А. С. Про Ки-27 я даже и спрашивать не буду.
И. Г. И правильно. Ты знаешь, как наши сбили Ки-27? Анекдот. Возвращается пара домой, а они шли над довольно плотными облаками. Вдруг на волне взаимодействия: "Атакован японским истребителем! Окажите помощь!" Ну и даёт свои координаты, прямо внизу. Они пробивают облачность и видят картину — на полном газу несется Ту-2, а за ним на глазах отставая(!) летит Ки-27 и стреляет по уходящему бомбардировщику из пулемётов. Наши этого японца тут же и сбили. Оказывается, когда Ту-2 летел ниже облаков, на него оттуда и вывалился Ки-27. Атаковал со снижением, и лишь потому сумел сблизиться для открытия огня. Лётчик Ту-2 был молодой, растерялся, дал газ и стал вызывать помощь, которая, по большому счёту, ему совсем не была нужна, ибо шансов на вторую атаку у Ки-27 не было от слова "совсем". У Ту-2 максимальная скорость 550 км/час, а у Ки-27 — 450 км/час. Не догнал бы никогда. Ну, а нашим повезло — лёгкая добыча.
А. С. Вижу, вы патриот Яка, даже в сравнении с Ла-11 и Та-152.
И. Г. На малых высотах Як-9УД — Т был лучше всех. Пока Як-9П не пошли, но это случилось уже после войны, и их быстро сменили реактивные. На больших высотах, конечно, был лучшим Та-152 (у него самый высотный двигатель), на средних — Ла-11 (отличный истребитель, хотя по сравнению с "яком" "туповат"), но на малых — "королями" однозначно были "яки". Именно поэтому мы выше 4000 никогда не забирались.
А. С. А скорострельность НС-37 была не мала?
И. Г. Мала, поэтому стрелять из неё надо было уметь. Я умел.
А. С. Со сбитыми японскими лётчиками вам общаться не приходилось?
И. Г. Со сбитыми нет, а с пленным японским лётчиком я пообщался. Дело было в Харбине. Навещаем мы в госпитале своего Денисова. Принесли ему кое — какие продукты, курево, ну и фляжку, понятно. Плюс у нас ещё с собой было, что бы "за встречу и здоровье" с ним тут же отметить. Пропустили мы с ним пару раз "по маленькой", подошли к окну, а оно выходит во двор. Двор же (красивый такой, с небольшими деревцами и с красивыми кустами) делился дорожкой на две половины. По одной половине двора ходят наши раненые (их уже в этот госпиталь начали доставлять), по другой — японские. Никто на чужую половину не заходит. И ни охраны, ни забора, чисто по договорённости. И Денисов мне показывает на одного японца: "Вот видишь его? Он лётчик — истребитель. Мне переводчик сказал". Я всем: "Ребята, а пойдём, потолкуем!.." "Не — е… — говорят — ну, его… Особист потом душу вынет". "А я — говорю — схожу, поговорю". Нашёл переводчика (а в госпитале было несколько наших военных переводчиков — ребята — младшие лейтенанты, но по-японски говорили хорошо): "Эй, мамлей, хочу с японцем поговорить, поможешь?.." "Легко …"
Подходим мы к этому японцу. Парнишка на голову ниже меня и примерно на пару лет младше, не скажу, что атлет, но и не доходяга. Я достаю неначатую пачку сигарет (а меня тамошние русские угостили отличными местными сигаретами, очень крепкими и очень ароматными), отрываю уголок пачки, слегка постукиваю, что бы показался кончик (сигареты были без фильтра) и протягиваю японцу: "Угощайся…". Он отрицательно качает головой, но по глазам вижу, что курить он хочет зверски. (Переводчик потом мне сказал, что японцев хорошо кормили, но вот табачного довольствия им почему-то не полагалось.) Я переводчику: "Скажи ему, что я тоже лётчик — истребитель, просто хочу поговорить. Секреты мне не интересны, поскольку о японских самолётах я знаю не меньше его, но хочу посмотреть вблизи, так ли японские лётчики — истребители хороши, как мне рассказывали?" Ну, развёл я пацана "на слабо", сигаретку он взял. Прикуриваю, даю прикурить и японцу.
"Я — говорю — старший лейтенант и командир эскадрильи, а ты?" Оказывается он рядовой лётчик и званием по-нашему младший лейтенант. "Раньше воевал?" Оказывается, да, с американцами в Южном Китае. Больше двух лет. "Где и как был ранен?" — а мне переводчик говорит:
— Не надо его об этом спрашивать, потому, что этим вы ему нанесёте сильное оскорбление, ему и без этого очень стыдно.
— Его что, в жопу ранили? Так на войне бывает…
— Нет — смеётся переводчик — он вообще не ранен, его за два дня до начала войны привезли с прободной язвой желудка. Теперь ему очень стыдно перед своими товарищами.
— А чего тут стыдного? — спрашиваю.
— Ты не понимаешь — говорит мамлей — по японским меркам, самураю заболеть перед войной, это значит проявить позорную слабость, почти трусость. Поэтому ему и стыдно. Все кто здесь лечится, получили свои раны, честно сражаясь за Императора и только он оказался больным слабаком.
— Ого! — говорю — какие проблемы да на ровном месте!.. Так он что самурай? (Чем самурай от несамурая отличается, я знал.)
— Самый настоящий…
Ладно, не будем об этом спрашивать, оскорблять даже врага это не по-большевистски.
— Спроси его, а на каком он истребителе летал?
Слово "хаябуса" я понял и без переводчика.
