своего же помощника по службе, то он переподчинил ее непосредственно себе.