ду радостных новостей.
И вышел.
Едва дверь затворилась, Альтсин сглотнул и потянулся к кубку. Вода была отвратительна на вкус.
– Вот мы вляпались, – прохрипел он через миг-другой, игнорируя рычание кишок.
– Это точно, сидим по уши в говне. – Керлан кивнул и сделал мощный глоток прямо из кувшина.
– Что теперь?
– Я предупредил бо́льшую часть людей, более-менее обсказав им, что следует искать, – проворчал Цетрон, почесывая голову. – Но секрет не удержать долго, и к полудню весь город вскипит. Проклятие, отчего это не драгоценности княжеской короны?
– С драгоценностями могла бы возникнуть проблема. Они, конечно, занимают много места, но уж князь сразу бы сообразил.
Они фыркнули коротким, нервным смехом. Толстяк сделался серьезным первый:
– Я вижу, что до тебя начинает доходить.
– Да с чего бы? – Альтсин потянулся было за водой, но остановился, не завершив движение. – Я просто прячу внутреннюю пустоту под циничными замечаниями и перепрыгиванием с темы на тему. Но ты не должен был меня в это вмешивать.
– Нет. Однако, едва я узнал о краже Меча, составил список известных мне безумцев, которые могли бы решиться на нечто подобное. И в нем было лишь одно имя.
– Я ведь обещал, что не стану гадить на твоей территории. По крайней мере не слишком сильно.
– Просто жизнь научила меня не доверять людям определенных профессий. Например, ворам.
– А жрецам?
– Жрецам – еще меньше.
– Тогда откуда эта дружба с Деаргоном?
– Мы начинали вместе. Почти сорок лет назад.
Вор присвистнул:
– Ну и ну. Ты – и Великий Казначей? Каким он был?
– Хорош. Отчаянно хорош. Твердая рука, железные нервы и чудесные идеи. Когда я его узнал, нам было по двенадцать лет – нет, он на год старше. Но уже тогда владел красноречием, как демон. Порой я шутил, что стоило бы ему стать странствующим священником.
– Ну и накаркал. Он предпочел более легкий кусок хлеба. Хотя, если посмотреть на это с другой стороны, профессию он как раз не сменил – разве что способ ее исполнения.
Цетрон сделал удивленное лицо:
– Это совсем не так. С его обращением произошла довольно удивительная история. Однажды, во время большой процессии – собственно, во время Дороги Жертвенности, – мы помогали людям делиться с ближними, и тут в толпу ворвались с десяток-другой тяжеловооруженных солдат. Это было еще во времена империи, жрецы Великой Матери поддерживались властью, а потому те решили устроить небольшую провокацию. Может, рассчитывали, что возмущенная толпа начнет беспорядки или что вспыхнет настоящий бунт и губернатор запретит проведение подобных церемоний, а то и вовсе закроет Храм Реагвира? Говорю тебе, мигом возникло бурление, давка, писк и паника. Стеклянное вместилище, в котором переносили Меч, удерживали двенадцать верных, толпа надавила на них, те покачнулись, один упал, и реликвия завалилась набок. И тогда, словно из-под земли, подле нее вырос Деаргон, ухватился за край, поддержал ее и так вот стоял среди безумствующей толпы, словно статуя. Только это я и успел заметить – после меня подхватило и повлекло дальше, я потерял его из виду.
Он глотнул из кубка:
– Мы встретились на следующий день – он был бледен и в смятении. Сказал, что должен изменить свою жизнь, порвать с грехами и всякое такое. Я ничего не сумел ему доказать. Двумя днями позднее он сделался послушником.
– Высоко взлетел.
– Верно.
– Помнил о старых друзьях?
– Конечно, он ведь не из тех, кто, едва разбогатев, принимается покупать себе дворянский титул и забывает, что отец его пас коров, а дед – и сам жрал траву. Но в последние годы мы виделись редко. У нас разные интересы, а жрец не должен слишком часто показываться в обществе кого-то такого, как я.
– Это он так сказал?
– Нет, я. Мне нужно заботиться о репутации.
– Ага. Ты ему когда-либо помогал?
– Несколько раз. То банда дуболомов попыталась сбивать деньги с паломников, то несколько послушников уступили искушению и принялись облегчать храмовую казну. Всякие мелочи. Он тоже раз-другой помог мне решить проблемы со стражей. В одном он прав – в последние годы Храм Реагвира увеличил свое значение. Двадцать лет назад в городе было пятнадцать монахов, а ежегодные празднества останавливали движение не больше чем на паре улиц. Теперь же – сам видишь. Но, собственно, отчего это тебя так интересует?
Альтсин осторожно потянулся. В спине что-то щелкнуло, но, к счастью, приступ тошноты был слабым подобием предыдущих.
– Мне он просто-напросто интересен. Кроме того, я считаю, что хорошо бы знать, верен ли он слову и исполнит ли свои обещания. Те, насчет поиска виновных и работы для палача. Говорят, в этом году в северном Карахене уродились прекрасные яблоки.
– А может, сразу в Меекхан?
– Там тоже урожай, говорят, неплох. Когда точно исчез Меч?
– Между полуночью и рассветом.
