Матросы перегруппировались и снова пошли на нас. Приказ по цепи – быть готовыми принять их в штыки, резервный взвод влился в наши ряды, и мы с громким «Ура!» пошли на них; еще бы один момент, и мы вступили бы в штыковой бой, но в это время на противника обрушились наши два полувзвода с левого и правого флангов. Матросня попала в западню и с колоссальными потерями в панике бросилась обратно в деревню, но очень немного дошло их до деревни. Все поле было покрыто черными тужурками. Остановить нас было очень трудно, мы сидели на спинах в панике бегущих матросов и на их спинах ворвались в деревню. Но здесь нас ждал сюрприз. Мы не знали, что Московский отряд коммунистов находится в деревне. С жаром, под их огнем мы пошли в штыки, сбросили их с их позиций и погнали с остатками матросов к станции Свияжск. Пленных мы не брали. Жаль, что не было кавалерии, а то мы могли бы захватить и самого Троцкого, который удрал от нас из Свияжска перед самым нашим носом.
Первый наш бой! Какой успех! И все мы знали, что в этой победе мы должны быть благодарны полковнику Радзевичу. Какой он храбрый и в то же время спокойный… дивный командир, чудный офицер. Потери у нас незначительны, и те мы получили от Московского отряда. Крестьяне говорили, что мы их фактически уничтожили. Когда красные пришли в деревню, они орали, что перебьют всех «корниловцев», а как начали удирать, так штаны забыли надеть. «Ну и побили же вы их!»
Я также рассказал своим офицерам, что вскоре мы имели серьезный бой с латышской дивизией, которую мы, совместно с 1-м Чешским полком полковника Швеца, разбили и вывели из строя на долгое время.
– На этом я кончаю мою беседу с вами и благодарю вас, господа офицеры, за внимание, которое вы мне оказали.
Командир полка подошел ко мне, крепко пожал мне руку и, не говоря ни одного слова, пошел к выходной двери, но прежде, чем открыть дверь, он громко сказал:
– Благодарю вас, господин капитан!
Мои офицеры также благодарили меня и говорили, что не знали, что я был в партизанском отряде и рядовым в офицерской роте. Они, конечно, знали, что я был в Волжской дивизии. Настроение у меня дивное, я вижу успех в моей работе, а впереди еще много работы.
Вскоре мы получили тревожную новость, что наш фронт прорван и наша армия отступает. Наша дивизия в срочном порядке перебрасывается на фронт. Начались поспешные сборы полка, но это не мешало командиру полка поднимать с утра до вечера бокалы за победу… Беспокоюсь я за него… что же будет с ним на фронте? И чем я могу помочь ему? Мне жаль его от всего сердца. Ведь он отдал все, что мог, на защиту Родины. Пять ранений – два очень серьезных, которые до сих пор не дают ему покоя.
Полк выступил с оркестром из деревни Берск. Удивительно красивая военная картина, когда 3 тысячи штыков, как на параде, начали свой марш. Посадка полка – на станции Ново-Николаевск. Эшелоны уже готовы. Меня удивило, что все вагоны были украшены ельником и портретами адмирала Колчака. Откуда они успели достать все эти украшения?
Перейду обратно к полку и его посадке в эшелоны. Посадка произошла быстро, и наш полк с громким свистом паровоза двинулся к Омску. В Омске сосредоточивалась вся наша дивизия, и адмирал Колчак хотел посмотреть на нас, на его последнюю надежду… Наш полк проходил церемониальным маршем и получил особую благодарность от адмирала Колчака. После парада мы, то есть все офицеры, были приглашены в гарнизонное собрание на обед, а стрелки получили по чарке водки и очень хороший обед со сладким от адмирала Колчака. После обеда начались тосты, и я решил незаметно пойти к себе в эшелон. Подойдя к теплушкам 3-й роты, я услышал голос, который с яростью что-то доказывал стрелкам…
– Что же вы? Стрелять в своих же братьев будете? – и т. д.
Я тихонько подошел к теплушке и увидел какого-то типа в солдатской грязной форме, который, размахивая руками, доказывал стрелкам, что их ведут на убой царские палачи-офицеры. «Товарищи! Придете на фронт, и в первом же бою бросайте ваше оружие и переходите на сторону ваших братьев, которые сражаются за вашу свободу!»
Я подумал, что если я его арестую сейчас же, то стрелки могут подумать, что я заткнул ему рот, а поэтому я быстро вскочил в теплушку. Все замерли, и я с улыбкой обратился к этому типу и сказал, что то, что я слышал, – это сплошное провокаторское вранье.
– А ну-ка, давай поговорим. Ты уверяешь моих стрелков, что большевики их братья. Значит, по-твоему, выходит, что 50 тысяч рабочих Ижевского и Воткинского заводов, которые восстали против этих «братьев», тоже царские палачи? – И начал приводить факт за фактом, и, прижав его к стенке под громкий смех стрелков, наконец, я его спросил: – Ну, что можешь на это ответить? Не можешь, потому что ты провокатор!
