– Я здесь, чтобы заключить сделку.
Она рассмеялась ему в лицо… даже хотела плюнуть в него.
– Один раз у нас уже был уговор, и, если запамятовал, ты не выполнил свое условие сделки.
– Сейчас выполню.
– С чего мне быть уверенной… и кто сказал, что меня это заинтересует?
– Заинтересует.
Она замерла перед столом и положила ладонь на поверхность, пытаясь напомнить Джиму, как она поимела его тут.
– Сильно сомневаюсь.
Ангел вытащил руку из-за спины, в которой, на коротком шесте… был флаг победы.
Девина нахмурила брови.
– Пожинаешь посеянное, верно?
Он лениво помахал флагом.
– У меня есть то, что нужно тебе. У тебя есть то, что хочу я.
Демон перестала дышать… хотя ей и не требовалось вдыхать/выдыхать для того, чтобы выжить. Он на самом деле предлагал… Джим отдаст ей одну из своих побед?
Ну, такое было в правилах, подумала она. По крайней мере, технически. Победа была его собственностью… и Девина допускала, что он мог передать флаг ей, если решит.
– Найджел знает, что ты делаешь? – мягко спросила она.
– Я говорю сейчас не о нем. Это – между нами.
А, значит, архангел закатил истерику… или просто не знал об этом.
И, если все сработает, счет станет два к двум, вместо одного к трем. Ситуация меняется кардинально.
Демон начала улыбаться.
– Скажи мне, любимый… что именно ты хочешь?
Но она и так знала.
Так-так, а сейчас игра становиться интригующей. И казалось, ее терапевт была права: с достаточным влиянием возможно перепрошить свой мозг… или чужой… чтобы добиться нужного результата.
И та краска для волос стоила того.
Как и говорилось в рекламе Л’Ореаль.
Девина подкралась к своему любовнику, ее лоно расцвело в этой напряженной тишине.
– Скажи мне, Джим, и я подумаю об этом. Но я хочу услышать от тебя эти слова.
Он ответил спустя какое-то время.
И когда он заговорил, его голос был громким и четким:
– Я хочу Сисси.
ЭПИЛОГ
Три недели спустя…
– Ты готова?
Кивнув, Мэлс, щурясь, посмотрела на полуденное солнце. Подняв руку и прикрыв ею глаза, она сказала:
– Я не могу дождаться.
Автомастерская «Рэдс» была из разряда тех мест, в которое обратился бы ее отец, кузовной ремонт и магазин запчастей, полный парней старой закалки, с тату из армии, маслом на лице и с гаечным ключом вместо компьютера.
И, в отличие от «Колдвелл Авто», они считали, что Фи-фи стоит спасения.
Старенький «Цивик» Мэлс выгнали под фанфары, под которые «Вест Кост Чопперс»[163] являют публике свои творения.
Но с другой стороны, древние колеса Мэлс, которые вернули к рабочему состоянию, – это какое-то чудо.
– О, вы только посмотрите на нее! – Мэлс подошла к машине, когда механик вышел из-за руля. – Это… ну, это настоящее чудо.
Чудо – единственное слово, которое пришло ей на ум: ее верная и надежная машина была излечена от катастрофических ранений и снова вышла на дорогу.
Честно говоря, она чувствовала сходство с «Цивиком». Она тоже пережила аварию, собрала себя воедино и уже готовилась выйти в свет. С помощью Фи-фи, конечно.
– Огромное вам спасибо, – пробормотала Мэлс, быстро моргая.
Быстрая подпись на каких-то бумагах, а потом она была на водительском сидении, скользила руками по рулю. Приборную панель пришлось частично заменить из-за неверно сработавшей подушки безопасности, и Фи-фи пахла иначе… немного напоминая чистое масло. Но звучала она по-прежнему, по ощущениям была той же.
Мэлс закрыла глаза на мгновение, когда к ней вернулась знакомая боль.
Потом она открыла их, потянулась к левому бедру и натянула ремень безопасности. Щелкнув замком, она завела двигатель и включилась в дорожное движение.
Прошлые три недели… проливали свет. Пугали. Были одинокими. Обличительными.
И ее утешением, не считая работы, стала запись всего произошедшего… всего, начиная от историй о ее отце, деталей о мужчине, в которого она влюбилась, и до последующего.
Ну, определенной части последующего.
Выехав на шоссе, она позволила другим машинам задавать ее скорость, не стала нетерпеливо обгонять их. По пути домой Мэлс заехала в продуктовый, потому что время ланча уже прошло, а она умирала с голоду и совсем измоталась, собирая вещи в своей комнате и загружая все свои пожитки в маленький грузовик U-Haul.
Она выходит на работу в Манхэттене со следующего утра, так что, может, вернувшись домой, поспит немного на застекленной террасе дома.
Забавно, она частенько занималась этим – ложилась на тот диван, который выглядывал в сад, подушка подпирала голову, ноги скрещены в лодыжках, плед натянут до живота.
Ей многое нужно наверстать по части сна.
