суждать-то? При ней, что ли? Глупо. Эх, Славка, забыл ты свою дворовую юность! Вспомни, где мы опыта набирались? Только у старших товарищей.
— Ты мне зубы не заговаривай. Итак, вопрос с Настей решен, ее я беру на себя. Ты будешь морочить эти самые штучки Жорке Митрофанову. Тема у тебя имеется — Рауль.
— Слушай, а почему он до сих пор бегает? Я не понимаю! Мы же все решили, когда я уезжал. В чем дело? Или у тебя появились возражения?
— Они, Саня, могли появиться только у министра. А вот чтоб их не было, мне, старому и больному человеку, пришлось сочинять целую петицию, в которой обосновывать каждый шаг, каждое слово! И проделать эту операцию так, чтобы никто, кроме министра, эту петицию не видел и ничего о ней не слышал! Думаешь, легко?
— Я так не думаю, и ты это прекрасно знаешь. Но почему до сих пор не сдвинулось? Ты нашего Костю задействовал, как я просил?
— Я все задействовал, что мог. А теперь вот сижу и жду.
— Когда он сбежит?
— Хрен он сбежит! За ним добрый десяток глаз приглядывает. Ну и за его молодцами — тоже. Знаешь, где они приземлились? В старой «Центральной», что на площади. Их, вместе с этим Саркисовым, восемь человек, два больших номера занимают. А числятся еще в Чечне, на маневрах. Опыт, блин, изучают!
— А Саркисов нам не помешает?
— Ну а кто его станет приглашать? Я этот вопрос отдельно обговорю. Но еще до вечера снова свяжусь с Москвой, может, министр разродится, наконец… Тогда вообще без проблем. У меня уже все по данному вопросу продумано, ты не беспокойся.
— А чего мне беспокоиться? — Турецкий пожал плечами. — Оперативка на тебе. А я только сижу себе и мысли изрекаю. Когда они приходят в голову. Если приходят.
— Да, Саня, — как-то разочарованно протянул Вячеслав, — быть тебе с такими задатками генеральным прокурором. Только меня уже к тому времени рядом с тобой не будет, чтоб постоянно указывать тебе на ошибки.
Друзья посмотрели друг на друга и расхохотались. Но их веселье нарушил звонок Славкиного телефона.
— Кто бы это мог быть? — озадаченно спросил он у Турецкого.
— А ты спроси, — все еще смеясь, подсказал «верное решение» Александр.
— Действительно… Грязнов, — сказал Вячеслав в трубку и услышал в ответ:
— Вячеслав, бегом ко мне! С тебя пузырь!
— Ах, это ты? — узнал Грязнов, прикрыв микрофон ладонью, шепнул: — Горбенко… Слушаю, Сидор, ласка моя! Неужто ответ пришел?
— Да какой! Я ж и говорю, с тебя пузырь!
— Сидор, ты гляди, чтоб ни одна душа…
— Да что ж я, совсем дурной?
— Бегу!.. — Вячеслав отключился и пояснил Турецкому: — Ответ из министерства. А раз с меня пузырь, значит, дело выгорело. Саня, отдыхай пока, а я вернусь, скорее всего, с визой на задержание. Поэтому тебе будет что обсудить с Жоркой, пока Настя охмурит этого клиента… Если вдруг… хотя, нет, ничего не будет. Меня введут в курс дела.
4 Смуров удивился предложению Грязнова встретиться вечерком и поужинать вместе, а заодно обговорить некоторые вопросы, что уже не терпят отлагательства. И как ни пытался Алексей Петрович выведать у Вячеслава суть интереса, Грязнов усиленно, так чтоб это было даже дураку заметно, темнил. И мекал, и хмыкал, и нечленораздельно что-то бормотал, но заканчивал одним: надо встретиться, чтоб потом не обижаться и не говорить, что, мол, коллеги якобы поступили не по-товарищески. А что вопросы будут серьезные, Смуров мог не сомневаться. Как и Георгий. В общем, договорились. Но с непременным условием, чтоб без лишних ушей и глаз. То есть вчетвером. Ну, может, дама одна согласится разделить компанию, точнее, разбавить ее, но Настю они все уже хорошо знают, да за нее и сам Вячеслав готов поручиться хоть перед Господом Богом. Она не помешает, наоборот, меньше будут привлекать к себе внимание соседей четверо совещающихся, словно заговорщики, мужчин.
А почему в номере нельзя? Можно, но зачем? Разговор-то неофициальный, однако для кого он важнее, еще надо подумать. Вот, Александр Борисович только что вернулся. Он посетил все ближайшие губернии и имел продолжительные и весьма конструктивные беседы с их руководителями. И некоторые вещи есть принципиальные. Надо бы самим сперва разобраться, чтобы в запальчивости не наломать дров. А это ведь несложно, и, главное, не исключено, что будет многими наверху воспринято как конструктивное и своевременное решение. Так что смотрите, ребята… Что называется, вам жить…
После такой преамбулы возражения отпали. Правда, Смуров намекнул, что раз уж будет присутствовать дама, то, может, неплохо бы обеспечить ей и кавалера? А таковой имеется. Намек был слишком прозрачен. Но Грязнов его не понял. Он же, в конце концов, тупой генерал, а никакой не мыслитель. И он брюзгливым тоном ответил:
— Это про того хмыря горбоносого, да? Нет, он нежелателен. Кстати, у меня будут и на его счет кое-какие соображения. Не надо, сегодня он лишний. В другой раз — посмотрим. И если Настя согласится, что вряд ли, кажется, он ее уже достал, она его на дух не выносит. Хотите, чтоб она это вслух, за столом, объявила?