— Знаю такой… видел… А сбитые у него есть?
Оказывается есть. Семь сбитых.
— Скажи ему, что у меня сбитый пока только один — Ки-51, так я всего три недели воюю. (Я специально назвал Ки-51, он получше Ки-36. Да, похвастался… но, у него аж семь сбитых было!)
Японец это услышал и что-то спрашивает у переводчика:
— Он спрашивает, достойно ли погибли его соотечественники?
Оба — на!.. Вот это вопросец!..
— Скажи ему, что да, достойно! Дрались изо всех сил!..
После слов переводчика японец довольно закивал.
— А спроси у него, какие самолёты он сбил?
Японец отвечает, переводчик переводит:
— Пять "томахауков"… один "митчерр"… и один "риберейта"…
"Томахауки" знаю (Пэ — сороковые), но что за "митчерр" и "риберейта"? Тут до меня доходит — "митчелл" и "либерейтор"!.. Б-25 и Б-24!..
- "Митчелл" и "либерейтор"?.. — переспрашиваю.
Да, кивает японец, ""митчерр" и "риберейта"".
— На Ки-43? — переспрашиваю.
Да, опять кивает японец, на нём. Э — э, брат… Говорю переводчику:
— А ну спроси, это что же, он "либерейтор" сбил двумя пулемётами?!..
Переводчик спрашивает и японец утвердительно кивает — да, ими. Ну, даёт япошка!.. Просто мастер "художественного свиста"!.. Ну, про Б-25, я с трудом, но ещё могу поверить, но Б-24?!
Видимо что-то на моём лице японец увидел, потому что вначале как бы закаменел, потом демонстративно уронил недокуренную сигарету, сжал кулаки и что-то говорит переводчику. Тот переводит:
— Он говорит: что он самурай и не позволит вам унижать себя вашим недоверием!..
Да, ё — моё!.. О, какой гонористый!..
— Переведи ему, что я ничуть не хотел его унижать, но хочу узнать, как он сумел сбить здоровенный четырёхмоторный бомбардировщик всего двумя пулемётами? Вдруг мне пригодится. Скажи ему, что я сам сбил своего противника двумя пулемётами, но то был одномоторный штурмовик, а не утыканный пулемётами, как ёж иголками, четырёхмоторник.
Японец отвечает, что он расстрелял "либерейтору" двигатели и тот упал.
— А стрелки бомбардировщика на всё это просто смотрели?
Оказывается, что он на сближении вначале бил по стрелкам, а уже сблизившись метров на сто пятьдесят — сто, начинал стрелять по двигателям.
— Что все четыре движка расстрелял в одной атаке?..
Нет, говорит японец, в одной атаке — один двигатель.
— Так он что, четыре раза на "либерейтор" заходил?!..
Да, оказывается четыре раза. Ты знаешь, к нам перед войной приезжал из политотдела армии один вроде как лектор, рассказывал о японской психологии. Вот он говорил, что с нашей русской точки зрения японцы ненормальные (как впрочем и мы с их), потому что они многие нам привычные вещи воспринимают и делают совсем не так как мы, а это надо учитывать в бою. Я тогда это прослушал и забыл, мимо ушей. И вот только общаясь с этим японцем, до меня вдруг дошло, что японцы действительно ненормальны — передо мной стоит парень невероятной, почти запредельной храбрости, который при этом стыдится своей язвы, даже не триппера или геморроя. Так ведь находятся и те, кто его этим попрекает. Это нормально?
Тут японец опять что-то спрашивает у переводчика:
— Он говорит: а как бы вы действовали, случись вам столкнуться в бою с "либерейтором"?
— А я — говорю — разнёс бы эту тушу одной атакой, тремя — четырьмя 37мм снарядами. Метров бы с трёхсот — четырёхсот. И полетел бы сбивать следующий.
Японец выслушал и отвечает:
— Он говорит: что это не очень смело, но очень рационально.
Вот и пойми — похвалили тебя или наоборот обругали? Такой у меня случился разговор с японским лётчиком — истребителем. И заметь, за всё время японец ни разу не улыбнулся. Вообще. Наоборот, он был невероятно серьёзен.
А. С. Имя японца не помните?
И. Г. Да я его и не спросил.
А. С. А что потом было?
И. Г. Я подарил японцу пачку сигарет и пошёл к своим. Правда, он не хотел её брать, но переводчик ему что-то сказал и тогда он взял. Больше я этого японца не видел — всех ходячих отправляли в лагеря военнопленных. Отправили и его…."
Второй десант, значительно более крупный, чем в Торо, высаживался также в первый день операции в порту Маока (ныне г. Холмск), могущим стать базой для развертывания переброшенных из японской метрополии войск, усиливавших сахалинскую группировку.
Гарнизон Маока включал два кадровых пехотных батальона 88–й пд, усиленные артиллерией и минометами; была оборудована полевая оборона города и порта. Имелось и ополчение — но, нас оно беспокоило намного меньше, чем неплохо подготовленные и относительно прилично вооруженные кадровые части. Сделанные летчиками фотографии не только вскрывали почти всю систему обороны, но и позволили установить местонахождение казарм японской пехоты. А главное, в порту был обнаружен легкий крейсер "Китаками" (тип "Кума", корабль устаревший, но способный доставить немалые неприятности десанту — 7000 т водоизмещения, по состоянию на 1945 г. переоборудован в "десантный крейсер", вместо 7 140–мм пушек нес 4 127мм, зато шесть десантных плашкоутов, мог принимать на борт батальон морской пехоты).