— Командовать передовой ротой, это высокая честь! Идите и будьте достойны… хорошо умереть, трусливый гайдзин!
Даже разведданными не поделился. Кто там, где? У макак считается, что генерал должен решать — а подчиненные, исполнять не задумываясь. Командующему виднее! Интересно, после неминуемого разгрома у него хватит хваленой японской чести, самому вспороть себе пузо? А я не нанимался подыхать за этих жёлтых макак! И их главной макаке — императору, я ничего не должен! Я присягал Рейху и фюреру. Теперь Рейха нет, и фюрер если и жив, то недолго, уж Сталин не настолько добр, чтобы не казнить такого врага, коль поймал! Значит, я свободен от присяги и могу позаботиться о себе сам! Только как?
Кретины! В колонне одни танки! А, где-то в хвосте плетутся несколько грузовиков с пехотой. И мы обогнали кого-то по пути. Значит, идти в бой придется без панцергренадер! А у русских солдат есть гранатометы, не хуже чем "панцерштрек", и влепить из него в борт танку, переползающему через траншею, очень легко! И в горячке боя пленных не берут! Я не хочу умирать, на чужой земле, вдали от фатерлянда. Желтомордые даже хоронить меня не станут, просто бросят, как собаку. Если с танком не сгорю!
И тут завыло, загрохотало. Артиллерийско — минометный налет, и калибры не меньше пятнадцатисантиметровых! Хорошо, по середине колонны, и даже ближе к хвосту, вот не завидую пехоте на грузовиках! И команда по радио — за год службы, Фогель научился если не свободно говорить по-японски, то хотя бы четко понимать командные слова. Вперед — что ж, разумно, броском выйти из-под обстрела. Не нравилось лишь дефиле впереди, его так легко было накрыть огнем! Но проскочили свободно.
И тут впереди засверкали выстрелы танковых пушек. "Пантера", идущая впереди, вспыхнула как костер. Двенадцатисантиметровые — кошмар для панцерваффе, с сорок третьего года! Пожалуй, макака — генерал рассудил правильно: единственный наш шанс против русских "толстокожих", это быстро сорвать дистанцию, вблизи друг друга взаимно пробиваем, но у "пантеры" пушка скорострельнее. Вот только "пантера" не Т-54 и даже не "тройка", не настолько подвижна! А у русских там стреляют не меньше полусотни стволов, даже если мне чертовски повезет разменять свой танк, свою жизнь на один русский, то сам все равно сгорю — а я не хочу умирать на этой войне, за каких-то желторылых, не хочу! Стоять, идиот (это мехводу)! За дымом — они нас не увидят! Макаки, чего уставились, все? Не понимаете, что в бою надо не только вперед? Кретины. Ну что ж… другого случая не будет!
— Цель справа десять, танк. Стреляем, и сразу вперед, бронебойным заряжай!
Заряжающий нагнулся к боеукладке. Это хорошо, из всего экипажа он самый опасный! Наводчик, водитель и пулеметчик — все спинами ко мне, да еще и смотрят в оптику. А заряжающий глядит на командира, сидит у него в ногах — и под его рукой штатный МР-40 на борту закреплен. У остальных танкистов оружия нет, кроме тесаков — вакидаси на поясах. Обезьяны, у вас в других танках, даже легких "ха-го", вот как там втроем вообще поместиться можно — командир с длинным мечом — катаной, с ней же из горящего танка выскакивать неудобно! Ну, ваша дурь, хуже лишь вам!
Рука скользнула к потайному карману, нащупала "браунинг", взятый у пленного англичанина в Тобруке. Заряжающий умер первым, ткнулся головой в боеукладку, тонкий ручеек крови из дырки в голове. Хорошо, что не парабеллум — были бы все мозги на броне, фу, грязно. И другие макаки успели бы сообразить — но звук у браунинга тихий. Вторым умер наводчик, обмяк на сиденье. Пулеметчик заорал что-то, схватившись за тесак — ну и как он будет колоть назад, вывернувшись со своего кресла? Он умер третьим, тем временем мехвод отчаянно пытался открыть люк, будь крышка откидной, а не сдвигающейся вбок, у него был бы шанс, а так он успел лишь высунуть голову, и рухнул обратно, с пулей с спине.
— Отчего в плену у русских должно быть хуже чем у этих косоглазых? — подумал Фогель — я не эсэсовец, не каратель, не состоял в НСДАП, ничем не провинился против их населения и пленных, не то что кретины из Одиннадцатой танковой или панцер — СС. Честно воевал, причем большей частью — с англичанами. Как мой бывший командир, фельдмаршал Роммель. И если он теперь командует армией штутгартского правительства — то какие у русских претензии ко мне? По крайней мере, на расстрел у них я точно не заработал!
Майор повернулся на сиденье, и скривился от боли: задница и спина, по которым прошлись палки, были покрыты кровоточащими шрамами. Меня, чистокровного арийца, избили какие-то обезьяны! Что ж, перед русскими это будет доказательством, что он, Фогель, в этом бою выступил на этой стороне не по своей воле, его заставили насильно! Но стоит ли упустить случай, совершить и свою личную месть? Если она еще и послужит ему оправданием?
Хорошо что "пантера" проектировалась из расчета на европейцев, а не на мелких японцев. И так, сваленные вниз трупы наводчика и заряжающего сильно мешали. Фогель сам зарядил бронебойный, и развернул башню. В прицел попал "Чи — Ха", ползущий метрах в пятистах. Ну, получи, макака, отправляйся к своей Аматерасу — а я пока поживу на этой земле! Горишь, хорошо, следующий!