Стрелки кричали мне: «Господин капитан, дайте его нам! На нашу расправу… туды и сюды его…»
Внутренне я торжествовал и, вызвав дежурного офицера, передал его ему. Я предупредил дежурного офицера, что арестованный очень опасный большевистский агитатор, и просил быть очень осторожным с ним и, если он сделает попытку к бегству, открывать по нему огонь. Не знаю, пробовал ли он бежать или нет, но дежурный офицер доложил мне, что агитатор сразу же бросился бежать, и он открыл огонь и убил его. Ну, туда ему и дорога…
Кончились банкеты, парады и т. д., и мы снова в вагонах и подъезжаем недалеко к фронту. Наступает экзамен на боевую способность и на верность. За мой батальон я не беспокоюсь, я в него верю, а вот другие два батальона вызывают у меня тревожное чувство. Ведь они продолжали маршировать и к боевым операциям, мне казалось, совершенно не подготовлены. Ну, это дело их, в бою увидим, кто был прав и кто не прав. Я молю Бога, чтобы все было хорошо и мы своей мощью 13 штыков сбили бы части красных.
Наш полк высадился и должен пройти от 30 до 40 верст к нашей позиции. После десяти – пятнадцати верст я испугался, что приведу половину батальона. Проклятые английские ботинки натирали ноги до крови, и стрелки садились в стороне от дороги и отказывались идти. Я вызвал капитана Иванова и просил его взять двух-трех стрелков, отправиться с ними в ближайшую деревню и через старосту мобилизовать 15–20 подвод, что он и сделал. Мы быстро посадили их на телеги, а на свободные я сажал по очереди других стрелков и таким образом сохранил почти весь батальон.
Полк подошел близко к фронту. Был слышен пулеметный и ружейный огонь и изредка бухала чья-то пушка. Полк расположился на окраине леса, лицом к невидимому противнику. Пришли кухни, и стрелки сразу же повеселели. Приказ – костров не разводить. Тут же мы и ночевали, а утром командир полка вызвал к себе всех командиров батальонов и, развернув карту, указал общую операцию полка. Впереди нас, говорил командир полка, красные, которые окопались. Он указал на карте, где их линия. «Мы от них в полутора верстах. Эту позицию я решил взять всем полком, и когда мы их собьем, то начинаются отдельные боевые задачи каждого батальона. Штаб полка будет находиться у мельницы. 1-й батальон идет на занятие деревни (названия не помню), после занятия донести мне и ждать дальнейших распоряжений».
Для двух других батальонов была задача перехватить дорогу и занять большое село севернее меня, в 6–7 верстах, и держать связь конной разведкой. Слева от меня находилась какая-то конная часть, которая свяжется со мной. Я был немного смущен, что в боевом приказе не было указано полкового резерва.
Итак, командир полка вызвал оркестр, обнажив свою шашку, развернул полк в цепь и во главе полка пошел в атаку. Картина действительно изумительная, когда 3 тысячи штыков, как на параде, с музыкой пошли вперед. Красные открыли ружейный огонь, но не выдержали и оставили свою первую позицию. С этого момента батальоны пошли выполнять данные им боевые задачи.
Оставив две роты в резерве, я третью, поручика Хвостова, бросил вперед. Рота наступала очень быстро, но под огнем противника залегла в полутора верстах от деревни. Я срочно выслал полуроту справа и полуроту слева с задачей обойти фланги противника, о чем донести мне, ждать моей фронтовой атаки и только тогда обрушиться на красных, как на левый, так и на правый фланг. 1-я рота в резерве. Я слышал сильный артиллерийский огонь справа, это наши батальоны вступили в бой.
Через некоторое время я получил донесение от обеих обходных колонн, что они выполнили свою задачу и ждут нашей атаки. Я подвел 1-ю роту ближе к 3-й роте и пробовал связаться по телефону с командиром полка, но телефонная линия, видимо, порвана. Тогда я послал конного с донесением командиру полка, что я перехожу в атаку.
С криком «Ура!» мы бросились в штыки. Сильный огонь из пулеметов и винтовок наносит мне большие потери. Но в это время мои обходные колонны обрушились на фланги и тыл красных. Огонь сразу прекратился, и красные бросились назад в деревню, но там их также встретили огнем наши обходные колонны. Побросав винтовки и подняв руки, они кричали: «Не бей! Мы мобилизованы!» Деревня взята. Я должен получить от командира полка следующую боевую задачу, но пока еще не имею. Выставив заставу, я дал отдых стрелкам. Пленных около 300 человек, я решил их загнать в скотню и поставить охрану. Я давно выслал конную связь к нашим батальонам, но их до сих пор нет. Слева должна быть казачья связь, ее тоже нет. Что-то странное и тревожное творится вокруг. Была артиллерийская стрельба, но ее больше нет.
В это время с полного карьера влетает конный, посланный мною с донесением командиру полка, и докладывает, что штаб полка ушел, а на его месте красные, которые обстреляли его. Это меня очень обеспокоило. Еще хуже, когда вернулись посланные для связи с нашими батальонами, которые они не нашли и также были обстреляны красными. Что-то случилось очень скверное, и для меня ясно, что мы окружены. Но с 900 штыками и с семью пулеметами я уверен, что мы пробьем окружение. Терять времени нельзя. Сперва развязаться с пленными. Собрав их вокруг себя, я сказал им, что они имеют два выхода: или разойтись по домам, или же желающие могут вступить в наши ряды. 40 человек изъявили согласие остаться с нами и в недалеком будущем показали себя отличными боевыми солдатами.