— Завтра? — повторил Милов несколько оторопело. — Не уверен, что смогу так сразу… сделать все необходимые приготовления.
— Мистер Милф, мисс Блумфилд предполагала, что могут возникнуть затруднения. Но мы — большие друзья, работаем по соседству, и договорились всё уладить. Вы не должны задерживаться. Мы берем на себя…
— Нет, — сказал Милов. — Не мой вариант.
Он давно привык избегать денег, появляющихся неизвестно откуда. Нет, Еву он ни в чем не подозревал. Но ее провести было проще простого, в этом Милов был более чем уверен. Во всяком случае, именно так он и должен был реагировать на неожиданное предложение. Как говорится, хоть беден, да честен.
Кажется, его сомнения были восприняты правильно.
— Не беспокойтесь: никто не собирается делать вам подарки. Всё в порядке вещей: дают кредит. Близким друзьям Евы известно кое-что и о вас, так что мы нашли выход. У вас здесь будет возможность немного заработать — сможете рассчитаться, и еще останется кое-что.
— Предлагаете лекции? — оживился он. В один из его приездов к Еве ему удалось прочесть небольшой курс лекций в тамошней полицейской академии, и несколько поправить свои дела.
— В этом роде, — сказал Хоксуорт. — Как это у вас называется — обмен опытом, не так ли?
Опыта Милову было не занимать, на этот счет он был спокоен.
— Итак, можно передать Еве, что вы прилетите?
— Уже укладываюсь.
— Очень хорошо. Мой приятель — он сейчас по делам в Москве — завтра занесет вам билет и деньги. Виза у вас, по ее словам, открытая?
— Совершенно верно.
— Тем проще. Вылетайте. А в аэропорту я вас встречу. Из Москвы летите до Франкфурта, там пересядете на прямой — в Атланту. Итак, о’кей?
— О’кей.
— Ждем.
И зазвучали гудки отбоя. Без долгих послесловий и прощаний.
— Забавно… — пробормотал Милов, усвоивший уже привычку одиноких людей разговаривать вслух с самим сот бой. — Выходит, что…
Остальное он додумал безмолвно. Снял трубку, по памяти набрал номер. Дождавшись ответа, сказал негромко:
— Мерцалова мне.
— Как доложить?
— Отставник Интерпола.
— Обождите у телефона.
И почти сразу прозвучало:
— Мерцалов.
— Добрый вечер, Миша.
— А, привет, привет, — ответили ему. — Ну, что слышно?
— Наверное, завтра не увидимся.
— А что стряслось?
— Уезжаю. Как и предполагалось. Вот, укладываюсь.
Там помолчали. Потом уточнили:
— Значит, звонок был.
— Не совсем такой.
— Ничего. Суть не меняется. Или, по-твоему, что-то не так?
— Конечно, не так, — сказал Милов почти сердито. — Что Ева попала в аварию — это как, нормально?
— Увидишь на месте. Ты в форме?
— Процентов на девяносто.
— Мало. Нужно сто двадцать. Видимо, мы должны повидаться.
— Не остается времени.
— Значит, увидимся сейчас, — ответили с того конца. — Подъезжай, не медли. Только не сюда. Ко мне домой. Кстати, и ребята обещали подойти: Эскулап, Географ… Распишем пулечку, раздавим пузырёк, может быть, поболтаем за жизнь. Эскулапу не лишне показаться заодно. А Географ грозится накормить досыта самыми свежими сплетнями о мире. Словом, надо тебе прибыть немедля. — Мерцалов помолчал. — А вообще интересно… Десятерная втемную, нет?
— Хуже, — сказал Милов. — Мизер втемную. — И повесил трубку.
Глубоко вздохнул. Поморщился, представив себе долгий, нудный полет. Но тут же глянул на фотографию Евы, улыбнулся и полез в стенной шкаф — за многострадальной дорожной сумкой.
3
(Начат обратный отсчет: 240 часов до)
Поболтали действительно в свое удовольствие. Выпили самую малость хорошего вина. Расслабились. Пульку, впрочем, расписывать не стали — решили отложить до миловского возвращения.
— Да и я, кстати, успею вернуться, — сказал Мерцалов. — Тут у меня возникла приятная возможность: небольшой круиз по ближним морям-океанам. Подышу соленым воздухом. А то давно уже…
Происходил Мерцалов из моряков, и время от времени уходил в море по каким-то своим (как предполагал Милов) делам. Он и Милов служили в разных конторах, но контактировали издавна.
— Эти мне моряки, — сказал Эскулап. — Давай-ка я лучше, раз уж так получается, погляжу на тебя в натуре, Даниил-Заточник. Ты ведь и прививок наверняка не сделал?
— Вот-вот, — сказал Мерцалов. — Нашего медикуса хлебом не корми, дай только уязвить кого-нибудь длинной иглой. У него, как ты понимаешь, всегда случайно в кустах оказывается рояль.
— Omnia mea mecum porto, — процитировал Эскулап.
— Что означает: он никогда не выходит из дому без порток, — весьма вольно перевел Мерцалов. — А ты, Географ, тоже не удержишься от напутствия убывающему?