– Неплохая точность, чума на их голову. Может, стоит просто-напросто разослать герольдов. «Разыскивается кусок железа, весит около пятидесяти фунтов и выглядит как сломанный меч. Внимание, вблизи него возможны чудесные исцеления и внезапные приступы набожности».
Цетрон кисло скривился:
– Не пей больше с несбордцами.
– Я и не думал даже. Что с блокадой дорог?
– Храмовая стража, братья и наши люди обсели все дороги из города. Проверяют каждую телегу. Только то и хорошо, что на спине Меч всяко никто не вынесет.
– А порт?
Цетрон фыркнул:
– А как же, порт. Деаргон прижал таможенников, и теперь каждый корабль, что выходит в море, обыскивается от днища до кончика мачты. Даже рыбацкие лодки трясут.
– Это заблокирует работу всего порта. Будут проблемы.
– Если мы найдем реликвию, все разрешится само собою. Что это у тебя с лицом?
– Я как раз вспомнил, что отлив был за три часа до рассвета. Сколько кораблей вышло тогда в море?
Толстяк криво ухмыльнулся:
– Не ты один в этом городе соображаешь. Сто сорок два. Корабли для дальних морских перевозок, галеры, лангскипы, дромоны. Рыбацкой мелочовки я не считаю, поскольку никто их не регистрирует, но дополнительно их могло быть несколько сотен. Единственная наша надежда на то, что Меч еще не покинул город.
– Деаргон, кажется, твердо в этом уверен, но, если бы мне пришлось красть что-то навроде этого, я начал бы не с подкупа кого-то в Храме, а с поиска способа вывезти добычу за час. Однако я предпочел об этом не говорить.
– Мудрое решение.
– Ты уже упаковал вещи?
Цетрон странно глянул на него:
– Однажды я уже говорил тебе, что это – мой город. Я не сбегу из него, и никто меня отсюда не вышвырнет. Даже Деаргон.
– А кто говорит о вышвыривании? Он наверняка хотел бы, чтоб ты остался. Даже будет настаивать на этом. Очень, очень горячо, – парень со значением подчеркнул последнее слово.
– Это мои проблемы. Но не затем я тебя сюда вытаскивал, чтобы ты пророчил мне черное будущее. Для этого у меня есть Керлан.
Керлан тяжело вздохнул.
– Слышишь? И так он – все время. А ты принимайся за работу. С чего ты желаешь начать?
Альтсин поднял брови:
– Ты здесь главный.
– Я хочу, чтобы ты действовал самостоятельно. Мне не нужен еще один пес на сворке – но мне пригодился бы некто независимый. Может, тогда один увидит то, что пропустит другой. Итак?
– Лига знает?
Это был вопрос, с которого стоило бы начать. Лига Шапки объединяла все воровские гильдии города на условиях добровольного членства. Впрочем, тот, кто не желал делаться добровольным членом, быстро становился членом мертвым. Нынче анваларом Лиги был человек по имени Григас, вор и бандит, думающий словно вор и бандит. И это пророчило непростое будущее организации, которую не сумело уничтожить даже трехвековое меекханское господство. И было неясно, как он отреагирует на подобную весть.
– Пока что – нет. Да я и сам узнал только пару часов назад. Если дело не прояснится до полудня, мне придется его посвятить во все. С чего ты намереваешься начать?
Вор задумался, склонил голову, прикрыл глаза. Потом тяжело вздохнул. Думать сегодня было невыносимо трудно.
– Ладно. Я никогда не был в этом храме, за исключением главного нефа, конечно же. Расположение помещений, обычаи братьев ордена и стражников, время молитв, еды, разделение обязанностей. Это будет твоей работой, Цет. Не гляди так, у тебя – полно людей, а у меня опрос всех братьев занял бы несколько дней. Неплохо было бы знать всё: что кто любит есть, кто не слишком жалует ночные молитвы или работу на кухне и всякое такое. – Он вздохнул. – Проклятие, да я не представляю себе, как Деаргон собирается держать все это в тайне.
– Если послезавтра Меч пронесут во главе процессии – все слухи подохнут сами собой. Что ты станешь делать?
– Я займусь Мечом. Где он хранился, как его стерегли, какова была система охраны и заклинаний. И каким образом, проклятущее проклятие, можно было незаметно выйти из храма, таща на спине пятьдесят фунтов лома.
– Меч хранится в подземельях, где-то тут лежала карта. Раз в месяц его выставляют на три дня для публики перед главным алтарем. Раз в год – проносят в процессии. Он не был охраняем никакими заклинаниями, и при нем не стояла стража.
– Никакая?
– Семь футов длины и пятьдесят фунтов лома, как ты и заметил. Однако прошу тебя, контролируй язык рядом с духовными особами.
– Буду. А еще я попытаюсь добраться до Рвисса и Альмарика.
– Я уже послал к ним людей. Если они как-то с этим связаны, то…
– Это контрабандисты, ты и сам частенько прибегал к их услугам. Им нет нужды знать, что они везут, довольно и того, что клиент заплатил. Более важны их знакомства среди стервятников побережья.
– Что-то еще?
– Тридцать империалов. И еще сто в мелкой монете, можно серебром.
– Сто оргов в серебре? И тридцать в золоте?!
После второго вопроса Цетрон принялся подозрительно присматриваться к нему.
– У тебя ведь нет намерения покинуть город?..