“Овладеть”.
– Ах, косноязычный иностранец! Ах, дай бог с ним терпения! “Овладеть”, скажите пожалуйста! И ведь ходит за ней по пятам, шаг за шагом и месяц за месяцем, все ждет, вдруг поймает удачу. Неловкие письма, медвежьи серенады под створчатым ее окошком, которое из-за них ей приходится закрывать, лишая себя удовольствия впустить освежающий ветер. У нее есть занятия и поважнее – завоевывать мир, например, ну и тому подобное, – кем он себя возомнил?
– Иностранцев можно травить, как волков. Можно забавляться, отпуская намеки, которых – в силу недостаточного знания языка – они все равно не поймут. Однако приходится помнить, что держать под рукой несколько иностранцев считается de rigueur[27]. Своим присутствием они создают атмосферу этакой космополитичности. А поскольку они часто бедны, то готовы браться за любую грязную, но совершенно необходимую работу. Кроме же всего прочего, они предостерегают нас от гордыни, постоянно напоминая – принять это, правда, непросто, – что существуют на свете места, где и мы окажемся иностранцами.
– Но все же так говорить с королевой!
– Иностранцы забывают, где их место, поскольку давно покинули дом. Пытаются через какое-то время вести себя с нами на равных. Разумеется, это риск, но он неизбежен. Разумеется, наша строгость терпит ущерб от их поистине итальянской цветистости. Не замечайте – отведите глаза, отклоните слух. В сущности, они безобидны, а если вдруг кто и зайдет дальше, чем следует, то, как правило, непреднамеренно. Королева, будьте спокойны, знает, как ей следует себя вести.
Колумб при дворе Изабеллы быстро приобретает репутацию придурка. Одевается чересчур ярко и пьет чересчур много. Изабелла после удачной кампании торжествует победу – одиннадцать дней подряд в Испании звучат псалмы и суровые проповеди. Колумб бродит вокруг собора, размахивает бурдюком. Устраивает безобразия.
– Только посмотрите на него: пьяный в стельку, лохматый, трясет большой своей головой, в которой нет ничего кроме дури! Дурак с блестящими глазками – мечтает о золотых кущах, которые якобы ждут его за гранью Западного Предела!
“Овладеть”.
Королева играет с Колумбом.
За завтраком обещает исполнить любую его просьбу, а после обеда делает вид, будто не припомнит, кто это такой перед ней, и смотрит на Колумба так, будто он прозрачное покрывало.
В день именин Колумба она призывает его к себе и, отпустив своих девушек, принимает в спальном будуаре, велит расчесать себя и позволяет коснуться груди. А потом призывает гвардейцев, отсылает Колумба чистить свинарник и конюшни и забывает о нем на сорок дней. Колумб, несчастный, сидит на сене, не сжеванном лошадьми, мысленно странствуя по морям в поисках несуществующего золота. Во сне он слышит запах ее духов, наяву – зловоние свинарника.
Королеву игра забавляет, она довольна.
Колумб убеждает себя в том, что, если она будет довольна, он скорее добьется цели. Возле ног его возятся поросята. Он стискивает зубы.
“Если королева довольна, значит, все хорошо”.
Колумб рассуждает:
Терзает ли она его лишь забавы ради?
Или: причина в том, что он, Колумб, иностранец, и королеве не внятен смысл ни слов его, ни поступков?
Или: причина в том, что палец – тот самый, на котором она носит кольцо власти, – запомнил дыхание его губ; что она им – как это по-вашему? – тронута? Наверное, тепло дыхания проникло сквозь кожу, проросло и дошло до самого сердца. Сердце королевы взволновано.
Или: причина в том, что она сама измучена противоречиями выбора – она хочет принять его дерзкий план, со всей пылкой страстью влюбленной женщины, но и в то же время хочет измучить его ею же пробужденной страстью, истерзать, рассмеяться злорадно ему в глупое заискивающее лицо.
Колумб тешит себя надеждой, что, мол, перед ним открылось море возможностей. Однако не каждая возможность утешает.
Изабелла – абсолютный монарх. (Муж ее – абсолютный ноль, минус, пустое место. Более мы о нем не упомянем.) Изабелла – женщина, кольцо у которой целуют часто. Для нее это ничего ровным счетом не значит. Изабелла привыкла к лести. И умеет ей противостоять.
Она – тиран, и в числе прочего в ее хозяйстве есть и этот бродячий цирк, где непрестанно кривляются четыреста девяносто болванов – среди них есть болваны уродливые, как смертный грех, и прекрасные, как румяный восток. Колумб для Изабеллы всего-навсего один из них, дурак номер четыреста двадцать. Такое тоже возможно.
Значит: либо она поняла, что он хочет найти землю, расположенную за Краем Света, и глубоко взволнована и, быть может, даже испугана, и оттого то льнет к нему, то шарахается прочь.
Либо: ничего она не поняла, и никакого дела ей нет до его планов.
“Что хочешь, то и выбирай”.