— Да ну, — сказал четвертый из присутствовавших. — В школе по географии у него всегда были пятерки. Даже когда он ни черта не знал. А с памятью у него вроде всё пока еще в порядке. Главное, мент, не забудь: в круглых числах — двести сорок часов. И маленький плюс-минус. Но на плюс не очень полагайся, лучше рассчитывай на минус. Двести сорок часов. Это у меня все. — Он зевнул. — Господи, на рыбалку никак не выбраться. Люблю хорошую рыбалку, люблю, когда основательно клюет на живца, когда удочка гнется, да не ломается…
— Сачок бы не прорвался, — сказал Мерцалов. — Только по-моему у тебя еще что-то осталось на душе, Америго Везуччи.
— Мир полон слухами, — задумчиво проговорил Географ. — Где-то дешевеют бананы, дорожают грибы. Для примера могу назвать парочку рынков в низких широтах. Хотите?
Они захотели, и он назвал.
— Твою контору это заботит, — сказал Мерцалов.
— Словно бы твою — нет? — откликнулся Географ.
— Да, — сказал Мерцалов хмуро. — Ходил Ваня по грибы. Да весь вышел.
— А что стряслось? — спросил Милов настороженно.
— Видно, волки съели. Подробностей пока не имеем.
— Может, в дырку провалился?
— Дырки — те, что мы знаем — по сведениям, не замешаны. Кстати, их практически уже кончают замазывать. Но может быть еще какая-то — или какие-то — о которых мы не знаем. Вот попадешь ты, Данила, в лес — гляди под ноги. Хорошо бы в лесу, конечно, повстречать девицу-красавицу, с большой родинкой под левым глазом, на самой на скуле, — она, глядишь, и вывела бы…
— Ваню не вывела, — сказал Географ.
— Да ладно, — сказал Эскулап. — Что мы всё о делах; не на службе…
— А служба у нас такая, — сказал Мерцалов, — а служба у нас простая, усёк, полицист, насчет политики цен на грибы и прочее? Запомни на всякий пожарный.
— Ладно, — сказал Милов. — Все будет о’кей.
— Вот ножки подводят, — сказал Эскулап. — Для такого мужчины ножки, скажем прямо, тонковаты. В футболисты он не годится. Ладно, поглядим, чем тут можно помочь…
— Значит, так, — сказал Мерцалов. — Ты, видимо, всё усвоил. Теперь катись-ка спать, пенсионер, отставной козы барабанщик. В шесть утра навестишь Эскулапа, он тебе нарастит мускулатуру, доведет до кондиции, — не верти носом, приказ! Потом увидимся с тобой в одно касание — и прощай, Макар, ноги озябли. А досматривать сны будешь в самолете.
— Только, Эскулап, чтобы никакого металла, — сказал Милов.
— Учи ученого. Как тебя предчувствия — не одолевают чрезмерно?
— Да нет, — пожал плечами Милов. — Как будто бы в норме.
— Ну, — сказал Мерцалов, — по последней, что ли? За тех, кто в море… и на холоде.
Каждый потянулся к своему бокалу.
Вроде бы веселым был трёп, да и вся обстановка легкой; но, судя по выражению лиц, все четверо были чем-то всерьез озабочены.
4
(228 часов до)
Такими были последние до нынешнего дня предчувствия: из категории немедленно исполняющихся. Так что можно было надеяться на то, что сегодняшняя тревога если и получит обоснование, то лишь в более или менее отдаленном будущем, но никак не сейчас.
Конечно, если бы и произошло что-то, — упал самолет, например, — то пожалела бы о Милове, наверное, только Ева. Открыто, публично. А другие люди тоже пожалели бы — но никто посторонний об этом так и не узнал.
«Черт, — подумал он сердито, — что, больше уж и думать не о чем, как о собственной кончине? Хотя — почему бы и не подумать заблаговременно? Ведь когда она придет, думать будет, вероятнее всего, некогда».
Самолет же так и не упал. Аккуратные и умелые немецкие пилоты закончили полет без происшествий.
В Атланте было и в самом деле тепло. Даже жарковато, как подумалось Милову.
Он, со старой сумкой, что составляла весь его багаж, без труда прошел контроль. Ступил на территорию великой страны. Постоял несколько секунд, представляя, что всё в полном порядке и вот сейчас Ева поспешит ему навстречу, широко раскинув руки, улыбаясь и как всегда не обращая внимания на то, что об этом подумают. Впрочем, она была самостоятельной женщиной, ни от кого не зависевшей. Все-таки медики в Штатах — не самые бедные люди.
Однако, Евы не было, да и не могло быть. А навстречу ему не быстро, но и не очень медленно шел, скорее всего, тот самый Хоксуорт, что принял в Еве и в самом Милове столь горячее участие.
5
(226 часов до)
Отличная машина неслась по отличной, оживленной дороге уже более получаса, а город всё не начинался, и непохоже было, что скоро начнется. Южный сельский пейзаж скользил за открытыми окошками, теплый ветер залетал в машину и вертелся там, ероша волосы. Мелькали ограды, дома, автомобили, рекламные щиты, дорожные знаки, бензоколонки, придорожные кафушки, непривычного облика рощицы, люди… Милов глядел с любопытством: все-таки, плохо он знал эту страну. Хоксуорт, сидевший рядом, время от времени закуривал, медленно, спокойно выпускал дым. Похоже, судьба Евы его не очень волновала — или же ничего серьезного женщине не грозило. Но тогда она могла бы позвонить и сама…
— И как же это все-таки получилось? — спросил Милов, забыв, наверное, что уже дважды задавал этот вопрос, и дважды же получал ответ.
— Подробностей я не знаю, — ответил его спутник точно так же, как и раньше. — Можно будет выяснить в полиции.