Наверное, лучше было бы затаиться. Но злость на проклятых макак была сильнее. И снаряды, летевшие спереди, были намного опаснее тех, что сзади. Глупые макаки, у вас на легких "Ха — Го" вообще нет приборов наблюдения, даже тримплексов, только открытые смотровые щели, на "Чи — Ха" единственный и крайне примитивный прибор у командира — в то время как опыт Восточного фронта показал, хорошо видеть все поле боя, это жизнь или смерть! Так что вряд ли его измену быстро обнаружат с танков, идущих позади — и имеет смысл показать русским, на чьей он стороне. А вдруг "папа Эрвин" не забыл еще своего подчиненного, и замолвит словечко? И, вернувшись в фатерланд, удастся еще и продолжить службу, и может даже, в новом чине? Ведь и Фольксармее будут нужны опытные офицеры — танкисты, прошедшие всю войну. А если и придётся снова воевать, то на стороне русских — по сравнению с адом Восточного фронта любая война покажется охотничьей прогулкой в Швабском лесу!
И вдруг все стихло. Только горели танки. Сидеть здесь дальше было бессмысленно, и Фогель решился. Сначала он высунулся наверх, и привязал к антенне полотенце. Затем развернул башню стволом назад, и полез к управлению. Пришлось повозиться, откидывая тело мехвода — такой маленький, а тяжелый! И вперед, в русский плен! Было страшно, что сейчас в "пантеру" ударит снаряд — а когда 12 см калибр пробивает броню и разрывается внутри, у экипажа шансов нет, и те, кого лишь иссечет осколками и оглушит взрывной волной, еще позавидуют своим убитым товарищам, заживо горя и не в силах выбраться наружу. Но никто не стрелял, Фогель проехал с километр, или чуть меньше, и вдруг увидел прямо перед собой русский танк с огромной пушкой, нацеленной прямо в лицо. Поспешно заглушив мотор, немец высунулся из люка, размахивая носовым платком. К танку уже бежали русские солдаты с автоматами.
— Нихт шиссен! Я сдаюсь, и готов сотрудничать! И не имею никакого отношения к желторылым обезьянам!
Учителем был — им в душе и остаюсь! Все прикидываю, а как бы я после своим ученикам рассказывал обо всем? Если сумею все ж в школу свою, под Тамбовом, вернуться. В тридцать девятом призвали, в артиллерию, лейтенантом запаса, на финскую не попал, но домой не отпустили, в сорок первом старлей, под Сталинградом капитан, сейчас уже подполковник — вот не хотелось бы до генерала дослужиться, тогда точно из кадров никак! Ранен был в сорок втором, летом, а дальше как-то везло! Воистину, "святой полк", как мы новые машины, на средства Церкви построенные, получили, новенькие СУ-122–54, с нарисованной на броне головой древнерусского воина в остроконечном шлеме, так до конца войны один лишь экипаж полностью вместе с машиной сгорел, Саша Симоненко, уже в Берлине, под снаряд "мауса" попав. Хотя Т-54, как и Су на его базе, машина очень серьезная — в лоб снаряд "тигра" с дальней дистанции держит. Ну а вблизи, или в борт — старайся не зевать, не подставлять! Вот "ахт длинный", 88/71, он и "пятьдесятчетверку" пробивает, не говоря уже о калибре 128 — но это звери редкие, и заметные издали очень хорошо. А что у японцев есть?
Листаю альбом, что нас разведка снабдила. Силуэты и данные японских танков — вот не пойму, у самураев наиболее массовые, это легкие "Ха — Го" (наш аналог, это Т-26, довоенный, сейчас и не встретишь таких в строевых частях) и "Чи — Ха", примерно как немец — "тройка", ранних моделей, еще с короткой пушкой (тоже, привет из сорок первого года!). Есть и более опасные — на следующих страницах изображены "Чи — Ну", равноценны немецким "четверкам", тоже ранних, которые с "окурком", "Чи — То", тут самураи явно пытались "пантеру" копировать, внешне даже похож, но по характеристикам, скорее поздняя "четверка" с длинной пушкой, и "Чи — Ри", это вообще смех! Образцом для подражания явно был "тигр", но вышло, "труба пониже, дым пожиже", и очень намного! Пушка калибром 75, как на "Чи — То", вес тридцать семь тонн, до тяжелого явно не дотягивает, и даже для такой массы броня слабовата — а вот зачем самураям вторая пушка 37мм в лобовом листе, взамен курсового пулемета, совершенно не пойму! Чтобы экономить боекомплект главного орудия при стрельбе по маловажным целям? Так этот снарядик осколочно-фугасное действие имеет ну совершенно недостаточное, против пехоты и противотанковой артиллерии, и даже Т-34, которые тут, на Дальнем Востоке, у нас еще встречаются, этот калибр тоже не пробьет! Единственное здравое объяснение, что японцы ждали встретить на поле боя такого же противника, как они сами — легкие жестянки в первой линии, тигроподобные во второй, и против каждого, свой калибр. Ну а что они против нас готовят? Да и написано в альбоме — что последние два типа, о запуске их в серию данных нет. А "Чи — Ну" выпущены в малом числе, состоят на вооружении всего одной японской дивизии.