После того, как Матиас умер на ее руках, она не спала несколько дней, ее мозг работал с неистовостью, Мэлс казалось, что она сойдет с ума. Она одержимо проигрывала все в своей голове, снова и снова, начиная со столкновения у кладбища и до момента, когда Матиас принял на себя ту пулю, у гаража. От него на больничной койке до них – в одной постели. От возникновения ее подозрений и до их краха.
До флэшки «СанДиск».
Замедляясь у растянувшейся стройки, она посмотрела на радио. Собравшись с духом, потянулась и покрутила ручку…
… скандальное расследование, проведенное «Нью-Йорк Таймс», о теневой организации, которая десятилетиями вела свою деятельность вне поля зрения нации, на родине и за рубежом…
Она выключила радио.
Смотря на девственно-новый капот, она сжала руки на руле.
После трех бессонных ночей и раздумий по поводу вариантов, она позвонила своему контакту в «Таймс» и поехала на личную встречу.
Она передала флэшку... и имя Исаака Роса… Питеру Ньюкаслу, со всего одним условием – не спрашивать, где она достала информацию, и чтобы он не пытался связаться с ней – ей нечего было добавить.
История прогремела прошлым утром, на передовице газеты, у которой имелись ресурсы, смелость и общемировая распространенность для того, чтобы совершить информационное правосудие. И скандал уже разразился, государственные службы наготове, сенаторы и конгрессмены яростно отбиваются от микрофонов и камер, а президент назначил беседу в духе «вопрос-ответ» с Брайаном Уильямсом[164] на девять вечера.
В конечном итоге, она решила передать статью всей жизни другому журналисту по двум причинам: во-первых, она любила свою собственную жизнь слишком сильно, чтобы рискнуть возможным возмездием. И, во-вторых, если она опубликует информацию под своим авторством, то, значит, она использовала Матиаса, что он был для нее всего лишь источником информации, что она помогла ему не по доброте душевной, но потому, что расследовала историю.
В том же духе он передал ей информацию, дабы доказать, что он был искренен… она передала ее другому, так, чтобы никто никогда не смог заявить, что она не любила его.
Не то, чтобы кто-то о нем знал.
В принципе. Не было ни одного упоминания о его смерти… и тела. Когда она вернулась к гаражу посреди ее семидесятидвухчасового периода умопомрачения, она наткнулась лишь на место преступления, вокруг которого снова поднялась шумиха.
Исчезло, все исчезло. Транспорт, личные вещи, все признаки проживания.
Джим Херон и его друг исчезли.
Конец следа.
Это было странно… она снова начала спать в ту ночь, когда вернулась из поездки
на Манхэттен, после встречи с Питером. Так она узнала, что правильно поступила с той флэшкой…
Она не ожидала, что еще раз услышит о нем.
Но потом, за три дня до раскрытия истории, он позвонил ей, чтобы сказать, что огромная статья готовится к печати… и предложить ей работу. Он сказал, что хочет видеть кого-то с ее цепкостью и фокусом в роли подчиненного… на этом она прервала его, объясняя, что источник передал ей файлы в таком состоянии; она ничего не сделала, чтобы собрать их, упорядочить, оформить информацию.
– Но ты добралась до источника, не так ли?
Ну, да. И в процессе разбила себе сердце.
В конечном итоге, она приняла предложение. Она же не дура… и была готова вернуться к тяжелому труду и сверхурочным. Может, это поможет справиться с болью…
Боже, она скучала по Матиасу.
Или, скорее тому, что могло быть у них.
Потому, что он сказал ей правду. Относительно всего.
Заехав на подъездную дорожку к дому мамы, она припарковала Фи-фи за U-Haul и не стала поднимать окно, потому что день был ясным, без дождя в перспективе.
Она съела свой сэндвич за кухонным столом, выпила имбирного эля и вытерла все на случай, если мама решит раньше вернуться с кэмпинга на Озере Джордж.
Кушетка?
Почему бы и нет... спасибо великодушное.
Выходя на уложенную плиткой террасу, она раскрыла раздвижные двери и ощутила приток тепла. Было семьдесят пять[165] на солнце, в воздухе пахло свежестриженной травой, потому что газонокосильщик приходил этим утром.
Кушетка была до идеального мягкой и удобной, Мэлс легла на нее и, взяв плед, использовала по назначению, натянув на ноги. Откинувшись назад, она перевела взгляд на цветы в горшках, кресло-качалку и массивное кресло с подлокотниками в углу. Все такое знакомое, такое безопасное.
Она не поняла, когда закрыла глаза и заснула… но спустя некоторое время ее разбудил странный шум. Царапанье.
Резко просыпаясь, она оторвала голову от подушек. По другую сторону москитной сетки была маленькая дворняжка, ее мех торчал под различными углами, голова была наклонена, а глаза под мохнатыми бровями – добрыми.
Мэлс села.
– Хэй… привет.
Животное снова заскребло лапой, но аккуратно, будто боялось повредить сетку.
– Эм… боюсь, здесь собаки не живут. – Они никогда не заводили животных. – Ты потерялся?
Она думала, что пес отбежит, когда она подойдет ближе, но он остался на полу, опустил пятую точку на землю, будто так было вежливо.
Когда Мэлс отодвинула сетку, он заскочил внутрь и обежал вокруг ее ног.