Понятно только одно: ничего не понимает сам Колумб. Однако нужно смотреть фактам в глаза. Она – Изабелла, королева, к ногам которой склоняется все. Он же, пусть и горластый, пусть в петушином платье, в каждой бочке затычка, – он ее тень, ее невидимка.
“Овладеть”.
С годами у мужчин эротические аппетиты гаснут, у женщин растут. Изабелла – последняя надежда Колумба. Он с годами теряет потенциальных патронов, партнеров, потенцию, интерес к интрижкам, шевелюру, любовный пыл.
Время тянется медленно.
Изабелла мчится верхом на коне, выигрывает баталии, вышибает из крепостей марокканцев, ее аппетиты растут с каждым днем. Она тем голоднее, чем больше проглотит земель, чем больше доблестных воинов отправит к себе в утробу. Колумб знает: еще немного, и он тут зачахнет, и бранит себя на чем свет. Нужно смотреть на вещи трезво. Нечего обольщаться. Здесь ему ничего не светит. Скоро его отправят чистить нужник. На этот раз он приставлен обмывать тела, а тела погибших отнюдь не благоухают. Воины, готовясь к битве, перед тем как надеть доспехи, всегда надевают подгузники, ибо всегда боятся, что кишечник от смертного страха сам собой опорожнится. Колумб создан не для этого. Колумб дает себе слово уйти.
Но это не так-то просто: лет Колумбу все больше, покровителей меньше. Коли он уйдет, о плавании на запад придется забыть.
Колумб, обнажающий тела, ни разу не попытался обнажить истину, не попытался понять, что, с философской точки зрения, жизнь человека полна абсурда. Колумб – человек действия и равнозначен делу. Отказавшись от плавания, он вынужден будет признать бессмысленность своей жизни. Это станет его поражением. Никому не нужный, никем не видимый, он, как пес, таскается за ней по пятам, ищет в глазах проблеск страсти.
“Денег и покровителей, – говорит сам себе Колумб, – ищут с той же страстностью, что и любви”.
– Она всесильна. К ее ногам падают крепости. Она изгнала евреев. Марокканцы готовы к сдаче. Королева сейчас в Гранаде, скачет впереди войска.
– Она всемогуща. Чего бы ей ни захотелось, она не знает отказа.
– Сны у нее пророческие.
– Во сне она видит то, что становится основой планов для непобедимых сражений; она раскрывает тайные заговоры, предотвращает измену, шантажируя тем, что узнала во сне, всех – и сторонников, дабы заручиться их дальнейшей поддержкой, и врагов, дабы на всякий случай заручиться поддержкой врагов. Во сне она предвидит погоду, находит линии переговоров, выбирает торговые предприятия, в которые вкладывает деньги.
– Она ест, как лошадь, и не толстеет.
– Земля обожает ее поступь. Тень шагов опережает сияние глаз.
– Лицо ее подобно цветущему полуострову, обрамленному морем волос.
– Сокровищница грудей ее неистощима.
– Уши ее подобны нежным вопросительным знакам, что свидетельствует об определенных душевных сомнениях.
– Ноги …
– Ноги у нее вполне средние.
– Она вся – неудовлетворенность.
– Победы ее не утоляют, вершины страсти недостаточно высоки.
– Смотрите: у ворот Альгамбры показывается Боабдиль Несчастный, последний султан последней твердыни последнего века Арабской Испании! Смотрите: он выехал сдавать город, и вот сейчас, в это самое мгновение, кладет ключи от крепости в протянутую ладонь королевы… Свершилось! Но едва тяжелая связка ложится к ней в руку, королева… зевает.
Колумб теряет надежду.
В тот самый миг, когда Изабелла со скучающим видом въезжает в поверженную Альгамбру, Колумб оседлывает мула. Когда она входит во Дворец Львов, по которому бродит долго и бесцельно, он уже мчит по дороге, нахлестывая своего скакуна, и быстро скрывается в облаке пыли.
Роль невидимки стала его проклятием. Колумб сдается. Он отказывается от нее, хотя и знает, что вместе с ней потеряет все. В бессильной ярости он мчится прочь, подальше от Изабеллы, скачет день, скачет ночь, загнав мула, и тогда Колумб взваливает на плечо дурацкие, пестрые, как у цыган, лоскутного шитья мешки, к тому же неприлично заляпанные дорожной грязью, и двигает дальше пешком.
Вокруг него простираются прекрасные плодородные земли, завоеванные для нее ее воинами. Колумб ничего не видит – ни красот долины, ни стремительного запустения крепостей, брошенных отступавшими, которые стоят среди высоких скал и следят за дорогой. Призрак погибшего мира, не замеченный разгневанным Колумбом, плывет вниз по течению рек, чьи названия Гвадал-тут и Гвадал-там, соединяя свой голос с голосами мертвого прошлого, оставшегося лишь в отголосках здешнего эха.
В небе высоко над головой выделывают сложные фигуры терпеливые канюки.
Мимо Колумба проходят длинные колонны евреев, но Колумбу нет дела до чужого горя. Кто-то пытается продать ему меч толедской работы – Колумб отталкивает продавца. Отказавшись от