— Нет, ну, в таком случае, конечно… — взял свое предложение назад Смуров.
— Жорке скажите, ладно? А то у себя его нет, а номер его мобильника я не знаю.
Лукавил Вячеслав, прекрасно помнил он номер Митрофанова, но какое это может иметь значение? Не знает, значит, и не знает…
Итак, дело сделано, предложение принято, даже Настя поначалу особых возражений не высказала. А ей сегодня отводилась роль особой важности. Она должна была пару-тройку раз пригласить на танец Смурова и поводить его так, чтоб у него во время танца все осторожные мысли сошлись в одном известном месте, где вообще-то положено находиться не им, а только лишь воспаленным желаниям. И когда Грязнов, с присущей ему наивной откровенностью, добрался в изложении своего плана до этой пикантной подробности, Настя, в душе такая же авантюристка, как и Вячеслав, тем не менее сделала вид, что чуть ли не оскорблена в своих лучших чувствах от такого непристойного для серьезной дамы предложения. Но Грязнов, если уж загорался идеей, даже чудовищной, то держался за нее цепко.
— Ну, Настя! Никакого ж риска! Ты только сделай так, чтоб он, кроме тебя, какую-то минуту-другую ничего вокруг себя вообще не ощущал, и все! Такая малость! Зато какое дело провернем! Ну, чего ты, я ж тебе не спать с ним предлагаю!
— Еще чего?! — прямо-таки взвилась она. — Да мне легче с трупом обниматься, чем с этим засранцем!
— Ну, Настя, ну, разок всего!.. — канючил Грязнов. — А потом проси чего хочешь — все исполню, слово даю!
— Слово? — с многообещающей коварной ухмылкой, раздув тонкие ноздри, вдруг переспросила она. — Ладно… Ну смотри, Слава, может, я у тебя прямо сегодня потребую исполнения своего желания. Готов?
— Чем хошь поклянусь! — Он даже перекрестился, что у него выглядело забавно.
— Верю. А потому сделаю, как ты просишь. Но — тогда уж и ты, дружок, не ревнуй!
— Ну, ты все-таки не очень, — пошел было на попятный Вячеслав, но она лишь злорадно захохотала.
Просто ведьма, другого слова не придумаешь, и ведь какая роскошная! Действительно, за ней хоть на край света… Этот Рауль не такой уж и козел. Они все, граждане южных республик, относятся в массе своей к русским женщинам довольно-таки по-скотски, чисто потребительски, но клюют на них, как оголодавшие щупаки — щучьи самцы. «Однако ничего, справимся, — сказал себе Грязнов, — как там наш народ-то выражается? Попадет и щучка на крюк!»
Перед тем как отправиться на «дружеский» ужин, Александр Борисович прочитал документ, привезенный Грязновым от Горбенко. Это был присланный из Москвы факс — докладная Вячеслава Ивановича на имя министра и «высокая» резолюция. Порадовало то, что министр хоть и долго тянул с решением, но принял его в самой жесткой форме. Наискось в левом верхнем углу стоял автограф: «Не возражаю». А дальше министр уже сам предлагал, как бы пользуясь идеей, подсказанной Грязновым, произвести все необходимые следственные действия, а затем передать дело подполковника Саркисова в Службу собственной безопасности Министерства внутренних дел. И — автограф.
С таким автографом песенка горбоносого наглеца была спета. Но узнает он об этом из уст своего прямого начальника. Вячеслав Иванович не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать, как Митрофанов прикажет своему верному псу Саркисову сдать оружие и документы, а затем передаст его в руки Грязнова, который немедленно прикажет застегнуть у него на руках браслеты, и вот уже в таком виде подполковник поступит в полное распоряжение оперативно-следственной группы Генеральной прокуратуры. Для чего такие строгости? А чтоб не сбежал! И хоть ты лопни, ничего Митрофанов не сможет сделать для облегчения участи собственного помощника по разным темным делам. Больше того, с этой минуты Жорке будут сниться тревожные сны: не продаст ли его Рауль? Ведь собственная судьба повиснет на ниточке, оборвать которую тому же Раулю никакого труда не составит. И они оба — Саркисов и Митрофанов — это очень скоро поймут. Вот когда начнется шантаж! Вот когда они начнут лепить одну ошибку за другой! Ничего, ничего, есть крюки для щук…
Итак, была разработана общая диспозиция. Определили роль каждого, включая Вениамина Грача и Анастасию, сидевшую в кресле с индифферентным видом — бокал красного вина в одной руке, длинная сигарета — в другой, нога на ногу… Господи, как страдал Вячеслав, не отрывавший от нее взгляда! Он даже и Турецкого слушал не очень внимательно, вздыхая время от времени и тем вызывая веселые, ехидные усмешки у своих товарищей.
А Веня был в первую очередь озабочен тем, как сработает его подопечный, которому за успешно проведенную операцию было обещано определенное снисхождение. Другими словами, его адвокату давалась возможность прямо хоть с завтрашнего дня ходатайствовать о досрочном освобождении своего клиента в связи с рядом смягчающих обстоятельств. Кстати, подготовка подопечного тоже потребовала определенных усилий и соответствующего денежного вливания — этот, едва ли не последний в Сибири настоящий «специалист» привык работать с вдохновением. И этим вдохновением у него была близко ему знакомая дама, с которой ему предоставили приятную возможность провести приятный вечер в ресторане, вкусно поужинать и даже потанцевать.